Полусемитские цивилизации Юго-запада
ГЛАВА I
История существует только у белых народов. Почему почти все цивилизации появились в западном полушарии
Теперь оставим эти живущие изолированно народы, менее других подверженные этническому смешению, которые в течение многих веков смогли сохранить свой образ жизни. Такое редкое зрелище мы уже видели в Индии и Китае. Предметом нашего рассмотрения будут народы, которые связали свои интересы, идеи, доктрины и судьбы с нациями совершенно иного типа и чьи общественные институты не были долговечны. Начиная с VII в. до н. э. мы будем свидетелями бурной истории большинства белых народов, где преобладает нестабильность и непостоянство цивилизаторской идеи. Рассуждая о событиях в индии и Китае, мы оперировали десятками столетий, а теперь будем измерять срок жизни цивилизаций в пять-шесть веков. Мы увидим, что самые выдающиеся политические творения живут две сотни лет, а затем трансформируются или умирают. Нас ослепит кратковременный блеск Греции и республиканского Рима, затем, перейдя к новым временам, мы утешимся тем, что хотя наши социальные системы живут недолго, они все же оставляют неизгладимый след в истории, особенно начиная с VII в. до н. э., когда происходила полная трансформация роли белой расы в делах западного мира.
Запад всегда был мировым центром, и это заявление обоснованно, хотя все народы могут в той или иной мере претендовать на это. для индусов Арьяварта - сердцевина подлунного мира, вокруг этой священной страны располагаются двипасы, соединенные с центром, как лепестки лотоса со стеблем божественного растения. Для китайцев вселенная сосредоточена вокруг Поднебесной Империи. Такими же мыслями тешились греки: их храм в Дельфах был пупком Великой Богини. То же можно сказать о египтянах. Роль нации на земле не может определяться географическим положением, ни один народ не может претендовать на постоянную цивилизаторскую миссию, и в этом вопросе я позволю себе оспорить знаменитый труд Джоберти. Только с моральной точки зрения можно утверждать, отбросив патриотические чувства, что центр тяжести социального миропорядка находился в пределах западных земель, перемещаясь в различные эпохи между двумя крайними точками: Вавилон - Лондон, с востока на запад, и Стокгольм - Фивы в Египте, с севера на юг.
Западный мир в очерченных мною границах представляет собой шахматную доску, на которой сталкиваются самые важные мировые интересы. Это озеро, которое то и дело выходит из берегов и изливает свои воды на остальную часть земли, иногда опустошая ее, но всегда оплодотворяя. Это сад, где все растения - лекарственные и ядовитые, питательные и смертельные - находили своих садовников. Здесь сконцентрированы самые важные события, самые разнообразные факты и конфликты. В Китае и индии также происходило немало потрясений, следы которых мы находим с большим трудом. У цивилизованных народов Запада не было ни одной серьезной битвы, революции или смены династии, которые бы не дошли до нас из глубины в тридцать столетий, причем с такими подробностями, которые до сих пор удивляют читателя, а его взор и сегодня восхищается утонченными формами скульптур.
Чем же объяснить такую разницу? Тем, что в восточной части мира постоянная этническая борьба происходила только между арийским элементом, с одной стороны, и черными и желтыми принципами, с другой. Нет нужды напоминать, что там, где черные народы вели борьбу между собой, где желтые племена также были изолированы от других, и там, где сегодня преобладают черно-желтые метисы, история невозможна. Такие конфликты бесплодны, поэтому настоящая цивилизация там не может появиться. Примером тому служат Америка, большая часть Африки и Азии. История возникает только из соприкосновения с белой расой.
В Индии ей противостояли низшие народы. 'Вся ее энергия была направлена на защиту от вторжения и от чужеродных принципов. Эта политика проводилась очень энергично с осознанием грозящей опасности и, можно сказать, с чувством безнадежности, которое можно было бы считать чем-то романтическим, если бы не столь убедительные результаты. Хотя надо отметить, что эта борьба не привела к появлению, собственно говоря, истории. Участвующие в ней белые народы, как сказано выше, проживали компактно, и единственной их задачей было победить и выжить. У них не было желания фиксировать факты. Кроме того, если верно, что у счастливых народов нет истории, то так же верно, что им просто неинтересно рассказывать о том, что и так известно им всем. Развитие унитарной цивилизации не связано с большими нововведениями и резкими переменами в мышлении, доктринах и нравах. Поэтому индийские хроники имели теологическую и поэтическую форму и были лишены хронологии.
В Китае издревле занимались сбором фактов. Это можно объяснить тем, что китайцы рано вступили в отношения с народами, не слишком многочисленными, чтобы покорить Китай, но достаточно сильными, чтобы постоянно тревожить их, и эти народы приходили не только с саблей в руках, но и приносили свои идеи. Китай далеко от Европы, тем не менее он сталкивался с самыми разными переселенцами, и чем больше читаешь китайские хроники, тем больше встречаешь в них сведений о наших корнях, которых не дает нам история Арьяварты. Благодаря им мы изменили мнение о гуннах и аланах, узнали подробности о славянах, а также о сарматах. Впрочем, древние сведения, сохранившиеся в литературе Поднебесной Империи, больше относятся к северо-западным землям Китая, нежели к южным районам. Это связано с частыми контактами китайцев с белыми или смешанными племенами, жившими рядом с ними.
Итак, мы имеем следующую картину, что касается исторических хроник: полное молчание черных или желтых народностей; за ними следуют: Индия с цивилизаторами, у которых почти нет истории, т. к. они мало общались с другими ветвями своей расы; затем Египет, где также мало исторических сведений по тем же причинам; Китай - здесь мы уже видим кое-какую хронологию по причине постоянных контактов с арийцами; и наконец западный мир - Передняя Азия и Европа, где история уже существует в полном смысле этого слова. Здесь совершенно иная картина, начиная с VII в. до н. э., когда многочисленные группы белых метисов конфликтовали друг с другом и без конца изменяли форму своих цивилизаций в результате конфликтов, между тем как черные и желтые племена оказывали на белых победителей латентное воздействие, которое проявил ось только с течением времени. Одним словом, история начинается в западных землях, и с тех времен в ней будут фигурировать в основном арийцы, семиты (хамиты уже слились с ними), кельты, славяне - все народы, которые создавали свои цивилизации и всегда соперничали с другими. Этот глубокий непрекращающийся антагонизм скрупулезно регистрировался, тогда как другие народы, не переживавшие таких бурных событий, не считали нужным хранить в памяти даже свои победы. Таким образом, западная часть Азии и Европы представляет собой арену, на которой решались самые важные вопросы человечества. Именно там происходила история.
Там шла постоянная борьба амбиций, там осуществлялись грандиозные планы в той мере, в какой преобладал белый элемент: не следует забывать, что высшая раса давно утратила свою чистоту и всюду опирается на разнородную этническую основу, которая незаметно парализует ее. В эпохи, когда белая раса действовала в полную силу, мы наблюдаем на Западе, где сошлись все цивилизующие течения, взаимное обогащение различных ветвей белой расы. Так, в лучшие времена Греции Афины овладели высшими достижениями египетской науки и индийской философии.
В Риме умели использовать открытия, сделанные в самых удаленных уголках земли. В средние века, когда гражданское общество во многих отношениях было ниже, чем при Цезарях и Августах, тем не менее происходило накопление знаний! Ученые все глубже проникали в сокровищницу восточной мудрости, бесстрашные путешественники, подталкиваемые гением авантюризма, присущим их расе, совершали далекие путешествия. Но разве можно сравнить с гигантами Древнего Рима даже французского короля или папу XII в., которые поощряли такие предприятия?
Но давайте вернемся в VII в. до н. э., В эпоху, когда на просторах западного мира начинается позитивная история, когда государства уже не могут существовать долго, когда столкновения народов и цивилизация происходят через короткие периоды времени, а периоды бесплодия и плодовитости в одной и той же стране чередуются и сменяют друг друга в зависимости от пропорции белых элементов в черной или желтой массе.
Я не собираюсь повторять свои аргументы против теории о роли географического положения для формирования цивилизации, поскольку Париж, Лондон, Вена, Берлин или Мадрид не укладываются в эту схему, согласно которой вместо них мы бы увидели такие торговые центры, как Кадикс, Гибралтар или Александрия, и история постоянно бы вращалась вокруг них. В конце концов, это действительно места, имеющие самое благоприятное расположение для торговых обменов. Но, к счастью, дело обстоит по-другому, и у человечества есть более важные интересы, чем экономика. Более возвышенные движущие силы определяют развитие мира, и Провидение еще на заре времен установило правила социального притяжения, а именно: самая важная точка на земном шаре не обязательно должна иметь самые благоприятные условия для купли и продажи, для циркуляции товаров или для их производства. Такой точкой всегда было место, где в данный момент обитала самая чистокровная часть белой расы, самая сильная и способная. И таким местом могли быть холодные полярные земли или знойные районы на экваторе. Это было место, где сходились все идеи, тенденции и усилия, и не было климатических или географических препятствий для того, чтобы туда через моря, реки и горы поступали товары из самых дальних стран.
Постоянные изменения социальной значимости больших городов - это убедительное опровержение претенциозных мнений экономистов, которые человеческую жизнь в целом и даже жизнь целых народов обосновывают принципом производства и потребления, а слово «честь» у них теряет свое исконное значение. Личную экономию они возводят в высшую добродетель, воспевают осторожность, бережливость и мирную жизнь, тем самым считая преданность и верность общественным идеалом, мужество и стойкость едва ли не грехами. Чтобы не углубляться в эти вопросы, повторю еще раз: независимо от удобного местоположения в смысле торговли, цивилизации древности всегда стремились к западу просто потому, что сами белые племена перемещались в этом направлении, и, только достигнув нашего континента, они встретились с желтыми метисами, которые внушили им утилитарные идеи, с оговоркой принимаемые белой расой и отвергаемые семитами. Поэтому неудивительно, что по мере продвижения на запад белые народы становятся все более прагматичными и все менее артистичными. Но это ни в коей мере не обусловлено влиянием климата. Причина только в том, что они все больше смешиваются с желтым элементом и отходят от меланийских принципов. Попробуем составить список, который поможет прояснить мою мысль. Иранцы были более реалистичны и имели больше «мужских» признаков, чем семиты, а те в свою очередь превосходили в этом отношении хамитов. Итак, мы имеем следующий порядок:
черные,
хамиты,
семиты,
иранцы.
Затем следует монархия Дария, пропитанная семитским элементом; она передает эстафету грекам, которые, несмотря на то, что уже претерпели смешение ко времени Александра, содержали в себе меньше меланийских элементов.
Вскоре греки, оказавшись в массе азиатского населения, в этническом отношении опустятся ниже римлян, которые раздвинут границы империи еще дальше на запади несмотря на дальнейшее смешение и семитизацию сохранили бы свое владычество, если бы не появились более белые соперники. Вот почему арийцы-германцы создали свою цивилизацию на северо-западе.
Еще раз напомню, что географическое положение народов в минимальной степени влияет на их политическое, интеллектуальное или торговое могущество, как мы видели это в Китае, где преимущество перешло от Юн-Наня к Пе-Че-Ли, и в Индии, где сегодня северные районы более развиты, хотя изначально пальма первенства принадлежала югу. Точно так же и в западной части мира климат не играл большой роли. Вавилон, где вообще нет дождей; Англия, где постоянно льет с неба; Каир, где печет солнце; Санкт- Петербург, где свирепствует холод, - вот красноречивые аргументы в подтверждение вышесказанного.
То же самое можно сказать о плодородии. Голландия свидетельствует о том, что гений народа преодолевает все трудности, строит города на воде и создает процветающее государство на болотах. Другое доказательство - Венеция, где вообще нет суши, нет даже болот, но есть государство, поражающее своим блеском и долгожительством.
Итак, очевидно, что только расовыми причинами можно объяснить жизнестойкость народов; история создавалась и творилась там, где собирались вместе несколько групп белой расы; история становится позитивной в среде белых народов, и только память об их деяниях имеет значение для человечества. Из этого следует, что история в разные времена благоволит больше к той нации, в которой осталось больше белой крови.
Прежде чем перейти к рассмотрению перемен, происшедших в VII в. до н. э. В западных обществах, извлечем уроки из некоторых вышеизложенных принципов, для чего подвергнем анализу этнический состав зороастрийцев.
ГЛАВА II
Зороастрийцы
Бактрийцы, мидийцы, персы составляли группу народов, которые одновременно с индусами и греками отделились от остальных белых семейств Верхней Азии. Они также спустились с северных окраин Согдианы. Эллинские племена повернули на запад через горы вдоль южного берега Каспийского моря. Индусы и зороастрийцы продолжали жить вместе и называться общим именем «aryas» или «airyas» в течение долгого периода до тех пор, пока религиозные распри не приобрели невыносимую остроту и не привели к образованию отдельных народов [1].
Зороастрийские народы занимали довольно большие территории, северо-восточные границы которых определить очень трудно. Возможно, они простирались до Муцтагха и нижних плоскогорий, откуда позже они пришли в Европу под именами сарматов, аланов и асов. На юге границы известны лучше: от Согдианы их земли охватывали Бактрию и страну мардов до пределов Аракозии и Тигра. Но эти обширные земли включали в себя большие пустынные территории, не приспособленные для большого числа людей. Там есть песчаные пустыни, пересекаемые каменистыми горами. Арийцы не могли обосноваться в тех местах; таким образом, гений расы был навсегда исключен из деятельности, которая позже привела к появлению мидийских и персидских монархий. Провидение уготовило им честь создания европейской цивилизации.
Даже отделившись от индусов, зороастрийцы, жившие на востоке, мало чем отличались от первых. Тем не менее жители Арьяварты, признавая их как сородичей, решительно отказывались видеть в них соотечественников. Этим приграничным племенам было тем легче оставаться наполовину зороастрийцами, что религиозная реформа, определившая судьбу целого свободолюбивого народа, не способствовала созданию таких прочных социальных связей, как в Индии. Напротив, можно предположить, что, поскольку бунт был направлен против тиранической доктрины, протестантский дух, в силу естественного закона обратной реакции, отверг строгую дисциплину брахманов. Действительно, зороастрийские народы очень враждебно относились друг к другу. Каждый из них, согласно природе белой расы, вел бурную жизнь среди богатой природы под властью избираемых или наследственных вождей, которые считались с общественным мнением. И каждое племя стремилось к независимости. В таком состоянии они постепенно спустились на юго-запад, где встретились с ассирийцами.
До этой встречи первые поселенцы столкнулись в окрестностях Гедрозии с черным населением или хамитами и смешались с ними [2].
По этой причине южные зороастрийцы, те, которые разделили славу Персии, очень рано приняли определенную дозу меланийской крови. Еще до завоевания Вавилона основная их масса, особенно сильно пропитанная этим элементом, опустилась почти до состояния семитов.
Об этом свидетельствует тот факт, что бактрийцы, мидийцы и персы были единственными зороастрийцами, которые сыграли историческую роль. Остальные остались сородичами этих славных семейств.
Может показаться странным, что эти арийцы, имевшие в жилах черную кровь, которую они получили непосредственно или через выродившихся хамитов и семитов, сумели занять такое видное место в истории. А если предположить у всех этих племен одинаковую степень смешения, тогда будет трудно объяснить с этнической точки зрения их владычество над ассирийцами.
Но чтобы получить ответ, достаточно сравнить зороастрийские языки, что, впрочем, я уже делал в предыдущих разделах.
Зендский язык, на котором говорили бактрийцы, жители Балка, названного на Востоке «матерью городов» [3], самые могущественные из древних зороастрийцев, почти не содержал семитских примесей, зато диалект Персии имел их, хотя в меньшей мере, чеммидийский, в свою очередь менее семитизированный, чем пехлви; таким образом, кровь будущих завоевателей Передней Азии в своих самых благородных южных ветвях сохранила достаточно арийского, чтобы объяснить их превосходство.
Мидийцы, и особенно персы, были продолжателями древней славы бактрийцев, которые первыми в семействе ступили на путь магизма, а затем утратили все свое влияние. Их наследники оставались арийцами, конечно, в меньшей степени, чем северо-восточные зороастрийцы и даже греки, хотя не меньше, чем их современники индусы, но в большей, чем их сородичи на берегах Нила. Большим и непоправимым недостатком мидийцев и персов при их выходе на мировую политическую арену была их небольшая численность и выраженное вырождение остальных зороастрийских племен юга, их естественных союзников. Тем не менее какое-то время они оставались властителями. В них еще оставалось кое-что от лучших признаков белой расы - религия, более близкая к истокам, чем верования семитов.
Уже в далекие времена одна мидийская династия царила в Ассирии. По причине малочисленности ее подчинили себе халдейские семиты, спустившиеся с северо-западных гор. С этого времени известная религиозная доктрина связывается с именем Зороастра, которое носил первый царь этой арийской династии; его не надо путать с религиозным реформатором, но наличие этого имени в 2234 г. до н. э. может указывать на то, что мидийцы и персы в VII в. придерживались той же монотеистской веры, что их предки.
Бактрийцы и арийские племена, граничившие с ними на севере и востоке, создали и развили эти доктрины. В далекой древности в их среде появился пророк, это было тогда, когда под властью кайанийских царей зороастрийские народы, включая прародичей сарматов, стояли на пороге отделения от индусов [4].
В это время национальная религия вследствие реформы стала чуждой культу пурохит и превратилась в простое теологическое. понятие всей белой расы в северных землях, но, несмотря на это, она была несравненно благороднее, нравственнее и возвышеннее, чем семитская. Об этом говорит тот факт, что в VII в. она пользовалась большим уважением, чем политеизм эллинских народов. Благодаря ей нравы не были подвержены такому упадку и сохраняли свою чистоту.
Мидийцы жили племенами в отдельных селениях, согласно древней организации арийских рас. Они избирали вождей так же, как их предки избирали своих виспаев. Кстати, слово «виспай» в «Шахнамэ» означает царское достоинство. Они были воинственны и независимы, хотя и не лишены уважения к порядку, это доказывает тот факт; что они использовали право голоса при создании постоянной монархии, основанной на принципе наследственности, о чем красочно повествует Геродот. Все это мы наблюдаем у древних индийцев, у египетских арийцев, у македонян, фессалийцев, эпиротов и германских народов. Всюду форма правления определяется выбором народа, почти всюду отдается предпочтение монархии. Для всех этих народов преобладающими являются два принципа или инстинкта - наследование и установленный порядок, которые определяют социальные институты. Мидийцы, скотоводы и воины, оставались свободными людьми в полном смысле этого слова даже в тот период, когда по причине своей малочисленности им пришлось покориться халдеям, после чего, по про шествии шестнадцати столетий, они снова овладели троном Ассирии.
Этот народ, с тех пор, как был изгнан из Ниневии, не терпел поражений. Он упорно придерживался своего культа, что бывает очень редко и скорее всего объясняется его однородностью. Он сохранил свободолюбие при всех правителях, т. е. мидийская нация осталась арийской. После того, как она оправилась от анархии, ее взоры обратились на соседние земли. Мидийцы начали с того, что покорили соседей, включая персов [5], и еще больше усилили свои позиции. Затем, когда они поставили под свои знамена другие народы, они атаковали ниневийскую империю.
В этих войнах в Передней Азии, в этих скорых завоеваниях и скоро создаваемых и также скоро исчезавших государствах многие авторы видят всего лишь случайные события, не имевшие глубокой связи. Я абсолютно не согласен с подобной точкой зрения.
Последние семитские переселенцы уже спустились с гор Армении и смешались с ассирийским населением. В прибрежных районах Каспия и на Кавказе больше не оставалось потенциальных эмигрантов. Эллины завершили свое путешествие, а семитов, оставшихся в этих землях, никто больше не изгонял. Поэтому в Ассирию уже много веков не поступала свежая кровь, и преобладание черных элементов довершило упадок древних рас [6].
В Египте ситуация была аналогичной. Но поскольку кастовая система, несмотря на свои недостатки, еще держала общество в установленных рамках, правители Мемфиса, ощущая свою неспособность сопротивляться ударам судьбы, предпочли поставить заслон в лице маленьких сирийских царств между собой и ниневийской державой, которую они боялись больше всего. За этим заслоном они продолжали вести привычный образ жизни, все ниже опускаясь по лестнице цивилизации по мере того, как увеличивалось присутствие черного элемента.
Больше всего их пугали ниневийцы, но не только они. Египтяне также оказались беззащитными перед греческими пиратами, арийцами, называвшими себя «цари морей», как позже называли их сородичей скандинавских арийцев, и египтяне приняли решение запереть устье Нила. Благодаря таким чрезмерным предосторожностям потомки Рамсеса надеялись продлить свое хрупкое существование.
Рядом с двумя крупными империями западного мира, уже в значительной мере ослабленными, эллины находились примерно в таком же состоянии, в каком были мидийцы перед созданием унитарной монархии. Они отличались такой же непоседливостью, таким же свободолюбием, имели такие же воинственные наклонности и амбиции в отношении других народов и в силу раздробленности не могли предпринять масштабных походов, не считая небольшие поселения в устье рек, впадающих в Эвксинское море, в Италии и на азиатском побережье, где их города зависели в основном от Ниневии и Вавилона, тем более что Ассирия нуждалась в них для того, чтобы составить конкуренцию торговым городам Финикии.
Именно в тот период, когда ни одна из крупных империй не была в состоянии напасть на соседей, мидийцы стали претендентами на мировое господство. И им представился очень удобный случай; правда, одна сила, совершенно неожиданно появившаяся на сцене, едва не смешала все карты.
Кимриты, киммерийцы, кимбры, или кельты, белые племена, смешанные с желтыми, племена, на которые никто не обращал внимания, вдруг появились в Нижней Азии из Тавриды и, разграбив Понт и все прилежащие земли, осадили Сард и взяли его.
Эти свирепые завоеватели сеяли на своем пути страх и ужас. На их беду с ними произошло то же самое, что случилось с другими. Они были одновременно и победителями и побежденными, преследователями и беглецами. Захватывая территории, они уже думали о том, где найти убежище. В степях, которые позже стали Сарматией, им нанесли поражение многочисленные племена монголов, или скифов, и они отступили в земли семитов, покорили их, но враги настигли их и там. Таким образом, не успела Передняя Азия оправиться от опустошительного нашествия кельтов, как оказалась под пятой желтых орд. Последние, преследуя противника, разрушили много городов и захватили богатую добычу.
Кельтов было меньше, чем врагов. Они были разбиты и рассеяны. После чего скифы беспрепятственно продолжали свой победный путь, а их победы больше всего нарушали планы мидийцев. В это время Киаксар осадил Ниневию, последнее препятствие перед тем, как завоевать Ассирию. Встретившись с упорным сопротивлением, он снял осаду и обратил оружие против скифов. Но фортуна отвернулась от него; потерпев полное поражение от этих варваров - как он их называл, - он отступил, предоставив им возможность продолжать разрушительное нашествие. Они дошли до границ Египта, но фараоны уплатили выкуп, и захватчики оставили страну в покое, обратив жадные взоры на другие страны. Это монгольское нашествие было ужасным, хотя продолжалось недолго: 28 лет. Мидийцы, несмотря на поражение, во многих отношениях превосходили скифов и не могли долго выносить их иго. На этот раз победа была на стороне Киаксара, который изгнал желтых всадников на северное побережье Эвксинского моря. После победы мидийцы вместе с другими племенами, смешанными с финским элементом, приступили к осуществлению своего плана, между тем как зороастрийцы, избавившись от беспокойных сородичей, продолжили свои прерванные дела. Киаксар снова осадил Ниневию и захватил ее.
С этого времени датируется владычество южной арийско-зороастрийской расы, которую я теперь буду называть иранцами. Теперь предстояло решить, какая группа этого семейства возьмет верх. Мидийцы не отличались особой чистотой крови, поэтому они не могли рассчитывать на верховенство, но они были более цивилизованы благодаря контактам с халдейской культурой, что и обеспечило им преимущество в самом начале. Во-первых, у них была стабильная форма правления, а их нравы и обычаи были более утонченными, чем у других групп их семейства. Однако все эти достоинства, обусловленные их родством с ассирийцами, о чем свидетельствует их язык, были приобретены ценой мезальянса, который ослабил их в сравнении с другим иранским народом - персами. В результате, согласно закону этнического превосходства, потомки Киаксара потеряли власть над Азией, и она перешла в руки более арийской ветви. Трон занял Кир, по отцовской линии принадлежавший к персидской нации, а по матери к известному царскому дому. Впрочем, крутых перемен во властных структурах не произошло: оба народа были по прежнему близки, а персы вовремя осознали необходимость учиться у мидийцев, более опытных в государственных делах.
Цари из династии Кира [7] не считали для себя позором ставить на высокие государственные должности талантливых мидийцев. Таким образом, имел место настоящий раздел власти между двумя независимыми племенами и другими более семитизированными иранскими народами [8]. Что касается семитов и хамитов или черного населения, которые составляли подавляющее большинство покоренных народов, они служили той основой, на которой зиждилось зороастрийское владычество.
Для населения Ассирии, выродившегося, трусливого, развратного и одновременно обладавшего артистичностью, было довольно необычно оказаться под властью воинственной расы, которая проповедовала простую религию и мораль, близкую к идеализму, что вовсе не было присуще их собственным религиозным понятиям.
С приходом иранцев прекратились ужасные жертвенные ритуалы, т. к. они вызывали омерзение у сторонников магического культа. Примером такой нетерпимости можно назвать тот факт, что позже Дарий, подчинив себе Финикию, отправил посланцев к карфагенянам с запретом приносить человеческие жертвы их богам; в глазах персов такие жертвоприношения были тем более отвратительны, что оскорбляли любовь к ближнему и чистоту святого пламени костра [9]. Возможно, впервые после появления политеизма в царских указах зашла речь о человечности. И это был один из характерных признаков новой системы правления в Азии. Отныне вменял ось в обязанность уважать каждую личность и прекратить публичные ужасы, под каким бы предлогом они ни творились. Не меньшее новшество заключалось в том, что великий царь взял в свои руки администрацию. Начиная с этого времени грандиозное перестало пользоваться почетом, и жизнь стала приобретать позитивный характер. Особое внимание уделялось защите всех интересов. В указах Кира и его потомков уже чувствуется строгий расчет. Политику диктует здравый смысл и до некоторой степени успокаивает бурные страсти, которые прежде выплескивались через край.
По мере того, как снижается помпезность власти и прогрессирует материальная организация, резко падает уровень искусств. Памятники персидской эпохи представляют собой слабое подражание древнему арийскому стилю. На барельефах Персеполиса уже нет изысканных украшений. Фигуры тяжелые, грубые, громоздкие. Это уже не творение скульпторов, а поделки неумелых ремесленников, и поскольку великий царь не окружал себя художественными произведениями, как это делали его халдейские предшественники, следует признать, что у него не было к тому ни желания, ни вкуса.
Часто говорят, что искусства всегда расцветают при властителях, любящих помпезность; что когда пользуется спросом роскошь, находятся и творцы шедевров. Однако есть примеры, когда монархи, готовые не скупиться на искусство, тем не менее жили среди слабых произведений артистического гения своих подданных. Возможно все дело в личном восприятии прекрасного, и персидские властители довольствовались копией предыдущих династий. Словом, персидская монархия была богатой, но не более того.
Попробуем разобраться в причинах. Мы уже видели, что арийская нация, склонная к позитивизму, но не к безудержному воображению, не является артистичной. Рассудительность и рассудочность - это в ней есть; высокий уровень понимания и восприятия - тоже есть; есть и способность распознавать преимущества даже в чуждых и незнакомых ей вещах, что является одним из самых плодотворных ее качеств. Но когда арийская раса не имеет ни капли черной крови, она лишена художественного гения. Об этом я уже писал многократно, пожалуй, даже слишком часто. Я представил ядро этого семейства, ставшее основой будущих индусских, греческих, иранских, сарматских государств, как в высшей степени неспособное создавать достойные материальные произведения искусства; как бы ни были величественны руины на берегах Енисея и на Алтае, в них нет и намека на художественную ценность. Если в Египте и Ассирии произошел мощный взлет в материальном воспроизведении мысли, если в Индии также наблюдался подобный расцвет, то это объясняется только примесью черной крови, которой было много в Ассирии, меньше в Египте и еще меньше на индийской земле, что обусловило различия между этими странами. В первом случае искусство быстро достигло апогея, затем, также быстро, пришло в упадок, опустившись до чудовищных извращений там, где было слишком сильно меланийское влияние. Во втором арийские элементы, истоки жизни и цивилизации местных народов, были численно невелики, и искусство быстро поглотила черная масса. Тем не менее это произошло не так быстро, благодаря кастовому разделению, как в Ассирии. В Индии, где барьер перед натиском негритянского принципа был также достаточно прочен, в брахманской среде художественный гений развивался очень медленно. Толчком для его развития послужило появление Сакья-Муни: как только Буддисты призвали низшие племена разделить с ними «Нирвану» и допустили их в свою среду, искусства пережили такой же взлет, как в Ниневии, также быстро достигли зенита и по тем же причинам скоро впали в безумие.
Когда в Азии власть взяли в свои руки иранцы, они оказались в гуще населения, где искусства полностью деградировали под влиянием черных элементов.
Здесь можно возразить, что, будучи арийцами, они принесли семитам белую кровь, предназначенную для возрождения и, следовательно, должны были установить в Ассирии равновесие этнических принципов, как это было у черных хамитов в их лучшие времена или, еще лучше, у халдеев эпохи Семирамид.
Но ассирийские народы были очень многочисленны, а численность завоевателей, иранских племен, невелика. Все, что было плодотворного в жилах иранцев, потерялось в азиатских массах, но не смогло усовершенствовать их, и политическое влияние пришельцев продолжалось недолго.
Я уже упоминал их небольшую численность, опираясь на авторитет Геродота. Изображая в своей VII книге переход армии Ксеркса через Геллеспонт, историк перечисляет народы, вставшие под знамена царя. Он описывает, как персы или мидийцы командуют войсками, как переходят по двум мостам через Босфор солдаты, согнув спины под ударами хлыстов своих командиров-иранцев. Но сколько солдат насчитывает Геродот среди мидийцев, не считая военачальников благородного происхождения? Сколько зороастрийцев среди этого полчища щитов, которых бросил в наступление сын Дария? Я насчитал только 24 тысячи, но что это значило при численности армии в миллион с лишним человек? В смысле численности ничего, с точки зрения военной - все. Если бы эти 24 тысячи воинов не парализовала остальная инертная масса, тогда победа могла быть на другой стороне. Как было ни было, если правящая нация не могла выставить солдат в достаточном количестве, она не была способна выполнить задачу возрождения массы азиатских народов. Поэтому у нее была одна участь: затеряться в этой массе.
Мы не находим там надежного барьера между иранцами и их подданными. Эту роль могла бы выполнить религия, если бы жрецы-маги не были исполнены духа прозелитства, присущего всем догматическим религиям, что и навлекло на них, несколько столетий спустя, ярый гнев мусульман. Они захотели обратить в свою веру ассирийцев. Им удалось отвратить их от ужасных культов древности, но вряд ли это можно назвать успехом: он не принес ничего хорошего ни инициаторам, ни неофитам, которые скоро испортили иранскую кровь и извратили новую религию, приспособив ее к своим неистребимым суевериям [10].
Итак, не много времени прошло между триумфом и концом иранских народов. Тем не менее, пока их сущность не была так сильно подорвана чужой кровью, их превосходство в цивилизованном мире было неоспоримо: соперников они не имели. Вся Нижняя Азия повиновалась им. Небольшие королевства за Евфратом - оплот, тщательно оберегаемый фараонами, - перешли под власть сатрапов. Свободные города финикийского побережья были присоединены к персидской монархии вместе с государствами мидийцев. Пришел день, когда независимым остался только Египет, старый соперник, который халдейские династии могли бы сокрушить одним ударом несмотря на то, что Египет содержал наемные греческие отряды. И вот перед этим дряхлым колоссом постоянно отступали самые воинственные семитские полководцы.
Персы не отступили. Судьба благоволила к ним. Египетский упадок завершился. У страны на Ниле больше не было сил сопротивляться. Правда, оставались еще греческие наемники, и фараон, кроме того, заменил греками почти всех карийцев и филистимлян. Этим ограничились все попытки сопротивления. Египтяне не могли сражаться сами и не могли оправиться от поражения.
Персы поработили их и надругались над их культом, законами и обычаями.
Внимательно читая Геродота, поражаешься, с каким презрением оба народа относились к остальной части человечества, причем и персы и греки называли друг друга варварами, то ли забывая, то ли игнорируя свое древнее родство. Мне кажется, что и те и другие презирали остальные народы за отсутствие свободолюбивого духа, за слабость перед лицом несчастья, изнеженность в период процветания и трусость в бою. И греки и персы невысоко ценили ассирийцев и египтян. Дело в том, что оба народа находились в то время на одном уровне цивилизации. Несмотря на различия арийская суть оказалась сильнее примесей, что позволяло им одинаково подходить к основным вопросам социальной жизни. Они были как два брата с разной судьбой и оставались братьями по характеру и наклонностям. Иранские арийцы занимали на Западе место старшего в семье: они властвовали над миром. Греки были младшим братом, которому предстояло надеть славную корону, и они готовились к этому высокому предназначению. Что касается остальных народов, живших в поле зрения двух арийских групп, для первой они были объектом завоеваний, для второй предметом эксплуатации. Не следует забывать об этом параллелизме, без которого не понять перемещения центра тяжести в более поздние времена.
Также не надо забывать, что презираемый ими семитский мир имел богатый опыт цивилизации, имел за плечами и труды, и победы, и славу, что черные хамиты, семиты и египтяне уже собрали свой урожай. Посевы же двух западных арийских групп еще созревали. Более того, идеи Ассирии и Египта распространились повсюду, куда проникла кровь их творцов: в Эфиопии, в Аравии, на средиземноморском побережье, на западе Азии и в южной Греции к зависти последующих государств и обществ, которые были обречены на то, чтобы считаться с этим обстоятельством. Итак, несмотря на пренебрежительное отношение к семитским народам и изнеженным жителям Египта, арийцы-иранцы и арийцы-греки вошли в большой интеллектуальный поток этих народов, оказавшихся на задворках по причине этнического дисбаланса и чрезмерного количества меланийской крови. В конечном счете задача гордых иранцев и активных греков сводилась к тому, чтобы бросить в бескрайнее стоячее озеро Азии несколько живительных элементов.
Арийцы-иранцы, а затем арийцы-греки дали Ассирии и Египту то, что позже арийцы-германцы подарили Риму.
Когда вся западная часть Азии перешла под власть персов, исчезли причины старой вражды между азиатской и египетской цивилизациями. Слабые попытки, предпринятые в долине Нила для восстановления национальной независимости, представляли собой конвульсии обреченного. Оба древних общества западного мира тяготели к объединению, потому что их расы уже не имели прежних непреодолимых различий. Если бы персы были более многочисленны, если бы, по примеру более ранних завоевателей, они могли вступить в борьбу с семитскими массами, такого бы не случилось.
Не успели иранцы - горстка людей - захватить эти земли, как со всех сторон их окружил могучий ассирийский дух: он схватил их и швырнул в свой водоворот. Уже в царствование сына Кира, в эпоху Камбиза, властно проявилась натура хамитизированных семитов: их стремление к породнению, которое, к счастью, не состоялось. Как свидетельствует Геродот, арийский дух выдержал натиск внутреннего врага.
Задача заключалась в том, чтобы дать народам подходящую форму правления. Никакой проблемы не было для ассирийцев, которые сразу встали бы на сторону простого абсолютного деспотизма, а воинственным завоевателям пришлось бы хорошенько подумать над этим. Столкнулись три мнения: демократия (Отан), олигархия (Мегабиз) и монархия (Дарий). Победила последняя точка зрения, однако помощники Дария были настолько одержимы идеей независимости, что, вручая .власть избранному царю, они выторговали для Отана и его семейства право остаться вне действия верховной власти за исключением обязанности соблюдать законы. Поскольку при Геродоте таких стремлений у персов уже не наблюдалось, великий историк из Ионии благоразумно предупреждает, что этот рассказ может показаться читателям весьма неправдоподобным, и он не особенно настаивает на нем.
После этих событий империя несколько лет жила благополучно, затем семитский беспорядок поглотил иранцев. Начиная с царствования сына Ксеркса становится очевидно, что персы больше не могут быть властителями мира, и между годом взятия Ниневии мидийцами и этой эпохой ослабления не прошло и полутора веков.
Здесь история Греции уже тесно связана с ассирийским миром. Отныне афиняне и спартанцы будут фигурировать в делах ионийских колоний. Здесь мы оставим иранскую группу и займемся новым арийским народом, самым достойным, вернее, единственным ее антагонистом.
Примечания
1) В «Зенд-Авесте», проповедующей протестантский закон, говорится, что в древности вера была другой. Она называлась верой «древних людей», пискадийцев. Вряд ли речь идет о брахманизме. Скорее всего это была доктрина, породившая брахманизм, культ пуроxит, возможно, даже их предшественников. «Зенд-Авеста» ясно называет пискадийцев «Древними людьми» в отличие от тех, которые жили до раскола с индусами и которые имеют отношение к сыновьям Ману, лишенного, согласно «Ригведе», своей доли отцовского наследства.
2) Филолог Клапрот отмечает чрезвычайное смешение всех наречий Передней Азии либо с арийскими или семитскими, либо с финскими элементами. Последнее обстоятельство имеет место в древнеармянском языке, который, по его мнению, имеет много общего с языками северной части Азии.
3) Бактрийцы, по-зеидски «bakhdi», - это бахликасы из «Махабхараты». Они были предками последних куравов и паиду. Здесь явно указывается на их арийское происхождение. Некоторые ученые связывают бахликасов с афганцами, чье национальное название - пуштуны. Название Балка, которое дали городу бактрийцы, не самое древнее. Раньше город назывался Зариаспе.
4) Название «кайанийский» происходит от «Кай», частицы, предшествующей имени многих царей этой зороастрийской династии, например, Кай-Каус или Кай-Хосров. В зендском языке она имеет форму «Кава», что аналогично санскритскому «Кави» (Солнце). Небезынтересно сопоставить это слово с египетским «Фра». Кайанийские цари дали первый толчок к сепаратизму зороастрийцев. Они положили начало многим традициям, которые описаны в «Шахнамэ».
5) В «Махабхарате» персы названы «парасикасы», но в ту эпоху войн между пандавами и сыновьями Куру этот маленький народ был еще неизвестен. Поэтому в индийской поэме он просто упоминается.
6) Этот упадок был настолько глубок и настолько связан с этнической анархией, что египтяне, не менее выродившиеся, но более однородные, на какое-то время одержали верх над своими давними и грозными врагами. В VII в. они усилили свое влияние в Финикии. И мидийцы не замедлили воспользоваться этим.
7) Имена первых персидских царей указывают на первородство зороастрийских народов с индусами и другими арийскими группами. Отца Ахаменидов звали Куру, как и вождя куравов, которые когда-то в древности завоевали Индию.
8) Надо признать; что бактрийцы, самые древние из цивилизованных зороастрийцев, также находились под властью династии Дария. Согласно одной гипотезе, Ахамениды были вассалами персидских царей.
9) Дарий также запрещал им есть собачье мясо. Когда ослабло. персидское влияние, у карфагенян возобновился финикийский обычай убивать во время иератических церемоний одновременно сотни детей. Грекам тоже не удалось убедить карфагенян отказаться от столь чудовищного ритуала, который существовал, хотя и тайно, еще в эпоху Тиберия и вместе с семитской кровью распространился в римских колониях.
10) Напомню в этой связи Геродота, который следующим образом описывал обычаи персов: они не возводят своим богам ни статуй, ни храмов, ни алтарей. Они даже считают безумцами тех, кто это делает. В отличие от греков они не думают, что боги похожи на людей. Они приносят Юпитеру жертвы на самых высоких горных вершинах и называют Юпитером все небо. Они также приносят жертву солнцу, луне, земле, огню, воде, ветру. Однако они добавили к этому культ Венеры Небесной или Урании, который они заимствовали уассирийцев и арабов. Венеру ассирийцы называют Милитта, арабы Алитта, а персы Митра. Таким образом, культ Митры, который позже заразил весь древнеримский Запад, сначала попал к персам. В этом чувствуется семитская кровь. Видимо, в царствование Дария Лкуса магизм уже сблизился с эллинизмом и фетишизмом через культ Анаит.
ГЛАВА III