II. М.Вебер: царский патримониализм

Петр Великий отменил прежние чины и привилегии российского дворянства в пользу двух простых принципов: 1) Чин присваивался лишь за службу на патримониально-бюрократической должности (гражданской или военной), а именно зависел от относительного положения данного лица в патримониально-бюрократической иерархии четырнадцати рангов. Поскольку дворянство не обладало монополией на должности, а для их занятия не требовалось обязательного владения земельной собственностью, но требовался - по крайней мере теоретически - определенный уровень образования, здесь, по-видимому, наблюдается сходство с ситуацией в Китае. 2) Права дворянства утрачивали силу через два поколения, если их обладатели не поступали на службу. Это также напоминает положение дел в Китае. Но права российского дворянства включали в себя, наряду с другими привилегиями, исключительное право на владение землей, населенной крепостными. Поэтому дворянство было связано с прерогативами господского патримониализма такого рода, который был совершенно чужд Китаю. Практика лишения дворянского титула при отсутствии службы прекратилась в царствование Петра III и Екатерины II. Но чин оставался основой социального престижа и по крайней мере временная служба на государственной должности являлась статусной условностью для молодых дворян. Патримониальное господство аристократических земельных собственников было почти повсеместным в сфере частного землевладения в соответствии с принципом “нет земли без господина”, поскольку помимо дворянской земельной собственности существовали только государственные и церковные земли; независимая собственность в других руках сохранялась лишь как единичные случаи (однодворцы) либо в форме пожалования за военную службу (казаки). Таким образом, местное управление, за исключением государственных земель, находилось полностью в руках обладавших земельной собственностью дворян. Но собственно политическая власть и социальный престиж, а прежде всего все возможности экономического обогащения, которые здесь, как и повсюду, проистекали из обладания политической властью, зависели, в полном соответствии с китайским образцом, только от должности или прямо от придворных связей. Конечно, было преувеличением со стороны Павла I, когда он просветил зарубежного визитера: благородным человеком являлся лишь тот, кого император удостаивал своей беседы, и только во время этой беседы. Однако царская власть могла позволить себе такое поведение по отношению к дворянству, включая самые знатные фамилии и владельцев крупнейших имений, какого ни один западный правитель не мог позволить себе по отношению к своим легально несвободным министериалам самого низшего ранга. Власть царя покоилась, с одной стороны, на прочной солидарности его интересов с интересами отдельных обладателей чинов, которые осуществляли управление и командовали армией, основанной на принудительном наборе, а с другой стороны, на полном отсутствии сословной солидарности интересов в среде самого дворянства. Как и китайские чиновники, дворяне видели друг в друге соперников в борьбе за чины и государевы милости. Поэтому дворянство было расколото и совершенно бессильно в отношениях с государем; реорганизация местного управления отчасти создала новую ситуацию, но все же дворянство лишь в редких случаях и всегда безуспешно пыталось оказать совместное сопротивление, несмотря на то, что оно получило от Екатерины II право собраний и коллективных петиций. Это полное отсутствие сословной солидарности дворянства в результате соперничества за милости при дворе являлось не просто следствием порядков, установленных Петром I, но было подготовлено прежней системой местничества, которая определяла социальное положение знати с момента образования Московского патримониального государства. Социальное положение с самого начала зависело от достоинства должности, пожалованной царем, который владел всей землей; вознаграждением за службу являлось поместье. Различие между местничеством и новым порядком, учрежденным Петром Великим, в конечном счете заключалось в том, что прежде служебное положение и чин сохранялись за наследниками их первого обладателя и отсюда иерархическое положение дворянских семей было относительно стабильным. Должность, с которой начинал службу молодой дворянин, определялась: 1) в соответствии с наивысшим положением, достигнутым в должностной иерархии каким-либо его предком; 2) в зависимости от числа поколений, прошедших со времени службы этого предка до его собственного поступления на службу. Установившаяся статусная условность предписывала, что ни один из членов вышестоящих семей не мог принять должность, которая подчинила бы его чиновнику из семьи с низшим должностным рангом; как не мог он и занять за столом - даже если он при этом рисковал жизнью, находясь за царским столом - место, бывшее менее почетным, чем то, что занималось чиновником из менее родовитой семьи, каким бы высоким государственным постом последний ни обладал. Эта система означала, с одной стороны, ограничение царя в выборе высших сановников и полководцев; не считаться с ней он мог лишь с большим трудом, рискуя постоянными протестами и сопротивлением даже на поле битвы. С другой стороны, дворяне были вынуждены, в тем большей степени чем более высокое положение они занимали, поступать на придворную службу и в патримониальную бюрократию ради сохранения своего социального статуса и возможности карьеры, и дворянство, таким образом, стало почти исключительно придворным.

Частное землевладение как основа общественного положения еще более отошло на второй план. Вотчинники, обладавшие имением, которое было не пожаловано за службу, но унаследовано в качестве аллодиальной собственности, были заменены помещиками, а сам этот термин стал единственным для обозначения владельца имения. Социальное положение определялось не обладанием землей, а полученной лично или унаследованной административной должностью. Царский патримониализм изощренно использовал эту систему, которая связывала социальную власть со службой государю. Происхождение этой связи можно найти в сочетании 1) института царской свиты и 2) родовой солидарности, которая выражалась в стремлении присвоить для всего рода полученный служебный ранг и связанные с ним возможности. Петр Великий, когда он столкнулся с такой ситуацией, попытался упростить дело, уничтожив разрядную перепись, в которой содержались претензии родовитых семей, и поставив на ее место систему чинов, основанную почти исключительно на действительно занимаемой должности. Это была попытка устранить родовую честь, которая до тех пор служила препятствием развитию сословной солидарности, как и интересам царя в свободном выборе своих чиновников, однако не допуская того, чтобы сословная солидарность обратилась против царя. Эта политика имела успех. Дворянство оставалось глубоко расколотым благодаря беспощадной конкуренции, коль скоро оно стремилось к получению чинов, и благодаря ненависти к чиновникам со стороны чисто землевладельческого дворянства. Монополия на владение крепостными не создала солидарного сословия, поскольку существовала борьба за чины и поскольку лишь должность предоставляла значительные возможности для обогащения. Положение дел было в этом отношении таким же, как в поздней Римской и Византийской империях, а также в древневавилонском, персидском и эллинистических царствах и сменивших их исламских государствах: значение поместного патримониализма (который, как мы видели, полностью отсутствовал в Китае) также не привело в этих государствах ни к образованию определенной связи между землевладением и государственными должностями, ни к возникновению единого аристократического сословия на основе землевладения.

[Weber M. Wirtschaft und Gesellschaft. Tubingen, 1976. S.621-623. Перевод М.В.Масловского]