Стратагема № 29. Украсить сухое дерево искусственными цветами

Четыре иероглифа

Современное китайское чтение: Шу / шан / кай / хуа

Перевод каждого иероглифа: Дерево / на / распускаться-распускать / цветы

Связный перевод: На дереве появляются цветы; распустить на дереве цветы

Сущность

1. Украсить засохшее дерево искусственными цветами; стратагема призрачного расцвета; возвести показные сооружения; установка муляжей военных укреплений, авиабаз, огневых точек, радарных станций; стратагема приукрашивания

2. На засохшем / увядшем дереве распустить чуждые ему цветы; стратагема приемных родителей

3. На здоровом дереве заменить отсутствующие / поврежденные цветы поддельными цветами; стратагема протезирования

4. На раскидистом / здоровом дереве выставить на обозрение неприметный сам по себе цветок; впрячь кого-либо/что-либо в свою колесницу; рядиться в чужие перья; воспользоваться чужой славой; стратагема выпендрежа

«Кончалась последняя луна старого года, и наступала ранняя весна; приближался праздник фонарей («юань сяо цзе», доел, «праздник новолуния») — Нового года. Сейчас мы расскажем вам о том, как население города Цинфын готовилось к этому празднику. Каждый пожертвовал в пользу Храма бога неба и земли деньги или вещи, а в кумирне этого бога соорудили большую рыбу для иллюминации. Сверху протянули гирлянду с разнообразными цветами, к которой подвесили около семисот разноцветных фонарей. В городе устраивались различного рода увеселения. Внутри кумирни шли игры. Перед каждым домом сооружались разукрашенные арки и на них развешивались фонари. На улицах затевались всевозможные развлечения и потехи. И хотя все это нельзя было, конечно, сравнить с празднествами в столице, все же это было большим, веселым торжеством для жителей Цинфына» [ «Речные заводи», гл. 32: Ши Найанъ. Речные заводи, т. 1. Пер. с кит. А. Рогачева. М.: Гослитиздат, 1959].

Праздник, описанный в романе XIV в. Речные заводи, отмечается на севере Китая в области, находящейся ныне в провинции Шаньдун. Как видим, кумирню украшали искусственными цветами. Для создания радостного настроения в Китае — да, пожалуй, не только там — и сегодня используют искусственные цветы. Эрвин Виккерт в своей книге Китай, увиденный изнутри («China von innen gesehen») (Штутгарт, 1982) так описывает свои впечатления от Пекина первого мая 1977 г.: «Повсюду в парках царило праздничное настроение… На кустарниках и деревьях висели цветы и фрукты, хотя время для них еще не пришло, и лишь присмотревшись, замечаешь, что все они сделаны из бумаги и пластмассы». Можно предположить, что выражение для стратагемы 29 связано с идущими издалека и сохраняемыми доныне народными китайскими обычаями.

В связи со стратагемой 29 неизменно упоминают тысячелетней давности присловье «тешу кай хуа»: «на железном дереве

распустятся цветы». Железным деревом «тешу» называют «саговник поникающий» (Cycas revoluta), род голосемянных из класса цикадовых, произрастающий на юге Китая и редко цветущий. Когда в шанхайском парке зацвел саговник, об этом 25 июля 1981 г. не преминула сообщить местная газета Освобождение [Цзефан жибао], поместив фотографию ботанического чуда. На севере саговник цветет еще реже. Данное присловье означает нечто невиданное, едва ли возможное. Так ведь и то, что может совершить стратагема, граничит зачастую с чудом.

Цветение дерева спустя 28 лет

Один человек хотел отыскать путь [к долголетию], но не знал, как напасть на его след. И тогда он с утра до вечера стал отбивать поклоны перед засохшим деревом с просьбой прожить столько же, сколько лет этому дереву. И делал он это без устали целых двадцать восемь лет. И в один прекрасный день на засохшем дереве вдруг распустились цветы [ «ку шу… шэн хуа»…], источавшие сок, сладкий, как мед. Он сорвал их и вкусил сока. Вкусив сока, он примкнул к сонму небожителей [сянь].

Данная история из Описания всех вещей («Бо у чжи»),[395]исходный текст которого восходит к политику и сочинителю Чжан Хуа (232–300), изображает не стратагему, а чудо, перекликающееся с названием стратагемы 29. Именно в этой истории появляется, пусть и не в связи с уловкой, выражение «засохшее дерево покрылось цветами» [ «ку шу… шэн хуа»…].

Возродившееся дерево

Почти то же самое выражение встречается в пьесе «Люй Дунбинь уводит из мира Ли Юэ с железным посохом» [ «Люй Дунбинь ду тегуай Ли Юэ»][396]юаньского (1271–1368) драматурга Юэ Бочуаня (см. 14.1). Продажный судейский [кунму] Юэ Шоу из-за грозящей ему смертной казни умирает со страху. Владыка ада [Янь-ван] ждет Юэ Шоу, для которого готовят котел с кипящим маслом. Появляется даосский святой [сянь] Люй Дунбинь и спасает его — Юз отмечен при рождении как будущий праведник. Но поскольку тело его жена уже сожгла, ему предстоит воплотиться в теле только что умершего мясника Ли. Юэ воскресает. Теперь у него другая семья, сам он хром и ходит с железным посохом. Разобравшись в том, что произошло, он решает тайком вернуться к прежней семье. Своей супруге он говорит: «Дорогая жена, ты поступила дурно. Ничего ведь не стоило подождать пару дней», после чего поет:

Из-за того, что ты предала огню мой труп, Возникло великое замешательство. Хотел бы я знать, о чем думала Моя жена, когда вершила все это.

Представить, что я на мгновение вернусь домой, все равно что ожидать появления цветов на засохшем дереве.

Ввиду стихотворного немецкого перевода сами слова Юэ Шоу немного изменены. В оригинале стоит «ку шу гиан цзай кай хуа», что без учета контекста означает: «на засохшем дереве вновь распускаются цветы». Убрав два слова — «ку» (засохший) и «цзай» (вновь), — мы получаем точное выражение для стратагемы 29 «шу шан кай хуа».

Как видим, выражение для стратагемы 29 восходит к историям о необычном, не связанным с уловками. Стратагемой становится невинное словосочетание «на дереве распускаются цветы», которое согласно четырем различным толкованиям (см. сущность стратагемы в таблице) может означать «распустить на дереве цветы».

Прежде всего стратагема 29 служит для изображения мнимого цветения, при этом наряду с визуальным муляжом здесь может подразумеваться и голая риторика, и в первую очередь обманчивая статистика. В таком случае стратагема 29 имеет сходство со стратагемой 7: «из ничего сотворить что-то». Разумеется, исходным пунктом стратагемы 29 выступает не «ничто», а вполне определенное — пусть и крайне скудное — нечто. И создаваемое всегда положительно. Далее, если стратагема 14 «позаимствовать труп, чтобы вернуть душу» применяется после «смерти», т. е. после того, как что-то погибло или обрекается на гибель, в случае стратагемы 29 речь идет о скрытии слабости или изъяна и разыгрывании силы и процветания.

Зимний сад утопает в цветах

Стояла середина зимы. Чудный запах с лугов и лесов давно исчез. Безотрадно выглядели увядшие деревья. Однажды император Ян-ди (правил 605–617) трапезничал с супругой Сяо-хоу и своими наложницами в одном из парков. И он сказал: «Из четырех времен года прекрасней всего весна. Мириады растений стараются превзойти друг друга в своем очаровании, сотни цветов являют все свое великолепие. Красные навевают на людей любовь, зеленые пробуждают жалость. Летом над землей простирается чистый небосвод, цветы лотоса заполоняют пруды, а над просторами веет душистый ветерок. Осенью прямо над тунговым деревом [утун] висит ясная луна, а от коричного лавра [даньгуй] исходит дивный аромат, струящийся над чашами и деревянными блюдами. И осень полна чудных картин. Лишь этот зимний пейзаж сиротлив и пустынен, лишенный всякого очарования. Единственное, что остается, забраться под одеяло и проводить в постели дни напролет. Покидать ее нет никакого удовольствия».

Императрица Сяо-хоу молвила: «Я слышала, что у монахов есть ложе для созерцаний, где помещается несколько человек. Отчего бы и вашей светлости не приказать изготовить такое ложе с удлиненными подушками и большими покрывалами? Все красавицы могли бы там расположиться и вместе бы там пили, трапезничали и развлекались. Замечательно, не так ли?» Наложница Сюэ из павильона Осенних Голосов [Цюшэн] сказала: «Для такой кровати понадобится огромный полог». Император Ян-ди со смехом ответил: «Хоть и мило ваше предложение, все же с его помощью не воскресить лучезарные весенние пейзажи с раскидистыми ивами и яркими цветами, когда на террасах или во дворце нет ни одного места, которое бы не пленяло вас и где бы вы чувствовали себя одинокими и покинутыми». Наложница Цинь из павильона Чистоты и Совершенства [Цин-сю] сказала: «Коли ваша светлость не желает чувствовать себя одиноким, этому нетрудно подсобить. Я и другие наложницы нынче вечером попросим [нефритового государя, владыку] небесных чертогов сделать так, чтобы завтра поутру распустились цветы». Император Ян-ди воспринял эти слова как шутку и насмешливо заметил: «Ну что ж, нынче вечером я не стану вас беспокоить». Они еще немного поразвлеклись, пригубили вина, после чего император со своей супругой в экипаже вернулся во дворец.

Следующим утром, когда император завтракал, явились шестнадцать наложниц и попросили его прогуляться вместе с ними. Тот поначалу осерчал, но супруга стала его уговаривать, и в конце концов император согласился покинуть дворец в сопровождении жены, чтобы отправиться в парк. Стоило ему войти в ворота парка, как его взору предстала ослепительная игра красок всевозможных цветов. Персиковый и абрикосовый цвет соперничали в грации, являя своим блеском усладу для глаз. Император с императрицей были крайне поражены и недоуменно спрашивали: «Как за одну ночь в такую погоду могли столь пышно распуститься цветы? Это что-то невероятное!»

Не успели они замолчать, как появились 16 наложниц с множеством дворцовых служанок. Под звуки флейты они закружились в хороводе, приветствуя императора с императрицей. Приблизившись к императору, они спросили его: «Ну как, распустились цветы и вербы в императорском дворце?» Радостный и одновременно растерянный император воскликнул: «К какому искусному приему вы прибегли, заставив за ночь распуститься все цветы?» Женщины засмеялись: «К какому искусному приему мы прибегли? Этот чудный вид потребовал от нас целой ночи работы. Вашей светлости не надо ничего выспрашивать, просто сорвите пару цветков и рассмотрите их, после чего все прояснится».

Император подошел к декоративной яблоне с раскидистыми ветвями, наклонил одну ветку и стал внимательно рассматривать. И тут он увидел, что все цветы не настоящие, а изготовлены из разноцветного шелка, собраны в форму и прикреплены к веткам. Пораженный Ян-ди молвил: «Кому пришла в голову столь блестящая мысль? Все такие красные и чудные, такие зеленые и нежные, выглядят впрямь как настоящие. Хоть это и искусственные цветы, но они даже прекрасней природных». Наложницы ответили: «Замысел исходит от госпожи Цинь, она призвала нас поработать всю ночь, чтобы ваша светлость ныне могли порадоваться!» Император Ян-ди обратил свой взор на госпожу Цинь и молвил: «Вчера я полагал, что вы шутите! Просто не верилось, что подобное возможно!» Затем он с императрицей тронулся в глубь сада, где перед ним расстилалось целое море переливающегося зелеными и красными красками бескрайнего ковра из мириад цветов.

Эта сцена, взятая из исторического романа [гл. 28] цинской поры (1644–1911) [некоего Чу Жэньхо] «Повествование о [династиях] Суй и Тан» [ «Суй Тан яньи», 1686], имеет историческую основу. Соответствующее свидетельство находится в историческом труде «Всеотражающее зерцало, управлению помогающее» [ «Цзычжи тунцзянь»] Сыма Гуана (1019–1086) в описании 605 г. [5-й месяц, гл. 180]. Находчивость наложницы позволила развеселить императора Ян-ди. Весенний пейзаж развеял его тягостные думы. Устройство такого красочного представления помогло госпоже Цинь завоевать благосклонность императора. Даже узнав, каким образом удалось создать искусственную весну, сын неба не переставал восхищаться чудным зрелищем.

С военной точки зрения стратагему 29 рассматривает пекинский исследователь стратагем Ли Бинъянь. Итак, перед нами дерево, на котором нет цветов. Тогда из разноцветного шелка можно изготовить цветы, прикрепить их к веткам и создать пейзаж, выглядящий как настоящий. Если не присматриваться, невозможно понять, что это за цветы. А поскольку военные явления труднее поддаются пониманию по сравнению с прочими общественными явлениями, а еще меньше поддается проверке их достоверность, то различными призрачными образами можно исказить субъективную оценку вражеским военачальником положения дел. Созданием ложных обстоятельств и сознательным введением в заблуждение можно изобразить отсутствующую в действительности силу, даже превосходство и тем самым запугать противника. В качестве примера Ли Бинъянь приводит 13-ю бригаду, зимой 1947 г. во время гражданской войны входившую в состав армии под командованием Чэнь Гэна (1903–1961) и на протяжении месяца заставлявшую думать Ли Те, командующего пятой армией гоминьдановских войск, что перед ним основные силы противника. 13-й бригаде удавалось водить за нос противника числом оставляемых костров, разведением как можно большего количества бивачных огней и поднимаемой при ходьбе пылью. Тем самым и перед вражеской воздушной разведкой удавалось разыгрывать скопление больших сил.

29.4. Потемкинские деревни[397]

«В 1783 г., по инициативе виднейшего государственного деятеля времен Екатерины II кн. Г.А. Потемкина (1739–1791), к России был присоединен Крым, включенный в состав Новорос-сии. Своеобразная фигура Потемкина породила огромную литературу, уделившую немалое внимание и поездке Екатерины II совместно с ним в 1787 г. на юг. Современники рассказывали, что Потемкин, с целью показать Екатерине процветание новой территории, возвел на пути императрицы селения, бывшие лишь декорациями, выставлял для встречи ее празднично одетых людей, пригнанных издалека, но выдававшихся за местных жителей, показывал склады хлеба, в которых мешки вместо муки были набиты песком, перегонял ночью из одного места в другое одно и то же стадо скота, насадил в Кременчуге и других городах парки, причем посадка производилась на несколько дней, так что насаждения гибли после проезда Екатерины, построил в Херсоне крепость, не выдержавшую первой грозы, соорудил корабль, который нельзя было спустить на воду, и т д. Источником всех этих рассказов были описания иностранцев, из которых одни участвовали в поездке Екатерины, другие писали с чужого голоса (см. письма австрийского императора Иосифа II, участвовавшего в поездке Екатерины под именем графа Фалькенштейна, в книге: A. v. Arneth. Joseph II und Katharina von Russland. Wien, 1869, S. 359; J. Castéra. Histoire de Catherine II. Paris, 1799, v. III, p. 17; Taurische Reise der Kaiserin Katharina II. Koblenz, 1799, S. 35, 102–103, 123, 178, 184 [автор этой анонимной книги лейб-медик Вейкард]; August v. Kotzebue. Das merkwürdigste Jahr meines Lebens. 1802, B. II, Anhang «Über die «Mémoires secrets sur la Russie», S. 221; Potemkin. Ein interessanter Beitrag zur Regierungsgeschichte Katharines der Zweiten. Leipzig, 1804, 3. 115, 116, 123 [автор этой книги Гельбиг (Heibig), саксонский резидент при дворе Екатерины. (Он печатал в 1797–1800 гг. в гамбургском журнале «Minerva» биографию Потемкина: «Potemkin der Taurier. Anekdoten zur Geschichte seines Lebens und seiner Zeit». — Прим. пер. ]). В ряде писем с дороги Екатерина опровергала дошедшие до нее слухи о мерах, принятых Потемкиным в целях маскировки непорядков в Новороссии. Однако показания французского посла при дворе Екатерины графа Сегюра разоблачают приемы Потемкина: «Города, деревни, усадьбы, а иногда и простые хижины были так разукрашены и замаскированы триумфальными арками, гирляндами цветов и нарядными архитектурными декорациями, что вид их обманывал, превращая их у нас на глазах в великолепные города, внезапно воздвигнутые дворцы, в сады, роскошно созданные» (Comte de Ségur. Mémoires ou souvenirs et anecdotes. Paris, 1827, v. III, p. 112, 121–123, 130–132, 182,213 [на рус. яз.: «Записки графа Сегюра о пребывании его в России в царствование Екатерины II (1785–1789)». Пер. с франц. СПб, 1865, с. 11—208 // Россия XVIII в. глазами иностранцев. Л.: Лениздат, 1989, с. 438–440. — Прим. пер.]. См. также: Г.В. Есипов. Путешествие императрицы Екатерины II в Южную Россию в 1787 г. // «Киевская старина», 1890, № 11 и 12; 1891, № 1–5, 7–9, 11–12; 1892, № 2, 3, 5). Широкое распространение мемуарной литературы о путешествии Екатерины на юг привело к тому, что уже с 20-х годов XIX в. в литературной речи стали пользоваться образом «потемкинские деревни», но давали его первоначально описательно. Например, в «Комете» (1822) немецкого романтика Жан Поля (И.-П. Рихтера, 1763–1825) читаем: «Сколь иной облик представляет такой новый Николополь… я разумею, сколь иной облик сравнительно с теми расписанными голыми деревенскими фасадами Потемкина, на которых все было слепо, не только окна, но и стены, но которые все же (согласно Коцебу) полководец издалека, со столбовой дороги, показывал великой Екатерине… У Екатерины все было — видимость, здесь все — истина» (Jean-Paul. Sämtliche Werke. Berlin, 1842, S. 29, S. 40). В русской литературе А. И. Герцен прибегает к такому же развернутому образу: «Юбилей в Вольном экономическом обществе дал случай отличиться нашим неокрепостникам. Что такое это вольное общество, знает всякий, а кто не знает, пусть прочтет отчет В. Безобразова. Это — одна из тех неискусных декораций, которыми Екатерина II обманывала Европу, вроде картонных деревень, которыми Потемкин обманывал ее» («Крепостники». 1866, Собр. соч., изд. Акад. наук СССР, т. XIX. М., 1960, с. 8). С течением времени подобные многословные сравнения сократились в лаконическую формулу «потемкинские деревни», под которой разумеют: очковтирательство, показной блеск, скрывающий неблагополучное состояние чего-либо».

В китайском языке словосочетание «потемкинские деревни» можно передать выражением «делать пустое, заниматься подлогами» («нун-сюй цзо-цзя»), что означает также «пускать пыль в глаза» (Фразеологический китайско-немецкий словарь. Пекин, 1981, с. 172). Другое китайское выражение для фразеологизма «возводить потемкинские деревни» дословно означает «украшать / отделывать фасад» («чжуан-хуан мэнь-мянь»).