Иезуиты в облике буддийских монахов

В XVI в. первые миссионеры-иезуиты в Китае принимали имя и облик буддийских монахов. Они надеялись, что так проще будет попасть в Китай и обратить в свою веру китайцев. Однако им пришлось удостовериться, что священнослужители пользуются в тамошних краях меньшим влиянием и весом, нежели в Европе. Поэтому они сменили свои буддийские одеяния на одежду ученых. Первопроходец, миссионер Маттео Ричи [известный в Китае под именем Ли Мадоу (1552–1610, Пекин)] стал изучать классиков конфуцианства и в мае 1595 г., спустя 12 лет после своего прибытия в Китай, впервые появился в платье ученого. Он понял, что следует предстать не священником, а мирянином и «западным ученым» («сити»), если желаешь удостоиться хорошего приема со стороны высших слоев китайского общества. В одном из писем 1596 г. Риччи сообщает: «Коль мы отказались от имени бонзы — у них оно означает то же, что у нас «брат», но с крайне унизительным и презрительным оттенком, то мы не можем пока открыть ни церкви, ни храма, а лишь молитвенный дом, как поступают их знатные проповедники». То, что Риччи именует «молитвенным домом», в китайском языке соответствует понятию шуюань, ныне переводимому как академия [имеются в виду школы на дому в древности типа платоновской]. Итак, Риччи хочет предстать среди китайских философов философом, а не раскрывать, кто он на самом деле: священник, прибывший проповедовать истинного бога язычникам.

Да и саму христианскую весть в Китае нельзя представить, не принарядив. Как пишет Жак Жерне (Gernet) в книге «Chine et christianisme. La première confrontation» («Китай и христианство: первое противостояние», 1982; переведена на немецкий («Christus kam bis nach China: eine erste Begegnung und ihr Scheitern», 1984), английский, итальянский, испанский, японский, китайский), лучше всего вызвать у китайцев интерес и сочувствие, «представив христианство родственным конфуцианству учением и связав его с занятиями наукой». Первые миссионеры-иезуиты, чтобы не вызвать отчуждения, даже распятие Христа (см. 35.9) по возможности «скрывали за пологом» и открывали только тем китайцам, которые уже решили креститься. Этого вопроса касается Джанни Кривеллер (Criveller) в своей книге Проповедование Христа в позднеминском Китае (Preaching Christ in Late Ming China) (Тайбэй, 1997).

Обучение пению без наставника

Сперва запевает учитель, затем ученик подхватывает. Стоит учителю остановиться, останавливается и ученик. Таким способом сметливые быстро схватывают науку. Тугодумы же и после дюжины запевов учителя не делают успехов, а все потому, что меж учителем и учеником нет дополнительного подручного средства. Стоит учителю более не запевать, а начать вести ученика, играя на флейте, как задействуется дополнительное учебное средство и ученик быстрее достигает цели. «Сперва ученик следует за флейтой, а затем флейта следует за учеником», — пишет драматург, поэт, эссеист и музыкальный педагог Лю Юй (1611–1679). И добавляет: «Сие именуют способом «позволить цикаде сбросить свою чешую». Вначале своей игрой на флейте учитель опекает ученика подобно защитной чешуе цикады. Позже ученик поет уже сам, а игра на флейте лишь сопровождает его пение. Как только ученик достигает требуемого уровня, он больше не нуждается в опеке учителя и отбрасывает ее.

Оседлать облако без узды

«Естественный и непринужденный, прямодушный, не мелочный, молчаливый, но, когда говорит, речи его необычны, современники считали его человеком крайностей». Таково краткое описание Чжунчан Туна (179–220), умершего в возрасте 41 года в 220 г., данное Фань E (398–445) в его династийной хронике «Книга поздней Хань» [ «Хоу Хань шу»]. Первую предложенную ему должность Чжунчан Тун отклонил, сославшись на болезнь (см. стратагему 27; см. также 16.21). Но в конце концов он поступает на государеву службу и занимает высокий пост. Но когда бы ни заходил разговор о современности либо минувшем и о мирских делах, он тяжко вздыхал. Похоже, что он ощущал себя на этой земле стесненным и связанным. Чаяньем свободы и независимости проникнуто следующее стихотворение Чжунчан Туна, где, насколько известно, он создает самое старое выражение для стратагемы 21. Здесь «оболочка» цикады означает повседневное бытие человека в понимании даосской философии. Возможно, вдохновленный китайским мыслителем Чжуан Чжоу (около 369 — около 286), который сравнивал тень застывшего в покое человека с заключенной в свою оболочку цикадой, что замерла в ожидании крылышек (а также того, когда придет в движение сам человек) [гл. 2 «Как вещи друг друга уравновешивают»], Чжунчан Тун берет выходящую из чешуи цикаду как пример поднявшегося в высшие сферы человека.

Летящая птица оставляет след,

Линяющая цикада теряет оболочку,

Прыгающая змея (Тэншэ) сбрасывает чешую,

Священный дракон (Шэньлун) лишается рога.

Так достигший совершенства человек может измениться,

А просвещенный человек выделиться из массы.

Он седлает облако без узды,

Подгоняет ветер без шпор.

Собравшаяся роса служит ему пологом,

Плывущие облака служат шатром.

Туман служит пищей,

Солнце заменяет свечу.

Звезды предстают искрящимся жемчугом,

Утренний рассвет — блестящей яшмой.

На юге, севере, востоке, западе, вверху и внизу

Он может следовать велениям сердца.

Оставившего все мирские дела,

Что его может стеснять?

Наши рекомендации