Формирование геополитических идей в Российской Империи

«История – не учительница, она надзирательница,

она никогда ничему не учит, но всегда наказывает за незнание уроков»

В.О. Ключевский

Известная нам история говорит о том, что русский народ всегда был включён в геополитические игры «благодаря» географическому положению. Сам же термин «геополитика» в научной среде появился гораздо позже, чем геополитические процессы.

Рудольф Челлен, автор термина «геополитика» (1899 г.), определял её как «доктрину, рассматривающую государство как географический орга­низм или пространственный феномен». Целью геополитики, по мне­нию её родоначальников, является осознание фатальной необходи­мости территориальных захватов для развития государств, так как «пространство уже разделенного мира может быть отвоевано одним государством у другого лишь силой оружия». [5, с. 13]

В этом смысле российская государственность в лице Московского Княжества, Русского Царства, Российской Империи и СССР распространяла своё влияние на многие народы и земли на протяжении многих веков своего существования. Власть укрепляла связи с новым народонаселением (экономика, культура) вследствие военных завоеваний (в основном ответы на нападения) и освоения земель севера и востока.

Рисунок 1. Границы Русского царства

к концу правления Алексея Михайловича [6]

Ведущий немецкий геополитический журнал «Zeitschrift fur Geopolitik» («Журнал гео­политики»), основанный Карлом Хаусхофером в 1924 г., дал следующее оп­ределение, наиболее, кстати, часто цитируемое в работах по геопо­литике: «Геополитика есть наука об отношениях земли и политичес­ких процессов. Она зиждется на широком фундаменте географии, прежде всего географии политической, которая есть наука о поли­тических организмах в пространстве и об их структуре. Более того, геополитика имеет целью обеспечить надлежащими инструкциями политическое действие и придать направление политической жизни в целом. Тем самым геополитика становится искусством, именно — искусством руководства практической политикой. Геополитика — это географический разум государства». [5, с. 13]

Российская империя была третьим по площади из когда-либо существовавших государств (после Британской и Монгольской империй) — к 1866 году достигла площади 23,7 млн км² и простиралась до Северного Ледовитого океана на севере и Чёрного моря на юге, до Балтийского моря на западе и Тихоокеанского побережья Северной Америки на востоке. Во главе империи − император Всероссийский, обладал ничем неограниченной, абсолютной властью до 1905 года (Манифеста 1905 года). [7]

В таких условиях не могла не зародиться и эволюционировать российская геополитическая мысль.

Представители российской общественно-политической мысли внесли немаловажный вклад в разработку геополитических идей. Их формирование в России с самого начала стимулировалось поисками магистральных направлений развития страны, попытками определить её идентичность и судьбу, содержание и сущность «русской идеи», место, роль и статус российского государства в мировой истории и мировом сообществе. В центре споров и дискуссий неизменно стоял вопрос об отношениях России с Западом и Востоком, Европой и Азией.

Первые попытки систематического изложения собственно геополитических идей можно обнаружить в позициях славянофилов второй половины 19 века, которые разделяли мир на «Святую Русь» и «гниющую Европу», по принципу противопоставления России и Европы. В контексте этих споров и дискуссий внимание концентрировалось на проблеме культурно-цивилизационной самобытности России и необходимости защиты и сохранения этой самобытности как важнейшего условия жизнеспособности и исторических перспектив самой российской государственности.

С данной точки зрения одним из первых геополитиков можно считать Н.Я. Данилевского, которому принадлежит заслуга в разработке теории культурно-исторических типов. По его мысли, славянство – это особый культурно-исторический тип, который не развернул еще своих творческих потенций, но которому принадлежит великое будущее. Данилевский изображал дело таким образом, будто «больная» и «гниющая» Европа стала чуть ли не средоточием мирового зла, и видел спасение современного ему мира в панславизме.

Значительно дальше Данилевского в этом направлении шёл К.Н. Леонтьев, считавший панславизм слишком либеральным и опасным для жизнеспособности и дальнейшего развития российской государственности, которая, по его словам, будучи более широким и независимым образованием, должна быть «не чем иным, как развитием своей собственной оригинальной славяно-азиатской цивилизации». По Леонтьеву, чисто славянское содержание русской идеи слишком бедно для всемирного духа России. «Всегдашняя опасность для России,- утверждал он,- на Западе: не естественно ли ей искать и готовить себе союзника на Востоке? Если этим союзником захочет быть и мусульманство – тем лучше».

Н.Я. Данилевский, К.Н. Леонтьев и другие авторы попытались выявить и обозначить те аспекты социально-политической и духовной истории России, которые, в конечном счёте, определяли её исторический и национально-государственный облик и, соответственно, характер её взаимоотношений с окружающим миром. Главный их просчёт состоял в том, что они старались обосновать идею абсолютной самобытности и самоценности России, её истории, культуры и особой миссии. Исходя из подобных установок, они по сути дела противопоставляли Россию остальному миру, во всяком случае, европейскому человечеству. [8, глава 2]

Сборник статей «Исход к Востоку» 1921 года молодых российских эмигрантов – экономиста П.Н. Савицкого, искусствоведа П.П. Сувчинского, философа Г.В. Флоровского, лингвиста и этнографа Н.С. Трубецкого, принято считать зарождением движения евразийцев.

Эта и другие работы обратили на себя внимание нетрадиционным анализом традиционных для России проблем. В отличие от славянофилов, Данилевского, Леонтьева и других, возлагавших свои надежды на самодержавное государство, евразийцы исходили из признания того факта, что старая Россия потерпела крах и стала достоянием истории. По их мнению, Первая мировая война и русская революция открыли качественно новую эпоху в истории страны, характеризующуюся не только крушением России, но и всеобъемлющим кризисом полностью исчерпавшего свои потенции Запада, который стал началом его разложения. Нет ни прошлого в лице России, ни настоящего в лице Запада, и задача России – вести человечество к сияющим вершинам светлого будущего.

Большинство евразийцев позитивно приняли действия большевиков по сохранению и укреплению территориального единства России. По их твёрдому убеждению, русская революция есть символ не только конца старой, но и рождения новой России. Так, Н.С. Трубецкой в 1922 г. допускал, что советскому правительству и Коммунистическому интернационалу удастся развернуть европейскую революцию, которая будет лишь вариантом российской экспансии, и видел неизбежным следствием такой экспансии взращивание и поддержку «благополучия образцовых» коммунистических государств Европы «потом и кровью русского рабочего и крестьянина». Более того, успех советского руководства в этом деле оценивали как победу евразийской идеи, полагая, что коммунисты последовательно реализуют вековые имперские устремления России. Один из лидеров евразийцев Л. П. Карсавин настойчиво подчеркивал: «Коммунисты... бессознательные орудия и активные носители хитрого Духа Истории... и то, что они делают, нужно и важно».

Суть евразийской идеи сводилась к тому, что Россия, занимающая срединное пространство Азии и Европы, лежащая на стыке двух миров - восточного и западного, представляет особый социокультурный мир, объединяющий оба начала. Обосновывая свою «срединную» позицию, евразийцы писали: «Культура России не есть ни культура европейская, ни одна из азиатских, ни сумма или механическое сочетание из элементов той и других... Её надо противопоставить культурам Европы и Азии как срединную евразийскую культуру». Поэтому, утверждал Савицкий в своей статье «Географические и геополитические основы евразийства» (1933), «Россия имеет гораздо больше оснований, чем Китай, называться “Срединным государством”. Это, по его мнению, самостоятельная, самодостаточная и особая духовно-историческая геополитическая реальность, которой принадлежит своя самобытная культура, «равно отличная от европейских и азиатских». [8, глава 2]

Наши рекомендации