Скептический анализ демократии, принципа разделения властей и теории правового государства

«Вопреки буквальному значению слова

действующая демократия не

«правление народа»; такого на свете

просто не бывает»[1014].

Р. Дарендорф

«Поскольку в государственном управлении

не могут участвовать все и каждый, мы обязаны

обеспечить участие во власти лучших из нас»[1015].

А.Д. Керимов

Современная теория государства и права венцом политического прогресса провозглашает демократию, принцип разделения властей и правовое государство. Более того, иные доктрины публичного развития человечества отвергаются без должного анализа, а попытки критики сложившихся стереотипов научного мышления вызывают воинственное негодование.

Вместе с тем, истории человечества известны глобальные развенчания, казалось бы, устоявшихся и абсолютно незыблемых доктрин, например, естественно-научная революция Коперника разрушила теологические догматы геоцентрической системы мира, квантовая физика доказала относительность законов механики и термодинамики и т.д.

Поэтому, для достижения истины, любой исследователь обязан скептически анализировать имеющиеся у него в распоряжении выводы и гипотезы, особенно в сфере обществознания.

Скептицизм (от греч. skeptikos – рассматривающий, исследующий) – философское направление, выдвигающее сомнение в качестве принципа мышления, особенно сомнение в надежности истины[1016]. В рамках данной методологии следует, выявит слабые стороны демократии, правового государства и принципа разделения властей, помня, что в мире нет ничего вечного, неизменного, универсального и совершенного.

«Окидывая мысленным взором историю человечества, осмелится ли кто-нибудь утверждать, - пишет А.Д. Керимов, - что республики всегда процветают и благоденствуют, ибо их граждане обладают значительной степенью свободы и реально участвуют в управлении государственными делами, в то время как монархии (или аристократические режимы) загнивают, а их подданные в существенной мере ущемлены в правах, лишены каких бы то ни было возможностей политического самовыражения и самоутверждения? Есть ли в действительности достаточно оснований полагать, что при демократиях государственное властвование в гораздо большей мере, чем при монархиях и аристократиях, зиждется на справедливых законах и прочных моральных устоях и принципах? Или же кто-либо, не погрешив при этом против истины, сможет заявить, что избираемые населением лидеры, например президенты и парламентарии, во всех случаях оказываются гораздо более знающими, умелыми и мудрыми, порядочными, совестливыми и ответственными руководителями, чем короли, бароны, князья, герцоги и другие, власть к которым переходит по наследству? Удивительно, но человечеству понадобилось совсем не много времени, чтобы убедиться, что «новые» власть имущие с точки зрения нравственных качеств ничуть не выше прежних. Парадоксально, но факт. Казалось бы, люди, будучи существами разумными и, безусловно, желающими себе исключительно блага, в состоянии обеспечить вхождение (путем выборов и иных демократических процедур) во властные структуры тех, кто наилучшим образом, т.е. наиболее рационально и справедливо сможет руководить государственно-организованным социумом. Но этого, к сожалению, не происходит»[1017].

Ключевыми недостатками демократии является целый ряд обстоятельств.

Во-первых, независимые средства массовой информации, как правило, попадают под влияние «денежных кошельков» обеспечивающих их функционирование. Это открывает прямую дорогу во власть олигархии.

Во-вторых, победа на выборах на прямую связана с количеством средств затраченных на предвыборную компанию, что автоматически лишает малоимущих претендентов каких либо шансов на достижение успеха в политической борьбе.

В-третьих, практически всегда не все имеющие право голоса участвуют в выборах, поэтому приходится признавать их легитимность при явке избирателей не многим более половины (50% + 1голос), а во втором туре, если он проводится и того меньше (1/4 или 1/5 голосов обладающих активным избирательным правом). Таким образом, победитель получает поддержку меньшинства населения страны. А.А. Башмаков анализируя парламентские учреждения на рубеже XIX-XX веков писал: «Нет более ложного начала, как преклонение перед решением большинства. Уже представительство [1018]- вместо непосредственного участия всех граждан – содержит в себе фикцию, легко подменяющую волю народа волей его представителей. Применение начала большинства в дальнейших действиях этих представителей отдает нередко судьбу всей страны в руки лиц, представляющих из себя ловко организованное меньшинство. В стране образуется особый класс людей, в среде которых культивируется политиканство, людей праздных, с низменными традициями, людей оторванных от производительного труда и утративших всякое представление о высшем идеале служения благу государства и народа. Усиливается в этой среде главным образом одно качество: ловкость в одержании верха и проведении своих людей посредством самого механизма политического голосования»[1019].

В-четвертых, легитимность важнейших демократических процедур – референдума и выборов – легко может быть поставлена под сомнение. Дело в том, что «закон, по которому вопрос об общем благосостоянии решается мнением большинства, не может покоиться на том же основании, на котором зиждется это благосостояние; он нуждается в другом, более широком голосовании, а именно в голосовании всех»[1020]. Плебисцит, охватывающий лишь ныне здравствующих, - полиативен. Чтобы выдать его итоги за достоверные, надо убедить себя, а главное – других в объективно меньшей значимости прошлых эпох. Поэтому «демократическое правительство не в состоянии решить ни один сколько-нибудь серьезный вопрос, так как никогда не сможет заручиться необходимой для этого поддержкой граждан. Ведь для подлинно законного решения в данном случае требуется испросить мнение не только всех живущих, но и ушедших и будущих поколений»[1021].

В-пятых, систематическое лоббирование корпоративных интересов финансово-промышленных групп в парламенте превращает государственную власть в рынок общественных услуг, развивающий до невиданных размеров политический цинизм.

В-шестых, при демократическом политическом режиме гарантируется юридическое равенство прав и обязанностей граждан, в то время как реальные возможности индивида продолжают прибывать в зависимости от благосостояния семьи, в которой он родился. Это порождает фактическое неравенство первоначальных возможностей людей. «Французская революция научила и передала по наследству человечеству вредный предрассудок, будто люди от рождения или от природы «равны» и вседствие этого с ними надо обходиться «одинаково» … сущность справедливости состоит как раз в неодинаковом обхождении с неодинаковыми людьми»[1022]. По мысли И.А. Ильина, люди не равны с рождения ни телом, ни душой, ни духом, «они не одинаковы, - значит, и обходиться с ними надо не одинаково; а именно – каждый раз согласно их живому своеобразию. Иначе возникает несправедливость»[1023]. В силу этого он приходит к выводу, что справедливость есть «»искусство неравенства и присуща лишь благородным душам»[1024].

В-седьмых, «демократический выбор заведомо дает преимущество менее достойному кандидату. Из двух претендентов на освободившуюся должность – благородного человека и законченного негодяя, примерно равных во всех прочих отношениях (знания, талант, опыт), - почти наверняка победит негодяй»[1025]. Ибо «в борьбе за вакантный пост он будет совершенно спокойно применять недозволенные приемы: лгать, клеветать, обещать невозможное, т.е. делать все то, что порядочный человек себе никогда не позволит. Таким образом, шансы подлецов всегда выше, и в результате этой фильтрации происходит закономерное насыщение властных структур негодяями»[1026]. Однако и при самом благоприятном исходе выборов остается немало проблем. В случае попадания во властные структуры достойного человека сам он оказывается в двусмысленном положении. Даже предположив возможность полного и постоянного совпадения рационально просчитываемых интересов депутата и его избирателей, нелепо твердить о единении их до конца. Так чью же волю должен утверждать народный избранник? Если свою, то он будет нечестен перед людьми, делегировавшими ему собственные полномочия, и перед демократической системой, вознесшей его на вершину политической пирамиды. Если электоральную, то он предстанет нечестным перед самим собой. Но это вовсе не соблазнительно, а даже унизительно для настоящей личности[1027].

Следовательно, прав был И.Л. Солоневич, когда писал, что «демократический строй правления основан, прежде всего, на вранье. Он врет о свободе конкуренции, которая скована гигантскими трестами и монополиями. Он врет о свободе печати, которая скуплена теми же трестами и банками. Он врет о народной воле, ибо им руководит капитал. Он врет о свободе этой воли, ибо эта воля определяется тиражами демократических газет, находящихся в обладании у анонимного капитала»[1028].

Вместе с тем, благодаря демократической риторики политики ухитряются вдолбить в сознание людей мысль, что, рискуя собой, они защищают перво-наперво народные интересы, хотя сами всегда остаются в тиши уютных кабинетов в пределах которых реализуются сугубо корыстные интересы[1029].

По этому поводу экс-заместитель Председателя Совета Федерации РФ В.П. Горегляд сказал: «... в современной модели общественного устройства от демократии остается только титул, которым весьма успешно манипулируют правящие круги. Любого рода революционные движения, выдвигающие в качестве конечной цели достижение реальной демократии, приводят, как правило, к фальсификации этой цели после прихода к власти, поскольку победы революций заканчиваются переделом собственности и власти и приводят к становлению нового правящего слоя на старых, веками апробированных политических принципах ограничения демократии»[1030].

В теоретическом плане концептуальные противоречия демократии усугубляются тем фактом, что идеологи народоправства зачастую заявляют о невозможности воплощения реальной политической свободы в обществе. Так, Ж.-Ж. Руссо отмечал: «если брать этот термин в подлинном его значении, то никогда не существовало подлинной демократии и никогда таковой не будет. Противно естественному порядку вещей, чтобы большое число управляло, а малое было управляемым. Нельзя себе представить, чтобы народ все свое время проводил в собраниях, занимаясь общественными делами. И легко видеть, что он не мог бы учредить для этого какие-либо комиссии, чтобы не изменилась форма правления»[1031]. Обусловлено это следующими обстоятельствами.

1) Для демократии требуется « государство столь малое, чтобы … можно было без труда собирать народ, и где каждый гражданин легко мог бы знать всех остальных»[1032].

2) Свободное общество должно характеризоваться большой простотой нравов, предотвращающей «скопление дел и возникновение трудноразрешимых споров»[1033].

3) Государственная власть демократична лишь там, где существует не только юридическое, но и имущественное равенство, а это невозможно[1034]. Следовательно, говоря словами А.И. Герцена, «демократия не может ничего создать, это не ее дело, она будет нелепостью после смерти последнего врага; демократы знают, чего они не хотят, чего они хотят, не знают»[1035].

Общеизвестный лозунг демократии: «Власть народа, посредством народа и в интересах народа», столь же мифичен, как заявление о необходимости обобществления всех сфер человеческой жизни (интимной, материальной, духовной и т.д.). Говоря иными словами, к государственному механизму не применима идея бесхозного добра, не имеющего конкретного хозяина, но принадлежащего всем и каждому, кто к нему приложит свою волю.

Поэтому, «государственная власть никогда не была и не будет полностью властью народа и для народа. Но она и не может всецело действовать против народа, не учитывая хотя бы минимальные его интересы, не создавая видимость удовлетворения народных интересов»[1036].

Для наилучшего правления Т. Карлейл рекомендовал: «Отыщите человека, самого способного в данной стране, поставьте его так высоко, как только можете, неизменно чтить его, и вы получите вполне совершенное правительство, и никакая избирательная урна, парламентское красноречие, голосование, конституционное учреждение, никакая вообще механика не улучшит положение такой страны ни на йоту»[1037].

Наряду с этим, концепция построения правового государства, разрабатываемая и воплощаемая на практике два предшествующих века, не смогла монополизировать титул последнего и единственно верного эталона политического существования цивилизованного мира[1038]. По данным статистических исследований за 1999 год в Западной Европе всего 37% населения верило в реальность демократии и ее институтов, а в Японии, как и в России, - лишь 3%[1039].

Следует отметить, что такое общественное мнение не есть показатель случайного негативного отношения к современным учреждениям политической власти, ибо реальное построение правовой государственности развеяло мифы о благоденствии и процветании народа. Так, декларирование формального равенства перед законом и свободы договорных отношений для массы рабочих означали лишения их средств производства. Ведь главный интерес предпринимателя состоит в получении максимальной прибыли, а наемного работника - в росте заработной платы как единственного источника существования и возможности создания семьи. Из-за этого рабочий всегда находиться в зависимом положении от работодателя, который старается по максимуму эксплуатировать его физическую силу и интеллектуальные способности.

Кроме того, индустриализация разрушила традиционные социальные группы (сословия, гильдии, сельские общины, патриархальные семьи) и связанные с ними виды взаимопомощи. Поэтому видимое приумножение богатства буржуазии сопровождалось столь же катастрофическим обнищанием и симптомами духовного и морального упадка рабочих (болезни, антисанитарные условия городского быта, преступность, массовый алкоголизм и т.д.).[1040] Либеральный индивидуализм породил личность, стремящуюся к самоутвеждению за счет других лиц, невзирая на приемы и способы, нередко не совместимые с требованиями морали[1041].

Наряду с этим, великая экономическая депрессия 1929-1939 гг. обнаружила ошибочность взглядов сторонников либерального рынка, верящих в способность спроса и предложения товаров и услуг восстанавливать равновесие в перераспределении внутренних ресурсов государства. На практике предпринимательская конкуренция породила монополии, которые причиняли ущерб общественным интересам, выкачивая последние гроши у простых обывателей, способствуя росту неравенства доходов населения и складыванию антагонистических социальных групп[1042]. По существу, правовая государственность оказалась не способной разрешить проблемы экономической дифференциации общества, порождающей материальные контрасты в повседневной жизни индивидов, которые в свою очередь ограничили широкие слои народа в возможностях реализации прав и свобод человека и гражданина. Концепция господства права над различными классами, властями, племенными и иными кланами обосновала мираж, скрывающий власть буржуазии над обществом[1043]. Следовательно, американский либерал Ф.А. Хаек ошибался, утверждая, что «любая политика, прямо нацеленная на ... распределительную справедливость, должна привести к уничтожению господства права»[1044], скорее наоборот, следование исключительно букве закона породило наивысшую несправедливость. По мнению А.И. Овчинникова и А.А. Тащияна произошло это не случайно, а вследствие абсурдности основной идеи правого государства, согласно которой власть сама себя связывает нормативными предписаниями, хотя в действительности, - полагают они, - самоограничение возможно лишь зовом нравственного сознания называемого совестью[1045]. Законы правового государства «составляются для того, - пишет Г. Дебор, - чтобы их могли обойти те, у кого есть для этого все средства. Незаконность в определенных обстоятельствах … служит лишь дополнительным резервом экономических манипуляций, которые оказываются из-за этого еще более рентабельными»[1046]. Либеральные порядки порождают ярмарку посредственностей, с ее неслыханным развратом и поступательным уничтожением культуры[1047]. Ведь «Цицерону не обязательно отрезать язык – мыслителя и оратора достаточно лишить слушательской аудитоии, не допуская до электронных СМИ. Копернику не обязательно выкалывать глаза, - утверждает А.Н. Фатенков, - его рабочий телескоп легче приватизировать. Шекспира не обязательно побивать каменьями – мизерные тиражи его книг выгоднее утопить в море разрекламированной псевдолитературной белиберды. И не придерешься – все по закону!»[1048] Происходит это из-за кризиса современного правосознания убежденного в том, что превращение политических отношений в правовые есть единственный способ усовершенствования государства.

Вместе с тем, данный подход упускает из виду нравственный способ улучшения публичного господства, ибо в «истинно совершенном государстве, кроме права, должны господствовать также и чисто моральные силы … любви, дружбы, солидарности, жертвенности, служения и подвига. Если бы возможно было полное, доходящее до отождествления, проникновение государства правом, - пишет Н.Н. Алексеев, - то все эти нравственные силы поистине были бы обречены на полное угасание. И это было бы в то же время угасанием государства, превращением его или в состояние принудительной тюрьмы, или в состояние неорганизованной анархии. Кто этого не желает, кто стремиться в процессе проникновения государства правом сохранить все же политический характер государственного властвования, тот неизбежно должен признать, - по мнению Н.Н. Алексеева, - что помимо правовых, живут еще нравственные силы и что политический идеал есть не только правовой, но и нравственный».[1049] Следовательно, «думать, что пропитанное правом общество и государство являются образцом социального совершенства – «земным раем», - продолжает он, - может только тот, кто мало уясняет, что такое общество, государство и право»[1050].

Кроме того, любимый всеми либералами принцип разделения властей, не является синоним прогресса и гуманизма. Так, англосаксонская правовая семья успешно развивается на основе базовой идеи о том, что судьи обладают правотворческой деятельностью, создавая обязательные для применения судебные прецеденты. Таким образом, судебная власть присваивает себе законодательные прерогативы, принадлежащие парламенту[1051].

По мнению, А.Н. Пилипенко принцип народного суверенитета вообще не согласуется с концепцией разделения властей, потому что вся власть в государстве исходит от одного субъекта - народа[1052]. Реальное же разделение власти существовало, лишь в Древнем Риме, где народ в Комициях принимал законы, аристократы в Сенате их одобряли, а магистраты (консулы, преторы и т.д.) - исполняли правовые предписания[1053]. Поэтому, теоретически точно сущность специализации государственных органов определял Г.Ф. Шершеневич, утверждая, что «законодательство, исполнение (управление) и суд - это не три ветви власти, это только три формы проведения единой, неделимой государственной власти или как выражаются, три функции власти»[1054].

Вместе с тем, для управляемости государством важно не столько разделение власти и система взаимных сдержек и противовесов, сколько установление необходимых взаимосвязей, взаимодействия, взаимосогласованности в работе всех частей государственного механизма[1055].

Особо следует отметить, что идеал правового демократического государства, выражающий абсолютизацию ценностей по защите прав человека, не может не предполагать изъятия суверенитета и внешнего силового воздействия на правительство страны в том случае, если оно не желает себя связывать международным правом. В этом плане либеральная концепция правовой государственности космополитична и является промежуточной на пути к идее планетарного государства, глобальной федерации, что вызывает вполне справедливые опасения по поводу национальной безопасности любой державы. Примечательно, но именно республиканские США, провозглашающие себя «непогрешимым оплотом демократии» проводят агрессивную политику военного вмешательства по всему миру, пытаясь установить выгодный для себя универсальный порядок либеральной диктатуры, об опасности которой предупреждал еще Н.Н. Алексеев. «Вселенская власть, - писал он, - поставленная во главе планетарной федерации, будет чудовищем силы, превыше которого не может уж стоять никакой другой властный союз»[1056]. Никакими внешними, правовыми гарантиями невозможно уберечь от произвола международную власть. К чему может привезти эта страшная машина по защите прав человека, демонстрирует история постбиполярного мира (уничтожение войсками НАТО Югославии, оккупация Ирака и Афганистана Соединенными штатами и их союзниками и т.д.). И наивно полагать, что международное правительство будет демократичным: слишком различны отдельные государства по своей мощи, чтобы можно было говорить о равенстве.

Из этого следует, что либеральная идея правового, демократического государства построенного на основе принципа разделения властей, не отвечает требованиям справедливого общества, признающего главным критерием своего существование совесть и взаимопомощь. Поэтому она должна быть заменена патриотической идеологией социального гуманизма.

Вопросы для самоконтроля:

1. Чем отличается государственная власть от иных видов социальной власти?

2. Дайте определение политической системы и назовите её институциональные компоненты.

3. Назовите признаки демократии.

4. Перечислите недостатки демократического режима.

5. Чем отличается тоталитаризм от авторитаризма?

6. Что такое лобби?

Список рекомендуемой литературы.

1. Гардеева Г. Исламский фундаментализм и опыт государственного строительства в Пакистане // Россия и мусульманский мир. 2001. № 12.

2. Дарендорф Р. Дорога к свободе: демократизация и ее проблемы в Восточной Европе // Вопросы философии. 1990. № 9.

3. Иванников И.А. Организованная преступность и государственная власть в России (XX - начало XXI столетия): Монография. – Ростов – н/Д., 2002.

4. Керимов Д.А. Современное государство: вопросы теории. - М., 2007.

5. Николаев Б.В. Религия и высшее образование в США: особенности конституционно-правового регулирования. // Конституционное и муниципальное право. 2008. № 2.

6. Серегин А.В. Стратегические императивы русской теории государства и права. Монография. – Ростов-на-Дону, 2007.

7. Чепурнова Н.М., Серегин А.В.Теория государства и права: Учебное пособие, 2007.