Революция как воля к борьбе и везение

Поэтому искать причины революций надо не во внешних факторах – так называемых «объективных причинах», – а в людях, которые эти революции устраивают. Ведь причины, как, впрочем, и любые внешние обстоятельства, существуют не сами по себе, а лишь преломляясь в сознании людей. Именно и только люди принимают сознательные решения о тех иных действиях и предпринимают какие-то шаги, движимые политическим расчетом, моральными императивами и сильными эмоциональными импульсами.

Закоперщики и участники революции не знают и не могут знать, созрели причины для нее или же нет. У некоторых из них, конечно, имеются соображения на сей счет, но цена оных мизерна. Вот Ульянов-Ленин, всю свою сознательную жизнь алкавший революции, тщательно выискивал любые намеки на нее в России и во всем мире. Ан революция произошла как раз тогда, когда даже он перестал ее ожидать.

Но большинство людей, вовлекающихся в революционную активность, вообще не отягощено рефлексией насчет «структурных причин» и «неустойчивого равновесия». Они выходят на улицы и площади, потому что «хватит терпеть!», «надоело!», по причине беспокойного характера или за компанию. А вот что из этого получится – мятеж, массовые беспорядки и волнения или революция, – наперед не знает никто. Даже самые изощренные умы. Однако, не разбив яйца, омлет не приготовишь.

Конечно же, риск колоссален. На всякую удавшуюся революцию приходятся десятки абортированных, купированных, залитых свинцом и кровью. Но точно так же многие революции, могущие оказаться успешными, просто не были начаты – потому что их потенциальные организаторы не посмели «выйти на площадь в тот назначенный час».

Вот два классических примера из русской истории. Декабристы посмели выйти на площадь, но не сделали ни шагу с нее. А ведь это пронунциаменто имело все шансы стать успешным и войти в историю под названием «революции».

И наоборот. Вспомните Ульянова-Ленина, который накануне 25 октября 1917 г. бросил всю свою бешеную энергию на чашу весов, кликушески призывая большевиков немедленно выступить и взять власть: «Вчера было рано, завтра будет поздно!»

И ведь накликал! Промедли большевики пару-тройку дней, займи они более умеренную позицию, и никакого большевистского переворота не случилось бы, а Россия не была бы ввергнута в кровавый водоворот.

Удивительная ирония истории. Истероидный неудачник Ульянов-Ленин, чьи прогнозы всю жизнь не сбывались, а надежды – рушились, один-единственный раз в своей жизни оказался прав. И эта правота, а главное, безоглядная решимость все поставить на одну карту изменили судьбы мира.

Воля. Решимость выступить и идти до конца – вот что составляет альфу и омегу революционной деятельности. Без воли к власти и воли к борьбе никакая «объективная» зрелость предпосылок революции не стоит ничего.

Ведь, начиная свою борьбу, революционеры не знают и не могут знать, что их ожидает: скорая триумфальная победа, тяжелая изнурительная борьба или бесславная гибель. Но тем не менее встают на этот путь.

Мао Цзэдун с его десятилетиями партизанской войны. Фидель Кастро и его соратники – от штурма казармы Монкада до падения режима Батисты. Аятолла Хомейни, годами окучивавший Иран из эмиграции. Ваэль Гоним, инициировавший в социальной сети Facebook мероприятия, вылившиеся в египетскую революцию 2011 г. Что они знали и могли знать о будущем? Ничего! У некоторых из них не было даже надежды. Зато была готовность к борьбе.

Воля к борьбе, включая готовность умирать за свои взгляды и идеалы, – абсолютно необходимое условие революции. И обратите внимание: это относится к человеческой экзистенции, а не к социологическим абстракциям.

Если эта экзистенция отсутствует, то даже самые благоприятные условия обернутся пшиком. Как в декабре 2011 г. в России, когда организаторы протестных митингов пошли на фактический сговор с властью. А ведь ситуация тогда висела в прямом смысле слова на волоске, и Кремль был готов пойти на существенные уступки, включая досрочные парламентские выборы.

Почему оппозиционеры поступили таким образом? Не стоит умножать число сущностей сверх необходимого: страх – одна из самых сильных человеческих эмоций. Организаторы протестных митингов просто-напросто испугались. Смертельно испугались.

Но, конечно, нашли достойное и даже благородное объяснение своему поведению, как находят его в подобных ситуациях почти все люди. Все же повесившийся Иуда исключительно редкий случай; обычно предатели наслаждаются полученными сребрениками, а сейчас еще и публично похваляются собственным предательством. Мол, вовремя предать – и не предать вовсе, а предвидеть.

Надо честно признать, что страх перед необходимостью сделать решительный шаг имеет веское историческое обоснование. На всякого революционера-триумфатора придутся десятки и сотни проигравших – безвестных и известных бойцов против диктаторских режимов. Их самоотверженные и мужественные действия не привели к успеху: революции не вспыхнули или были подавлены, а революционные активисты – уничтожены. Филиппинец Бенигно Акино и никарагуанец Аугусто Сандино. Чилиец Сальвадор Альенде и аргентинец Че Гевара. И это лишь самые известные. А сколько безвестных героев кануло в Лету.

Но если ты взялся заниматься политикой, пошел в оппозицию и проклинаешь «кровавую гэбню», то будь готов идти до конца. Никогда и нигде в мире ни один режим не рухнул под тяжестью собственных ошибок и преступлений. Он может рухнуть только под давлением изнутри или извне.

Только предприняв решительные шаги, можно понять, благоприятна ситуация для перемен или же нет. До начала действия знать этого просто нельзя, можно лишь инсинуировать на сей счет – с той или иной степенью убедительности.

Благоприятность ситуации означает не столько зрелость объективных факторов революции, сколько уникальную констелляцию здесь-и-сейчас, позволяющую выступить именно в данный момент и добиться успеха. Это тот переломный момент политической динамики, который афористично сформулировал Ленин: «Вчера было рано, завтра будет поздно!»

Далеко не всегда он выражен явно и потому нередко остается незамеченным. Однако в некоторых революциях хорошо видна критическая черта, которая отделяет легальный протест от революции, обрушивающей прежнюю легальность.

В Американской революционной войне, более известной в России как Война за независимость, такой чертой стало «бостонское чаепитие» 16 декабря 1773 г. В России 1917 г. – выступление большевиков 25 октября 1917 г.

И подобные поворотные моменты отнюдь не только достояние отдаленной истории. Нечто близкое по духу и значению случилось буквально на наших глазах в Киеве 21 февраля 2014 г., когда «сотник» Владимир Парасюк, самовольно поднявшись на трибуну Евромайдана, выразил недовольство излишне осторожной, по его мнению, линией лидеров украинской оппозиции и поклялся повести своих хлопцев на вооруженный штурм администрации президента, если Янукович не уйдет в отставку до 10.00 следующего дня.

В тот момент устами деревенского парубка говорила сама История. Ну, а что вы хотите? Дух Истории веет где хочет и находит для выражения своей воли тоже кого хочет. Политически и психологически выступление Парасюка переломило ситуацию, превратив массовые протесты в победоносную революцию. И кто знает, что было бы, пойди лидеры Майдана на компромисс с Януковичем.

А вот в России такими поворотными моментами могли бы стать митинги 10 и 24 декабря 2011 г. и, не исключено, 4 февраля 2012 г. Могли бы, но не стали. Почему? А не нашлось своего сотника Парасюка. Не оказалось на трибуне митинга человека, способного кожей почуять переломный характер ситуации и призвать к немедленному политическому действию. Пар ушел в свисток – в скандирование лозунгов «Мы здесь власть!» и «Мы придем еще!».

То была даже не политическая ошибка, а элементарная глупость. Забавно, что оппозиционеры, которых власть с маниакальной настойчивостью обвиняет в подготовке «цветной» революции, не удосужились даже заглянуть в «библию» современных революций – брошюру Джина Шарпа «От диктатуры к демократии». А старина Шарп в своем эссе, удачно сочетающем идеалистический пафос с политической инструментальностью, предостерегает оппозиционеров, которые «наивно считают, что, если они просто будут настойчиво, твердо и достаточно долго провозглашать свою цель, она каким-то образом осуществится» ^[35].

Когда призывы к действиям и сами попытки действий наконец проявились – 5 марта и 6 мая 2012 г., – было уже поздно. Уникальный момент, когда оппозиция в состоянии бросить решительный вызов режиму и надломить его, никогда не бывает длительным. Это даже не окно возможностей, а форточка или щелочка.

Конечно же, в России были люди, почувствовавшие уникальную благоприятность политического момента. Но это как раз тот случай, когда бодливой корове бог рогов не дает. Известный писатель и радикальный политик, глава бывшей Национал-большевистской партии и действующей «Другой России» Эдуард Лимонов буквально умолял организаторов оппозиции не переносить митинг с Театральной площади на Болотную.

Его точка зрения выглядела резонной. Несколько десятков тысяч людей (а проходи митинг на Театральной площади, то и сотня – полторы сотни тысяч) в центре города, в шаговой доступности от здания Государственной думы, составили бы горючую массу, способную легко воспламениться от призывов и двинуться вперед. И вряд ли бы их смогли остановить.

Однако небольшая группа сторонников Лимонова, оставшихся на Театральной площади, политической погоды сделать не могла.

А вот организаторы митинга впоследствии даже публично похвалялись тем, как «ловко» они договорились с московской и федеральной властью о переносе места проведения оппозиционного митинга ^[36]. Почему они пошли на это? Боялись. Но отнюдь не власти. Скорее, такого непредсказуемого развития ситуации, при котором наверх вышли бы радикальные элементы протестующих, включая русских националистов. А при подобном гипотетическом раскладе лидеры оппозиции не только перестали бы быть лидерами, но и могли оказаться пострадавшей стороной.

И как раз этот эпизод со всей очевидностью показал, что подобные лидеры по самой своей природе неспособны бороться за власть. Да и, возможно, вообще неспособны бороться. Они могут лишь имитировать протест и имитировать борьбу.

Настоящая, подлинная политика случается там и тогда, где и когда возникает непредвиденная, критическая ситуация. Именно кризис проверяет людей на подлинность: кто они и чего стоят. И революция – это как раз самая суровая экзаменовка подлинности притязающих заниматься политикой, в первую очередь наличия у них властного инстинкта.

Итак, воля и удача. Вот как побеждают революции. А в неуспешных, провалившихся или раздавленных революциях присутствует только воля.

Однако автор этих строк вовсе не безудержный волюнтарист, хотя такое впечатление может и возникнуть. Моя идея несколько иная. Решение о действии или бездействии принимают только люди. Однако, как мы уже знаем, они не в состоянии объективно оценить готовность ситуации к революции. Такого аналитического инструментария попросту не существует.

Поэтому решающим элементом революции оказывается субъективный фактор в самом что ни на есть прямом смысле слова. И неважно, идет ли о речь о формальной организации, партии «нового типа», группе единомышленников, совокупности объединившихся через сеть активистов; неважно, идет ли речь о вооруженной борьбе или мирном протесте. В конечном счете судьбоносное (или роковое) решение принимает всего один или несколько человек, исходящих из собственной оценки ситуации. Насколько реалистична эта оценка, можно узнать, лишь начав действие.

Большинство тех, кто рискнул, в конечном счете проиграли. Но они хотя бы попробовали. А те, кто не рискнул, обречены втайне вздыхать и жалеть об упущенных победах и несостоявшихся триумфах.