Основные идеологические течения в современном мире

Унаследовав ряд идей древнегречес­ких мыслителей Лукреция и Демокри­та, либерализм как самостоятельное идеологическое течение сфор­мировался на базе политической философии английских просве­тителей Д. Локка, Т. Гоббса, А. Смита в конце XVII— XVIII вв. Связав свободу личности с уважением основополагающих прав человека, а также с системой частного владения, либерализм по­ложил в основу своей концепции идеалы свободной конкурен­ции, рынка, предпринимательства. Соответственно ведущими политическими идеями либерализма были и остаются правовое равенство граждан, договорная природа государства, а также в более позднее время сформировавшееся убеждение о равнопра­вии соперничающих в политике «профессиональных, экономи­ческих, религиозных, политических ассоциаций, ни одна из ко­торых» не может иметь «морального превосходства и практичес­кого преобладания над другими»[117].

С момента своего возникновения либерализм отстаивал кри­тическое отношение к государству, принципы высокой полити­ческой ответственности граждан, религиозную веротерпимость и плюрализм, идею конституционализма. Главными проблемами либеральной идеологии всегда были определение допустимой сте­пени и характера государственного вмешательства в частную жизнь индивида, совмещение демократии и свободы, верности конкрет­ному Отечеству и универсальных прав человека.

Попытки решения этих вопросов привели к возникновению в либерализме многочисленных внутренних течений. Так, в XX в. наряду с традиционным либерализмом сформировались направления, пытавшиеся соединить его основные ценности с тоталь­ной опорой на государство, или с социально ориентированными идеями, утверждавшими большую ответственность общества за благосостояние людей, нежели отдельного индивида, либо с пред­ставлениями, напрочь отрицавшими социальную направленность деятельности государства («консервативный либерализм») и т.д.

В целом же, усиление элементов государственной идеологии и социальных целей, адаптировавших традиционные ценности либерализма к экономическим и политическим реалиям второй половины XX в., заставило говорить о его исторически обновлен­ной форме —неолиберализме. Важнейшим достоинством поли­тической системы здесь провозглашалась справедливость, а пра­вительства — ориентация на моральные принципы и ценности. В основу политической программы неолибералов легли идеи кон­сенсуса управляющих и управляемых, необходимости участия масс в политическом процессе, демократизации процедуры принятия управленческих решений. В отличие от прежней склонности ме­ханически определять демократичность политической жизни по большинству, стали отдавать предпочтение плюралистическим формам организации и осуществления государственной власти. Причем Р. Даль, Ч. Линдблюм и другие неоплюралисты считают, что чем слабее правление большинства, тем оно больше соответ­ствует принципам либерализма. Правда, представители праволиберальных течений (Ф. Хайек, Д. Эшер, Г. Олсон) полагают, что при плюрализме способны сформироваться механизмы экспро­приации большинством богатого меньшинства, а это может по­ставить под угрозу основополагающие принципы либерализма.

В то же время сохранившаяся в неолиберализме ориентация по преимуществу на публичные виды человеческой жизнедеятель­ности (политическую активность, предприимчивость, свободу от предрассудков и т.п.), традиционное отношение к морали как к частному делу человека (что способствует укреплению отнюдь не всех связей и отношений в обществе, а временами несет и опас­ность атомизации социума) ограничивают электоральную базу этих представлений в современных условиях. С другой стороны, именно основные ценности либерализма обусловили коренное измене­ние в массовых политических воззрениях во многих странах мира, легли в основу многих национальных идеологий, ориентиров нео­консерватизма и христианско-демократической идеологии. На либеральной основе развились многообразные теории политичес­кого участия, демократического элитизма и т.д. И видимо, эти грандиозные исторические изменения, вызванные влиянием ли­берально-демократических ценностей, позволили ряду зарубежных теоретиков (например, Ф. Фукуяме) полагать, что мировое сообщество уверенно движется к «концу истории», т.е. универса­лизации государств, воплощающих принципы свободы и равен­ства граждан и потому способных решить все фундаментальные проблемы человеческого сообщества.

Консерватизм как политическая идео­логия являет собой не только систему охранительного сознания, предпочи­тающую прежнюю систему правления (независимо от ее целей и содержания) новой, но и весьма определенные ориентиры и прин­ципы политического участия, отношения к государству, социаль­ному порядку и т.д. Предпосылкой возникновения этих базовых представлений стали «успехи» либерализма после Великой Фран­цузской революции 1789 г. Потрясенные попытками радикально­го политического переустройства, духовные отцы этого направ­ления — Ж. де Местор, Л. де Бональд и особенно Э. Берк — пытались утвердить мысль о противоестественности сознатель­ного преобразования социальных порядков. Их система воззре­ний базировалась на приоритете преемственности перед иннова­циями, на признании незыблемости естественным образом сло­жившегося порядка вещей, предустановленной свыше иерархич­ности человеческого сообщества, а стало быть, и привилегией известных слоев населения, а также соответствующих моральных принципов, лежащих в основе семьи, религии и собственности. По их мнению, сохранение прошлого способно снять все напря­жение настоящего и потому должно рассматриваться как мораль­ный долг по отношению к будущим поколениям. Понятно, что такие принципы отрицали оптимизм либеральной идеологии от­носительно общественного прогресса, тот дух индивидуальной свободы, который, с точки зрения консерваторов, разрушал це­лостность человеческого сообщества.

На основе этих фундаментальных подходов сформировались и окрепли характерные для консервативной идеологии политичес­кие ориентиры, в частности отношение к конституции как к про­явлению высших принципов (которые не могут произвольно изме­няться человеком), воплощающих неписаное божественное право, убежденность в необходимости правления закона и обязательности моральных оснований в деятельности независимого суда, понима­ние гражданского законопослушания как формы индивидуальной свободы и т.д. И это заставляло консерваторов сомневаться в цен­ностях эгалитаризма, препятствовало отождествлению демократии со свободой и эффективным управлением обществом.

Правда, защищая ценности и институты индустриального об­щества, консерватизм, как и либерализм, стал противиться госу­дарственному вмешательству в экономику, способному затормо­зить развитие свободного рынка, конкуренции, а следовательно, и нарушить привилегии представителей крупного капитала.

Эти основополагающие идеи и принципы, однако, заметно модифицировались в процессе общественного прогресса. Так, кризисное развитие индустриальных держав в начале XX в. спро­воцировало появление различного рода реакционных консерва­тивных течений: антисемитизма, расизма, иррационализма, на­ционализма и др., которые выказали полное неприятие демокра­тии и стали проповедовать социальную и национальную дискри­минацию. Здесь проявился в целом нехарактерный для консерва­тизма — уверенного в способности политики смягчать социаль­ную напряженность — радикализм, стремление к силовым спо­собам разрешения конфликтов.

В послевоенный период, когда консерватизм вынужден был обратиться к более тонкой и сложной апологетике капиталисти­ческого образа жизни, возникли новые формы этой идеологии. Так, попытки обосновать «третий» (в отличие от предлагаемых либерализмом и социализмом) путь общественного развития, на­ряду с традиционными течениями, вызвали к жизни разнообраз­ные национальные формы консерватизма, а также технократи­ческий (А. Гелен, X. Шельски, Г. Фрейер), христианско-католи­ческий, «реформаторский» консерватизм и другие типы этой идео­логии. Значительно мягче относясь и к государственному регули­рованию производства, и к участию населения в управлении, эти идейные течения решительно ставили вопрос об укреплении за­конности, государственной дисциплины и порядка, не признава­ли инициированных реформ. Консерваторы, в стремлении с соб­ственных позиций пересмотреть идею демократии, предлагали даже дополнить выборность народных представителей выдвиже­нием в органы управления наиболее «достойных» (с точки зрения властей) граждан.

Последние десятилетия обозначили явное стремление консер­ватизма, с одной стороны, к иррациональным идеям реакцион­ного толка (например «новые правые» во Франции), а с другой — к большей склонности к либеральным ценностям. Второе направ­ление эволюции консервативных идей наиболее ярко проявилось внеоконсерватизме — идеологическом течении, сформировавшем­ся в качестве своеобразного ответа на экономический кризис 1973—1974 гг., массовые молодежные движения протеста в За­падной Европе и расширение влияния кейнсианских идей.

В целом неоконсерватизм весьма удачно приспособил тради­ционные ценности консервативного толка к реалиям позднеиндустриального (постиндустриального) этапа развития общества. Многообразие стилей жизни и усиление всесторонней зависи­мости человека от технической среды, ускоренный темп жизни и нарушение духовного и экологического равновесия — все это породило серьезный ориентационный кризис в общественном мнении западных стран, поставило под сомнение многие пер­вичные ценности европейской цивилизации. В этих условиях неоконсерватизм и предложил обществу духовные приоритеты семьи и религии, социальной стабильности, базирующейся на моральной взаимоответственности гражданина и государства и их взаимопомощи, уважении права и недоверии к чрезмерной демократизации, крепком государственном порядке и стабиль­ности. Сохраняя внешнюю приверженность рыночному хозяйст­вованию, привилегированности отдельных страт и слоев, эти ори­ентиры были четко направлены на сохранение в обществе и граж­данином чисто человеческих качеств, универсальных нравствен­ных законов, без которых никакое экономическое и техническое развитие общества не заполнит образовавшегося в людских ду­шах духовного вакуума.

Основная ответственность за сохранение в этих условиях че­ловеческого начала возлагалась на самого индивида, который должен прежде всего рассчитывать на собственные силы и ло­кальную солидарность сограждан. Такая позиция должна была поддерживать в нем жизнестойкость и инициативу и одновре­менно препятствовать превращению государства в «дойную ко­рову», развращающую человека своей помощью. Эта модель от­личалась от либеральной, сориентированной на предоставленно­го самому себе индивида, которому надлежит самостоятельно отыскивать смысл бытия, «договариваться» с государством и т.д. Государство неоконсерваторов должно было основываться на моральных принципах и сохранении целостности общества, обес­печивать необходимые индивиду жизненные условия на основе законности и правопорядка, предоставляя возможность образо­вывать политические ассоциации, развивая институты граждан­ского общества, сохраняя сбалансированность отношений об­щества с природой и т.д. И хотя предпочтительным политичес­ким устройством для такой модели взаимоотношений граждани­на и государства становилась демократия, все же основные уси­лия теоретики неоконсерватизма (Д. Белл, 3. Бжезинский, Н. Кристолл и др.) тратили на разработку программ, преодолевающих дефицит управляемости обществом (из-за чрезмерного вовлечения в политику населения), защищающих государство от социаль­ных «перегрузок», модернизирующих механизмы защиты элитизма, совершенствующих средства урегулирования конфликтов и проч. При этом в американских версиях неоконсерватизма акценты, как правило, делались на определении путей эволюции государствен­ности и организации власти, в то время как в западноевропейских течениях предпочтение отдавалось сохранению социокультурной среды, усовершенствованию нравственных традиций общества и стимулированию социальной активности индивида.

Конечно, предлагаемые неоконсерватизмом программы эко­номического роста и сохранения политической стабильности (предполагавшие разрешение проблем, вызванных ростом благо­состояния, новое понимание роли планирования, регулирования уровня занятости и т.д.) не могли решить многие вопросы общест­венного развития государств, втягивавшихся в постиндустриаль­ный период эволюции (например инфляции, обнищания населе­ния). Однако по сравнению с его способностью дать человеку от­носительно целостную картину мира, отвечающую его основным нуждам и запросам, все эти частности отходили на второй план. Главное, что неоконсерватизм, согласовав рациональное отно­шение к действительности с моральными принципами, дал лю­дям ясную формулу взаимоотношений между социально ответст­венным индивидом и политически стабильным государством.

Неоконсерватизм обнажил те черты консервативной идеоло­гии и образа мысли, которые сегодня оказались способными за­щитить человека на новом технологическом витке индустриаль­ной системы, определить приоритеты индивидуальной и общест­венной программ жизнедеятельности, очертить облик политики, способной вывести общество из кризиса. Более того, на такой идейной основе неоконсерватизм синтезировал многие гуманис­тические представления не только либерализма, но и социализ­ма, а также ряда других учений. И хотя неоконсервативной идео­логии придерживаются только некоторые крупные политические партии в западных странах (республиканская в США, либераль­но-консервативная в Японии, консервативная в Англии), круг приверженцев этой идейной ориентации все больше расширяет­ся во всем мире.

Идеи социализма известны в мире с древнейших времен, однако теорети­ческое обоснование и идеологическое оформление они получили только в XIX в. Большое значение для их концептуализации име­ли эгалитаристские идеи французского мыслителя Ж.Ж. Руссо и воззрения его соотечественника Ф. Бабёфа о классовой принад­лежности граждан и необходимости насильственной борьбы за общественное переустройство.

В целом социализм недооценивает, а то и вовсе отрицает, зна­чение экономической свободы индивидов, конкуренции и неоди­накового вознаграждения за труд как предпосылок роста матери­ального благосостояния человека и общества. В качестве заменя­ющих их механизмов рассматриваются нетрудовое перераспреде­ление доходов, политическое регулирование экономических и социальных процессов, сознательное установление государством норм и принципов социального равенства (неравенства) и спра­ведливости. Иначе говоря, главными прерогативами в социалис­тической доктрине обладает государство, а не индивид, созна­тельное регулирование, а не эволюционные социальные процес­сы, политика, а не экономика.

Первые попытки очертить идеал этого общественного устрой­ства предпринимались мыслителями Нового времени Т. Мором и Т. Кампанеллой, а в конце XVIII — начале XIX в. т.н. утопичес­кими социалистами Сен-Симоном, Фурье и Оуэном. В середине XIX в. К. Маркс и Ф. Энгельс дали теоретическое обоснование социализма, связав его осуществление с процессом историческо­го становления более отдаленного общества «всеобщего изоби­лия» — коммунизма. В. И. Ленин, пытаясь соединить эти идеи с рабочим движением в России и разработав учение об этапах со­циалистической революции, о сломе «буржуазной государствен­ной машины», «диктатуре пролетариата» и т.д., рассматривал со­циализм как непосредственную политическую цель деятельности партии «нового типа».

Однако, пытаясь обосновать, почему революции происходят в менее, а не в более развитых капиталистических странах, стремясь создать новое общество в соответствии с марксистской доктриной, Ленин и его соратники стали проводниками фундаменталистского течения в «научном социализме». В то же время ряд немецких тео­ретиков (К. Каутский, А. Бебель, Э. Бернштейн), позитивно трак­туя роль государства (демократической республики) в обществен­ных преобразованиях и утверждая приоритет мирных, эволюцион­ных средств достижения целей, стали основоположниками теоре­тического ревизионизма в «научном» обосновании социализма, положив начало социал-демократической идеологии.

Теоретическое противоборство марксистско-ленинской и со­циал-демократической идеологий на протяжении всего XX сто­летия породило ряд существенных различий в попытках реализа­ции принципов «социально справедливого общества».

Так, ленинский фундаментализм послужил основой для воз­никновения сталинского режима, теоретики которого, выдвинув идею об усилении классовой борьбы по мере социалистического строительства, создали идейную основу для обеспечения общест­венных преобразований (обобществления производства, индустри­ализации народного хозяйства, коллективизации села и т.д.) сред­ствами террора и геноцида гражданского населения.

Стремление укрепить социалистический строй без присутст­вия иностранных войск (как это случилось в Восточной Европе) в бывшей Югославии породило т.н. титоизм (И. Тито — гене­ральный секретарь компартии, а впоследствии Президент Юго­славской Республики). Эту версию социализма отличали установки на мирное сосуществование с капиталистическими государства­ми, признание внутренних конфликтов и противоречий социа­листического строительства, необходимости ведения борьбы с главным внутренним врагом — бюрократией, стремление устано­вить рыночные отношения и ограничить роль коммунистической партии.

Попытка реализовать идеи социализма в послевоенном Китае породила еще одну прикладную разновидность социализма — маоизм (по имени генерального секретаря КПК Мао Цзедуна). Отрицая священные для марксистов «общие закономерности» социалистического строительства, Мао тем не менее взял за ос­нову сталинскую идею о необходимости борьбы с внешними и внутренними врагами, раскрасив ее теорией «партизанской борь­бы» (сделавшей маоизм весьма популярным в ряде стран Индо­китая, Африки и Латинской Америки). При этом главной исто­рической силой движения к социализму стало крестьянство, при­званное «перевоспитывать» интеллигенцию и другие слои насе­ления в революционном духе. Понятно, что эти пути продвиже­ния к «светлому будущему» были оплачены массовыми жертвами китайского населения (особенно во времена «культурной рево­люции»).

Но XX век продемонстрировал не только непрекращающиеся попытки практического воплощения ортодоксальных версий соци­ализма. Характерной и весьма показательной чертой нынешнего столетия были настойчивые стремления многих мыслителей мо­дернизировать и теоретическую основу социалистической идео­логии. Так, австро-марксисты М. Адлер и О. Бауэр пытались со­здать «интегративную» концепцию социализма, объединяющую идеи коммунизма и социал-демократии; А. Шафф и Г. Петрович обосновывали доктрину «гуманистического» марксизма; разраба­тывались теории «экологического» и «христианского» социализма и т.д. Однако при всей привлекательности идей социальной справедливости расхождение предписаний теории социализма с реальными тенденциями мирового развития в XX в., а самое глав­ное, их явная склонность к силовым средствам управления, не­разрывная связь с имиджем тоталитарных режимов Сталина, Кастро, Чаушеску значительно ослабили политическое влияние этой идеологии в современном мире.

Наибольшее влияние на общественное сознание в XX в. (в основном в европейских странах) оказаласоциал-демократичес­кая идеология, всегда отстаивающая приоритеты социального и межгосударственного мира и связывающая идеалы справедливо­го общественного устройства с принципами свободы и солидар­ности. Представления о постепенном реформировании буржу­азного общества неразрывно соотносились в ее доктрине с отказом от классовой борьбы, принципами народовластия, со­циальной защищенности тружеников и поощрением рабочего самоуправления. Проповедуемая социал-демократией концеп­ция «социального партнерства» (заменившая и усовершенст­вовавшая концепцию классовой борьбы) в условиях стабильного политического развития стала весьма привлекательной програм­мой политического движения. Однако неосуществленность выдвигавшихся ими моделей «демократического социализма», трудности, связанные с реализацией «государства всеобщего бла­годенствия», смена общественного строя в большинстве стран «реального социализма» и др. негативно сказались на влиянии социал-демократии в мире.

Сегодня в политической науке сло­жилось двоякое понимание фашизма. Одни ученые понимают под ним конкретные разновидности по­литических идеологий, сформировавшихся в Италии, Германии и Испании в 20—30-х гг. нынешнего столетия и служивших по­пулистским средством выхода этих стран из послевоенного кри­зиса. Родоначальником фашизма явился бывший лидер левого крыла итальянских социалистов Б. Муссолини. Его теория, бази­ровавшаяся на элитарных идеях Платона, Гегеля и концепции «органистского государства» (оправдывающего агрессивные дей­ствия властей во имя блага преданного ему населения), пропове­довала крайний национализм, «безграничную волю» государства и элитарность его политических правителей, прославляла войну и экспансию.

Характерной разновидностью фашизма был и национал-соци­ализм Гитлера (А. Шикльгрубера). Немецкая версия фашизма отличалась большей долей реакционного иррационализма («гер­манский миф»), более высоким уровнем тоталитарной организа­ции власти и откровенным расизмом. Использовав идеи расового превосходства А. Гобино, а также ряд положений философии И. Фихте, Г. Трейчке, А. Шопенгауэра, Ф. Ницше, теоретики германского фашизма построили свою идеологию на приоритете социальных и политических прав некоего мифического народа — «арии». В соответствии с признанием его привилегированности была провозглашена политика поддержки государств «культуросозидающих рас» (к настоящим ариям были отнесены немцы, англичане и ряд северных европейских народов), ограничения жизненного пространства для этносов, «поддерживающих куль­туру» (к ним причисляли славян и жителей некоторых государств Востока и Латинской Америки) и беспощадного уничтожения «культуроразрушающих» народов (негров, евреев, цыган). Здесь государству отводилась уже второстепенная роль, а главное место занимала раса, защита целостности которой оправдывала и пред­полагала политику экспансионизма, дискриминации и террора.

Конкретно-исторические трактовки фашизма позволяют уви­деть его политические очертания помимо названных государств также во франкистской Испании, Японии 30—40-х гг., Португа­лии при А. Салазаре, Аргентине при президенте Пероне (1943— 1955), Греции конца 60-х, в отдельные периоды правления в Южной Африке, Уганде, Бразилии, Чили.

Другая точка зрения интерпретирует фашизм как идеологию, не имеющую определенного идейного содержания и формирую­щуюся там и тогда, где и когда на первый план в идейных и практических устремлениях политических сил выступают цели подавления демократии, а жажда насилия и террора заслоняют задачи захвата и использования власти. Таким образом, наиболее предпочтительной идейной основой для фашизма являлись бы доктрины, содержащие признание превосходства тех или иных расовых, этнических, классовых, земляческих и иных групп об­щества. Поэтому от фашистского перерождения не застрахованы ни национальные, ни коммунистическая, ни религиозные и дру­гие идеологии, стоящие на принципах политического переуст­ройства общества, сохраняющего привилегированное положение для «коренного населения», приверженцев «подлинной веры», «гегемона исторического процесса» и предлагающие радикаль­ные средства для обеспечения этим группам требуемого общест­венного статуса.

Понимая таким образом фашизм, общество должно крайне внимательно относиться к появлению на политическом рынке идей, стремящихся закрепить чье-либо социальное превосходст­во в ущерб другим гражданам и не желающих останавливаться ни перед какой социальной ценой для достижения поставленных целей. И хотя такое отношение к фашизму драматизирует авто­ритарные методы управления в демократических режимах, одна­ко оно позволяет своевременно увидеть опасность нарастания насилия, национального милитаризма, вождизма и других черт этой агрессивной идеологии, чреватой разрушением цивилизо­ванного облика общества.

В странах, где идет процесс станов­ления национальных общностей, осу­ществляется консолидация государств на моно- или полиэтни­ческой основе, серьезную политическую роль играют националь­ные идеологии. Так, например, Западная Европа пережила бум национальных идеологий в конце XIX — первой трети XX в. И в настоящее время процесс европейской интеграции, поддержи­ваемый соответствующими институтами (Европарламентом, Ев-росоветом и др.), обусловил едва ли не повсеместное — особенно в Нидерландах, Бельгии, Люксембурге — преобладание евроцентризма над национальными пристрастиями людей. В то же время в Югославии, России, большинстве республик, образовавшихся на месте бывшего СССР, национальные идеологии начинают до­минировать в политической жизни общества.

В целом идеологии этого типа выражают политические требо­вания граждан, чьи интересы в повышении своего социального статуса связываются с национальной принадлежностью. Концеп­туально-теоретические основы этих идеологических течений преж­де всего выражают то или иное понимание природы националь­ной группы, которая может трактоваться либо в качестве общности, складывающейся на основе единых экономических условий жиз­ни людей, территории, языка и определенных черт духовной куль­туры (марксистская традиция); либо культурной общности, ин­тегрируемой политическими событиями и институтами (М. Ве-бер); либо воплощения «национального духа», поддерживаемого культурными нормами, ценностями и символами (Дж. Бренд); либо народа, которому ниспослано божественное откровение (ис­ламская традиция), и т.д.

В соответствии с внешними условиями и уровнем националь­ного самосознания населения политические силы могут выдви­гать требования либо защиты культурной самобытности нацио­нальной диаспоры (вплоть до образования самостоятельной го­сударственности); либо расширения геополитического пространства для жизни нации или, напротив, — защиты собственной тер­ритории и национального суверенитета от внешних посягательств; либо создания привилегий для лиц «коренной национальности» или же — интенсивного расширения интернациональных кон­тактов и т.д.

Таким образом, политические движения, стимулируемые на­циональными идеологиями (национализм), в одних странах мо­гут способствовать разрешению межнациональных конфликтов, усилению культурной однородности и, стало быть, интеграции общества (Швейцария, страны Бенилюкса и др.). В других, со­здавая очаги сепаратизма и этнического гегемонизма, национа­лизм может подрывать целостность общества и стабильность по­литического правления (движение басков в Испании, сербов в Боснии и т.д.). Национальные идеологии могут стать источником укрепления межгосударственных отношений (так, в большинстве стран Западной Европы отстаивание национальных интересов не связывается с усилением враждебности к другим государствам), а могут создавать острые противоречия между государствами, осо­бенно в связи с проведением политики по отношению к своим национальным землячествам на чужих территориях (например, между Боснией и Сербией, Россией и Латвией).

В ряде случаев национальные идеологии используются в ка­честве прикрытия для решения проблем, не связанных с усло­виями существования того или иного этноса. Например в конце 80 — начале 90-х гг. Прибалтийские республики под флагом за­щиты интересов коренных национальностей пытались решить весь комплекс проблем с бывшим союзным государством (в частности вопросы хозяйственных взаимоотношений, усиления экономи­ческой самостоятельности, обеспечения оптимальных условий роста уровня жизни граждан и т.д.).

Конечно, ни разнообразие национальных идеологий, ни пере­численные выше идейные течения не исчерпывают всего духов­ного богатства политической жизни современного мира. Пере­строить политическую вселенную на собственных принципах, повлиять на умонастроения людей хотят и доктрины, строящие свои требования на основании религиозных постулатов и цен­ностей (в том числе и те, что увязывают собственную картину мира с демократическими идеалами — как, например, христиан­ско-демократическая идеология, а также те, которые исповедуют фундаменталистские воззрения: ортодоксальный иудаизм, сикхизм, исламский фундаментализм и др.), различные лево- и пра-ворадикальные идеологии (например, соответственно, неотроц­кизм и «новые правые»). Существенное политическое влияние в отдельных странах оказывает идеология «комьюнити» (пропове­дующая «новый стиль жизни» путем создания различных сосед­ских, профессиональных и прочих общин, построенных в духе братства и локальной солидарности граждан, стремящихся к «не­медленному счастью»), феминизм (борющийся за полное равно­правие женщин в обществе), различные экологические («зеле­ные») идеологии (например «комплюралистическое» учение, стре­мящееся предотвратить самоуничтожение человечества путем со­хранения окружающей среды, развития коллективного капитала и прекращения роста населения), многочисленные футурологические концепции и т.д.

Причем, если в социально стабильных странах влияние полити­ческих идеологий на общественное сознание по преимуществу снижается, то в государствах, переживающих процесс модерни­зации, выбора путей дальнейшего развития, эти орудия духовной мобилизации играют все возрастающую роль в борьбе за захват и использование власти.

Идеологический дискурс

Реальное сосуществование и посто­янное взаимодействие разнообразных идеологических течений обозначают­ся в политической науке понятием «дискурс». С содержательной точки зрения оно предполагает целый спектр возможных вари­антов духовного взаимодействия: от взаимного дистанцирования идеологий до их объединения и соответствующего синтеза тех или иных идеалов, норм, политических требований и прочих своих элементов. Причем как в мировом или, предположим, региональ­ном масштабе, так и в рамках отдельно взятой страны могут скла­дываться самые разнообразные и противоречивые тенденции идеологического диалога. Но духовный климат, образовавшийся в том или ином государстве, как правило, всегда испытывает вли­яние более масштабных идейных веяний, свойственных межго­сударственным и мировым политическим процессам.

Реалии XX в. существенно повлияли на характер идеологи­ческого взаимодействия как в мире в целом, так и в отдельных странах. Если вторая половина прошлого века, проходившая под знаком интенсивного формирования и развития индустриально­го общества, несла на себе явный отпечаток идейной конкурен­ции социалистической и либеральной идеологий, то нынешнее столетие, знаменующее борьбу традиционных и модернизирую­щихся государств, поменяло и укрупнило акценты идейной дискуссии. Наряду с поощрением самых разнообразных идеологий главный водороздел оно провело между идейными течениями, защищающими идеалы гуманизма, человечности и демократии, а также доктринами, оправдывающими насилие, физическое при­нуждение и террор как основополагающие методы реализации своих целей.

Такое положение предопределило и соответствующую эволю­цию идеологических систем: с одной стороны, сближение и даже синтез определенных положений политических доктрин и фило­софий либерализма, консерватизма, социал-демократии, христи­анско-демократической идеологии и ряда других учений, и про­тивостояние им фашистских, экстремистских, шовинистических, расистских и иных аналогичных течений — с другой.

Сближение и объединение реакционных идеологий способст­вует поляризации общества и нарастанию политической напря­женности и в тех странах, где они пользуются соответствующим влиянием, и на международной арене в целом. Особенно ярко это проявляется в фактах политического терроризма. Результа­том же внутреннего сближения идеологических систем гуманис­тического направления, в частности, на Западе, стало возникно­вение ряда новых авторитетных идейных течений (неоконсерва­тизм) или, к примеру, существенное изменение соотношения между традиционно понимаемыми левыми и правыми полити­ческими течениями. Эти ранее разведенные по оконечностям политического спектра позиции и ориентации в настоящее время все болеесближаются и объединяются по вопросам демократии, признания прав человека в качестве главного критерия полити­ки, защиты моральных и семейных ценностей, утверждения со­циальной открытости обществ и т.д. Таким образом, их различия касаются, по сути, частных вопросов текущей политики и выра­жаются скорее в разнице предвыборных обещаний, нежели в сфере принципиальных политических вопросов. Такая ситуация одно­значно ведет к снижению остроты идеологического противобор­ства и утрате людьми партийно-идеологической идентичности. Например, многие из тех, кто голосует на Западе за те или иные партии, зачастую не считают себя сторонниками провозглашае­мых и поддерживаемых ими идеологий.

Своеобразный оттенок в картину современного идеологичес­кого дискурса внесли и сторонникитехнократического направле­ния, отрицающие саму способность социальных доктрин опреде­лять движение государств и политическое поведение людей. Един­ственной силой, способной на такое, признается только техника. Как считал видный представитель этого по существу деидеологизаторского направления X. Шельски, демократия в обществе ста­новится ненужной из-за увеличивающегося могущества не нуж­дающейся в узаконении власти техники. Нельзя сказать, что та­кого рода взгляды получили широкое распространение или суще­ственно влияют на политический рынок. Однако технократичес­кие идеи стали неизменными участниками идеологического дис­курса, по сути, во всех странах.

В целом для устойчивых, стабильных государств демократи­ческой ориентации сегодня в основном характерна приглушен­ность идеологических споров. Там же, где борьба за выбор на­правления социально-политического развития продолжается, где различные группы ведут интенсивный диалог за приоритеты на­циональной политики, там идейное противоборство между идео­логиями только обостряется, а внутренняя напряженность такого спора мешает их сближению и внутреннему синтезу. Подобная ситуация, способствующая росту политической напряженности в обществе, характерна, в частности, для современной России.

После крушения монопольного ста­туса коммунистической идеологии в общественном мнении, казалось, ус­тановилось нечто наподобие аллергии

относительно идейно-целевых течений. Сложилась ситуация, ко­торую специалисты называли идеологическим вакуумом. Но она продолжалась недолго. Активность новых политических элит, пы­тавшихся отстоять интересы вступающих в борьбу за власть групп, а главное — стремление широких слоев населения концептуаль­но оформить свои политические чувства, надежды и разочарова­ния, породили всплеск различных идеологических доктрин. Вре­менное затишье сменилось идеологическим бумом. Однако не­смотря на обилие идеологических конструкций в настоящее вре­мя доминирующее положение в политико-идеологическом про­странстве зани