I. человек: тело, речь и ум

Бывает, что люди, начинающие проявлять интерес к учениям, стремятся оторваться от реальности мате­риальных вещей, как будто учения — это нечто совер­шенно не связанное с повседневной жизнью. Зачастую в основе этого кроется попытка избавиться, убежать от собственных проблем — следствие ошибочного пред­ставления, будто можно найти нечто такое, что чудес­ным образом поможет всё это преодолеть. Но учения опираются на принцип нашего реального человеческо­го состояния. У нас есть физическое тело со всеми при­сущими ему ограничениями: каждый день нам прихо­дится есть, работать, отдыхать и так далее. Такова наша реальность, и мы не можем от нее отмахнуться.

Учения Дзогчена — это не философия, не религи­озная доктрина, не культурная традиция. Понимание смысла учений означает обнаружение своего соб­ственного истинного состояния, очищенного от само­обмана и других уловок, создаваемых умом. Само зна­чение тибетского слова дзогчен — «великое совершен­ство» — подразумевает истинное изначальное состоя­ние каждой личности, а не какую-то трансцендентную реальность.

В основе многих духовных путей лежит принцип сострадания, принесения пользы другим. Например, в буддийской традиции Махаяны сострадание, наря­ду со знанием истинной природы явлений, то есть «пустоты», является одним из основополагающих моментов практики. Однако, если мы не понимаем истинного принципа сострадания, оно может превра­титься в нечто искусственное, надуманное. Подлин­ное, безыскусное сострадание может возникнуть только после того, как мы открыли свое собственное состояние. Наблюдая свою ограниченность, свою за­висимость, свои конфликты и тому подобное, мы мо­жем по-настоящему осознать страдание других, и тогда наш опыт становится основой, или примером, для того, чтобы суметь лучше понять окружающих и помочь им.

Единственный источник любого доброго дела для других — это осознание своего собственного состоя­ния. Если мы знаем, как помочь самому себе и что нужно делать в собственной ситуации, то можем ре­ально помочь другим и чувство сострадания появится само собой — нам не придется придерживаться правил поведения, принятых в той или иной религиозной доктрине.

Что же мы имеем в виду, когда говорим об осозна­нии собственного истинного состояния? Это означает наблюдение за собой, обнаружение, кто мы такие, кем мы себя считаем и каково наше отношение к другим и к жизни. Если мы хотя бы день понаблюдаем, откуда возникают и в чем коренятся наша ограниченность, наши умственные построения, страсти, гордость, рев­ность и привязанность, в которых мы замыкаемся, то увидим, что их источник — наше двойственное виде­ние и наша несвобода. Чтобы уметь помогать как самим себе, так и другим, необходимо преодолеть все рамки, которые нас ограничивают. Таково истинное назначение учений.

Любое учение передают в русле культуры и зна­ний, которыми владеют люди. Но важно не смешивать культуру или традицию с самими учениями, потому что сущность учений — это знание природы человека. Всякая культура может иметь огромную ценность, по­тому что является средством, позволяющим людям получить то, о чем говорит учение, но она не есть само учение. Возьмем, к примеру, буддизм. Будда жил в Индии и, чтобы передать свое учение, не стал созда­вать новую культуру, но использовал в качестве осно­вы для общения культуру современного ему индий­ского народа. Например, в Абхидхармакоше ¹² мы на­ходим такие понятия и представления, как описание горы Меру и четырех континентов, типичные для культуры древней Индии. Однако совершенно не сле­дует считать, что они имеют основополагающее значе­ние для понимания самого учения Будды. Другой пример подобного явления мы можем увидеть ь той совершенно новой форме, которую принял буддизм в Тибете после его слияния с местной тибетской куль­турой. Ведь когда Падмасамбхава принес Ваджраяну в Тибет, он не отказался от ритуальных практик, использовавшихся древней традицией бон, но умело использовал их, включив в буддийские тантрийские практики.

Если человек не умеет понять истинный смысл учения, используя собственную культуру, у него мо­жет возникнуть путаница между внешней формой ре­лигиозной традиции и ее сущностью. Возьмем для примера западного человека, который, заинтересовав­шись буддизмом, отправляется в Индию на поиски учителя. Там он встречает традиционного тибетского гуру, живущего в уединенном монастыре и ничего не знающего о западной культуре. Если такого гуру по­просят учить, он будет придерживаться методов, к которым привык, обучая тибетцев. Но западному че­ловеку придется преодолеть значительные трудности, начиная с языкового барьера. Возможно, он получит важное посвящение и будет поражен особой атмосфе­рой, духовной «вибрацией», но не поймет смысла. Привлеченный представлением о некоем экзотичес­ком мистицизме, он, возможно, проживет в монастыре несколько месяцев, усвоив некоторые аспекты тибет­ской культуры и религиозных обычаев. Возвратив­шись на Запад, он будет убежден, что понял буддизм, и, чувствуя себя не таким, как все, станет вести себя так, будто он тибетец.

Но на самом деле, чтобы практиковать учение, пришедшее на Запад из Тибета, нет никакой нужды становиться тибетцем. Наоборот, самое главное — суметь включить это учение в свою собственную культуру, чтобы получить возможность знакомить с ним, с самой его сутью, других представителей Запа­да. Однако часто бывает, что, столкнувшись с восточ­ным учением, люди начитают считать, что их соб­ственная культура не представляет никакой ценности. Такое отношение совершенно ошибочно, потому что всякая культура имеет свою ценность, связанную с тем окружением и теми обстоятельствами, при кото­рых она возникла. Ни об одной культуре нельзя ска­зать, что она лучше другой — от самого человека зависит, получит ли он от нее большую или меньшую пользу для своего внутреннего развития. Поэтому бесполезно переносить правила и обычаи в другую культурную среду, отличающуюся от той, в которой они возникли.

Личные привычки и культурная среда помогают человеку понять учение. Нельзя передать состояние знания, используя примеры, неведомые слушателям. Если жителю Запада подать цампу¹³ и тибетский чай, то, вероятно, он не будет иметь представления, как это едят. Тибетец же, который ест цампу с самого детства, над этим не задумается: он перемешает цампу с чаем и съест. Точно так же, трудно понять суть учения, если не знать той культуры, в русле которой оно передает­ся. Вот почему важно иметь представление о той или иной культуре. Но учения заключают в себе внутрен­нее состояние знания, которое нельзя смешивать с той культурой, в русле которой оно передается, или же с привычками, обычаями, политической и общест­венной системами и так далее. Люди создавали раз­личные культуры в различные времена и в разных странах, и тот, кто интересуется учениями, должен по­нимать это и уметь работать с различными культу­рами, не ограничивая себя их внешней формой.

Например, те, кто уже имеет некоторое знакомство с тибетской культурой, может быть, думают, что прак­тиковать Дзогчен — значит обратиться или в буддизм, или в бон, потому что Дзогчен распространялся в рус­ле этих двух религиозных традиций. Это показывает, насколько ограничен наш образ мышления. Если мы решаем следовать какому-то духовному учению, то убеждены, что нам необходимо что-то переменить, например, манеру одеваться, питаться, вести себя и так далее. Но Дзогчен вовсе не требует от нас быть приверженцами какой-либо религиозной доктрины или вступить в монашескую общину, или же слепо принять учения и стать «дзогчецистами». На самом деле всё это может создать серьезные препятствия для истинного знания.

Суть в том, что люди настолько привыкли снаб­жать всё ярлыками, что не способны понять ничего, что не вмещается в их рамки. Вот пример из моей соб­ственной жизни. Мне не раз приходилось встречаться с тибетцами, которые не очень хорошо меня знают и обязательно спрашивают: «К какой школе вы принад­лежите?» В Тибете на протяжении столетий сложи­лись четыре главные традиции тибетского буддизма, и если тибетец слышит о каком-то учителе, то он убежден, что этот учитель обязательно принадлежит к одной из четырех школ. Если я отвечу, что практи­кую Дзогчен, то этот человек будет считать, что я от­ношусь к школе ньингмапа, в которой сохранились тексты Дзогчена. Другие же, зная, что я написал не­сколько книг по бону с целью дать справедливую оценку исконной культуре Тибета, могут сказать, что я — бонпо. Но Дзогчен — это не школа и не секта, и не религиозная система. Это просто состояние знания, которое учителя передают, не связывая себя какими-либо рамками сект или монашеских традиций. В ли­нии передачи учений Дзогчена есть учителя, принад­лежащие ко всем слоям общества, в том числе кресть­яне, кочевники, аристократы, монахи и великие рели­гиозные деятели всех духовных традиций и школ. Например, пятый Далай-лама¹⁴, безупречно соблюдая обязанности, соответствующие его высокому религи­озному и политическому положению, при этом был великим практиком Дзогчена.

Человек, по-настоящему интересующийся учения­ми, должен понимать их основополагающий принцип и не поддаваться ограничениям каких бы то ни было традиций. Часто ограничивающими факторами стано­вятся организации, учреждения, иерархии, существу­ющие в различных школах, но нам бывает трудно это обнаружить. Истинная ценность учений выше всех надстроек, создаваемых людьми, и, чтобы узнать, дей­ствительно ли учения являются для нас чем-то жи­вым, надо только увидеть, до какой степени мы осво­бодились от всех факторов, которые нас ограничива­ют. Иногда может показаться, что мы поняли учения и знаем, как их применять, но на деле мы всё еще за­висим от своих воззрений и догм, весьма далеких от истинного знания собственного истинного состояния.

Когда учитель учит Дзогчену, он стремится пере­дать состояние знания. Цель учителя состоит в том, чтобы пробудить ученика, раскрыв его сознание для восприятия изначального состояния. Учитель никог­да не скажет: «Следуй моим правилам и соблюдай мои наставления!», — он скажет: «Раскрой свой внутрен­ний глаз и наблюдай самого себя. Перестань искать светильник снаружи, чтобы осветить себя изнутри — зажги свой внутренний светильник. Тогда учение ста­нет жить в тебе, а ты — в учении».

Учение должно стать живым знанием во всей ва­шей повседневной деятельности. Это сущность прак­тики, и кроме этого ничего особенного делать не нуж­но. Монах может прекрасно практиковать Дзогчен, не отказываясь от своих обетов. Это могут делать и като­лический священник, и служащий, и рабочий, и дру­гие люди, не отказываясь от своей роли в обществе, потому что Дзогчен изменяет людей не внешне. Он пробуждает их изнутри. Учитель Дзогчена попросит только одного — наблюдать себя, обрести осознан­ность, требуемую для применения учения в повсе­дневной жизни.

Каждая религия, каждое духовное учение имеет свои философские принципы, свой особый образ ви­дения вещей. Например, даже в философии буддизма существуют различные системы и традиции, зачастую не согласные друг с другом только в тонкостях толко­вания основополагающих принципов. В Тибете эти философские споры продолжаются вплоть до нашего времени, в результате сегодня полемические сочине­ния составляют целое самостоятельное направление в литературе.

В Дзогчене же философским мнениям и убежде­ниям не придается никакого значения. Образ видения в Дзогчене основывается не на интеллектуальном знании, а на осознании собственного истинного со­стояния.

Обычно каждый имеет свой собственный образ мышления и собственные представления о жизни, даже если не всегда может выразить их философски. Все существующие философские теории — порожде­ние ошибочных двойственных взглядов людей. В об­ласти философии то, что сегодня считается истинным, завтра может оказаться ложным. Никто не может гарантировать верность философии. Поэтому всякий интеллектуальный путь познания всегда неполон и относителен. В действительности же нет никакой истины, которую нужно было бы искать или подтвер­ждать логически, — вместо этого необходимо только обнаружить, насколько прочно наш ум ограничен рам­ками двойственности.

Двойственность — вот истинный корень нашего страдания и всех наших бед. Все наши понятия и представления, какими бы глубокомысленными они ни казались, подобны силкам, удерживающим нас в ловушке двойственности. Когда мы обнаружим свою ограниченность, нужно постараться ее преодолеть, ос­вобождаясь от любых религиозных, политических или социальных убеждений, которые могли бы делать нас зависимыми. Необходимо отложить такие понятия, как «просветление», «природа ума» и так далее, до тех пор, пока нас больше не будет удовлетворять чисто интеллектуальное знание и пока мы не перестанем пренебрегать соединением своего знания с реальной жизнью.

Следовательно, необходимо начать с того, что мы знаем, — с нашего человеческого состояния. В учении объясняется, что у человека есть три составляющие: тело, речь и ум. Они образуют наше относительное со­стояние, где властвуют время и деление на субъект¹ и объект. То, что пребывает вне времени и ограничений двойственности, называется абсолютным состоянием, истинным состоянием тела, речи и ума. Однако, что­бы прийти к его переживанию, необходимо сначала понять свое относительное бытие.

Тело для нас — это нечто реальное, это материаль­ная форма, которая ограничивает нас в мире людей. Внешне оно находит свое отражение во всем нашем материальном измерении, с которым оно тесно связа­но. В Тантре, например, говорят о точном соответ­ствии между человеческим телом и вселенной, кото­рое основано на том принципе, что существует только одна-единственная энергия. Когда мы думаем о самих себе, то в первую очередь думаем о своем теле и своем физическом существовании. Отсюда возникает чув­ство своего «я», привязанность и все представления о собственности, например: «мой дом», «моя страна», «моя планета» и так далее.

Благодаря материальному измерению тела мы мо­жем понять его энергию, или «речь», — второй аспект человека. Энергия нематериальна, невидима и неося­заема. Это нечто более тонкое и трудное для понима­ния. Одним из ее воспринимаемых аспектов является вибрация, или звук, поэтому ее также называют ре­чью. Речь связана с дыханием, а дыхание — с жизнен­ной энергией человека. В янтра-йоге ¹⁵ для управления этой жизненной энергией используются движения тела и дыхательные упражнения.

Связь между речвю, дыханием и мантрой лучше всего видна на примере того, как работает мантра. Мантра — это ряд слогов, сила которых заключается в их звучании. Произнося их многократно, можно на­учиться управлять конкретной формой энергии. Энер­гия человека тесно связана с внешней энергией, обе они влияют одна на другую. Знание различных аспек­тов взаимосвязи между этими двумя энергиями явля­ется основой ритуальных традиций бона, к которым западные ученые до сих пор не проявляют должного внимания. Например, в боне считается, что многие по­мехи и болезни вызывают некие классы существ, имеющих способность овладевать некоторыми формами энергии. Когда энергия человека слабеет, это подобно открытой двери, через которую могут проникнуть лю­бые неприятности, насылаемые этими классами су­ществ. Поэтому большое значение придается поддер­жанию целостности энергии человека.

Другой стороной этого явления становится воз­можность влиять на внешнюю энергию, творя при этом так называемые чудеса. На самом деле такие дей­ствия представляют собой результат владения соб­ственной энергией, благодаря чему можно обрести способность управлять внешними событиями.

Самым тонким и сокровенным аспектом нашего относительного состояния является ум, но и его суще­ствование нетрудно заметить. Всё, что нужно делать, — это наблюдать за своими мыслями и следить, как мы позволяем себе увлечься их течением. Если спра­шивают: «Что такое ум?» — то можно ответить: «Ум — это именно то, что задает этот вопрос». Ум — это непрекращающийся поток мыслей, которые возника­ют, а потом исчезают. Он обладает способностью оце­нивать, рассуждать, воображать и так далее, и всё это в рамках времени. Но за пределами нашего ума, за пределами наших мыслей существует нечто, называе­мое природой ума, — истинное состояние ума, которое не ограничено никакими рамками. Но если оно нахо­дится за пределами ума, как же нам достичь его пони­мания?

Возьмем пример с зеркалом. Глядя в зеркало, мы видим в нем отраженные образы находящихся перед ним предметов, но не видим природы зеркала. Что же мы имеем в виду под природой зеркала? Мы имеем в виду его способность отражать, которую можно опре­делить как его ясность, чистоту, его прозрачность, являющиеся непременными условиями для проявле­ния отражений. Эта природа зеркала не есть что-то видимое, и постичь ее мы можем единственным обра­зом — через отражения в зеркале. Точно так же мы знаем и можем конкретно пережить только то, что соотносится с нашим состоянием тела, речи и ума. Но именно так мы можем понять их истинную при­роду.

Строго говоря, с абсолютной точки зрения, не су­ществует никакого деления на относительное состоя­ние и его истинную природу точно так же, как зерка­ло и отражение в нем в действительности есть одно нераздельное целое. Однако мы ведем себя так, будто вышли из зеркала и теперь рассматриваем появляю­щиеся в нем отражения. Не осознавая собственной природы, ясной, чистой и прозрачной, мы считаем отражения реальными и испытываем к ним влечение или неприязнь. Таким образом, эти отражения, вместо того чтобы стать для нас средством обнаружения соб­ственной истинной природы, становятся фактором, который нас ограничивает. Мы живем, введенные в заблуждение относительным состоянием, приписывая всему на свете огромную важность.

На языке учения это присущее всем людям двой­ственное состояние, называется неведением. И даже человека, который изучил самые глубокие теории о природе ума, но по-настоящему не понял своего соб­ственного относительного состояния, можно назвать жертвой неведения, потому что для этого человека природа ума остается только теоретическим знанием.

Понимание собственной истинной природы не обяза­тельно требует использования таких умственных про­цессов, как анализ и рассуждение. Человек, имеющий интеллектуальное знание о природе ума, подобно вся­кому другому человеку, будет сохранять привязан­ность к появляющимся отражениям и оценивать их как красивые или безобразные, тем самым попадая в ловушку двойственного мышления. В учении Дзогчен термин «знание», или «состояние знания», обозначает состояние сознания, подобное зеркалу, в том смысле, что его природа не может быть затуманена отражени­ями, какими бы они ни были. Когда мы обнаружива­ем знание собственной истинной природы, нас уже ничто не может ограничить. В этом случае всё, что проявляется, ощущается как часть качеств, неотъемле­мо присущих нашему изначальному состоянию. По этой причине самое главное — не отвергать и не пре­образовывать относительное состояние, но понять его истинную природу. Для этого необходимо убрать все ложные представления и заблуждения, которые мы постоянно с собой связываем.

У нас есть материальное тело, весьма непрочное и предъявляющее многочисленные требования, с кото­рыми приходится считаться. Если мы голодны, нужно поесть, если мы устали, нужно отдохнуть и так далее. Если этого не делать, можно нанести серьезный вред своему здоровью, потому что пределы возможностей нашего тела для нас реальны. В учениях много гово­рится о преодолении привязанности к телу. Но это не означает, что надо резко нарушить все его пределы и не принимать во внимание его потребности. Первым шагом к преодолению этой привязанности является понимание состояния тела, а значит, и понимание того, что с ним необходимо считаться.

Это верно и в отношении функционирования на­шей энергии. Если кто-то по неведению попробует бо­роться с ее естественными пределами, возникшие в итоге нарушения легко могут распространиться на сферу тела или ума. Например, в тибетской медицине считается, что некоторые формы сумасшествия вызы­ваются циркуляцией одной из тонких жизненных энергий в несвойственных ей местах.

Проблемы энергии весьма серьезны. Мы живем в эпоху, когда больше, чем когда бы то ни было, распро­странены болезни, связанные с нарушением энергии, например, рак. Официальная западная медицина, установив симптомы таких заболеваний, не знает их коренной причины, так как не понимает, как функци­онирует энергия. В тибетской медицине, если курс медицинского лечения оказывается неэффективным, такие виды заболеваний лечат практикой мантры, ко­торая через звук и дыхание может воздействовать на состояние энергии пациента и упорядочивать ее. Кро­ме того, в янтра-йоге существуют особые позы, мето­ды контроля дыхания и сосредоточения ума — всё это можно использовать для устранения нарушений энергии.

Учение Дзогчен советует никогда не перенапрягать свою энергию, но всегда, при всех обстоятельствах, с которыми приходится сталкиваться, помнить о ее пре­дельных возможностях. Если подчас вам не хочется садиться практиковать, то не следует себя принуж­дать. За этим может скрываться какая-то неизвестная нам проблема, связанная с нашей энергией. В таких случаях важно уметь расслабиться и дать себе пере­дышку, чтобы не создавать препятствий для продви­жения в практике. Проблемы одиночества, депрессии, психических расстройств и т. д. также часто происхо­дят от неуравновешенного состояния нашей энергии.

Ум воздействует и на состояние тела, и на состоя­ние энергии. В то же самое время он сам зависит от них. Иногда ум целиком порабощен энергией, и при­вести его в состояние равновесия можно, только пред­варительно устранив нарушения энергии. Очень важ­но понять взаимозависимость между умом и энерги­ей. Во всех буддийских традициях, когда человека учат созерцать, ему объясняют, что дыхание должно быть замедленным и глубоким, чтобы создать благо­приятные условия для развития состояния покоя ума. Если же взять нервного человека, ум которого нахо­дится в возбужденном состоянии, то сразу видно, что его дыхание — учащенное и поверхностное. Иногда не удается успокоить ум посредством одной только ме­дитации, и, чтобы восстановить равновесие энергии, приходится практиковать янтра-йогу и дыхательные упражнения.

В качестве примера, поясняющего наше относи­тельное состояние, часто используют сравнение с клеткой. Говорят, что человек подобен птичке в клет­ке, которая и лишает ее свободы, и защищает. Клетка здесь — символ всех ограничений тела, речи и ума. Но в этом примере клетка не означает какой-то ужасной, из ряда вон выходящей ситуации — подразумеваются лишь обычные условия, в которых живет человек. Проблема заключается в том, что мы не осознаем си­туации, в которой реально находимся, и, по существу, боимся ее осознать, потому что мы выросли в этой клетке с самого раннего возраста.

Посмотрим, как ребенок попадает в эти рамки. В течение первых месяцев жизни, когда младенец еще не умеет рассуждать и говорить, счастливые родители баюкают его на руках и нашептывают ему ласковые слова. Но когда ребенок начинает ходить и хочет что-то потрогать, они говорят: «Этого не трогай! Туда не ходи!» По мере того как малыш подрастает, его при­нуждают всё больше ограничивать свой способ само­выражения (манеру сидеть за столом, есть и так да­лее), пока он не станет примерным ребенком. Тогда родители им гордятся, но истина в том, что бедная крошка вынуждена полностью копировать их образ мыслей. Ребенка учат жить в клетке. А потом, в пять или шесть лет, он начинает ходить в школу, а это тре­бует, чтобы он выполнял определенные правила и оправдывал родительские надежды. Ребенку прихо­дится преодолеть некоторые трудности, но постепен­но он привыкает и к этой дополнительной клетке. В наше время требуются многие годы, чтобы постро­ить клетку, без которой мы не можем жить в обществе. Кроме того, есть много дополнительных факторов за­висимости, например, политические идеи, религиоз­ные верования, узы дружбы, совместной работы и прочее. Если клетка достаточно прочна, мы готовы жить в ней и чувствуем себя защищенными. Таково состояние каждого человека, и мы должны обнару­жить его, наблюдая самих себя.

Когда мы осознаём свою ограниченность, появля­ется возможность ее преодолеть. Живущая в клетке птичка дает жизнь своим птенцам в той же самой клетке. Появившись на свет, птенчики уже имеют крылья. Хотя они не могут летать в клетке, тот факт, что они рождаются с крыльями, показывает: их истин­ная природа — полет в открытом небесном простран­стве. Но если птица, которая всегда жила в клетке, выберется из нее, она может столкнуться со многими опасностями, потому что не знает, что ее подстерегает вне клетки. Ее может сожрать ястреб или поймать кошка. Поэтому птице необходимо понемногу трени­роваться, летая потихоньку в ограниченном простран­стве, пока, почувствовав себя готовой, она не сможет с уверенностью отправиться в полет.

То же самое и с нами: даже если нам трудно сразу преодолеть все ограничения, важно знать, что наше ни от чего не зависящее истинное состояние всегда с нами и что мы действительно всегда имеем возмож­ность его обнаружить.

Мы можем учиться летать за пределами своего двойственного состояния, пока не будем готовы поки­нуть его навсегда. Мы можем начать с осознания тела, речи и ума. Понимание своей истинной природы оз­начает понимание относительного состояния и умение воссоединиться с его коренной природой, чтобы стать подобным зеркалу, которое отражает любой предмет, проявляя при этом свою ясность.