Создание государственной системы управления мусульманской конфессией

Наиболее существенные изменения в политике Московского правительства к мусульманской конфессии произошли при правлении Екатерины II (1762-1796). Сразу же после вступления на престол "просвещенная царица" проявила себя как дальновидный политик и здравомыслящий человек, поставив в приоритет своей политики межнациональный, и межконфессиональный мир и стабильность. В самом начале её правления в 1764 г. была закрыта Нововокрещенская контора и запрещена насильственная христианизация.[223] В наказе от 30 июля 1767 г. для комиссии, работающей над составлением нового уложения, императрица писала: " В толь великом государстве, распространяющем свои владения над толь многими разными народами весьма бы вредный для спокойствия и безопасности своих граждан был порок, запрещение или подавление их различных вер. И нет подлинно иного средства, кроме разумного, иных законов дозволения, православною нашею верою и политикою неотвергаемого, которым бы можно всех сих заблудших овец паки привести к истинному верных стаду".[224]

Екатерина II подчеркивает практическую значимость реформ в данной области: "Гонение человеческие умы раздражает, а дозволение верить по своему закону умягчает и самые жестокие сердца, и отводит их от заматерелого упорства. Утушая споры их, противные тишине государства и соединению граждан".[225]

Систематическое давление на мусульман в доекатерининскии период привело не только к сопротивлению мусульман, но как отмечает Д. Исхаков, и "к осознанию ими своих особых "мусульманских интересов". Так, во время заседания Екатерининской комиссии (1767-1769) депутаты из татар, приглашённые из разных регионов, единодушно отстаивали свои религиозные права. "Они требовали прекратить насильственное крещение; поселить всех обращенных в православие в русских селениях или отдельно; принять специальный закон, направленный против тех, кто оскорбляет религиозные чувства мусульман; разрешить свободный проезд в Мекку и обратно домой с выдачей с этой целью паспортов; ликвидировать все ограничения на строительство мечетей, дозволять их строить в каждом селении, включая и каменные; не мешать отправлять весь комплекс мусульманских обрядов; разрешить мусульманам свидетельствовать наравне с христианами, но присягая на Коране".

Как уже говорилось, ещё при имератрице Елизаветте Петровне в 1756 г. было разрешено строительство мусульманских культовых сооружений. В 1767 году после посещения Казани императрицы Екатерины II мусульмане добились разрешения на строительство двух мечетей в Старотатарской и Новотатарской слободе. Так на средства богатого купца Якуба Султангалиева в Новотатарской слободе началось строительство мечети, которая впоследствии стала называться Апанаевской. Известный миссионер Е. Малов писал, что с 1768 году была построена двухэтажная мечеть в Старой татарской слободе, названной в последствие Байской. Всего же к тому времени было в Казани четыре мечети.[226]

Татарское купечество получает право торговли по всей им­перии (1776) и орган самоуправления — Казанскую татарскую ратушу (1782). Мурзы уравниваются в правах с русским дво­рянством (1784).

Однако эти меры лишь чуть-чуть улучшили положение инородцев в крае и касались в основном верхних слоёв татарского обшества. Народные выступления утихли лишь на короткий срок, чтобы вспыхнуть с ещё большей силой. Это сопротивление, прежде чем перерасти в открытую борьбу, готовилось в умах людей. В 1771 г возникло движение муллы Мурата. Мулла проповедывал создание "новой веры" из всего лучшего, что создало человечество. Однако, как пишет Д. Исхаков, "на самом деле речь шла об "обновлении" именно ислама. В частности, мулла Мурат указывал: " Надобно возобновить в граде Болгаре одну мечеть, у устроителей той мечети учеников будет бесчисленно". При осмыслении этого высказывания следует помнить, что в тот момент ещё не был снят фактический запрет на возведение мечетей вообще. Кроме того, мулла Мурат явно имел более широкие замыслы. Он подчеркивал, что настало время "возобновления" и самого града Булгара, как мусульманского центра".[227] Таким образом, идея восстановления своей утерянной государственности не оставляла татар даже в годы самого сильного давления со стороны правительства.

Еще до восстания под предводительством Е. Пугачева в мае 1773 г. Екатерина II секретно объявила указ Синоду, в котором говорилось: « Как всевышний Бог терпит на земле все веры, языки и исповедания, то её Величество из тех же правил...в сем поступить изволит, желая только, чтобы между её подданными любовь и согласие царствовали».[228]

После этого указа Сенат 17 июня 1773 г. дал распоряжение всем архиереям о том, чтобы они не вмешивались в религиозные дела инородцев, предоставляя все полномочия местной администрации. Но было уже поздно. Разгорелось Пугачевское восстание. И "когда явился Пугачев, - пишет Можаровский, - новокрещеные инородцы, пристав к нему, первым долгом почли отомстить духовенству. Почти во всех инородческих селах духовенство было избито или перевешано"[229]. По данным Григорьева, всего в районах действия Новокрещенской конторы было убито из духовенства 132 человека.[230]

После подавления восстания под предводительством Пугачева в 1775 г. этот указ был объявлен секретно, губернаторам и губернским канцеляриям.[231]

Кардинальные изменения в политике по отношению мусульманской конфессии были обусловлены рядом причин и обстоятельств. Назовём некоторые из них.

Во-первых, мусульмане Поволжья приняли массовое и активное участие в многочисленных восстаниях. В связи с этим стала задача умиротворения населения края.

Во-вторых, реализация принципа веротерпимости была стимулирована внешними событиями того времени — первым разделом Польши и русско-турецкой войной 1768—1774 гг.в ходе которой состав Российской империи вошла территория бывшего Крымского ханства с мусульманским населением. Крымское ханство изначально поддерживало тесные отношения с Турцией, оплотом мусульманства в XVIII веке.

В-третьих, во второй половине XVIII в. на Северном Кавказе усилилось движение за создание иммамата, т. е. мусульманского государства.

В-четвертых, к этому времени русское правительство почти полностью смогло христианизовать языческое население Поволжья: мордву, чувашей, удмуртов, марийцев. Однако наиболее развитые в социальном и в культурном отношении татары и башкиры продолжали, в своём большинстве, исповедовать ислам. Они оказали упорное сопротивление процессу христианизации населения края. Двухсотлетнее старание Московского правительства обратить татар в православие существенных результатов не дали.

В-пятых, с усилением светской власти православная церковь стала терять свои полномочия (в шестидесятых годах XVIII века произошла очередная секуляризация церковных земель).

В – шестых, у татар-мусульман появилась довольно сильная в экономическом отношении прослойка купцов и предпринимателей, сформировавшаяся в основном из числа бывших служилых татар, которая была способна формировать татарскую этно-нацию, вне зависимости от государственного военно-чиновничего аппарата и спонсировать мусульманскую систему образования.

Все эти факторы обуславливали необходимость поставить мусульманскую умму под надзор государственного аппарата.

В 1783 году был издан манифест по случаю присоединения Крыма. В этом документе закреплялись принципы терпимого отношения к мусульманской религии. Разрешалось строить не только мечети, но и открывать школы при них. И уже в 1799 году вновь начали легально функционировать татарские школы в Казани, Астрахани, Тобольске. Отменялось насильственное крещение. В упомянутом выше манифесте государство обязывалось охранять мусульманскую веру и мечети. В результате этих мер, миссионерская деятельность в Казанском крае ослабла на 2-3 десятилетия. Указом от 28 января 1783 года мусульманская община могла сама выбирать себе духовных лиц.[232]

Однако, делая уступки мусульманской конфессии, правительство постоянно оговаривало в своих указах главенствующее положение православной церкви. Например, в 1787 г. Государственный совет установил, что мусульмане свободны в отправлении своего культа при условии, что они не будут вредить православной церкви. Там, где проживало смешанное население, разрешение на строительство мечети нужно было получить у православного архиепископа. Мечеть могла строить только община, насчитывающая не менее 300 человек, платившая регулярно налоги и способная содержать эту мечеть на свои средства.

Таким образом, в середине XVIII в. во внутренней политике России намечается постепенное утверждение принципа веротерпимости в отношении представителей неправославных конфессий. Смягчение политики по отношению к мусульманам нельзя приписывать только Екатерине II и её увлеченностью идеями французского просвещения ( потепление началсь уже при Елизавете Петровне, а указы о веротерпимости были подготовлены при Петре III). Её либерализм в отношении конфессий, соперничавшей с православием за влияние во многих регионах страны, был скорее вынужденным, в значительной степени определялся соображениями безопасности экономического и дипломатического характера. Екатерина

II легализовав мусульманскую конфессию, вплела её в государственную систему чиновничего аппарата, и поставила под конторль в интересах служения государственной системы безопасности. Было бы ошибочно считать, что в это время царское правительство полностью изменило своё отношение к исламу и к татарам. Та же Екатерина II повелела превратить очень почитаемую крымскими татарами мечеть в Судаке в православную церковь. Конечной целью правительства всё же оставалась русификация и христианизация нерусских народов.

Для управления духовными делами мусульман были созданы специальные учреждения. Еще до создания Оренбургского духовного собрания мусульман в 40-х гг. XVIII века в Сеитовой слободе г. Орренбурга избирали и экзаменовали духовных лиц претенддующих на звание ахунов. Например, известно, что избранный старшинами и муллами на долж­ность ахуна Исетской провинции Абдулла Муслюмов сдавал в 1771 г. экзамены в Сеитовой слободе, а потом получил официальный указ губернатора.

То, что центром мусульман Волго-уральского региона на время стал г. Оренбург не случайность. К моменту учреждения Оренбургского магометанского ду­ховного собрания здесь функционировали 4 мечети и медресе. Духовное управление мусудбман при создании называлось "Уфимское Духовное Магометанского закона Собрание" (с 1796 - Оренбургское). Первоначально полномочия его осуществлялись на территории Уфимского наместничества и Оренбургской губернии. Позже территория её влияния расширилась. Духовное собрание было приравнено по основной деятельности к средним судебным учреждениям, подчинялось местной администрации и Главному управлению духовных дел иностранных исповеданий (с 1810). В 1846-1917 называлось Оренбургское Магометанское Духовное Собрание (ОМДС).

В 1782 г. правительство разрешило учредить в Уфе муфтиат, но открылось оно в Оренбурге. На основе указа от 22 сентября 1788 года было создано Оренбургское духовное собрание. В обращении к генерал-губернатору Игельстрому императрица писала: " Приняв за благо, представление ваше, чтоб муллы и прочие духовные чины магометанского закона между народами оный в империи нашей исповедующими, определялись не инако, как по учении им надлежащего испытания и с утверждения наместнического правления, повелеваем вам произвесть сие в действо и в следствие того учредить в Уфе Духовное Собрание магометанского закона, которое имея в ведомстве своём всех духовных чинов того закона, в разных губерниях прибывающих. Далее в указе оговаривались обязанности местных властей: "Со стороны же наших генерал-губернаторов, правящих ту должность, в отсутствии оне их губернаторов, наблюдать, дабы по исправлению духовных должностей магометанского закона употребляемы были люди в верности надёжные и доброго поведения".[233]

Итак, с 1796 г. центром мусульманского духовного собрания стала Уфа. По этому поводу П.П. Литвинов пишет: " В знак своего неприязненного отношения к Казани, как к центру татарской цивилизации Поволжья, российское самодержавие демонстративно назначило столицей муфтиата г. Уфу. Притом сам муфтиат, почему-то назывался официально Оренбургским, что само по себе, как прежде, так и теперь вызывает просто смех".[234]

На Оренбургское духовное управление были возложены следующие функции:

- контроль за деятельностью мусульманского духовенства;

- контроль за преподаванием в мектебе и медресе;

- регулирование семейно-брачных отношений среди мусульманского населения;

- ведение метрических книг (с1828г.);

- разрешение споров о разделе наследства на основе законов шариата;

-принятие экзаменов у лиц, назначаемых на должности выпол­няющих обязанности по шариату ахунов, мухтасибов, мударрисов, хатыбов, имамов и муэдзинов;

- выдача разрешений на строительство и ремонт мечетей.[235]

Структура Духовного собрания была трехступенчатой: высшая (муфтиат) состояла из муфтия, 5-6 казыев (судей), ответственных секретарей, переводчика, столоначальников и писарей; средняя (мухтасибат) - из 2-5 чел. во главе с мухтасибом (контролером мусульманской общины); нижняя (мутаваллиат) - из муллы, муэдзина и секретаря-казначея при каждой мечети.[236]

Одной из важных функций муфтиата было издание фетв, которые приспосабливали законы шариата под изменяющиеся условия жизни мусульман. Благодаря самому либеальному мазхабу, а именно ханафитскому, мусульманское законодательство не противоречило основным законам Российской империи, что позволило наиболее мягко интегрировать мусульман Поволжья и Приуралья в общественную систему России.

На основе Манифеста 1783 года оренбургский муфтий в своей должности утверждался царём. Первым на этой должности был утвержден уроженец Сеитовой слободы Оренбурга Мухамеджан Хусаинов. Ему установили годовое жалование в 1500 рублей и выделили земельный надел. Кроме того, в именном указе Екатерины II от 26 января 1793 г. ему разрешалось покупать " порожние земли у башкирцев и заселять оные покупаемые за границею иноверцами, присвояя ему и потомству его право продавать оные"^.[237] По указу от 22 сентября 1788 г. муфтий имел трёх помощников. Как правило, их назначали из числа казанских мулл. Они содержались за счет казны с годовым жалованием в 120 рублей. [238] До 1871 г. избра­ние казыев проходило в Казани коллегией местных имамов фак­тически под контролем городской мусульманской элиты и МВД. За государственный счет содержался и штат переводчиков, «обязанные делать доступными русским инстанциям всю переписку Собрания».[239]

Чтобы составить представление о том, какие кандидатуры подбирались на должность муфтия, приведём выдержку из письма известного профессора Казанской духовной академии Н. Ильминского к обер-прокурору Святейшего Синода К.П. Победоносцеву: "Для нас, т.е. миссионеров, вот что подходяще было бы: чтобы в русском разговоре муфтий путался и краснел, писал бы по-русски с порядочным количеством ошибок, трусил бы не только губернатора, но и всякого столоначальника ". [240] Весьма неприглядную характеристику о первом муфтии М.Хусаинове оставил князь Г.С.Волконский: «Человек корыстолюбивый, пронырливый нелюбимый даже своими единоверцами, обнаруживающий снача­ла перед начальством усердие, по-видимому, к благу общественно­му, но всегда стремящийся к получению собственных интересов».

Муфтий и все три члена духовного собрания должны были избираться мусусьманской уммой. Однако на практике муфтий попрежнему назначался царем по представлению МВД, а члены собрания - оренбургским генерал - губернатором. Формирование Духовного управления мусульман на основе принципа назначения царским правительством вызывало недовольство верующих. Под давлением общественности правительство вынуждено было декларировать принцип выборности. Этот принцип был закреплён в законе 1793 года. Но фактически не исполнялся. Даже назначение мулл и азанчеев в мусульманские приходы в определенной степени было в руках военных властей на местах. В именном указе барону Игельстрому от 10 апреля 1798 года написано: " В звание духовных, то есть в муллы и азанчеи, в пресечение вкравшегося злоупотребления, равномерно без ведома военного начальника и без крайней в том нужды, отныне впредь определяемы не будут; и потому ежели б понадобилось кого определять в сии звания, такового представлять к военному начальнику, и с подробным описанием надобности, для которой необходимо определить его, а тогда военный уже начальник того удостоверяемого обществом в муллы или азанчеи отправлять будет для экзамена и утверждения через губернское правление в здешнее Духовное магометанское собрание"[241].

Чтобы занять должность муллы, духовному лицу необходимо было взять справку из полицейского управления по месту жительства о благонадежности и предъявить в Уфимское губернское правление. Справки были следующего содержания:

Секретно.

В Уфимское губернское правление

Мензелинского Уездного

Полицейского Управления

РАПОРТ.

Вследствие предписания от 11 мая сего года за № 2026, представляя при сем метрическую выпесь о времени рождения крестьянина Нижних Челнов, Токмакской волости, Мензелинского уезда, Габдулхабира Габдулханнанова, Полицейское Управление доносит Губернскому Правлению, что Габдулханнанов прикосновения к мусульманскому движению не имеет и к религиозно племенной агитации не причастен, почему о явке, для испытания в звании правил магометанской религии – в Оренбуогское Магометанское Духовное Собрание, Габдулханнанову объявлено 25 сего мая.

Помощник исправника Ершов

31 мая 1912 года.

№348.

Р.А. Шайхиев справедливо замечает, что в конце XVIII в. "был предпринят первый опыт создания иерархии мусульманских служителей культа в России (наподобие христианской иерархии) и превращения мударисов, мулл и других служителей культа в государственных чиновников без казённого содержания."[242].

Вплетая мусульманское духовнство в государственную бюрократическую систему, законодатель четко оговаривал основные функции ахунов и мулл, а именно, что они в своих проповедях должны были «твердить почасту обывателям о верности Государю Императору и Правлению». В случае «измены» духовное лицо подлежало суровому наказанию: «Будеже ахунд или мулла обличен будет в измене, или сношениях с теми, кои неблагонамеренны или умышляют что-либо во вред Правлению, таковый пощады или прощения ожидать не может... Таковый по наказании сослан будет в Сибирь»[243].

ОМДС имело право наказывать духовных лиц за неблагонадежность: временно отстра­нять от должности либо вовсе лишать духовного звания. Решения об отстранении с должности проводились через Губернское правление, и последнее было не вправе их отменить. Вопросы, связанные с профес­сиональными обязанностями и соблюдением норм шариата в разре­шенных действующим законодательстве сферах, регламентировались постанов­лениями и циркулярами ОМДС. За нарушение российских законов Губернское правление могло административным путем, без суда и следствия, уволить духовное лицо. Потерявшие духовную должность лица имели право подавать апелляцию в Сенат, которое рассматривало жалобу.[244]

Указ от 25 января 1822 г. опрeдeлял, чтo в cлучae, ecли муcульмaнcкoe дуxoвнoe лицo coвeршит угoлoвнoe прecтуплeниe, иcпoлнeниe пригoвoрa cудa вoзмoжнo тoлькo пocлe тoгo, кaк будeт oтoбрaн укaз, нaдeляющий его прaвoм зaнимaть дуxoвный пocт.

По утверждению А.Каппелера, для государственной политики «приоритет составляли стабилизация господствующе­го режима и лояльность нерусских подданных по отношению к государям и их династии». В результате этой политики «кооптации» мусульманской элиты к концу XVIII в. этносы бывшего Казанского ханства «были глубоко интегрированы в социальном плане в сословную структуру России».[245]

Однако превратить мусульманское духовенство в послушного проводника государственной политики и идеологии у самодержавия так и не получилось. Мусульманское духовенство было разнородным как по социально-имущественной градации, так и по политическим взглядам. Это особенно ярко проявилось в ХIХ веке во время массовых отпадений крещенных татар обратно в ислам.

С конца XVIII в. мусульманские служители культа получили ряд правительственных льгот. Указом от 17 декабря 1796 г. Таврическое духовенство навсегда освобождалось от всяких податей и налогов. " В прочих же губерниях, - писалось в указе, - магометанское духовенство состоит в подушном окладе и подвержено повинностям оного, а только приходы, по добровольным общественным приговорам, освобождают свои духовные чины от таких повинностей, принимая оных на себя"[246]. Спустя 54 года, т.е. в 1850 г. льготы мусульманскому духовенству расширяются. Они освобождаются от рекрутских повинностей и телесных наказаний.[247] В последующем высшие иерархи, а также их дети, прослужившие двадцать лет, были уравнены в правах с дворянским сословием. Все это стало возможным лишь тогда, когда правительство убедилось, что высшие слои мусульманского духовенства, представленные в духовных управлениях, стали его надёжной опорой. Как справедливо заметил Р.А. Шайхиев: " Мусульманское духовенство в XVIII-XIX вв. в татарском обществе играло главенствующую роль, выполняя некоторые функции государственных чиновников".[248]

В ОМДС указы на занятие духовных зва­ний ахунов, мухтасибов, мударрисов, хатыбов, имамов и муэдзинов откровенно продавались. По мнению А.Ю. Хабутдинова, при­чиной продажности духовенства выступала и его финансовая не­обеспеченность.[249] Фактически боль­шая часть вакфов была конфиско­вана еще сразу после уничтожения Казанского ханства, а окончатель­но этот процесс был завершен в период правления Анны Иоанновны в 1730-х годах.

Не стоит исключать и мнение о том, что это было откровенное взяточничество. Как пишет Д.Азаматов: «В мае 1803 г. неиз­вестное лицо, подписавшееся Абдуллой Хисаметдиновым. в про­шении на имя министра внутренних дел В.П.Кочубея обвинило муфтия в нарушении норм шариата (неисполнение пятикратных молитв, ношение шелковой одежды, пользование золотой посудой) и получении взяток при приеме экзаменов и объездах населения. Анонимный автор писал, что муфтий «во время сего испытания, производимого им в собственном доме, берет с тех мулл деньгами по 20, 30 и 50 руб., а иногда и более, которые ему беспрекословно платят, если же случится из них и достойный, да не даст ему денег, то он во время испытания делает такие вопросы, которых, может быть, вовсе не имеется, и так опровергает его, яко­бы не имеет достоинства быть имамом». «Абдулла Хисаметдинов» приводил многочисленные факты самоуправства Мухамеджана Хусейнова, выразившиеся в незаконных смещениях с должности неугодных лиц и покровительстве уездным ахунам-взяточникам».[250]

Таким образом, во второй половине XVIII в. была создана система управления и контроля мусульманской конфессией. С определёнными оговорками можно констатировать, что в конце XVIII - начале XIX века мусульманское духовенство начало вливаться в государственную систему управления царской России. Однако наскольно эфективен был этот контроль, и произошло ли действиельно «слияние» с государственной системой можно весьма усомниться после приведенных данных М. Кемпером. Он пишет: «Очень большая часть мулл, если не их большинство, и далее продолжала исполнять свои обязанности без официального указа от муфтия и Духовного собрания. В 1829 году, например, в 129 мечетях Казанского уезда, включая саму Казань, из 107 имамов лишь 41 назывался «указным муллой», т.е. меньше половины священнослужителей могла предъявить удостоверяющий документ от муфтия».[251] Получается, что «назначение» духовных лиц в приходы в более чем в половине случаев зависило не от официальных властей, а от общины или мецената на чьи деньги была построена мечеть. Образовательная и религиозная система мусульман Поволья и Приуралья пока почти целиком функционировала на уровне гражданского общества.

Как же восприняла общественность политические и конфессиональные уступки мусульманам со стороны правительства Екатерины II? В исторической памяти татарского народа Екатерина Великая осталась как добрая и справедливая царица покровительствующая мусульманам. В народе её называли ласково - "эби патша" ( бабушка-царица). Реакционная часть русского общества восприняла это как непростительную ошибку. Вот что об этом писал Е.Н. Воронцов: " Учреждение упомянутых мохамеданских муфтиев было важного, ныне вполне очевидною, государственною ошибкою, было только данью господствовавшему духу времени, западному атеистическому духу, который сама императрица Екатерина II в конце своего царствования открыто осудила, назвала "энциклопедическою заразою" и "жестоко преследовала". [252] К 60-м годам XIX в. эти настроения в правительстве возобладали и, как пишет Д. Усманова, " в правительственных кругах началось обсуждение планов реорганизации Оренбургского духовного собрания с целью ослабления её влияния. Поэтому практически все нововведения второй половины XIX в., так, или иначе, ограничивали права Оренбургского духовного собрания, суживали сферу его деятельности."[253]