Политическая культура и демократизация
Политическая культура стала одним из наиболее влиятельных понятий обществоведения, привнесенных предшествующей волной демократизации. В плодотворном исследовании Г. Алмонда и С. Вербы «Гражданская культура» утверждалось, что институты и типы действий в каждой данной политической системе должны соответствовать политической культуре нации. Изучение культу-
1 При отсутствии столь жестких ограничений в объеме сюда следовало бы включить тему политического участия. Она важна как в силу того что в последнее десятилетие были достигнуты значительные успехи в ее изучении, так и потому, что она потенциально имеет отношение к развитию демократии и расширению ее институциональных рамок (обзор исследований см.: Dalton, 1996; Rosenstone, Hansen, 1993; Parry, Moyser, Day, 1992; Verba et al, 1995).
ры оказалось особенно важным для анализа процессов демократизации, так как речь шла о поисках необходимых культурных предпосылок демократии (Almond, Verba, 1963; 1980; Verba, 1965; Baker, Dalton, Hildebrandt, 1981).
Можно выделить три подхода к исследованию культуры в литературе по демократии. Первый — теория «гражданской культуры» Алмонда и Вербы. На основе изучения пяти демократических обществ они сделали вывод, что политическая культура нации оказывает самостоятельное влияние на социальное и политическое поведение. Культура устанавливает нормы поведения, которые члены общества воспринимают и которым следуют, даже если кто-либо лично не разделяет данных ценностей. До сих пор этот подход остается наиболее влиятельным, он опробирован не только в демократических странах (Almond, Verba, 1980). Второй подход — теория Г. Экстайна о власти и культуре, которая особенно значима для понимания сегодняшних проблем, ибо ее автор один из немногих теоретиков, обратившихся к динамичному аспекту культуры и вопросу о роли культуры в процессе политических изменений (Eckstein, I966; 1988; 1990). А. Вильдавски разработал третий вариант анализа политической культуры (Wildavsky, 1987). Свою типологию культуры, соответствующую четырем стилям жизни, он строил на основе «управленческой решетки» Мери Дуглас. Эти типы политической культуры включают социальные отношения и представляемые ими ценности.
Несмотря на эвристические возможности понятия политической культуры, ряд авторов ставили под сомнение точность и прогностические возможности этого понятия. С легкой руки М. Каазе, измерение политической культуры стали сравнивать с приколачиванием желе к стене, имея в виду, что данному понятию не хватает точности и оно является скорее субъективной, стереотипизированной характеристикой нации, нежели эмпирическим понятием (Kaase, 1983). Одни авторы усматривали проявления политической культуры практически в каждом явлении политической жизни, другие использовали это понятие по «остаточному принципу» для объяснения того, что не поддавалось анализу иными средствами. Еще менее очевидны возможности использования понятия политической культуры для причинного объяснения2. Исследования политической культуры зачастую основывались на изучении общественного мнения какой-либо одной страны. При таком подходе трудно выделить именно влияние культуры на национальные модели политического поведения.
Еще до наступления нынешней волны демократических преобразований интерес ученых к исследованию политической культуры стал возрождаться. Основываясь на исследовании 1981 г., посвященном изучению ценностных ориентации в мире, Р. Инглхарт привел новые доказательства соответствия между политическими взглядами граждан и стабильностью демократии на примере 22 стран (Inglehart, 1990, ch. I)3. Исследование развития органов влас-
2 Представляется, что вопрос о том, является культура причиной или следствием институциональных установлений (Sorry, 1970), вносит несколько искусственное разделение. Хотя теория культуры подчеркивает ее влияние на утвердившиеся в обществе нормы и правила, но очевидно также, что Алмонд и Верба хотели привлечь внимание к культурным образцам с тем, чтобы правительства и элиты могли адекватно реагировать на это наследие прошлого и в отдельных случаях заменять его (Verba, 1965).
3 Несколько позднее данные Инглхарта были подвергнуты критике, на что ученый ответил новыми исследованиями ценностныхориентации в 1990-1991 гг. (Mutter, Seligson, 1994; Inglehart, forcoming).
ти в регионах Италии Р. Патнэма дало еще более впечатляющие доказательства в пользу теории политической культуры (Putnam, 1993; 1973). Он провел сравнение по целому ряду параметров и обнаружил, что, зная культурные традиции, варьирующиеся от склонности к сотрудничеству, свойственной политическому стилю Севера, до склонности к иерархическому подчинению, характерной для Юга, можно с уверенностью судить о стиле деятельности органов государственной власти. Поясняя суть дела, Патнэм показал, что эти культурные традиции уходят корнями в ранние формы объединения граждан. Именно это исследование Патнэма стало началом возрождения научного интереса к политической культуре.
Глобальная волна демократизации последнего времени вновь делает важными проблемы соответствия между политической культурой и политической системой, что ставит перед исследователями ряд вопросов. В обычных условиях политические институты и основные принципы функционирования политического режима постоянны, в силу чего трудно изучать взаимосвязь между институциональными и культурными изменениями. Однако происшедшие в последнее время сдвиги в политических режимах большого числа стран создали возможности для непосредственных наблюдений взаимосвязи политических институтов и политической культуры. В какой мере политические изменения в Восточной Европе были вызваны неудовлетворенностью общества прежним политическим режимом? В какой степени политическая культура в данном регионе благоприятствует утверждению демократии? Можно, например, провести исследование того, как люди оценивают различные политические системы, основываясь на реальном опыте, тем самым проверить связь политических норм с институциональными альтернативами. Но такой способ исследования не будет реалистичным в едином контексте политики. В более общем плане нынешние события вновь возвращают нас к прошлым дискуссиям о преемственности культуры и путях преобразования культурных норм (Almond, Verba, 1980). В своем недавнем исследовании о культурном изменении Экстайн также исходил из того, что политическую культуру следует рассматривать как продолжение других форм социальных отношений и общей «включенности в гражданское общество» (Eckstein, 1988; 1990). Распространенность и устойчивость совместимых с демократией культурных норм может стать важным фактором в объяснении хода происходящих в мире политических преобразований.
Почти сразу же после падения берлинской стены взоры исследователей обратились на Восток. Было собрано множество эмпирических данных об отношении к политике россиян и восточноевропейцев, включая немало работ о политической культуре. Например, многие неожиданно для себя обнаружили в бывшем Советском Союзе высокий уровень поддержки народом принципов демократии (Miller et al, 1993; Gibson, Duch, Tedin, 1992; Finifter, Mickewicz, 1992). Более того, изучение других восточноевропейских государств выявило сходную картину широкого одобрения народом демократических норм и процедур (McIntosh, MacIver, 1992; Dalton, 1994b; Well, 1993). И хотя можно задаваться вопросами о том, насколько глубоко укоренились эти взгляды в сознании людей, отражает ли подобное отношение утвердившиеся культурные нормы или же оно является лишь временной реакцией на ряд болезненных политических событий, народы в большинстве посткоммунистических государств начали «осваивать» демократию, поддерживая демократические принципы сильнее, чем ожидалось. В отличие от апатии и враждебности, ко-
торыми был отмечен переход к демократии в странах с преобладанием правоавторитарных режимов, переход от коммунистических режимов к демократии проходил на фоне иного культурного наследия.
Столь же богатые по содержанию исследования появились и по восточно-азиатскому региону. Д. Шин и его коллеги собрали впечатляющие данные опросов о развитии демократических ориентации в Южной Корее (Shin, Chey, Kim, 1989; Shin, Chey, 1993). Несмотря на нерешительность правительства в поддержке демократии, культурные основы ее восприятия все больше распространяются среди граждан. Похожее исследование проведено на Тайване, где переход к демократии сопровождался формированием позитивных установок (Chu, 1992). Возможно, наиболее любопытные данные содержатся в исследованиях по КНР. Э. Натан и Т. Ши обнаружили, что еще до событий на площади Тяньаньмынь население Китая выражало поразительно большую поддержку ряду демократических принципов (Nathan, Shi, 1993). Конечно, остается открытым вопрос, укоренилось ли такое отношение к демократии в сознании населения перечисленных стран настолько, чтобы стать неотъемлемой частью политической культуры, но даже эти проявления поддержки демократии позволяют с определенной надеждой смотреть на ее перспективы.
Итак, за последние десять лет социальные науки достигли больших успехов в сборе эмпирических доказательств тезиса о соответствии политики и культуры, лежащего в основе модели политической культуры и в сборе данных о политических убеждениях граждан в странах нарождающейся демократии в Европе и Азии. Однако успехи эмпирических исследований не сопровождаются соответствующими теоретическим инновациями, которыми были отмечены предыдущие «волны демократизации». Политологам следует сделать нечто большее, нежели сбор новых данных по старым проблемам, хотя воспроизведение научных результатов тоже важный и ценный элемент познания. Чтобы двигаться вперед, пора ставить новые вопросы. Например: только ли «гражданская культура» соответствует «работающей» демократической системе? Опыт подсказывает, что существует не одна, а множество «демократических» культур, равно как и способов определения понятия культуры, которые нуждаются в описании и дальнейшем изучении (Flanagan, 1978; Seligson, Booth, 1993; Almond, Verba, 1980). Надо также отдавать себе отчет, что наше понимание элементов политической культуры и отношений между ними не намного продвинулось, по сравнению с «Гражданской культурой», опубликованной Алмондом и Вербой в 1963 г.
В целом многие из эмпирических исследований демократизации новой волны не выходят за прежние рамки теории политической культуры. В настоящее время имеется богатый материал для проверки упомянутых выше трех моделей Алмонда и Вербы, Экстайна и Вильдавски в новом политическом опыте;
можно ожидать возникновения на их основе новых теоретических схем. Важно и то, что в условиях изменяющегося мира есть возможность испытать теории политической культуры в качестве инструмента прогнозирования. Можно выяснить, как развивается взаимосвязь между политической культурой и политическими институтами, так как в целом ряде стран идут политические преобразования. Проверка теории культурных изменений или теории неполитического происхождения политической культуры — благодатная почва для исследований в столь необычное время политических перемен. Есть множество других вопросов, относящихся к созданию культурных норм и политической идентификации, а также частичному совпадению личных предпочтений граж-
дан и воспринимаемых ими социальных норм. Кое-где есть некоторые положительные сдвиги, однако они далеки от фронтального наступления в теоретическом осмыслении мировых реалий, как это было в предшествующие периоды демократизации.
Возможно, нынешняя модель исследования отражает «зрелый» возраст сравнительной политологии — науки с хорошо развитым инструментарием и четко определенными исследовательскими задачами. Дальнейшее движение становится скорее постепенным приращением знаний, нежели творческой теоретической работой ранних этапов демократизации. Все же думается, что нынешняя «демократическая волна» еще не исчерпала всего потенциала методологического и теоретического творчества.