Гностическая образность и символический язык

При первой встрече с гностической литературой читательбудет поражен определенными повторяющимися словами ивыражениями, которые, благодаря присущими им качествами,даже за пределами расширенного контекста, открываютосновной опыт, способ чувствования и видение реальности,четко характеризующие гностический ум. Эти выраженияколеблются от единичных слов с символическими аллюзиями дорасширенных метафор; и их неотъемлемое красноречие, частоусиливающее их первоначальный смысл, значит больше, чемчастота их появления. Преимущество такого подходапроявляется в том, что он сталкивает нас с уровнемвысказывания более фундаментальным, чем содержащие доктринудифференциации, в которых гностическая мысль отделялась отзавершенных систем.

Особенно богатой в отношении самобытного творчества,демонстрирующей отличительный знак гностического ума свпечатляющей силой, является мандейская литература. Этобогатство выразительных средств являлось лицевой сторонойее по меньшей мере бедности с теоретической стороны; этотакже связывается с тем фактом, что вследствие своейгеографической и социальной отдаленности отэллинистического влияния мандеи были в меньшей степениподвержены искушению уподобить выражение своих мыслейзападным интеллектуальным литературным условностям. В ихтрудах изобиловали мифологические фантазии, сжатость ихобразности не истощалась никакими стремлениями кконцептуализации, разнообразие не связывалось заботой ологичности и системности. Хотя это отсутствиеинтеллектуальной дисциплины часто делало утомительнымчтение их изобиловавших повторами громадных произведений,пропитавшая их безыскусная красочность мифологическоговидения предоставляла достаточную компенсацию; и вмандейской поэзии гностическая душа выплескивает свою муку,ностальгию и облегчение в бесконечном потоке мощногосимволизма. В соответствии с целями этой главы мы подробноопишем его источники, не стремясь преувеличить важностьмандеизма в общей картине гностицизма.

(a) "ИНОЕ", "ЧУЖДОЕ", "НЕ ОТ МИРА"[2]

"Во имя великого начала иной Жизни из миров света, тоговысшего, что стоит прежде всех век": это стандартное началомандейских произведений, и "иная" -- постоянный атрибут"Жизни", которая по природе своей не принадлежит этомумиру... Цитируемая формула говорит о "начале" Жизни, что"стоит прежде всех век", т.е. прежде мира. Понятие инойЖизни является одним из самых впечатляющих слов-символов, скоторыми мы сталкиваемся в гностической речи, и оноявляется новым и в общей истории человеческой речи. У негоесть эквиваленты во всей гностической литературе, например,в представлениях Маркиона о "другом Боге", или просто"Ином", "Неведомом", "Неименуемом", "Скрытом"; к нимотносится и "неведомый Отец" многих христианско-гностических произведений. Его философским двойником служит "абсолютно запредельное" неоплатоническоймысли. Но даже отдельно от этих теологических употреблений,где оно является одним из предикатов Бога или высшегоБытия, слово "иной, отличный" (и его эквиваленты) имеетсобственное символическое значение как выражениефундаментального человеческого переживания, которое лежит воснове различных употреблений данного слова в теоретическихконтекстах. Что касается фундаментального переживания,выражением которого служит словосочетание "иная жизнь", тооно представляется вполне самоочевидным.

"Иная жизнь" происходит откуда-то из другого мира и непринадлежит этому. Для тех же, кто ему принадлежит, онапредставляется странной, незнакомой и непостижимой; но сеймир, в свою очередь, также непостижим для иной жизни,которая появляется в нем, чтобы обитать здесь как в чужойземле, далекой от ее дома. Потому иную жизнь ожидает участьчужеземца -- одинокого, незащищенного и неспособногоразобраться в чужой обстановке, полной неведомых ему опасностей.

Чужеземцу суждено страдать тоской по утраченной родине.Не зная дорог чужой земли, он странствует по ней, какпотерянный; освоив же их, он забывает, что он чужеземец, итеряет себя, поддаваясь соблазнам чужого мира и отчуждаясьот своих истоков. Потом он становится "приемным сыном". Этотакже уготовано ему судьбой. По мере отчуждения от себястрадание чужеземца проходит, но самое это отчуждениевыступает кульминацией его трагедии.

Осознание своего отчужденного существования, признаниесвоего положения изгнанием служит для чужеземца первымшагом к возвращению, а пробуждение тоски по дому -- началом последнего. Все это наполняет отчуждениестраданием. Тем не менее, такое обращение к истокамстановится для чужеземца точкой отсчета нового опыта,источником силы и тайной жизни, неизвестной и совершеннонедоступной его окружению, ибо для созданий этого мира онанепостижима.

Это превосходство чужеземца, которое, хотя и скрыто,отличает его даже здесь, и чревато возможностьютриумфального возвращения в его природную сферу,пребывающую вне мира сего. С этой точки зрения чуждостьмиру означает отстраненность, недосягаемость и величие. Ибоона, как таковая, совершенно трансцендентна, то есть лежит"за пределами" Всего, будучи несомненным атрибутом Бога.

Обе стороны представлений о "чужом", позитивная инегативная, -- чуждость миру как превосходство и какстрадание, как привилегия отстраненности и как уделвовлеченности, -- используются в приложении к одному итому же предмету, "Жизни". "Великое начало иной Жизни"отражает позитивную сторону этих представлений: она "запределами", "прежде мира", "в мирах света", "в плодахвеличия, при дворах света, в доме совершенства" и так далее.

В своем оторванном от истоков существовании в мире оноучаствует в трагическом взаимопроникновении обеих сторон; иосуществление всех особенностей, обрисованных выше, вдраматической последовательности, обусловленной темойспасения, составляет метафизическую историю света,изгнанного из Света, жизни, изгнанной из Жизни изаброшенной в мир, -- историю отчуждения и возвращения,"дороги" вниз, через нижний мир, и последующеговосхождения. Согласно различным стадиям этой истории,выражение "не от мира" или его эквиваленты можетвстречаться в разнообразных сочетаниях, таких, например,как "моя пришлая душа", "мое сердце устало от мира", "мояодинокая лоза". Они относятся к человеческому состоянию,тогда как "пришлый человек" и "чужеземец" относятся квестнику из мира Света -- хотя к нему приложимы итермины первой группы, как мы увидим, когда будем обсуждать"спасение спасителя".

Поэтому косвенно понятие воистину "иного" включает всебя все аспекты значений, которые описывают его наразличных этапах "пути" вниз и обратно. В то же время оносамым непосредственным образом выражает фундаментальныйопыт, наличие которого и привело к появлению этой концепции"пути": опыт переживания чуждости и запредельности. Мыможем, следовательно, определить образ "иной Жизни" не отмира сего как первичный символ гностицизма.

(b) "ПОТУСТОРОННЕЕ", "ВНЕШНЕЕ", "СЕЙ МИР" И "МИР ИНОЙ"

Другие термины и образы органично связаны с этимцентральным понятием. Если "иная Жизнь" изначально чуждамиру, то обитель ее находится "вне" его или "за" егопределами. "За пределами" здесь означает: за пределамивсего, что является космосом и небесами, включая различныесферы светил. {пропуск} понятие об абсолютном беспредельном"все" превращает мир в закрытую предельную систему, котораяужасает своей безбрежностью и содержанием тех, ктопотерялся в нем, и чей горизонт ограничен тотальнымирамками его бытия. Это -- система сил, демоническаясущность, насыщенная личными стремлениями и гнетущимисилами. Напротив, ограничение, налагаемое представлениями о"пределах мира", лишает его претензии на тотальность.

Постольку, поскольку "мир" означает "все", общую суммуреальности, существует только "данный" мир, и дальнейшиерассуждения на сей счет были бы бессмысленны; если же "все"исчерпывается космосом, и если космос ограничен чем-тосовершенно "иным", также, по-видимому, реальным, то ондолжен быть определен как "этот" мир. Все, что связано счеловеческим земным существованием, находится в "этоммире", относится к "этому миру", которому противостоит"миру иной", обитель "Жизни". Однако при взгляде из-запределов и в глазах обитателей миров Света и Жизни этот нашмир, выглядит как "мир иной". Указательное местоимение,таким образом, стало уместным добавлением к термину "мир";и данное словосочетание снова оказывается фундаментальнымлингвистическим символом гностицизма, тесно связанным спервичным кругом понятий "чуждого-иного".

C) МИРЫ И ЭОНЫ

При таком подходе слово "мир" приходится использовать вомножественном числе. Выражение "миры" обозначает длиннуюцепочку подобных близких сфер действия сил, разделениебольшей космической системы, через которую Жизнь проходитсвоим путем, и каждый из миров ей в равной степени чужой.Только потеряв свой статус тотальности, становясьобособленным и в то же время демоническим, понятие "мир",действительно, начинает допускать множественность. Мы моглибы также сказать, что "мир" означает совокупность в большейстепени, чем единство, демоническую семью более чемуникальную личность.

Множественность означает также запутанность мира: вмирах душа теряет свой путь и скитается, повсюду она ищетизбавления, но лишь переходит из одного мира в другой,являющийся таким же миром. Это множество демоническихсистем, в которые изгнана неспасенная жизнь, является темоймногих гностических учений. С "мирами" мандеизмасоотносятся "эоны" эллинистического гностицизма. Обычно ихсемь или двенадцать (согласно количеству планет или знаковзодиака), но в некоторых системах множественность быстроувеличивается до ошеломляющих и ужасающих величин, доходядо 365 "небес" или неисчислимых "пространств","мистерий-таинств" (здесь в топологическом значении) и"эонов" из "Pistis Sophia". Через все эти эоны, знаменующиемногочисленные ступени удаления от света, "Жизнь" должнапройти для того, чтобы вернуться домой.

"Ты видишь, о дитя, через сколько тел, сколько рядовдемонов, сколько переплетений и поворотов судьбы мы должныпроложить себе дорогу для того, чтобы устремиться к одномуединственному Богу".

(С.Н. IV. 8)

Это понятно даже там, где нарочито не утверждается, чтороль этих вмешивающихся сил является враждебной ипрепятствующей: с точки зрения пространственной, онисимволизируют в то же время антибожественные и лишающиесвободы силы этого мира.

"Дорога, которой мы должны пройти, длинна и бесконечна"

(G 4337)

;

"Как широки пределы этих миров тьмы!"

(G 155)

;

Однажды заблудившись в лабиринте зла,

Несчастная [Душа] не находит дороги назад...

Она ищет спасения из мучительного хаоса

И не знает, как пройти через это".

("Псалом Души" наассенов, Hippol. V. 10. 2)

Независимо от любых персонификаций, все пространство, вкотором обнаруживается жизнь, имеет злобный духовныйхарактер, и сами "демоны" представляют столько жепространственных сфер, сколько существует их самих.Преодолеть их -- то же самое, что и пройти через них;сломав границы, этот проход в тот же миг сломает их власть,и таким образом достигается освобождение от магии их сферы.Поэтому даже в своей роли спасителя Жизни душа, какговорится в мандейских трудах, "скитается по мирам"; Иисусговорит в "Псалме Души" наассенов: "Все миры, что я прошел,все таинства, что я открыл".

Это -- пространственный аспект данной концепции. Неменее демоническим является временнОе измерениесуществования Жизни в этих пространствах, которое такжепредставлено рядом квази-персональных сил, "эонов". Егоособенность, подобно мировому пространству, отражаетфундаментальный опыт переживания себя изгнанником в чуждомсебе мире.

Здесь мы также встречаемся со множественностью, которуюмы наблюдали ранее: целая вереница столетий простираетсямежду душой и ее целью, и их среднее число выражаетвлияние, которое космос как принцип имеет на своихпленников. Здесь снова избавление достигается толькопрохождением через все. Поэтому путь спасения проходитчерез временной ряд "поколений": через цепочки бесчисленныхпоколений запредельная Жизнь входит в мир, проживает в неми выдерживает кажущуюся бесконечной длительность; и толькопройдя через этот длинный и запутанный путь, утратив ивновь обретя память, она может завершить свою судьбу.

Это объясняется выразительной формулой "миры ипоколения", которая постоянно встречается в мандейскихтрудах: "Я скитался по мирам и поколениям", говоритСпаситель. Для неспасенной души (которая может стать самасвоим спасителем) эта временная перспектива являетсяисточником мучений. Ужас перед безбрежностью космическогопространства сочетается с ужасом перед временем, и все этонужно выдержать: "Как много я уже вытерпел и как долгопребываю в мире!" (G 458).

Этот двойственность космического ужаса, пространственнаяи темпоральная, хорошо выражена в сложном значенииадаптированного гностицизмом эллинистического понятия"эон". Первоначально понятие времени (времени жизни,протяженности космического цикла, вечности) вдо-гностической эллинистической религии подверглосьперсонификации -- возможно, адаптация персидского богаЗервана -- и стало объектом поклонения, впоследствии снекоторыми внушающими страх ассоциациями. В гностицизме онообретает дальнейшую мифологическую форму и становитсяназванием целого класса божественных, полубожественных идемонических существ. В последнем случае под "Эонами"подразумеваются как темпоральные, так и пространственныедемонические силы вселенной или (как в "Pistis Sophia")царства тьмы во всей их чудовищности. Их крайняяперсонификация может иногда уничтожать первоначальныйвременной аспект данного понятия; но при частом сравнении"эонов" с "мирами" этот аспект сохраняется как частьзначения, став более изменчивым через направлениямифологического воображения.

Чувство, вызванное временным аспектом космическогоизгнания, находит свое волнующее выражение в таких словах:

"В этом мире [тьмы] я пребываю тысячи мириадов лет,

и никто не узнал, что я был там...

Год за годом и поколение за поколением я был там,

и они не узнали, что я обитал в их мире".

(G 153 f.)

Или (из тюркского манихейского текста):

"Теперь, о наш милосердный Отец, бесчисленные мириадылет прошли с тех пор, как мы отделились от тебя. Твоевозлюбленное сияющее живое лицо стремимся мы узреть".

(Abh. D. Pr. Akad. 1912, р. 10)

Неизмеримая длительность космического изгнания всочетании с умножением размеров космических пространств-- это пропасть, отделяющая жизнь от Бога; идемоническая особенность этих пространств состоит в том,что они рассчитаны на сохранение этого отделения.