В. В чем заключается новизна?

Действительно, что нового содержится в сегодняшней политической эко­номии? Альт и Алезина подчеркивают значительно более высокую степень взаимодействия между экономистами и политологами (гл. 28 наст. изд.). Тру­ды многих выдающихся ученых, такие, в частности, как работа К. Арроу «Общественный выбор и индивидуальные ценности», относятся к погранич­ным областям знания (Arrow, 1963). Выдающийся труд Даунса «Экономичес­кая теория демократии», рассмотрению которого посвящена написанная Б. Гроф-маном глава настоящей книги, не может быть целиком отнесен ни к области экономики, ни к сфере политической науки (Downs, 1957; гл. 30 наст. изд.). Не удивительно поэтому, что в последние годы проявился повышенный ин­терес к междисциплинарным исследованиям, хорошим примером которых стал изданный в 1991 г. сборник под редакцией А. Алезины и К. Карлайнера (Alesina, Carliner, 1991). Его авторами были как политологи, так и экономис­ты, прокомментировавшие политологические работы. Тем не менее, новизну такого подхода к сотрудничеству представителей разных дисциплин не стоит преувеличивать — в сборнике под редакцией Д. Гиббса и Г. Фассбиндера, изданном в 1981 г., опубликованы материалы конференций 1978—1979 гг., в которых принимали участие экономисты и политологи (Hibbs, Fassbender, 1981). Несомненно, можно найти и более ранние примеры подобного сотрудниче­ства. Тем не менее, как мне представляется, экономисты сейчас в большей степени, чем раньше, склонны перенимать достижения других общественно-научных дисциплин.

Альт и Алезина правы, говоря о значительном росте интереса политологов и экономистов к работам друг друга (гл. 28 наст. изд.). Сегодня в важнейших научных изданиях можно найти значительно больше, чем прежде, публика­ций экономистов о политике, а политологов — об экономике. Так, напри­мер, в «American Economic Review» в 1993 г. были опубликованы следующие статьи:

• «Экономический курс, его претворение в жизнь и выборы» (Harrington, 1993);

• «Накопление оружия двумя враждующими странами» (John, Pecchenino, Schreft, 1993);

• «Дисциплина и доверие при формулировании монетаристской политики» (Garfinkel, Oh, 1993);

• «Конкуренция налогов и их координация» (Kanbur, Keen, 1993);

• «Приватизация и политика переходного периода» (Laban, Wolf, 1993). Список перечисленных статей служит для того, чтобы показать некоторые важнейшие особенности научных публикаций последних лет. К числу этих особенностей относятся моделирование поведения правительства и рост влия­ния теории игр. Кроме того, к ним также относится осознание роли экспекта-

ций, в частности, в отношении будущей политики правительства, и повы­шенное внимание к связанной с ними проблеме доверия властям. В этом отно­шении соображения более широкого плана, касающиеся подходов публичного выбора к макроэкономическим проблемам, привели к результатам, которые могут оказать обратное воздействие на концепцию финансирования социаль­ной сферы.

§ 2. Новая политэкономия в «Политической науке»

А. Институты

В самом начале своей главы Альт и Алезина недвусмысленно заявляют о своей позиции относительно современной политэкономии (гл. 28 наст. изд.). Первая тема, на которой они заостряют внимание, касается эндогенности институтов. Как справедливо утверждают авторы, одна из важнейших задач современной политической науки и экономики заключается в объяснении появления и эволюции институтов.

Результаты этой исследовательской программы чрезвычайно важны. В конечном итоге, для их объяснения не может быть использована ни одна институциональная структура. Различные типы политического поведения в разных странах нельзя объяснить институциональными факторами, посколь­ку сами по себе эти факторы определяются комплексом значительно более глубоких причин. Нельзя, например, вести речь о том, что в двух штатах в США проводится «естественный эксперимент», поскольку там приняты разные законы регистрации избирателей. Различия в регистрационном за­конодательстве сами по себе могут отражать существенно более глубокие проблемы. Неодинаковая величина государственной задолженности не мо­жет определяться разницей в правилах формирования и использования го­сударственного бюджета, поскольку те государства, которые не намерены брать займы, скорее всего, принимают законы, ограничивающие размер государственного долга.

Как сторонний наблюдатель, я должен был бы задать вопрос о том, что именно в таком анализе следует считать экзогенными переменными величи­нами? Каковы простейшие составные элементы такого рода процедуры моде­лирования? Предположение, что наличие лишь одного кандидата автомати­чески предопределяет его избрание, слишком просто, чтобы быть истинным. Модель классической демократии в данном случае может рассматриваться с тех же позиций, что и классическая модель поведения потребителя. Пред­почтения — слишком простое понятие, как и наблюдаемое поведение, оп­ределяемое самой сутью таких предпочтений. При определенных обстоятель­ствах результатом может стать предпочтения «среднего избирателя». Можно иметь целый комплекс политических институтов, но если они не отражают того, что соответствует предпочтениям среднего избирателя, им придется из­мениться, причем изменяться они будут до тех пор, пока не смогут удовлет­ворять этим предпочтениям. В числе таких институтов могут быть и полити­ческие партии, но в ходе голосования будут избраны кандидаты лишь тех из

них, платформы которых в большей или меньшей степени совпадут с пози­цией среднего избирателя. Иначе говоря, нам представляется, что в институ­циональных факторах было бы бессмысленно искать дополнительные возмож­ности для объяснения поведения правительства, за исключением тех перемен­ных, которые влияют на выбор среднего избирателя.

Как уже отмечалось выше, к предпочтениям избирателей следует отно­ситься с определенной долей осторожности. В данном случае я хочу лишь подчеркнуть некоторую претенциозность исследовательской программы. Мне импонирует то, что написал Б. Грофман о проблемах, связанных с основопо­лагающей работой Даунса (гл. 30 наст. изд.). Как и он, я согласен, что было бы слишком оптимистичным надеяться на возможность объяснения того фак­та, что французы пьют больше вина и меньше пива, чем баварцы, — вряд ли ответ на этот вопрос прозвучит убедительно, если за основу объяснения тако­го различия принять разницу между их вкусовыми рецепторами. Как справед­ливо полагает мой коллега, значительно больше шансов получить верный ответ у нас было бы в том случае, если бы мы захотели выяснить, что произойдет, если цены на вино возрастут. Что же касается вопроса о государ­ственном долге, в данном случае имело бы смысл изучить реакцию различ­ных слоев общества на неожиданные фискальные или налоговые потрясения (Poterba, 1994).

Такая направленность исследований мне представляется более обоснован­ной по двум взаимосвязанным причинам. Первая из них состоит в вероятнос­ти наличия в рамках системы серьезных разногласий: на то, чтобы достичь равновесия, может потребоваться достаточно много времени. В долгосрочной перспективе значение имеют лишь предпочтения избирателей, однако обо­зримое будущее определяется историческим опытом. В упомянутых работах есть много неопределенного. Как подчеркивают Альт и Алезина, с момента своего создания институты стремятся к упрочению социальной базы, на ко­торую они опираются (гл. 28 наст. изд.). Вторая же причина заключается в том, что возможно и многополюсное равновесие, причем в этом случае окон­чательный результат зависит от хода истории. Так, например, некоторые стра­ны могут иметь большой государственный долг, а другие — весьма незначи­тельный, причем без каких-либо видимых причин, просто потому, что точки отсчета, фиксирующие начало их истории, разные. Основываясь на данных компаративной статики, мы все же можем говорить о том, что исследования привели нас к более или менее определенным выводам.

Б. Рациональный выбор

Второй важной особенностью новой политэкономии, как явствует из гла­вы Альта и Алезины, является то, что в ней «используется экономический подход, оперирующий терминами ограниченной максимизации и стратеги­ческого поведения движимых личными интересами агентов» (гл. 28, с. 640 наст. изд.). Такая позиция, в сочетании с идеей рациональных экспектаций, составляет основу теории рационального выбора, который явно получает в политической науке все большую поддержку. Эта реакция не вызывает особо­го удивления, поскольку само понятие «рациональный» уже несет в себе значительную нагрузку, которая, правда, в определенном смысле иногда бы­вает чрезмерной.

Может показаться странным, что экономист ставит под вопрос подход с позиции рационального выбора, однако я разделяю многие из сомнений, высказанных К. Оффе (гл. 29 наст. изд.). Применение такого подхода прежде всего определяется избранной темой. Модель, созданная для решения пробле­мы выбора между вином и пивом, отнюдь не всегда может быть применена к выбору между Бушем и Клинтоном. Решение, принимаемое каждые четыре года при определенных обстоятельствах, которые каждый раз существенно отличаются друг от друга, далеко не равнозначно тому решению, которое принимается каждый вечер при одних и тех же обстоятельствах. Для многих людей участие в выборах представляет собой акт личного и общественного значения, в то время как посещение винного магазина таковым отнюдь не является.

Как принятые решения отражают различные подходы, так и люди делают свой выбор исходя из определенных комплексов предпочтений. А. Сен писал, что именно таким образом Ф. Эджуорт оправдывал принятие решений, соот­ветствующих личной заинтересованности: при этом он исходил из того, что принятое решение является правильным по отношению к тем определенным типам деятельности, которые его интересуют (Sen, 1977; Edge-worth, 1881). Если вернуться к приведенному выше примеру системы выплат пособий с понижающим коэффициентом, можно сказать, что решение человека устро­иться на работу с неполным рабочим днем, обусловленное постепенным сни­жением суммы выплачиваемого ему пособия, вполне может быть смоделиро­вано как решение, обусловленное его личными интересами, не имеющими никакого отношения к правительственному бюджету. Тем не менее, когда дело доходит до голосования за кандидатов политических партий, предлагаю­щих различные программы, избиратель, принимающий решение о том, кому отдать свой голос, отчасти может руководствоваться мнениями других людей. Признание такого рода влияния можно рассматривать как расширение поня­тия личного интереса, в соответствии с которым благосостояние отдельного человека зависит от благосостояния других («сочувствие»). Однако такой под­ход может распространяться и на людей, действующих вопреки личным инте­ресам («долг»).

Идея долга «проводит водораздел между личным выбором и личным благосостоянием» (Sen, 1977). Это означает, что люди могут рационально выбрать такое действие, которое влечет за собой возможность снижения уровня их личного благосостояния. Такой вывод особенно важен в рассмат­риваемой ситуации, поскольку он предусматривает как раз тот случай го­лосования, при котором выбор человека чаще всего определяется взятыми на себя обязательствами. В том случае, если модель голосования будет стро­иться так же, как в ситуации выбора между французским вином и немец­ким пивом, это может привести к игнорированию такого обстоятельства, как редкое в наши дни решение потребителя в принципе отказаться от французского вина потому, что ему не нравится политика Франции в об­ласти ядерного разоружения.

В данном случае аналогия с потребительской теорией обманчива еще и потому, что если она может быть вполне убедительной при оценке степени стабильности потребительских вкусов, то в области политических предпочте­ний ситуация может оказаться совсем иной. Как писал в этой связи Дж. Бьюкенен, «предположение о наличии определенных предпочтений при принятии

решений, предложенных рынком, является исключительно важным для раз­вития самой экономической теории. Однако распространение такого предпо­ложения на индивидуальные ценности в процессе голосования не учитывает одну из самых важных функций голосования как такового. Определение де­мократии как «правления на основе обсуждения» подразумевает, что индиви­дуальные ценности могут влиять и влияют на процесс принятия решений» (Buchanan, 1960, р. 85).

Поскольку одним из источников влияния на подобные изменения в цен­ностных критериях являются публикации экономистов и политологов, им вряд ли следует занимать жесткую позицию, в основе которой лежит пред­ставление о неизменном комплексе предпочтений.