Что представляет собой демократизация?
Проведенные выше параллели помогают прояснить два основных отличия современных работ по демократизации от ранних исследований по этой же тематике: усилившийся релятивизм и более отчетливый интерес к нормативной проблематике. И в том, и в другом случае можно говорить лишь о разной степени проявления этих тенденций, поскольку при любом упрощении проблемы неизбежно происходит искажение действительности.
Относительно релятивизма, во-первых, следует отметить, что в современной литературе о переходе от одного типа политического устройства к другому обычно сравниваются страны более или менее «однопорядковые». Это значит, что нельзя просто свести опыт одного государства к какому-то сходству или отличию от другого, принимаемого за эталон. В принципе все государства требуют равного к себе отношения. Это означает, что исследование должно быть сравнительным в подлинном смысле этого слова. Так, если аргументация выработанная в стране В, толкуется в пользу страны А, то она может быть уравновешена контрдоводами, требующими равного внимания. (Например, каждое из правительств Аргентины, Чили и Уругвая может предоставить доводы в пользу своего особого образца взаимоотношений армии и гражданского общества, тогда как при внимательном сравнительном изучении этой соперничающей аргументации можно обнаружить ее ограниченность.) Подлинно сравнительное исследование такого рода требует относительно «насыщенных» интерпретаций каждого случая. Оно наказывает за легкомысленное и излишне схематичное обращение с деталями в конкретной ситуации и сопротивляется «втискиванию» неподдающихся объяснению процессов в предвзятые объяснительные схемы. «Насыщенные», тонко учитывающие контекст интерпретации конкретного случая, в свою очередь, требуют концептуальной проработки и соответствующих методов. Если сбор данных и проверка гипотез могут показаться простым и нехлопотным занятием в стабильных и безопасных политических системах, те же самые операции становятся сомнительными и двусмысленными, когда они проводятся в неустойчивых и раздираемых конфликтами государствах, сверхчувствительных к результатам сравнительного исследования, способного разбалансировать их внутреннее равновесие.
Это усугубляется еще и тем, что подобные сравнения несут явную нормативную нагрузку. В предисловии к книге «Переход от авторитарного режима» А. Лоуэнталь без обиняков говорил об «откровенно пристрастном отношении к демократии» исследовательского проекта, который он характеризовал как «упражнение в глубокомысленных пожеланиях» (O'Donnell, et al., 1986, p. x). Такое сознательное соединение подходов, основанных на эмпирических фактах, с оценочными подходами свидетельствует, что сравнительная транзитология расположена ближе к гуманитарной части спектра социальных наук. Характерно, что такая нормативная нагрузка не просто ценностное предпочтение исследователя или имплицитное содержание данных исследования: она встроена в саму творческую лабораторию анализа. Лучше всего глубину ценностного характера сравнительных политологических исследований иллюстрирует диалог, который ведут между собой теоретики-политологи и политики-практики. Сталкиваясь с бескомпромиссностью правления Франко, многие испанские демократы были уверены, что им следует работать на «демократический прорыв», т.е. что демократия может и должна быть завоевана посред-
ством массовой мобилизации «снизу». Напротив, теоретические размышления и сравнительный анализ приводили политологов к противоположному выводу, предполагавшему достижение той же самой (кто знает, была ли она той же самой?) цели иным, не менее действенным путем. Он состоял в том, чтобы перейти к демократии посредством согласованного переговорного процесса с элитой, в ходе которого старый режим допустит возможности построения нового, а антидиктаторская оппозиция утратит свой радикализм. Такой подход оказался плодотворным, создал инструменты, с помощью которых предоставлялись права одним группам и ограничивались права других. В русле этой стратегии был создан особый набор легитимных «правил игры», заложивших основы испанской демократии и предотвративших иной выбор политического строительства. Успех переговорного процесса в Испании способствовал распространению этой практики в других странах и его теоретическому осмыслению. Отделение факта от его оценки при этом было бы неблагодарной задачей.
Точно так же последующая работа по сравнительному анализу процессов демократизации в Южной Америке дала аргументы, противоречащие ранее господствовавшей «теории зависимости» и показавшие значение независимости партий и первичности внутренних, а не внешних факторов в процессе смены режима. И снова эти аргументы оказались эффективными в практическом смысле, они вновь способствовали усилению одних акторов и ослаблению других; не исключено, что они способствовали утверждению в правах и нового дискурса. Опять-таки нормативное содержание анализа находится в сложном переплетении со структурой анализа, сила которого черпается как из точного отражения ведущих тенденций политического процесса, так и из строгих научных или методологических оснований. Так же обстоят дела и в другом критически настроенном течении в сравнительной транзитологии. Это направление сосредоточивает внимание на демократизации общества, а не политического режима, и придает значение политическому участию и перераспределению благ в обществе, а не реформированию политических институтов.
Сочетание релятивизма и нормативной ангажированности помогает уберечь такого рода работу от вырождения в новую правящую идеологию. Поскольку различные процессы, происходящие в обществе, требуют равного к себе внимания и поскольку исследователи, как правило, работают не с окончательными результатами, эта ангажированность проявляется скорее в постановке вопросов, нежели в определенных ответах на них.
Желательны ли для сравнительной политологии такой релятивизм и такая нормативная нагруженность — отдельный вопрос. Следует подчеркнуть, что в то время как спрос на сравнительную интерпретацию высок, требования к исполнению таких исследований в плане их научной строгости относительно низки. Такие, характерные для классической гуманистики категории, как «интуиция», «суждение» и «убедительность», столь же необходимы для них, как и традиционные критерии научной работы: точность определений, формальные доказательства и прогностическая способность. Очевидно, что их абсолютное противопоставление — ложная дилемма. Конечно, при проведении сравнительных исследований следует выбирать методы, позволяющие добиться объективного подтверждения соответствующих обобщающих объяснений. Но соотношение доступных нам методов будет варьироваться в зависимости от наших задач.
Если это так,то для объяснения «демократизации» могут потребоваться в равной степени толковательное мастерство историка-компаративиста и логико-дедуктивное мышление специалиста по теории игр. Г. Лассвелл формулировал это так: «Чтобы обнаружить принципиальные сходства и различия, нужно тщательно исследовать контекст, [а] ...техника рассмотрения явлений должна быть многообразной» (Lasswell, 1986, р. 6, 14). Я бы добавил, что объяснительные принципы и идеи все-таки надо привести в порядок, «расширить» и даже пересмотреть, сравнивая средства анализа с его объектом — политическим процессом. Такие познавательные действия, как сканирование, синтез множества источников и характеристик информации, корректировка понятий в соответствии с опытом не должны приводить нас в замешательство, ибо большинство социальных и межличностных оценок формулируются именно таким способом. Столь хорошо развитая наука, как история, в существенной мере полагается на такого рода действия, именно им обычно приписываются впечатляющие результаты (если обратиться к лучшим примерам).
Несомненно, такого рода сравнительное исследование ставит важные проблемы метода, на рассмотрении которых надо остановиться. Но вначале заметим, что основные «потребители» сравнительных исследований демократизации не технические специалисты, а руководители, направляющие и координирующие деятельность политических сообществ, не имеющих опыта самоуправления. Они могут быть юристами, журналистами, лидерами общин или чиновниками — представителями всех профессий, способствующих развитию навыков убеждения и обобщения, а также предполагающих повседневную работу в условиях социальной неопределенности. По мере развития процесса демократизации такие социальные группы срастаются во все более уверенный в себе и авторитетный политический слой, стремящийся понять причины собственных трудностей, а этого можно достичь в результате сравнительного политического анализа. Таким образом, получается, что господствующий стиль сравнительного анализа, продиктованный задачей объяснения процессов демократизации, может быть в особенности близок новым «заказчикам и пользователям» таких исследований. Действительно, обладая не только профессиональными навыками, но извлекая уроки из политического опыта, показывающего, что демократизация — сложный и длительный процесс социального общения и убеждения, они будут склонны отвергать объяснения, изложенные в чересчур позитивистской или детерминистской манере. Более того, поскольку трудно ожидать появления предсказуемых закономерностей, можно предположить рост спроса на нормативно обоснованные интерпретации.