Нижне-Волжский край. 22 мая 1929 г

«В с. Каменке председатель ПО — зажиточный, задерживающий сам хлебные излишки и агитирующий среди остальных за укрытие хлеба, угрожал члену ВКП(б), работающему по заготовкам: “Если вы будете хлеб выкачивать, то мы кровью поплатимся, а хлеба не дадим. Все равно скоро конец ВКП(б), так что не особенно разоряйтесь”...

...В с. Тереса бедняку Власову было предложено сдать 4 пуд. хлеба несмотря на то, что он не имеет земельного надела и не сеял в этом году вовсе. Бедняк купил это количество хлеба и сдал его, говоря: “Вот советская власть и до бедняков добралась”.

...По 5 населенным пунктам у 84 зажиточных имеется свыше 26 000 пуд. хлебных излишков, от сдачи которых они воздерживаются...

...Казак-кулак хут. Сарычева категорически отказывается от сдачи хлебных излишков, заявляя: “Пусть провалится соввласть и подохнет вся Россия от голода, но я ни пуда хлеба не дам”.

...На хут. Подольховском... зажиточный казак, агитируя среди остальных, говорил: “Вам нужно быть всем организованным и тогда уже хлеб не заберут, по амбарам они не пойдут. А если и пойдут — то им самим хвост прижмут”.

...В последнее время заметно усилился кулацкий террор против работников по хлебозаготовкам и бедняков сельактива, участвующих в заготовках».

В результате нового этапа войны с частным торговцем-посредником доля частного сектора в товарообороте снизилась до 14%. Следствием же массового применения 107-й статьи на селе стало почти полное прекращение внутридеревенской торговли. После конфискаций, проводимых, как водится, с перехлестом, у зажиточных хозяев хлеба или не было, или они боялись его показывать — а бедняку где купить? Да и о пропагандистской составляющей забывать не след: по какой бы причине не было хлеба, кулак и его подручные всегда сумеют объяснить, что виноваты во всем «клятые большевики».

К весне 1929 года в деревнях начался голод. Больше всего пострадали Ленинградская область, Центральный регион, южные округа Украины, где сперва погибли озимые, а потом разразилась засуха, Дальневосточный край. Начались и обычные спутники голода – вспышки желудочных заболеваний и сыпного тифа, убой и продажа скота, уход людей из деревень.

Из докладной записки информотдела ОГПУ о продовольственном положении сельских местностей СССР по материалам на 1 июня[147].

Ленинградский округ.

«...Употребление суррогатов зарегистрировано в Волосовском, Волховском, Андреевском, Тихвинском и Каншинском районах (св. 23 марта). В Пашковском сельсовете на почке недоедания умер ребенок. В Путиловском сельсовете зарегистрировано 4 случая заболевания детей и один случай смерти. В дер. Манихино беднячка, имеющая 3-х детей, покушалась на самоубийство...»

Псковский округ.

«...По Александровскому сельсовету Красногорского района насчитывается 50 семей бедняков, опухших от голода, распродавших весь свой скот и кроме построек ничего не имеющих... По району зарегистрировано 5 случаев смерти от голода. По Островскому району зарегистрированы десятки случаев заболеваний на почве голода. В дер. Остроейково 13 февраля умерла от голода женщина, ранее распродавшая для приобретения хлеба все свое имущество... В Славковском районе на почке голода зарегистрировано 348 заболеваний».

Украина.

Одесский округ.

«В с. Зельцы Ф.Энгельсского района на почве голода у гр. Энглера умер ребенок. Второй его ребенок при смерти. Там же бедняк Эризман, имеющий 10 детей, голодает. Дети заболели. В с. Свердлово Благоевского района многие семьи голодают, особенно голод отражается на детях...»

Херсонский округ.

«В с. Петропавловке Качкаровского района до 10 бедняцких семей питаются суррогатами хлеба. РИКом отпущено кооперации 400 руб. для снабжения бедноты хлебом, но в связи с отсутствием заготовок помощь голодающим не оказывается...»

Что, и в этом голоде коллективизация виновата? Так она еще и не начиналась!

Крестьяне отправлялись за хлебом в города, где их тоже не могли ничем обнадежить. Местные власти, как могли, защищали от голода свое население. В городах и рабочих поселках карточки начали явочным порядком появляться еще весной 1928 года. С 1 марта 1929 года Политбюро утвердило их для всей потребляющей полосы РСФСР, Закавказья, Белоруссии и Украины. Хлеб по специальным заборным книжкам получало только трудовое население. Вскоре карточное снабжение охватило и другие продовольственные товары, а затем и промтовары стали распространяться по талонам и ордерам. Все это была в чистом виде инициатива низовых организаций, поддержанная населением и лишь потом закрепленная решениями властей. В 1931 году была введена всесоюзная карточная система. И коллективизация, как видим, тут совершенно ни при чем.

«Хлебная стачка» 1927 года нарушил неустойчивое равновесие нэпа, 1928-й усугубил. Ожесточение зажиточных крестьян усиливало «хлебную войну», ожесточение властей, особенно местных, которые были ближе к линии фронта, делало ее непримиримой. Страна стремительно погружалась в комплексный кризис — экономический, социальный, кризис власти и доверия к ней.

В такой обстановке СССР встречал лето 1929 года.

Нулевой цикл

Становилось ясно, что десяти лет на постепенную и добровольную аграрную реформу у правительства нет. Нет даже и пяти лет. Времени вообще не оставалось. «Хлебная война» разгоралась и в любую минуту могла перейти в гражданскую – голодные против сытых.

Что оставалось делать? Ловить частных торговцев можно до умопомрачения, но это все равно что воевать с комарами, сидя у болота. Проблему следовало решать не там, где хлеб продавался, а там, где выращивался – в деревне. И решение ее было известно.

Основные фонды деревни по-прежнему оставались чрезвычайно жалкими. Пополнить их пока что было невозможно, поэтому еще с 1928 года началась их перекачка в бедняцкий сектор. Сперва кулакам прекратили продавать сложные сельскохозяйственные машины, затем, в течение последующих двух лет, у них изъяли или выкупили все трактора. Однако сельхозтехники в стране было слишком мало, и она была слишком дорогой, чтобы ее могли покупать маломощные хозяйства, не только единоличные, но даже и колхозы. Да и ухаживать за ней мужики не умели – дать трактор им в руки означало угробить технику.

Выход подсказал украинский совхоз имени Шевченко, который первым организовал «машинно-тракторную колонну» – из этого почина потом выросли машино-тракторные станции, знаменитые МТС. К осени 1928 года их число достигло поистине космического масштаба: в СССР существовало целых 13 (тринадцать) колонн, которые имели 327 тракторов и обслуживали 6138 крестьянских хозяйств общей площадью 66 тыс. га. А к весне 1929 года только в системе Хлебоцентра число МТС достигло 45 (1222 машины), и на их долю приходилось уже 322 тыс. га. Как видим, трактор, находящийся не в деревне, а в МТС, волшебным образом вдвое-втрое увеличивал производительность, обрабатывая уже по 200, а потом и почти по 300 га.

Так же централизованно подошли и к другим крестьянским нуждам – в частности, к подготовке семенного зерна, и прокату сельхозинвентаря. В 1927/1928 хозяйственном году в стране насчитывалось 16097 машинопрокатных и зерноочистительных пунктов, зерна для посева было очищено 1093 тыс. т., из них 222 тыс. т составила семенная ссуда. Естественно, процент по ссуде был более выгодным, чем у кулака: даже при государственных ценах на хлеб 8 — 10% деньгами меньше, чем традиционная половина урожая. Да и получали не просто зерно, а семена, очищенные от сорняков и грибка, что давало надежду на приличный урожай. Прокат сельхозинвентаря в кооперативном прокатном пункте тоже стоил в 2, а в государственном — в 3 раза дешевле, чем аренда у «благодетеля».

На следующий год число пунктов выросло до 35 697, ссуда составила 805 тыс. т. а зерна очистили 3777 тыс. т. Все это несколько повлияло на положение бедноты. В среднем прирост посевных площадей батрацких хозяйств составил 36%, бедняцких — 17%; на Украине — 44% и 19%, в Сибири — 64% и 52%, на Северном Кавказе — 37,5% и 20%, в Белоруссии — 40% и 15,4 %.

МТС послужили мощнейшим стимулом для образования колхозов — пахать бедняцкие и середняцкие полоски смысла не имело изначально, трактору там просто нечего делать. Поэтому вокруг МТС только за год появилось 203 ТОЗа, которые объединяли 16 872 га земли.

После XV съезда сдвинулся с мертвой точки и процесс коллективизации. Число колхозов начало стремительно расти — если смотреть по темпам. Правда, в абсолютных цифрах успехи были куда скромнее, да... Как мы видим из приведенной таблицы[148], это и вправду было медленно и постепенно...