БОЛЛ Теренс, профессор политических наук университета штата Миннесота, США. Глава из книги Blackwell Companion to Political Theory", 1993 г.

Теренс Болл

Власть

"Власть" — слово, которое слышишь повсюду. Мы часто пользуемся им, не особенно задумываясь над его смыслом. Однако при ближайшем рассмотрении содержание этого понятия оказывается особенно проблематичным. В данной работе моей целью было выявить и прояснить, если не разрешить, сложные проблемы, связанные с использованием этого термина, проблемы реальные или воображаемые, которые возникают в тех или иных политических ситуациях. Вначале я кратко коснусь основных концептуальных подходов к содержанию понятия "власть". Несмотря на все их различия, они тем не менее обладают несколькими общими стержневыми чертами, — и на этот счет существует общее согласие. Затем чуть более подробно представлю противоположные точки зрения на значение понятия "власть". Я хотел бы также дать оценку сильным и слабым сторонам серьезного, пользующегося влиянием аналитического подхода к теме Стивена Лукса — с тем, чтобы иметь возможность сформулировать приемлемую для всех концепцию власти. Утверждение о том, что понятие "власть" является "сущностно оспариваемым", будет подвергнуто критике в заключении.

Власть: содержание понятия

При рассмотрении существующих ныне концепций власти прежде всего бросается в глаза их многочисленность и разнообразие. Для Томаса Гоббса, например, власть — это средство достичь Блага в будущем, и сама жизнь есть вечное и неустанное стремление к власти, прекращающееся лишь со смертью (1). Спустя два века Александр Гамильтон задал риторический вопрос: "Что есть власть, как не способность или дар что-либо совершить?" (2). В начале нынешнего века Макс Вебер определял власть как возможность индивида осуществить свою волю вопреки сопротивлению других (3). В середине века Г. Лассуэлл и А. Каплан рассматривали применение власти как акты, воздействующие на кого-то или предопределяющие другие действия (4). Р. Даль считал, что власть дает возможность одному человеку заставить другого делать то, что он по своей воле не сделал бы (5).

В то же время Х. Арендт полагала, что власть вовсе не принадлежит одному отдельному человеку, а только группе людей, действующих совместно: "Власть, — писала она, — означает способность человека не столько действовать самому, сколько взаимодействовать с другими людьми. Власть не является собственностью одного индивида — она принадлежит группе до тех пор, пока эта группа действует согласованно" (6). С. Лукс, отвергая это суждение как "своеобразную идиосинкразию" автора по отношению к власти, утверждает, что в основе всех определений власти лежит примитивное представление: некий А тем или иным образом воздействует на В (7, с. 26, 59). Все же, как полагает П. Моррисс, власть — не просто способ воздействия на кого-то или на что-то, а действие как процесс, направленный на изменение (кого-то или чего-то) (8, с. 29—32). О том же говорит и А. Гидденс: обладание властью означает способность менять порядок вещей (9, с. 14).

Как видим, концепции власти многообразны и отличаются друг от друга. Столь высокая степень различия привела некоторых современных политологов к выводу: по поводу содержания понятия власти не существует единого мнения; оно является "сущностно оспариваемым". Я постараюсь доказать ниже, что это не так; здесь же отмечу лишь, что несмотря на различия в деталях и оттенках, существующие концепции власти обладают тем не менее общими фундаментальными чертами. Прежде чем мы перейдем к ним, зададимся вопросом: почему в нашем моральном и политическом лексиконе присутствует концепция власти? Иначе говоря, какое значение имеет для нас сама идея власти и представления о ней?

Эти вопросы подводят нас к очевидному факту, которым, однако, нередко пренебрегают: политологи или политики вкладывают в этот термин понятие о действии. Современные теоретики Луке (7), Коннолли (10), Исаак (11) вводят в рассматриваемую нами концепцию тему ответственности. По словам Исаака, чтобы определить источники власти в обществе, следует установить возможности и пределы внешнего воздействия на всех нас... То есть нужно выявить ее моральную ответственность (11, с. 5). Иными словами, без понятия власти мы лишены способности судить о действиях политиков, равно как и возможности обвинять их или доверять им.

Но почему это так? Да просто потому, что власть включает в себя понятие о "способности" и "возможности" (12; 8, с. 481). А обладание властью равносильно тому, что от кого-то или от чего-то зависят результаты или последствия совершенных действий, которые повлияют на существование и/или интересы людей и обстоятельств. Например, мощное землетрясение или шторм могут послужить причиной серьезных разрушений. Но они, в отличие от политических потрясений, происходят стихийно, хотя и затрагивают интересы людей; явления природы существуют, но в них нет "намерения", они случайны и о них нельзя судить в категориях моральной ответственности.

Совсем иное дело — политические деятели или группы. Они, в отличие от бурь и землетрясений, обладают целым набором специфических человеческих сил или возможностей: убеждать, приводить доводы, рефлексировать, общаться, предвидеть результаты действий и мер (хотя бы некоторые), оценивать последствия и изменять поведение в зависимости от такой оценки. В этом и состоит уникальность "власти" в человеческом обществе: концепция власти рассматривается сточки зрения морали. Именно эти человеческие возможности и силы становятся основой того, что мы придаем моральный и политический смысл понятию власти.

Лукс и его критики

Обратимся теперь к противоречивым, но получившим в последнее время большое распространение взглядам С. Лукса на этот предмет (7).

В своей книге "Власть: взгляд радикала" Луке подвергает критике концепции власти, распространенные среди американских политологов "плюралистического" направления (т. н. "одномерная" теория, рассматриваемая Далем) (5) и их противников ("двухмерная" теория Бахраха и Баратца) (13). Эта книга послужила прелюдией к его собственной "трехмерной" теории, оказавшейся плодотворной в последующих исследованиях (14). Несмотря на различия, все три теории обладают общим ядром. Луке отмечает, что в основе идеи власти лежит весьма простая посылка: один индивид каким-то образом воздействует на другого (7, с. 26). Однако не всякое воздействие можно считать применением власти. Мы ежедневно оказываем на кого-нибудь множество видов воздействия, но далеко не все из них можно отнести к проявлению власти. Луке полагает, что власть — не просто обыденное, а морально значимое или нетривиальное действие. Но по какому критерию можно различать тривиальное действие от нетривиального? Луке отвечает: проявить свою власть по отношению к кому-то — значит затронуть его интересы, а точнее говоря, пойти против его воли, покуситься на его автономность.

Критики сразу же обвинили Лукса в том, что, по его определению, власть равносильна причинению вреда (здесь "вред" понимается как покушение на автономность личности). В таком случае нам пришлось бы исключить множество примеров, когда власть применяется для того, чтобы убедить — или побудить действовать — во имя блага, хотя, как признает Луке, благая цель в свою очередь требует жертв и причиняет вред (7, с. 32—33). Учителя и врачи, например, в процессе обучения и лечения тоже — по-своему — применяют по отношению к ученикам и пациентам свою власть и причиняют им неприятные ощущения.

Какое-то действие можно назвать проявлением власти, если оно побуждает человека (людей) делать что-то, чего они не сделали бы по своей воле, причем направленность этого действия не обязательно предполагает причинение вреда кому-нибудь в дальнейшем. Конечно, Луке прав, приводя примеры с обратным результатом: когда применяющий власть выигрывает, а объекту ее применения причиняется вред. Рабовладельцы или субъекты эксплуатации, безусловно, применяют власть, но данный случай не может быть парадигмой; здесь понятие власти слишком узко. Подобные рассуждения и противоречия на первый взгляд не кажутся существенными: у Лукса одно мнение, у его противников — другое, и они несовместимы. Но некоторые факторы заслуживают внимания.

Критики Лукса в большинстве своем вовсе не утверждают, что их мнения и луксовские определения власти разделяет непроходимая пропасть, а указывают на несоответствия или противоречия в его собственной концепции, которые становятся иными при попытках найти ей подтверждение в обычных, реальных и несложных, ситуациях (см., например, 15; 16; 8). Да и сам Луке не считает, что критикуемые им концепции власти неверны сами по себе, но что они слишком узки и не включают в себя такие действия и отношения, которые мы относим к понятию власти. Таким образом, тезис о фундаментальной несводимости имеющихся концепций власти не подтверждается; существующие концепции сопоставимы, и противоречия в подходах к понятию власти можно разрешить, по крайней мере, в принципе.

Один из способов разрешения вопроса — попытаться определить различие между двумя ситуациями: когда кто-то обладает властью для того, чтобы что-то совершить или воздействовать на кого-то, или кто-то имеет "власть над" другим. Последний случай Луке приводит в подтверждение своего тезиса о том, что выражения типа: "власть убеждать" или "власть для блага другого" не могут быть включены в понятие "власти" (7, с. 32—33). Но ведь под политикой понимается далеко не только и главным образом не принуждение или господство — т. е. не "власть над", — а власть, которой пользуются для убеждения или разубеждения, или для того, чтобы обеспечить чьи-либо преимущества. Тогда анализ самого Лукса слишком ограничен и узок, поскольку не включает в себя некоторые существенные и определяющие элементы политической жизни. Как отмечает Арендт, "стоит только перестать сводить общественную жизнь лишь к господству кого-то над кем-то (т. е. к "власти над"), как живая жизнь предстанет перед нами во всем своем подлинном многообразии" (6).

Будучи весьма важным фактором, "власть над" — это не власть как таковая; она не исчерпывает всех возможных политических проявлений. В самом деле, идея "власти над" кем-то является производной от понятия "власти для" чего-то, и даже паразитирует на этом понятии. Например, похититель детей использует власть над жертвой и его семьей лишь постольку, поскольку может убить жертву или причинить ей вред. Если жертва не верят во власть похитителя над ней, роли меняются, власть похитителя исчезает (похититель как бы лишается ее); эта ситуация блестяще и с юмором описана в рассказе О'Генри "Вождь краснокожих". Теоретически политологи склонны рассматривать власть политических деятелей как действие, направленное на что-то, а не как господство над кем—то. Мало кто сомневается, например, в том, что президент США в полной мере обладает политической властью. И все же Р. Нейштадт считает, что президентская власть — преимущественно власть убеждать, притом, что убеждение — обоюдный процесс, а власть убеждать есть власть достигать соглашения (17).