Классификация интерпретаций власти

С периода становления и развития марксизма уже можно говорить о начале современной эпохи в трактовке природы политической власти. Многочисленные концепции власти в современной специальной литературе классифицируются по ряду оснований. Прежде всего, концептуальные подходы к интерпретации политической власти, с пониманием их условности и относительности, можно было бы разделить в логико-гносеологическом аспекте на два больших класса: 1) атрибутивных концепций,трактующих власть как атрибут, субстанциальное свойство субъекта, а то и просто как самодостаточный 'предмет' или 'вещь'; 2) реляционных доктрин,дающих объяснение власти как социального отношения или общения как на элементарном, так и на сложном коммуникативном уровне. Атрибутивно-субстанциальные концепции власти, в свою очередь, условно подразделяются на: 1) потенциально-волевые; 2) инструментально-силовые и, с известной оговоркой, 3) структурно-функциональные подходы.

Волевые концепции рассматривают власть как потенциальную способность или возможность навязывать волю какого-либо политического субъекта другим. Такой подход особенно характерен для традиции немецкой политической мысли. Гегель и Маркс, Фихте и Шопенгауэр, Ницше и Вебер прибегают к волевой способности в самых разных, порой полярных определениях власти (например, как 'воли экономически господствующего класса' К. Маркса или 'энергии и воли сверхчеловека' Ф. Ницше и т. д.). Классическое определение категории 'власть' дает М. Вебер, который понимает ее, как 'любую возможность проводить внутри данных общественных отношений собственную волю, даже вопреки сопротивлению, вне зависимости от того, на чем такая возможность основывается'⁴. Строго говоря, такое определение власти при желании можно интерпретировать и как 'волевое отношение', но акценты у М. Вебера, так же как и у Г. Гегеля или у К. Маркса, все же смещаются на трактовку се как некоего потенциала политического субъекта, обладающего особыми субстанциальными качествами носителя власти.

Во многих волевых определениях и подходах к власти ставится вопрос о средствах ее реализации и способах ее 'распредмечивания', инициируя тем самым ее инструментально-силовоепонимание, связанное уже с англо-американской традицией. В 'Левиафане' Т. Гоббса власть, которой обладает суверен, представляет собой не столько некий абстрактный потенциал, сколько реальное средство принуждения, форму силового воздействия. 'Определение власти Т. Гоббса, в котором чувствуется влияние механики, является инструментальным. Для Гоббса власть - это скорее 'власть сделать", чем 'власть над людьми", она направлена к объектам желания, к результатам деятельности...'⁵. Такой же трактовки власти как реальной силы и средства реализации воли придерживаются и сторонники бихевиоралистской 'силовой модели' власти американской школы 'политического реализма', которые и во внутренней (Д. Кэтлин), и в международной (Г. Моргентау) политике исповедуют взгляд на публичную власть как на силовое воздействие политического субъекта, контролирующего определенные ресурсы и (при необходимости) использующего даже прямое насилие и принуждение.

И, наконец, в современной политической теории разработаны системный и структурно-функциональныйспособы интерпретаций власти, которые мы можем увидеть в работах Т. Парсонса, Д. Истона, Г. Алмонда, М. Крозье и др. По Т. Парсонсу, власть представляет собой особенное интегративное свойство социальной системы, связанное с поддержанием ее целостности, координацией общих коллективных целей с интересами отдельных элементов, а также обеспечивающее функциональную взаимозависимость подсистем общества на основе консенсуса граждан и легитимизации лидерства.

Рядом с атрибутивно-субстанциальными дефинициями власти тесно соседствуют реляционные подходык трактовке се как социальных отношений, которые порой достаточно тесно переплетаются с предыдущими определениями (как, например, в бихевиорализме). Во-первых, это бихевиоралистскийподход, редуцирующий все многообразие властного общения к совокупности властных отношений между двумя индивидами-акторами и их волями. Бихевиориалисты Г. Лассуэлл и А. Каплан включают в конструкцию власти такие компоненты и признаки, как: 1) контроль над ресурсами, 2) участие в принятии решений и 3) обладание волей и влиянием. Они определяют власть как отношение двух акторов следующим образом: 'А имеет власть над В в отношении ценностей К, если А участвует в принятии решений, влияющих на политику В, связанную с ценностями К⁶. Таким образом, власть становится отношением двух воль и влияний, при котором одна сторона навязывает другой свое решение.

К этим взглядам примыкают и так называемые интеракционистскиеконцепции, согласно которым властное отношение выполняет роль своего рода стабилизатора в совокупной системе общественных отношений, пронизывая ее всю 'насквозь', регулируя конфликты, упорядочивая постоянно возникающие противоречия по поводу распределения и перераспределения материальных и прочих ресурсов (К. Шмитт, Р. Дарендорф, Л. Козер и др.) и обеспечивая тем самым социальное равновесие.

Наконец, пожалуй, к наиболее сложным и комбинированным подходам можно отнести коммуникативные (X. Арендт, Ю. Хабермас), а также постструктуралистские (М. Фуко, II. Бурдье) концепции власти, рассматривающие последнюю как многократно опосредованный и иерархизированный механизм общения между людьми, разворачивающийся в социальном поле и пространстве коммуникаций. X. Арендт отмечает в связи с этим, что власть - это многостороннее, тотальное общение, а не собственность или свойство отдельного политического субъекта, связанное с необходимостью организации согласованных общественных действий людей, основанных на преобладании публичного интереса над частным. В отличие от подобного осуществления идеального принципа властного консенсуса Ю. Хабермас считает, что власть как раз является тем самым механизмом опосредования возникающих противоречий между публичной и частной сферами жизни, обеспечивая, как и деньги, воспроизводство естественных каналов коммуникаций и взаимодействий между политическими субъектами.

Что касается новейших постструктуралистских концепций 'генеалогии власти' М. Фуко и 'поля власти' П. Бурдье, то их как раз объединяет не субстанционально-атрибутивное, а именно реляционное видение власти как отношения и общения. М. Фуко отмечает, что власть представляет собой не просто отношение субъектов, а своего рода модальность общения, то есть 'отношение отношений', неперсонифицированное и неовеществленное, поскольку его субъекты находятся каждый момент в постоянно изменяющихся энергетических линиях напряжений и соотношениях взаимных сил, Так же, в чем-то дополняя эту мысль, П. Бурдье обосновывает собственное понятие 'символической власти', которое сводится им к совокупности 'капиталов' (экономических, культурных и т. д.), распределяющихся между агентами в соответствии с их позициями в 'политическом поле', то есть в социальном пространстве, образуемом иерархией властных отношений.

Власть, таким образом, выступает как сложнейший механизм тотального социального общения, регулирующий отношения между управляющими и управляемыми, первые из которых получают потенциально 'символическую власть' над вторыми, хотя последние также обладают 'символическим капиталом', оказывая влияние и давление 'снизу' на властвующих. В политической теории понятия 'влияние' и 'власть' и их соотношение еще в 40-е гг. XX века разрабатываются Г. Лассуэллом. Он рассматривает их как соотносительные категории, выводя и определяя эту пару понятийдруг через друга, поскольку в действительной жизни партии и группы давления активно влияют 'снизу' на органы государственной власти с тем, чтобы установить над ними контроль, в то же время и руководители государства используют властные полномочия для того, чтобы регулировать в свою пользу ход партийной борьбы и контролировать процесс давления различных социальных групп. Такие достаточно сложные взаимоотношения между властвованием управляющих и давлением управляемых сложились в ходе длительного социального общения между ними, породившего регулятивные механизмы публичной власти.