Пункт приема потерянных слов 1 страница

Как-то в Хельсинки я заглянул в музей истории и некоторое время бродил по залам, отстраненно любуясь предметами старины, пока не увидел телефон. Почти такой же был у нас дома, с большим диском и большой грубой трубкой. Рядом с музейным телефоном стояла пишущая машинка «Ундервуд», такая же, как у моего отца, и еще старая и задрипанная детская коляска. Это оказался зал двадцатого века, а в нем вещи, с которыми я когда-то жил и которых больше нет вокруг. Только в музее истории.

Увы, для слов не существует музеев. Мы яростно спорим, хорошо это или плохо, что в русском языке появляется так много новых слов, и совершенно не обращаем внимания на то, что тем временем другие слова постепенно исчезают. Конечно, об исчезновении слов всем известно, и любой мало-мальски образованный человек засыплет меня примерами: смерд, чело, десница, засим, вечерять, токмо, паче… Но это все мертвые слова, которые мы никогда не используем в обычной речи, а в современных словарях, если они туда, конечно, попали, им сопутствует помета «устаревшее». В несуществующем музее слов их следовало бы поместить в какие-то первые залы. Гораздо интереснее посмотреть на слова, уходящие из языка в двадцатом и двадцать первом веках, попросту говоря, на наших глазах.

Легко сказать «посмотреть»! А как это сделать? Как понять, что слово действительно уходит? Проще всего обстоит дело со словами, называющими утраченные вещи или понятия. Вряд ли кто-то будет спорить с тем, что из языка ушли многие советизмы: от фельетонногонесуна^[20] до идеологических субботника или парторга. На смену многотиражкам пришли корпоративные издания, а партсобрания были вытеснены корпоративными вечеринками. Те, кто старше тридцати пяти (то есть в 85-м были уже взрослыми), конечно, помнят эти слова, те, кто моложе двадцати пяти, – вряд ли. Впрочем, некоторые из этих слов остаются в языке где-то на периферии – для обозначения «той жизни». В последнее время в переводных романах мне несколько раз при описании вещей в комнате попалось странное словосочетание –печатная машинка. Подозреваю, что переводчик либо слишком молод, либо слишком забывчив. Речь ведь идет о том, что по-русски называется пишущей машинкой и только так (см. выше сцену в музее). Печатная машина, конечно, тоже существует, но место ей в типографии.

Слова уходят не только вместе с вещами, но и сами по себе. Трудно поймать момент их ухода, еще труднее предсказать его. Тут мне не поможет профессия лингвиста, потому что пока лингвисты не умеют фиксировать это довольно условное прощание слова с языком. Попробую опереться на свою интуицию, хотя и понимаю, как это субъективно. Назову несколько слов, которые, как мне кажется, еще используются, но только теми, кто постарше. А это значит, что они на пути к исчезновению.

Я давно уже не слышал от своих знакомых слова получка, а ведь раньше жизнь измерялась от получки до получки. Интересно, что вполне советское по происхождению слово зарплата чувствует себя превосходно. Повидимому, в получке было заложено что-то социально важное: процесс выдачи денег (как правило, два раза в месяц), очереди у кассы, раздача долгов – все то, что бесследно (хочется надеяться) исчезло из нашей жизни.

Не слышу я и таких слов, как посиделки и междусобойчик (в значении праздника для своих). По-моему, их нет в речи молодых людей. Может быть, их заменила тусовка? Мне почему-то посиделки милее, как-то камернее и домашнее, не сочтите за старческое брюзжание. Кстати, мы теперь и не чаёвничаем, хотя чай пить вроде не перестали.

Часто уход слова никакими теориями и социальными сдвигами не объяснишь. В начале этой главы я употребил слово задрипанный, но ведь так тоже сегодня не говорят. А задрипанных или, скажем, замурзанных вещей вокруг сколько угодно. Почему-то исчезло из употребления в качестве ответа на вопрос слово отнюдь, еще недавно популярное в узких кругах: Ну что, теперь ты довольна? – Отнюдь.

Особенно интересно обстоят дела с человеческими отношениями. О сокращении терминов родства я уже писал. Но вот слово приятельница, обозначающее дружеские отношения между взрослыми женщинами. То ли нынешние девушки, те самые двадцатипятилетние, еще просто не выросли (и у них все еще подруги), то ли с приятельницей придется попрощаться (в отличие от вроде бы похожего на нее приятеля). В общем, в нынешнюю унисекс-эпоху особым женским словам приходится туго. Незаметным стало слово земляк, видимо, в эпоху глобальных перемещений исходный пункт все меньше связывает людей. Уход слова не трагедия, но всегда потеря – потеря смысла и некоторого особого взгляда на мир.

Любой читатель может поспорить с моим списком и предложить свой собственный. У нас у каждого свой слух и свой языковой опыт. Хорошо было бы открыть пункт приема уходящих слов, потому что иначе, как всем миром, нам их не собрать. А потом создать музей, хотя, как я уже сказал, для слов не бывает музеев.

Зато есть словари. И, может быть, когда-нибудь мы увидим словарь русских слов, исчезнувших в нашу смутную эпоху. Боюсь, что он будет довольно толстым.

Поговорим об этом вместе

В 2006 году моя статья про уходящие слова вышла в газете «Ведомости» и вызвала огромное количество откликов в интернете на форуме газеты. Кто-то спорил со мной, кто-то друг с другом, но в основном все вспоминали разные уходящие или ушедшие слова. Интересных примеров было так много, что, в конце концов, мне стали прозрачно намекать о необходимости совместных исследований, публикаций или хотя бы просто благодарности за помощь. Конечно, я не могу привести здесь всю дискуссию, но самые, на мой взгляд, интересные, а может быть, забавные реплики я процитирую.^[21]

Semar

…гы, вы у проституток спросите пользуются ли они термином «субботник»:)))

Scally

Вот оно, значит, как… мне еще жить и жить до 35-ти, но слово «отнюдь» – мое любимое. Часто его употребляю в разговоре вместо «нет». На мой взгляд, оно более звучное и более убедительное. Не брезгую словами «приятельница» и «посиделки». И периодически слышу их от своих ровесников.

exibmbcs

«ударник»

«рабфак» (хотя в МГУ до сих упорно называют подготовительный факультет «рабфаком»)

«косынка» (теперь у нас носят «банданы»)

Capoeirista

Недавно с друзьями заметили, что слишком часто стали употреблять слово «прикольно». Решили, что это не правильно. Теперь пытаемся заменить его хорошо забытым словом «баско».

exibmbcs

Да, помню такое словечко по школьным временам. Только смысл все же немного другой.

Capoeirista

Да, «баско» – значит красиво. Но мы употребляли его как синоним слову «клево». Клево сейчас используем только применительно к рыбалке.

s_o_smirnov

У нас в деревне так говорили, например, баская девушка, баский платок. А вы случайно не из Вологды?:)

NataNK

используют «баской» в Сибири. Моя бабушка так говорила. И мама иногда употребляет, но уже «в кавычках», понимая, что слово устаревшее. И в сельской местности до сих пор употребляют, чаще слышала по отношению к урожаю: «морковка баская такая» (т. е. крупная, сочная, хорошая), произносится с растягиваниям и усилением второго слога. Слово имеет сильную эмоциональную окраску. А у другой мой бабушки картоша на огороде росла «обламучая», только ни от кого я такого слова больше не слышала.

exibmbcs

А еще есть ушедшее слово «лимитчик». Хотя нет-нет, а употребляют презрительное «лимита». Впрочем, есть слова, которые пока не ушли из нашего лексикона, хотя очень хотелось бы: «понаехали», например.

s_o_smirnov

Из этого же советского прошлого – «толкач». А порой уходят не только слова, термины, но и фамилии. Лет семь назад мой сын принес из детского садика старую детскую считалку-дразнилку: «Улица Ленина, дом короля, кто обижается – сам на себя». Но Ленин он произносил как Левин. Когда я попробовал его исправить, он ответил: «Папа, такого слова Ленин – нет!»

exibmbcs

А помните слова «фарцевать», «фарцовщик»? И еще: «барыга». Последнее, правда, приходится все чаще использовать сейчас. Например, как еще назвать спекулянтов, которые на вокзале «барыжат» билетами в тот же Питер? Самое смешное, они в ответ на прямое употребление слова «барыга» в их адрес говорят: «да назови нас как хочешь, только деньги плати»…

Вальдман

Еще спекулянты исчезли. Мироед еще слово было;) Пропесочить.

exibmbcs

Вот не знаю, подскажите насчет слова «авоська» – ими кто-то еще пользуется?! Помните, такие из тонких веревочек сетчатые сумки?! И куда исчезли из магазинов «рогалики»?!

Ryck

В тему авоськи – «кулек». Давно не слышал…

spina

бедненькие вы, у нас рогаликов с повидлом еще полно, и сверху сыплют сахарной пудрой

exibmbcs

Еще были распространены шапки «из пыжика», или попросту «пыжик». Теперь «пыжиками» называют дамские машинки марки Peugeot (например 206).

Kosh

Кто ни будь знаком со словом «Раскардаш»?

а глаголом «перехиляться?»:))

Ulitochka

Раскардаш у меня мама часто употребляет в смысле «беспорядок, бардак»)) А вот глагол незнакомый:))

spina

раскардаш – у нас тут на юге часто используется синонимом беспорядка

Ulitochka

А вместо слова «подгузник» сейчас все чаще употребляют «памперс»:)

ААлек

было еще подряд, но в ироничном смысле – отлэ, зэконско, ништяк.

NataNK

исчезла «кошелка» как вид сумки.

исчезло такое название предмета женского нижнего белья, как «комбинация», причем сам предмет остался (зайдите в дорогой бельевой бутик в центре Москвы). Нижнее белье перестали называть «исподним».

Кстати, совсем недавно в одной из сибирских деревень встретила слово «исподки» как название мягких шерстяных варежек (рукавичек), в отличие от грубых рабочих рукавиц «верхонок».

еще не стало управдомов!

С. Никонов

У нас с Вами кошелка конечно исчезла

Это слово теперь очень активно используется для обозначения некоторых неприятных оратору женщин.

С. Никонов

А еще «ватник» заменил «телогрейку».

NataNK

не, телогрейка осталась. в сельской местности, причем по всей стране, используется и одежда, и слово.

а вот душегрейка как теплая женская одежда ушла. когда-то жилет был сугубо мужской одеждой, а женские утепленные безрукавки, одеваемые на другую одежду, назывались душегрейками.

Ярославич

«Ватник» то же уже не слышу, как и «батник» из 80-х и «пуховик» из 90-х. Убежали «кеды».

NataNK

пуховики остались на рынках, а кеды возвращаются в бутики как «винтажная обувь»

Ulitochka

Еще, мне кажется, уходит слово «диктор» – теперь вместо него ведущие или диджеи:) В книжках про 50–60е годы, особенно в детских (Драгунский, Носов и пр.) часто встречалось слово «ситро», а в жизни я его вообще не слышала.

Бобби

Сейчас, Максим Кронгауз за нами уже всё записал, со словариком ты немного опоздал. Давайте попросимся в соавторы хоть? И пусть не называет нас забытым словом «нахлебники» или «захребетники».

s_o_smirnov

Леня Голубков бы сказал – мы партнеры:) Максим, вы действительно делаете такой словарик, тогда прошусь в помощники (в соавторы – это слишком нахально:))

NataNK

Уважаемый Максим Кронгауз! Посмотрите, сколько мы вам вышедших и еще выходящих из употребления слов назвали. Надеюсь, вы сможете отделить от тех, что действительно покидают язык, поколения жаргонизмов, диалекты и неприжившийся новояз. И очень хочется, чтобы вы нашли способ както сообщить нам, пригодились ли вам наши полные энтузиазма изыскания!

Я не участвовал в самой дискуссии и попробую исправить этот свой промах в книге.

МК

Дорогие участники форума, «ваши полные энтузиазма изыскания» мне, безусловно, пригодились. Буду рад, если включение этой главы в книгу, вы сочтете моей благодарностью и признанием партнерства.

Спасатели слов

Никак не могу расстаться с этой темой – уходящие слова. Россию часто сравнивают с Францией именно по отношению к родному языку. Точнее, многие считают, что нам следует ориентироваться на Францию в смысле заботы и защиты родного языка. Я прожил во Франции два года, преподавал там в университете и, честно говоря, так не думаю. Не потому, что французы неправы, а просто мы другие (вспомните историю про @ из главы «Курс молодого словца»). Но попадались мне там замечательные вещи, о которых стоит рассказать.

Начну издалека – с французского телевидения. Оно, с содержательной точки зрения, ничем не лучше российского, за, пожалуй, одним или, если хотите, двумя исключениями. Я имею в виду программы о книгах и языке. Каждый из основных французских каналов имеет специальную передачу о новых книгах. На этих передачах, как правило, присутствуют авторы, и обсуждается не только художественная литература, но и публицистика, и даже сугубо научные книги. Иногда эти передачи закрываются, но им на смену приходят новые. Самую знаменитую (так и хочется сказать – культовую), уже давно закрытую, под названием «Культурный бульон» вел Бернар Пиво. Бернар Пиво – один из самых известных французских тележурналистов. Кроме всего прочего, он – один из организаторов знаменитых французских диктантов популярного конкурса, финал которого проводился на телевидении. Диктанты настолько сложны, что даже победители делают какое-то количество ошибок. Пиво также составитель серии «Les Dicos d’or» («Золотые словари»), куда входят популярные книги о языке.

И вот у меня в руках новая книга из этой серии, написанная самим Бернаром Пиво, «100 mots а sauver» (2004), название которой переводится на русский язык примерно как «100 слов, которые нужно спасти». Это тоненькая книжка, напечатанная к тому же крупным шрифтом, по сути представляет собой словарик. Она некоторое время была среди бестселлеров, что для словаря, согласитесь, редкость. Впрочем, по виду на словарь она совсем не похожа, да и никаких научных претензий у нее, на первый взгляд, нет. В небольшом предисловии автор пишет о том, что люди справедливо заняты спасением птиц, насекомых, растений и других живых созданий, находящихся под угрозой исчезновения. Но никому нет дела до исчезающих слов, хотя, казалось бы, слова родного языка должны быть нам ближе, чем никогда не виданное растение. Впрочем, и в лингвистике появилась своя экология, правда, лингвисты спасают объекты более крупные, чем слова, – целые языки. Пиво цитирует известного французского лингвиста Клода Ажежа, который утверждает, что ежегодно в мире исчезает около двадцати пяти языков. Что уж тут говорить о словах!

И все-таки французы удивительно трепетно относятся к своему языку. Бернар Пиво, не будучи, вообще говоря, профессиональным лингвистом, берется за задачу проследить, а точнее – выследить уходящие из французского языка слова, и даже не только слова, а отдельные значения. Это оказывается возможным лишь по одной простой причине – благодаря налаженной, как безостановочное производство, французской лексикографии. Во Франции существуют два знаменитых словарных издательства Larousse и Robert (есть и другие, но Пиво опирался на эти издания), каждое из которых кроме большого многотомного словаря издает, и делает это из года в год, однотомные словари, так называемый Petit Larousse и Petit Robert, соответственно. Каждый год в эти словари включаются новые слова и, увы, исключаются какие-то устаревшие (объем словаря более или менее фиксирован). Эти обновления также фиксируются и даже обсуждаются, в том числе на телевидении. Именно поэтому словарь исчезающих слов может составить и неспециалист. Трогательным штрихом в книге Пиво оказываются пустые страницы в конце, озаглавленные «Liste personnelle de mots en pйril» («Личный список, слов, находящихся под угрозой исчезновения»). Читатель приглашается в соавторы!

Сам словарик чрезвычайно прост. Статья о слове состоит из описания его значения, примера его употребления (как правило, цитата из какого-нибудь известного автора) и необязательного, но всегда любопытного (когда оно есть) неформального примечания, помеченного восклицанием Hep!, которое, кажется, понятно и без перевода. Написано это все чрезвычайно живым языком и, конечно же, не без особого французского юмора, впрочем, достаточно интеллигентного.

Едва ли читателю, незнакомому с французским языком, будет интересен подробный разбор словаря, поэтому ограничусь несколькими примерами.

Вот словечко bath с пометой «неизменяемое прилагательное». Это слово выражает положительную оценку. Такие слова очень частотны, особенно в устах молодых людей, и не слишком содержательны. На них существует особая мода, но если они выпадают из языка, возврата, как правило, нет. На смену ему пришли такие понятные и другим нациям слова, как super, gйant, genial, extra. Но, как мягко замечает автор, bath est un mot trйs bath, et mкme super! Что означает: bath – словечко очень bath (хоть куда), и даже super (супер).

Исчезнувшее слово bйjaune (существительное мужского рода) происходит от слов bec «клюв» и jaune «желтый» и в точности напоминает и по смыслу, и по структуре русское желторотый (за исключением части речи и порядка компонентов). Происхождение его прозрачно: желтый клюв бывает у птенцов. Интересно, однако, что более употребительно французское слово blancbec («белоклювик»), которое отличается от первого по значению, поскольку совмещает неопытность с самоуверенностью и высокомерием. Естественно, что «белоклювиков» не слишком жалуют, например, в армии.

Устаревшее междометие fi! понятно русскому человеку без перевода. К нам оно, повидимому, пришло из французского языка (как и выражение выразить фи) и, к сожалению, тоже устарело. Сам Пиво восхищается его эмоциональностью и краткостью, своего рода рекорд французского языка.

Еще одно очень французское словечко flafla (существительное мужского рода). Оно обозначает неестественное, напыщенное или манерное поведение, а в сочетании с глаголом faire «делать» может быть переведено на русский, как изображать из себя, а если совсем грубо, товыпендриваться.

Устарело и существительное женского рода nasarde, обозначающее удар или щелчок по носу, как в прямом, так и в переносном смысле.

Существительное женского рода patache обозначало лишенный комфорта дилижанс, на котором на небольшие расстояния перемещались крестьяне. Интересно, однако, что водителей такого дилижанса называли patachon, а поскольку вели они несколько рассеянный (не сказать богемный) образ жизни, появилось выражение la vie de patachon (жизнь «паташона»), которое тоже благополучно устарело.

А вот смешное и очень длинное междометие saperlipopette!, когда-то богохульство, а сейчас повод для каламбуров. Его упоминает среди любимых ругательств один из гостей «Культурного бульона», правда, в виде целой фразы Зa me perd les popettes, звучащей очень похоже и совершенно бессмысленной (во всяком случае знакомые французы интерпретировать ее не смогли).

Как можно не пожалеть об уходящем неизменяемом существительном мужского рода suivezmoijeunehomme (буквально: следуйте за мной, молодой человек). Так назывались ленты на женских шляпках, грациозно раскачивавшиеся сзади и как бы приглашавшие молодых людей последовать их движениям.

А вот существительное женского рода gourgandine обозначает уже самих женщин, легких и, как пишет Пиво, «без холода в глазах». Однако, предупреждает он, не надо путать их с женщинами легкого поведения, поскольку «гургандинки» делают это не ради денег. Слово происходит от названия корсета со шнуровкой на груди, а дальше автор порождает уж совсем непереводимый каламбур: Dйlacer la gourgandine avant d’enlacer la gourgandine – что-то вроде снять гургандину (корсет) перед тем, как обнять гургандину (девушку).

Ну, и чтобы покончить с французскими двусмысленностями, сообщу, что из языка ушло существительное мужского рода vit, вполне корректное, а главное, самое короткое название мужского полового органа. Впрочем, успокаивает Пиво, еще осталось бессчетное количество других названий, правда, все они будут подлиннее.

Вообще, надо сказать, что авторские комментарии, как уже видно, весьма веселые и неформальные, часто вполне информативные. Из них я, например, узнал, что устарело слово brunet «брюнет», а вот brunette «брюнетка» вполне живо. Русский язык оказался в данном случае более политически корректным, сохранив оба заимствованных из французского языка слова.

Еще удивительнее оказалась для меня информация о романе «La Disparition», написанном Жоржем Переком (Georges Perec) и опубликованном в 1969 году. Бернар Пиво, не оценивая его художественные достоинства, признает его лингвистическим подвигом. Автор поставил и выполнил задачу не использовать в романе букву «e».

Рассказ о книге Пиво можно продолжать, и так перебрать все сто спасенных слов. Но главное должно быть уже ясно. Перед нами очень французская, легкая и веселая, но вместе с тем мудрая книга о словах и языке.

Конечно, спасти слова, то есть сохранить их в языке, невозможно, но ведь понятно, что автор и не ставил такой задачи. Скорее, сохраняется память об этих словах. И мне остается только с завистью вертеть в руках книжку Бернара Пиво, представителя редкой профессии – спасателя слов.

Во власти слов

Большинство людей даже не представляют, в каких сложных, а порой интимных отношениях они находятся со словами родного языка. Иногда любовь или нелюбовь к слову сугубо индивидуальны и чтобы объяснить их, придется залезать в подсознание или искать какую-то психологическую травму в детстве. Вот я написал слово сугубо и внутренне поежился. Чем-то оно не по душе мне, а чем – объяснить не могу. Может быть, тем, что звучанием напоминает суккуба, а может быть… Впрочем, не стоит заниматься публичным самоанализом, лучше честно признаться, что все мы находимся во власти слов.

Некоторые лингвистические симпатии и антипатии носят гораздо более общий и регулярный характер. Мной был проведен эксперимент по выявлению любимых и нелюбимых слов, результаты которого были частично опубликованы в журнале «Власть» в 2005 году. Журнал к тому же помог мне, опросив многих известных людей: политиков, бизнесменов, деятелей шоубизнеса и т. д. Многие слова – герои всех предыдущих глав – были использованы в этом эксперименте и, действительно, вызывали у людей сильную реакцию. Фактически в этой главе я подвожу итог сказанному ранее.

Можно выделить группы или даже целые пласты слов, вызывающих у большинства людей разнообразные, иногда довольно сильные эмоции. Интересно, что то или иное отношение к такой группе слов оказывается важной характеристикой самого человека. Скажем, любовь или нелюбовь к крепкому словцу делит человечество на два противоборствующих класса и кое-что говорит нам о характере, темпераменте, воспитании и т. д. конкретного человека. Да и вообще, наше отношение к другим людям формируется не только «по одежке и уму», но и по тому, как они говорят, в частности, какие слова используют. Одно единственное слово – например, грубое или неграмотное (или, наоборот, «слишком умное») – может вызвать отторжение и заранее испортить общение.

Сегодня в русском языке таких «групп риска» довольно много. Связано это с тем, что за последние 10–15 лет наш лексикон изменился очень сильно. У одних людей эти изменения вызывают резкое неприятие и вообще оцениваются ими как порча языка. Для других же новые слова кажутся интересными игрушками, с помощью которых можно сделать свою речь более эмоциональной, более яркой, наконец, более модной. Часто отношение к «лексическим новинкам» определяется возрастом, грамотностью, профессией или, шире, – социальным положением. У слов, как и у людей, есть свой характер, своя популярность, свой престиж. Современная же русская речь является смешением всего, что только существует в языке (в том числе и того, что ранее существовало на глубокой периферии).

Итак, что же за группы слов вызывают особое к себе отношение?

Прежде всего, это заимствования. Заимствований в русском языке всегда было много, но сейчас они хлынули таким потоком, что часто даже затрудняют понимание текста. Особое раздражение вызывают «избыточные» заимствования, то есть когда заимствование дублирует по смыслу уже существующее в русском языке слово (иногда при этом заимствованное ранее и из другого языка). Чаще всего это модные слова типа комьюнити (вместо сообщество), интервью (в новом значении вместо собеседования), лофт (вместо чердака) и т. д. Самым известным примером такого рода является, пожалуй, консенсус, по значению совпадающий с русским словом согласие. Его короткое воцарение в русском языке было связано как раз с помянутыми выше сложными отношениями, а именно – загадочной любовью к нему Михаила Сергеевича Горбачева. К месту и не к месту мы пытались «достигнуть консенсуса», кончилось же все тем, что слово практически исчезло из нашей речи. Напротив, некоторые заимствования остаются, и раздраженным носителям языка приходится с этим смириться. Так, трудно вообразить себе современный мир без презентаций, несмотря на существование почти полного синонима – слова представление.

Мода, как известно, вызывает одновременно и притяжение, и раздражение. Кто-то такие слова не любит, кто-то любит и употребляет к месту и не к месту, а кто-то не любит, но все равно употребляет, потому что модно!

Заимствование лишь способ проникновения слова в язык, важно же рассмотреть разные тематические пласты лексики. Так, заимствованиями полны, например, современные жаргоны, среди которых главную роль играют сейчас молодежный (сленг), «бандитский», или криминальный, а также некоторые профессиональные (компьютерный, экономический, политический, спортивный и некоторые другие).

Особенно интересно отношение к криминальной лексике типа наезд, беспредел, отморозок, крыша, стрелка, кинуть, мочить и т. д. (здесь, кстати, как я писал раньше, почти нет заимствований). Многие люди, выражая недовольство распространением этих слов, на самом деле активно их используют.

Причины мной уже назывались. Во-первых, криминализация общества, так что некоторые ситуации адекватно описываются с помощью именно этой лексики. Во-вторых, их эмоциональность и, выражаясь этим же языком, «крутость». Короче говоря, многие из этих слов проникли уже не только в обыденную речь, но и в речь официальных лиц, и даже официальные документы.

Безусловно, эмоциональным является и молодежный жаргон. Слова из сленга часто ничего кроме эмоциональной оценки и не выражают: отстой, кул, прикольно, супер, классно, атомно и т. п. Особое отторжение у людей постарше вызывает междометие вау, заимствованное из английского языка и выражающее неподдельный и внезапный восторг. Как же неподдельный восторг можно выражать только что заимствованным и потому неестественным словом? – недоумевают старшие товарищи. Вау! Сами удивляемся, – отвечает молодежь.

Очень близка к молодежному жаргону и гламурная лексика: культовый, кастинг, эксклюзивный, стильный, элитный и др. Само слово гламур вызывает противоречивые чувства, но похоже, что без него уже не обойтись. Речь идет об особой культуре, создаваемой глянцевыми, или гламурными, журналами, об особом идеальном мире, населенном «правильными» юношами и девушками, посещающими «правильные» места в «правильной» одежде, рассекающими на «правильных» авто и так до бесконечности. Провести четкую грань между молодежным и гламурным жаргоном невозможно, то же вау, очевидно, относится и к гламурному миру.

Гламурный язык во многом наследует традиции словаря людоедки Эллочки и отчасти языка приказчиков (галантерейного языка), главным принципом которого было «сделать (точнее, сказать) красиво». А вот функционально гламурная лексика, по существу, заняла место советских идеологических слов и с той же степенью агрессивности внедряется в общественное сознание. У многих она вызывает раздражение как агрессивностью, так и искусственностью, но при поддержке соответствующей прессы остается модной.

На нашу сегодняшнюю речь оказывают влияние и различные профессиональные жаргоны – политический, экономический, компьютерный и другие. Особо надо отметить появление огромного количества новых профессий. Пожалуй, к рекламщикам и пиарщикам уже привыкли. К риэлторам и криэйторам тоже, хотя и пишут их поразному. А вот акаунт-, сейлз– и прочие менеджеры беспокоят (и раздражают), слишком уж их много. Недаром же, правда только в качестве иронической игры, появился уродливый аналог – манагер.