Потом все смолкло. Рудников вышел и вынес пальто

- Вот оно! Проклятый черт, запрятал в самый нижний сундук исверху еще пять сундуков поставил".

Разумеется, раскрытие наиболее серьезных преступлений, совершенных ворами, грабителями и разбойниками, осуществляли агенты сыскной полиции, которые применяли самые разнообразные методы и приемы сыска. Многие из них показаны в воспоминаниях А.Ф. Кошко.

Так, при розыске драгоценностей, похищенных в 1913 году у княгини Шаховской, за подозреваемым, ее бывшим лакеем Петром Ходуновым, было установлено сначала наблюдение, порученное двум агентам. Когда же Ходунов ускользнул от них, то на его квартире оставили засаду на случай, хотя и маловероятный, его прихода, арестовав при этом его сожительницу, ее мать и проживавшего у них сапожника. Мать отпустили после допроса в сопровождении агента. Сожительницу Таньку, ничего не говорившую, оставили при сыскной полиции, а сапожник, испугавшись угроз "сидеть за укрывательство вора", дал показания, что Ходунов Таньке "золотые сережки вчерась подарил" и что за час до прихода полиции он на квартиру примчался, как шальной, схватил баульчик, попрощался с "бабами", что-то сказал про депешу какой-то тете Кате, да и был таков. Сторожа препроводили домой под засаду.

Когда же на следующий день мать попросила разрешения прислать арестованной дочери пищу и смену белья, то начальник сыскной полиции написал мелкими каракулями карандашом на крохотном листочке бумажки записку: "Тетей Катей от Петьки получена депеша. Спрашивает, как ему быть?" Эту записку вместе с огрызком обслюнявленного карандаша запекли в особо состряпанную для этого булку и передали Таньке вместе с домашней корзинкой, щами и рубашкой.

На следующий день при отдаче Танькой пустого горшка и грязной сорочки в рубце ее подола нашли зашитый ответ: "Вели тете Кате послать Петьке депешу в Нижний Новгород (следовало название улицы и гостиницы), написав, что я под замком".

Агенты полиции выехали в Нижний, сняли в гостинице соседний с Ходуновым номер, при содействии хозяина просверлили в стене отверстия и подсмотрели, куда Петька прячет драгоценности, прежде всего редкий розовый бриллиант, и арестовали его с поличным[314].

При раскрытии крупной кражи у Лифляндского магната графа Меллина, совершенной в начале девятисотых годов, применялась перлюстрация, то есть прочтение, всех писем, как отправлявшихся, так и получаемых подозреваемым, со снятием с них копий[315].

Широко применялись аресты для допросов в вызывавших подозрение случаях.

Задержание выявленных крупных преступников готовили тщательно.

По делу о краже 28 декабря 1916 года в Харьковском банке на 2500000 рублей процентных бумаг соответствующая улица была запружена агентами для ареста группы преступников: 4 дворника с метлами и ломами скалывали и счищали лед, тут же сновали три извозчика, на углу газетчик выкрикивал названия газет, на другом - нищий просил милостыню, какой-то татарин с узлом за спиной обходил, не торопясь, дворы и заунывно кричал: "Халат, халат!.." Один агент сидел напротив наблюдаемого дома в пивной лавке и меланхолично потягивал из кружки пиво. Все люди были вооружены браунингами[316].

Российские власти были весьма решительны в задержаниях, а сыскная полиция настойчива в розысках. К примеру, Министр внутренних дел Маклаков так отреагировал на телефонное обращение к нему начальника Московской сыскной полиции с просьбой о распоряжении относительно шантажиста - бразильского подданного: "Очень нужно великодержавной России считаться с какой-то завалящейся Никарагуа! Уполномачиваю вас, генерал, применить к этому "парагвай-
цу" те меры, что применили бы вы к рядовому русскому шантажисту. Действуйте энергично и быстро!"[317].

При отыскании лиц, совершивших в 1908 году кражу драгоценностей из известнейшего ювелирного магазина Владимира Гордона в Санкт-Петербурге, агент сыскной полиции "поэтапно рыскал" в Ростове, Кишиневе, Одессе, Севастополе, заддержав вора - грека Сереодиса в Турции, в Константинополе[318].

В дальнейшем, для раскрытия всех обстоятельств дела и соучастников, иногда применялась "подсадка" в камеры к арестованным под видом уголовников агентов полиции.

А уже известный нам Иван Егорович Бояр, заведовавший "столом приводов" в Московской сыскной полиции, частенько прибегал к своеобразному методу запугивания и нередко достигал цели, к примеру, таким способом.

- Так как же-с? - говорил он какому-нибудь вору. - Не твоих рук дело?

- Нет, Иван Егорович, как перед Истинным - не виновен!

- Ладно! - заявляет Бояр - разувайся!

- А это зачем же, Иван Егорович?

- А вот увидишь - зачем. Ну, поворачивайся живей!

И пока жертва с упавшим сердцем снимала сапоги, Бояр принимался действовать. Он с шумом придвигал особую платформочку, на цинковой доске которой виднелся черный рисунок следа, куда ставилась нога, подлежащая измерению; потрясал в воздухе огромным циркулем, служащим для измерений объема черепа; для большего эффекта у него имелся и предлинный нож, который он натачивал тут же бруском.

После больших колебаний напуганный преступник выкладывал огромную грязную ножищу, и Иван Егорович, быстро отметив ее особенности, с брезгливостью говорил:

- Ты, подлец, хоть помыл бы ноги, а то - просто противно! Убирай вон ножищу, я тебя с другой стороны общупаю! - И, схватив циркуль, подходил к жертве. - А ну-ка, что это ухо слышало?! - и он мерил ухо. - А где здесь точка? - и он ножку циркуля прикладывал к выпуклой части лобной кости.

- А что, доктор, - обращался он к какому-нибудь агенту, - глаза выворачивать будем?

- А то как же! - отвечал "доктор". Тут часто нервы жертвы не выдерживали, и она с воплем молила:

- Отпустите вы, Иван Егорович, душу на покаяние. Мочи нет! Ведь это что же такое?! Эвона у вас тут и ножи, и струменты разные наготовлены. Нет, уж я расскажу все по совести, что там запираться!?

В конкретных ситуациях применялись и весьма оригинальные методы розыска.

Перескажем один из них.

"Это случилось в Риге в начале девяностных годов, т.е. в бытность мою, - отмечает А.Ф.Кошко, - начальником Рижского сыскного отделения.

В местном кафедральном соборе был украден крупный бриллиант с иконы Божьей Матери. Все обстоятельства дела говорили за то, что кража эта совершена церковным сторожем, проживавшим в подвальном помещении собора. Хотя обыск, произведенный у него, и не дал положительных результатов, но справка, наведенная в его прошлом, подтвердила мои подозрения, так как оказалось, что сторож судился уже однажды за кражу и отбывал за нее тюремное заключение.