Хронология меняющихся парадигм

Со времени второй мировой войны произошли важные сдвиги в понима­нии значимости и направленности интересов политической теории, которые в основном были обусловлены развитием самой этой дисциплины. По мере того как набирала силу поведенческая революция, представителей которой мало волновали макропроблемы, в нормативной политической теории в 50—60-х годов нарастали признаки существенного спада (Miller, 1990). Прежний инте­рес к метафизическим теориям государства сменился углубленным анализом поведения отдельных индивидов и групп. Вновь возросло внимание к таким концепциям, как теория А. Бентли (Bentley, 1949). Позитивная политическая теория пыталась ограничить себя концептуальным анализом, несмотря на про­тесты сторонников нормативного подхода. Тем не менее, в конце 60-х годов наметилось возрождение интереса к проблемам «большой» теории, которые нередко принимали идеологизированную форму. Однако к концу 70-х годов широковещательные дискуссии между «позитивистами» и «марксистами» ис­черпали себя, и им на смену пришел политологический анализ в форме тео­рий среднего уровня, включавших в себя как эмпирические, так и норматив­ные элементы (Веуте, 1992, р. 248ff.).

Важные изменения в политической теории произошли как в связи с поли­тическими факторами, не имевшими к ней непосредственного отношения, так и за счет внутреннего развития самой дисциплины. В послевоенный период в большинстве государств ослабла вера в способность политического центра направлять развитие общества. В 60-е и начале 70-х годов широкое распростра­нение — особенно в Европе — получили иллюзии, связанные с возможнос­тями планирования, и кейнсианская вера в антициклическое управление эко­номикой. Однако в 70-е годы господствующее в рамках политической науки направление утратило интерес к масштабным идеологическим проектам и пе­реключилось на эмпирические политические исследования, вполне удовлет­воряясь типологической разработкой политических циклов и изучением по­литических и социальных акторов. В теоретических изысканиях того периода основное внимание уделялось различным способам организации и управления

обществом через социальное сотрудничество. К числу наиболее значимых из этих изысканий относятся следующие направления:

— консоциативизм (Lijphart, 1977);

— неокорпоративизм (Schmitter, 1981);

— концепция социетального сотрудничества (Wilike, 1983);

— теория универсального политического обмена (Мапп, 1990);

— концепция правительства частных групп интересов (Streeck, Schmitter, 1985); истоки этого направления восходят к либерально-корпоративным иде­ям, и возникло оно отчасти как негативная реакция на попытки «вернуть государству его значение» (Skocpol, 1979);

— теории, представляющие различные модели государства как центра, на­правляющего общественное развитие, в частности, такие, как «политическая кибернетика» (Deutsch, 1966) и «теория активного общества» (Etzioni, 1986).

В 80-е годы сложился специфический тип социальных и политических ак­торов — новые общественные движения. Ф. Шмиттер назвал эту оппозицион­ную силу «синдикализмом», хотя такой термин мог иметь право на существо­вание лишь в католических странах; он все еще полагал, что неокорпорати­визм представляет собой лучшую защиту и от неуправляемости, и от угрозы государственному порядку (Schmitter, 1981). В 80-е годы политическая теория столкнулась еще с одной проблемой, а именно с вопросом защиты окружаю­щей среды. Большинство политологов из англосаксонских стран не решались разрабатывать комплексные теории новых социальных движений, ограничи­ваясь рассмотрением лишь отдельных аспектов последних (Goodin, 1992). Тем не менее, специалисты из европейских стран, отличающиеся философским подходом к исследованию проблем, — такие, например, как У. Бек (Beck, 1986 / 1992), — разрабатывали теорию «общества риска», развитие которого существенно отличается от эволюции классического индустриального обще­ства. Избегая модных рассуждений о самопорождающихся массовых движени­ях, Бек (независимо от теории франкфуртской школы) настаивает на необ­ходимости дополнения картины современного общества нетехнократическими и нерационалистическими элементами. В 80-е годы Ю. Хабермас отказался от своего позднегегельянского историцистского проекта воссоздания еще боль­шего числа типологий кризиса. И если его работа на эту тему (Habemas, 1987) почти не дает оснований надеяться на то, что новым движениям удастся защитить жизненный мир (Lebenswelt) от «системы» с ее силами отчуждения (бюрократизация, коммерциализация, культ законности), то в более поздней философской концепции правового государства эта надежда, по-видимому, возрождается вновь (Habemas, 1992).

Марксизм изжил себя задолго до крушения «реального социализма». Таких блестящих интеллектуалов, как А. Пшеворский и И. Элстер, пытавшихся со­единить различные варианты демократического социализма с теорией рацио­нального выбора, окрестили «марксистами рационального выбора». В то же самое время в Америке происходила неведомая ранее политизация теоретичес­ких построений во имя «политической корректности» и «декларативных дей­ствий», направленных в защиту непривилегированных расовых, этнических и сексуальных общественных групп; даже в дни фракционного раскола Амери­канской ассоциации политических наук (APSA) новое политическое и нор­мативное влияние никогда не оказывало столь сильного воздействия, как в 80-е годы (Ricci, 1984, р. 188—190). Несмотря на рост интереса к идеологии «зеленых» и новым общественным движениям, в Европе, видимо, уже угасло

стремление к политизации, характерное для б0-х и 70-х годов. На протяжении всех этих лет марксизм неизменно доминировал в спорах и определял повест­ку дня даже «буржуазных» направлений общественной мысли, выдвигая на передний план проблемы эмансипации и партиципации в новой волне ради­кализма руссоистского толка. Данное фундаментальное противостояние сыг­рало свою роль в процессе интернационализации проходивших дискуссий. Как только закончилась эта скрытая интеллектуальная гражданская война в поли­тической теории, проявилась новая тенденция к регионализации отдельных парадигм.

В 80-е годы наблюдался также упадок неоконсервативной мысли, происхо­дивший параллельно с ослаблением левацких течений, которые в свое время спровоцировали временный возврат интереса к консерватизму. В это время во многих странах господствующим консервативным направлением стал неоли­берализм. Либералы — главный объект нападок сторонников коммунитаризма, — в свою очередь, «либерализовали» угасающие силы своих противников из социалистического лагеря и марксистов. Либерализм оказался способен вер­нуться к идеалу гражданского общества, на базе которого сложился консен­сус в просвещенных демократических государствах. Либералы продолжали подчеркивать значение понятия 1'homme, ставя его выше понятия социаль­но активного citoyen. Однако они, в свою очередь, стали более терпимыми в вопросах политического участия, имеющего место на уровне подсистем со­циальной системы и рассматриваемого с позиций групп и новых обществен­ных движений. Мирная, «бархатная» революция в Восточной Европе показа­ла сторонникам либерального направления, что не всякая коллективная де­мократическая деятельность с широким участием народных масс обречена на то, чтобы завершиться установлением нового авторитарного правления (Cohen, Arato, 1992).