Гражданская религия» в США

Понятие «гражданская религия» (civil religion) прочно вошло в лексикон американских общественных наук в конце шестидесятых годов нынешнего столетия, после публикации социологом Робертом Беллой (Robert N. Bellah) статьи «Гражданская религия в Америке», где впервые было обозначено основное содержание вводимого термина. За этим последовало множество статей и книг, в которых автор более детально обосновал выдвинутую им концепцию. Уже в первой статье Белла заявил, что в Соединенных Штатах, не отрицая иные религиозные традиции, но и не смешиваясь с ними, существует разработанная и довольно хорошо институционализированная гражданская религия. Предвосхищая возможные возражения специалистов о том, что гражданская религия есть лишь некое аморфное образование, философски-умозрительная спекуляция, Белла утверждал, что она разработана на идейно-содержательном уровне и институционализирована на уровне конкретной символики и ритуалов, существующих в общественно-политической жизни страны.

Характеристику гражданской религии Белла начинал с анализа отрывка из инаугурационной речи Джона Кеннеди. «Сегодня мы все явились свидетелями не просто победы какой-то партии, но торжества свободы - символизирующей конец и начало, обновление и перемену. Ибо я произнес перед вами и перед Всемогущим Богом ту же самую торжественную клятву, которую наши предки составили почти 175 лет назад [...] те революционные убеждения, за которые боролись наши предки, по-прежнему актуальны и значимы для всего мира. И прежде всего это уверенность в том, что источником прав человека является не великодушное государство, но Бог [...] Чистая совесть - наша единственная награда, а история - высший судья наших деяний; так давайте и впредь жить в любимой стране, испрашивая на наши дела Божье благословение и надеясь на Его помощь, но помня, что здесь, на земле, Божье дело должно быть исполнено именно нами».

Анализируя слова Кеннеди, Белла справедливо обращал внимание на то, что президент-католик не упомянул ни Христа, ни католическую Церковь, а лишь весьма общо говорил о Боге, то есть использовал слово, которое практически все американские граждане могут принять, однако каждый волен интерпретировать по-своему.

Подчеркивая, что Кеннеди был католик, Белла объяснял расплывчатость и обобщенность его высказываний о Боге тем, что католические взгляды президента являются его частным делом, а не чем-то, что прямо относится к отправлению его государственных обязанностей, и что подобная «конфессиональная расплывчатость» высказываний президента обеспечивала равноправие всем американцам, независимо от религиозных взглядов. Но как в таком случае вообще можно объяснить упоминание президентом слова Бог, если вера является частным делом каждого? Ответ на этот вопрос и является для Беллы определением смыслового объема понятия гражданской религии: «Отделение Церкви от государства не отрицает существование религиозного измерения, присущего политическим реалиям. Хотя вопросы личных религиозных верований, поклонения и объединений верующих считаются строго частным делом, но существуют определенные общие элементы религиозной ориентации, которые разделяются подавляющим большинством американцев. Они сыграли решающую роль в развитии американских институтов и сейчас обеспечивают религиозное измерение для всей американской жизни, включая политическую сферу. Это религиозное измерение выражается в совокупности верований, символов и ритуалов, которые я называю американской гражданской религией. Инаугурация президента - одно из важнейших церемониальных событий этой религии. Она подтверждает, кроме всего прочего, религиозную легитимность высшей политической власти». <…>

Специфическая связь религии и политики в США - одна из самых ранних и самых устойчивых характеристик американского общества. На эту особенность обратил внимание еще Алексис де Токвиль, чье описание американской демократии давно признано классическим: «...Религию, которая в Соединенных Штатах никогда не вмешивалась непосредственно в управление обществом, следует считать первым политическим институтом этой страны [...] Я не могу сказать, все ли американцы действительно веруют [...] Но я убежден, что, по их мнению, религия необходима для укрепления республиканских институтов. И это мнение принадлежит не какому-либо одному классу или партии, его придерживаются все слои населения».

<…> Характерной особенностью колониальной Америки была крайняя практичность, которая распространялась и на религию. При этом американский практицизм обладал определенной спецификой, так как был вызван жесткими, а подчас и жестокими условиями жизни. В религиозной сфере эта специфика выражалась в стремлении к устроению земного Царства и в практически полном отсутствии интереса к созерцательности и теоретическому развитию богословской мысли. Данная черта присуща уже не столько протестантизму вообще (достаточно вспомнить сложные теоретические работы Лютера и Кальвина), сколько именно американскому протестантизму, как, впрочем, и американскому сознанию как таковому: американцы мало интересуются чисто теоретическими открытиями. Потребность американцев в изучении теологии была чрезвычайно ограничена, их интерес к богословию был исключительно практическим: колонистов мало занимала потребность как можно точнее воплотить Истину в слове; гораздо больше они интересовались возможностью воплотить собственные идеалы в устройстве жизни их общины. По общему признанию исследователей, вплоть до середины XVIII века в Новой Англии не было создано ни одного значительного произведения в области теоретического богословия. <…>

Вот два высказывания американских президентов, которых разделяет почти двести лет. Джон Адамс, второй президент США: «Патриот без религии, по моему мнению, парадокс столь же большой, как честный человек без страха Божия» и Дуайт Эйзенхауэр, 34-й президент: «Наша система правления бессмысленна, если не основывать ее на глубокой вере, какой именно религии - мне это абсолютно безразлично». Позиция Эйзенхауэра отражает эволюцию взаимоотношений религии и политики в США: взаимоотношения эти стали намного более свободными. <…>

Важными понятийными символами гражданской религии, лежащими в основе национальной самоидентификации американцев, являются образы свободы и избранности американского народа. Идея свободы практически с начала американской истории становится центральным понятием американского самосознания и служит основным «божественным» принципом для строителей демократического общества. <…>

Стать американцем просто означало принять определенную идею свободы. <…> Американцы никогда не защищают землю - они борются за свободу (как на своей, так и на чужой территории). Подобное понимание свободы (американцами в него традиционно включаются такие элементы, как «отсутствие внешнего принуждения», «независимость от правительства», «индивидуализм», «расчет на самого себя») вкупе с осознанием того, что данная свобода есть общечеловеческое достояние, реализованное пока лишь на территории США, служит глубинным оправданием и основанием любой внешнеполитической акции американского правительства в глазах собственного народа. Для американцев (на уровне массового сознания) военная операция войск НАТО в Косово в 1999 году настолько же естественно подлежит оправданию (необходимостью защищать естественное право на свободу), как, к примеру, для россиян она настолько же естественно подлежит осуждению (агрессия - вторжение на территорию независимого государства).

С идеалом свободы тесным образом связан еще один «понятийный» символ – «избранный народ». Первые американские поселенцы часто сравнивали себя с еврейским народом, который был выведен Богом из Египта в землю обетованную. <…> Параллели с ветхозаветной историей - излюбленные образы американских политиков не только прошлого, но и настоящего. Связь идеи свободы с идеей избранности самая прямая: американцы избраны, чтобы нести свободу. Свобода (равно как и большинство других американских ценностей) в сознании американцев не является специфически американской ценностью; напротив, она - ценность общечеловеческая, но именно американцам доверена судьба свободы, именно от них зависит, утвердится ли свобода в мире. <…>

Символика американской гражданской религии самым непосредственным образом присутствует в основных национальных праздниках и государственных церемониях. Центральное место занимает инаугурация президента. В числе других символико-ритуальных актов календарь американской гражданской религии включает в себя День Благодарения (самый первый американский праздник, отмечать который начали еще пуритане в Массачусетсе в знак благодарения за благословение свободы и процветания на новой земле), День независимости (отмечается 4 июля в память подписания Декларации независимости), Президентский день (вместо праздновавшихся раздельно дней рождения Вашингтона и Линкольна), День памяти (день памяти погибших во всех войнах, начал отмечаться после Гражданской войны), День ветеранов (стал отмечаться в память о принимавших участие в первой мировой войне, сегодня является днем чествования ветеранов всех войн). Эти праздники призваны соединять патриотизм и благочестие и, в определенной степени, Бога и страну. <…>

Весьма примечательной является история еще одного праздника, Дня матери. Первоначально этот день стал отмечаться в Америке вслед за подобным праздником в некоторых странах Европы. В Старом Свете он был связан с традицией почитания Пресвятой Богородицы; подобное же религиозное звучание праздник имел первоначально и в Америке, где в этот день все шли в церковь. Тем не менее даже начало празднования Дня матери (а отмечаться он стал в Америке с 1912 года) было вызвано уже чисто американской потребностью гражданского ритуала для всего общества - стремлением почтить всех американских матерей. Со временем праздник все больше стал терять свое первоначальное религиозное наполнение. <…> По примеру Дня матери, американцы вскоре стали отмечать и День отца (впервые отпразднован в 1916 году), уже безо всякой религиозной подоплеки. <…>

Еще более ярким примером постепенной трансформации христианского праздника является Рождество. Сегодня в Соединенных Штатах Рождество - это прежде всего праздник подарков, день, когда можно сделать праздничный стол, сходить в гости и т.д. Рождество превратилось в фестиваль потребительского общества, у которого оно ассоциируется чаще с Санта Клаусом и рождественскими распродажами, чем с приходом в мир Господа Иисуса Христа. <…> Апогей этого процесса - история с американским православным священником в городе Дейтон Бич во Флориде. В 1993 году менеджер крупного торгового центра пригласил его на церемонию установки рождественской елки. Персонал хотел услышать несколько слов от христианского пастыря. Священник согласился, но за три дня до события ему снова позвонил менеджер и сказал, что на церемонии придется соблюсти некоторые условия: нельзя молиться, произносить имя Иисуса Христа и подчеркивать христианский характер праздника. Священник отказался присутствовать на такой «рождественской церемонии». <…>

Источник: Легойда В.Р. Религиозность в безрелигиозную эпоху. (www.pagez.ru)

[1] Разумеется, это не касается вопросов пресечения государством правонарушений,

совершаемых религиозными объединениями и их членами.

[2] По прямому смыслу данной статьи "Соборного Уложения" 1649 г. иноверцы, жившие у иноземцев, при желании принять православие должны были дать за себя выкуп в размере 15 руб. Публикуемый выше указ распространял право на защиту сво­ей собственности - крепостных людей и на подданных России - дворян-мусульман.

[3] По данной статье, подобный брак был возможен лишь при соблюдении следую­щих условий: а) требовалось согласие Лютеранской консистории; б) брачный обряд совершал лютеранский священник, а не мулла, или раввин; в) дети от подобного бра­ка должны были воспитываться или в лютеранстве, или в православии; г) супруг-не­христианин должен был отказаться от многоженства. Таким образом, подобный брак практически был невозможен с точки зрения шариата для мусульманина (брак му­сульман может заключаться только по нормам шариата; дети мусульман могут быть только мусульманами).

[4] Российским законодательством запрещалось вступать в брак лицам мужского пола ранее восемнадцати, женского пола - ранее шестнадцати лет. В Закавказье пред­ставителям коренного населения дозволялось вступать в брак несколько раньше: мужчинам - с пятнадцати, женщинам - с тринадцати лет.