Рост поляризации межлидерских отношений и ее пределы

Отношения между СССР, США и КНР в начале 1979 г. отличались острой взаимной конкурентностью. В 1979 г. США и КНР создали в Синьцзяне центры электронного слежения за ядерными полигонами СССР в МНР взамен тех, что были закрыты в Иране после революции³. Но в том же году (весной) конгресс США принял закон об отношениях с Тайванем, который, формально снизив статус американо-тайваньских отношений до неофициальных, фактически позволил Вашингтону сохранить связи с Тайбэем в прежнем объеме. Отказ США полностью разорвать отношения с Тайванем вызвал сильное раздражение КНР. Именно реагируя на это американское решение, Китай, заявляя об отказе от продления советско-китайского договора 1950 г., срок действия которого истекал в 1980 г., одновременно предложил Советскому Союзу начать переговоры о нормализации отношений.

Развивался своим ходом и советско-американский диалог. В июне 1979 г. состоялась встреча Л.И.Брежнева и Дж.Картера в Вене, в ходе которой состоялось подписание договора ОСВ-2. Однако это не помешало американской стороне продолжить линию на оказание содействия росту обороноспособности КНР и закрепление ее (экономическими, культурными и политическими методами) на позиции лояльного отношения к Западу. Не прямо и постепенно США продвигались к тому, что по оценке Роберта Саттера было «инкорпорированием континентального Китая в американскую систему безопасности в Азии»⁴. Вместе с тем, американские специалисты (в числе их Р.Соломон, М.Мазарр, Ю.Вананди) настаивают, что до советского вторжения в Афганистан администрация Дж.Картера проявляла осмотрительность, следя за тем, чтобы связи с КНР оставались преимущественно политическими, следуя принятому при Р.Никсоне принципу не делать различий между КНР и СССР в том, что касалось поставок военного снаряжения и сложных технологий⁵.

После акции СССР в Афганистане американо-китайские военные связи действительно стали более серьезными. В январе 1980 г. Китай посетил министр обороны США, в мае его китайский коллега побывал в Вашингтоне. В итоге договоренностей США начали поставлять КНР технологию двойного назначения и вспомогательное военное оборудование (средства связи, транспортные самолеты). В июне 1981 г. администрация Рональда Рейгана (победившего на выборах в ноябре 1980 г.) сообщила о готовности заключать разовые контракты на поставки в КНР вооружений.

Но в целом приход Р.Рейгана с его наступательной антикоммунистической риторикой, адресованной и Китаю, замедлил американо-китайское сближение. Установка нового руководства на сохранение преференциальных связей с Тайванем, оттенила несовпадения взглядов США и Китая на ситуацию и ускорила корректировку китайским руководством своего курса. Д.Шамбо полагает, что источником китайских подозрений были произведенная в середине 1982 г. замена Александра Хэйга, известного своими прокитайскими симпатиями, на посту государственного секретаря Джорджем Шульцем, считавшим основой тихоокеанской политики США союз с Японией; а также более жесткая избирательность американской стороны в вопросах экспорта в КНР сложной технологии⁶. Это не помешало Р.Рейгану в 1984 г. посетить Китай, а премьеру Госсовета КНР Чжао Цзыяну - США. Сохранял свои позиции и второй после А.Хэйга сторонник американо-китайского сближения - вице-президент (и будущий президент) США Джордж Буш.

Новая ситуация в американо-китайских отношениях требовала гибкого ответа Москвы. Но шансы на него были невелики. Прежде всего СССР не был готов преодолеть формировавшийся на протяжении почти двух десятилетий синдром «китайской опасности», реакцией на которую было планомерное наращивание военного присутствия Советского Союза в пределах своей дальневосточной территории и за ее рубежами. Численность советских войск на советско-китайской границе и территории Монголии с 1975 до конца 80-х годов увеличилась с 200 до 500 тыс. чел. (50 дивизий, четыре из них - в МНР). Вырос советский Тихоокеанский флот, ставший самым крупным флотом СССР. В конце 80-х годов он включал в себя 850 боевых и вспомогательных кораблей и 130 подводных лодок, из которых 30-35 принадлежали к числу атомных с МБР на борту. Советская авиация на Дальнем Востоке насчитывала 2 000 единиц. В зоне к востоку от Урала было размещено около 400 ед. МБР наземного базирования (35-40% общей численности)⁷.

С 1976 г. (по мнению С.Фарр⁸) или с 1978 г. (по мнению Р.Соломона) СССР усилил военную группировку на о-вах Кунашир и Итуруп из числа островов Курильской гряды, оспариваемых Японией. Там было размещено 13 тыс. военнослужащих, 300 танков и ограниченное число боевых вертолетов и самолетов. Это усиление, само по себе малозначительное, стало поводом для пропагандистской кампании по поводу советской угрозы. Антисоветские настроения подогревались закрепившейся в эти годы практикой облета советской военной авиацией территории Японского архипелага.

Стремясь противопоставить китайскому давлению присутствие СССР, правительство Вьетнама предоставило ему базы на своей территории - военно-морскую в Камрани и военно-воздушную в Дананге. Обе они стали действовать с 1980 г. По западным оценкам, военное присутствие СССР в этом районе оставалось незначительным (20-25 надводных кораблей разного класса и 3-4 подводные лодки в Камрани, а также 40-45 единиц авиации в Дананге) и не создавало перевеса СССР над Соединенными Штатами. Тем не менее, отныне главные американские базы в регионе - военно-морская в Субик-Бэй и военно-воздушная в Кларк-Филд (обе на Филиппинах) уже не могли считаться, как ранее, неуязвимыми. Американские военные эксперты считали советское военное присутствие на востоке «несомненно наступательным»⁹. Тем более, таковым считали его китайские политики. Вместе с тем, по оценкам британских специалистов, советское присутствие в АТР было оборонительным, поскольку военные корабли СССР большую часть года оставались в портах, а не выходили в открытый океан, да и в последнем случае их задачи оценивались только как разведка и слежение за ВМС США¹⁰.

Военные возможности США были несопоставимо более значительными. В регионе у США было 167 крупных и мелких баз, включая атоллы для проведения ядерных испытаний. Здесь было дислоцирован 160-тысячный контингент американских войск, из которых 39 тыс. приходилось на Японию, 44 - на Южную Корею, 15 - на Филиппины и 500 - на Австралию. Главными американскими базами были Иокота и Кадэна в Японии, Субик-Бэй и Кларк-Филд на Филиппинах, Осан в Южной Корее. Кроме того, американские военные эксперты (Р.Соломон, М.Макинтош, М.Мазарр) признавали, что советские позиции в Восточной Азии были крайне уязвимыми. Петропавловск и Камрань - против ударов с воздуха и моря, Владивосток - в силу возможности «закупорить» его в Японском море. Советский флот вообще был способен выполнять в основном вспомогательные задачи боевого охранения подводных лодок. Только часть советских кораблей имела водоизмещение более 2 тыс. т и была способна к действиям на океанской волне¹¹.

Между тем, логика советского руководства состояла в том, что в силу геополитической уязвимости страны перед превосходством КНР в живой силе и протяженной границы с Китаем, военное присутствие - единственная гарантия безопасности советского Дальнего Востока и Сибири. Ощущая себя в изоляции, Москва стремилась компенсировать ее расширительно понимаемым военно-стратегическим паритетом - примерным равновесием военно-силовых возможностей Советского Союза совокупному потенциалу США, стран Западной Европы и Китая¹². При такой постановке вопроса СССР был обречен на самоистощающую борьбу за военное превосходство.

Курс Москвы в Восточной Азии по-прежнему строился вокруг идеи коллективной безопасности, которую не поддерживали даже такие заинтересованные в партнерстве с СССР страны, как КНДР, Вьетнам и Индия. Лишь Монголия и Иран (после установления там в 1979 г. режима Р.Хомейни) высказывались за советские предложения. Только в марте 1982 г. в речи в Ташкенте по поводу 60-летия Советской власти в Узбекистане Л.И.Брежнев выдвинул идею мер доверия на советско-китайской границе. Он повторил свое предложение, выступая в сентябре того же года по аналогичному поводу в Баку. Китайская сторона откликнулась. С октября 1982 г. возобновились прерванные с 1980 г. советско-китайские переговоры на уровне заместителей министров иностранных дел.

Это знаменовало новый поворот в политике Китая, получивший название курса на равноудаленность, под которой понимался отход от идеи единого фронта против гегемонии в пользу мирного сосуществования с обеими сверхдержавами. Данная линия была закреплена в документах ХII съезда КПК в 1982 г. Как полагает Т.Робинсон (его мнение поддерживает Д.Шамбо), этот курс строился на новой оценке угрозы со стороны СССР. Несмотря на враждебность и силовое преимущество, Советский Союз в течении 20 лет не пытался нанести удар по Китаю, что подвело китайских руководителей к мысли о том, что хотя СССР представляет собой угрозу, она менее реальна, чем было принято считать¹³. Следовательно, Китай мог обойтись без увеличения своей зависимости от США из страха перед СССР, тем более что в Пекине возникало ощущение, что «США манипулируют Китаем в своих стратегических интересах»¹⁴. Китай снова стал критиковать и СССР, и США, голосовать против США в ООН. Но уже познав блага экономической взаимозависимости, Пекин дистанцировался от Вашингтона в пределах разумного, и отношения между КНР и США вплоть до 1989 г. развивались устойчиво.

Изоляция СССР в мировой политике, которой добивалось китайское руководство, (с приходом Р.Рейгана, бросившего мощь американской экономики на восстановление американского преобладания) указывала на вероятность изменения соотношения сил в пользу Соединенных Штатов на фоне того, как нарастали признаки экономического кризиса в СССР. Поставив себя в положение младшего партнера США, китайское руководство само предопределило то обстоятельство, что США стали меньше считаться с его мнение в вопросе о Тайване. В 1981 г. администрация Р.Рейгана стала рассматривать вопрос о продаже Тайбэю новейших военных самолетов. Правда, в августе 1982 г. в американо-китайском коммюнике по итогам визита в КНР госсекретаря Дж.Шульца США дали обещание в перспективе прекратить поставки вооружений на Тайвань, а до тех пор не наращивать их¹⁵, но общая линия на поддержку фактической независимости Тайваня оставалась непоколебимой.

Попытка «кооперационного противостояния»

Продолжая критиковать СССР в прессе, на практическом уровне китайское руководство повернуло к сотрудничеству с СССР. «Так на базе 'относительной равноудаленности' между Вашингтоном и Москвой (хотя благоразумно придерживаясь американской стороны) и под восклицания прессы и политиков о попытках сверхдержав установить мировое доминирование Китай выстроил 'новую' независимую политику»¹⁶. КНР не отказалась от требования устранить «три препятствия», но перестала считать их предварительным условием расширения отношений с СССР в экономике, культуре и пр. Стала развиваться приграничная торговля, резко расширились научные и студенческие обмены. В 1984 г. началась подготовка к заключению долгосрочного советско-китайского соглашения по внешней торговле на 1986-1990 гг. Однако устранение «трех препятствий» оставалось платформой, на которой КНР была согласна на нормализацию¹⁷. К приходу к власти М.С.Горбачева (в марте 1985 г. он стал генеральным секретарем ЦК КПСС после смерти К.У.Черненко) отношения СССР с КНР были наилучшими за все предшествовавшие десятилетия с 60-х годов. Тем не менее, можно согласиться с мнением, согласно которому и в эти годы в целом «Китай оставался страной, не удовлетворенной статус-кво как в отношении его территориального аспекта, так и определявшегося им статуса и престижа КНР»¹⁸.

Но эта неудовлетворенность в условиях 80-х годов уже реализовывалась в более сдерживаемых рамках. Китай перестал быть единственным и привилегированным стратегическим партнером США, поскольку в середине 80-х годов, по мнению Р.Саттера, «военное строительство США и тесное американо-японское стратегическое сотрудничество уменьшили стратегическое значение Китая для Соединенных Штатов». Как он замечает, в администрации Р.Рейгана на этот счет существовал консенсус¹⁹. К этому добавилось то обстоятельство, что с началом «перестройки» стало происходить быстрое улучшение советско-американских отношений, позволившее СССР успешно конкурировать с КНР за партнерство с Вашингтоном на базе либерализации советского общества.

Характеризуя политику администрации Р.Рейгана, Р.Соломон отмечал, что она была «нацелена на то, чтобы ограничивать экспансионистские и агрессивные импульсы Советского Союза, но при этом держать дверь открытой для возможного соглашения»²⁰. Но ситуация была концептуально новой. Впервые СССР не пытался воспользоваться сближением с США для противостояния Китаю. Напротив, М.С.Горбачев повел дело к полномасштабной нормализации отношений с КНР, считая ее составной частью встраивания внешнеполитических интересов СССР в новую структуру отношений ведущих мировых лидеров. XXVII съезд КПСС в феврале 1986 г. убедил КНР в глубине происходящих в СССР преобразований. Хотя, как отмечал С.Гольдстейн, китайское руководство не смешивало межгосударственные отношения с межпартийными и отделяло улучшение советско-китайских отношений от оценок оправданности или ошибочности проходящих в Советском Союзе реформ²¹.

Как заметил Чарльз Зиглер, новый подход Москвы к международным отношениям стал очевиден. Политика СССР при М.C.Горбачеве стала «менее явно наступательной, более примирительной, изощренной дипломатически, демонстрирующей готовность к установлению добрых отношений со всеми странами региона. Советские реформаторы отходили от политики самоизоляции, ориентированной на идеологию и конфликты, сделав выбор в пользу мирных реформ. Взамен экономической автаркии Советский Союз выразил желание стать ответственным участником азиатско-тихоокеанских экономических и политических организаций»²².

Исходным рубежом новой политики стала речь М.С.Горбачева во Владивостоке в июле 1986 г. Ее основная идея заключалась в смещении акцента с военного на экономическое присутствие СССР в АТР и нормализацию отношений со всеми странами этой части мира - Китаем, Японией и Южной Кореей. Это был поворот к более скромной линии поведения на Тихом океане и отказу от расширения сферы советских интересов - при том, что такая постановка вопроса должна была подразумевать постепенное сокращение этой зоны в результате естественной деградации как следствия иной структуры советских приоритетов и капиталовложений. Речь М.С.Горбачева к Красноярске в сентябре 1988 г. закрепила эту линию.

Глобальный компромисс СССР и США создал благоприятную обстановку для устранения, по крайней мере, двух из трех препятствий для нормализации советско-китайских отношений. Во-первых, в апреле 1988 г. в Женеве СССР и США достигли договоренности о выводе советских войск из Афганистана. В марте 1989 г. она была выполнена. Во-вторых, сближение позиций США и СССР в кампучийском вопросе привело к смягчению позиции Москвы в отношении поддержки вьетнамского военного присутствия в Камбодже. В декабре 1988 г. на переговорах министров иностранных дел КНР и СССР была зафиксирована близость советской и китайской позиций в отношении необходимости устранения иностранного военного присутствия в этой стране как условия урегулирования обстановки в ней. Под влиянием СССР в январе 1989 г. Вьетнам объявил о намерении вывести к сентябрю 1989 г. свои войска из Камбоджи.

Одновременно советская сторона провела серию крупных мероприятий по сокращению военного присутствия к востоку от Урала, в том числе и с учетом высказывавшихся КНР опасений. В декабре 1988 г. СССР объявил о 500-тысячном сокращении численности Советской Армии, 40% из которого пришлось на восточные районы. К середине 1991 г. советские войска в азиатской части страны сократились на 120 тыс. чел. Кроме того, все советские войска были выведены из МНР. Была проведена реорганизация структуры военных округов таким образом, чтобы они ориентировались на сдерживание скорее американо-японской, а не китайской угрозы²³. Было списано около половины судового состава Тихоокеанского флота (в основном - устаревшие корабли). СССР обязался не увеличивать в азиатской части страны число ядерных ударных средств наземного базирования и самолетов-носителей ядерного оружия.

Эти мероприятия подготовили почву для визита в мае 1989 г. М.С.Горбачева в Пекин, в ходе которого были полностью нормализованы советско-китайские межгосударственные отношения и связи между КПСС и КПК. Вслед за тем, в апреле 1990 г. в ходе визита в Москву премьера Госсовета КНР Ли Пэна было подписано соглашение о демилитаризации советско-китайской границы, а в мае 1990 г. была даже достигнута первая за много лет договоренность о закупках Китаем в СССР истребителей МИГ-29 и СУ-27²⁴.

При этом не прекращалось военное сотрудничество Китая с США - на территории Синьцзяна работали китайско-американские центры электронного слежения за советскими ракетами и испытаниями ядерного оружия в Средней Азии и Сибири, продолжался обмен разведывательной информацией о советских военных объектах и размещение вооруженных сил, своим ходом шли поставки отдельных видов компьютерной техники военного назначения. США стремились «компенсировать» свое сближение с СССР, предупредив возникновение у Китая подозрений по поводу того, что оно может идти за счет интересов КНР. Одним из шагов, умиротворяющих Пекин, было предоставление Китаю в 1988 г. статуса «дружественной, неприсоединившейся страны», что резко упростило ему доступ к высокосложных технологиям. Улучшение отношений США и СССР не повлекло за собой ухудшения отношений одной из этих держав с КНР.

В июне 1989 г. произошли выступления китайской молодежи, требовавшей либерализации политической системы страны, на площади Тянаньмэнь в Пекине. Эти выступления были подавлены. В ответ США приостановили поставки вооружений в Китай, заморозили политический диалог и предоставление КНР кредитов на сумму 1,3 млрд. долл. Однако, не желая отчуждения в отношениях, американская администрация в июле и декабре 1989 г. дважды с секретной консультационной миссией направляла в Пекин помощника президента по национальной безопасности Брента Скоукрофта. Чтобы не раздражать Китай, президент Дж.Буш наложил вето на законопроекты конгресса о представлении права на проживание в США всем китайским студентам, находившимся на обучении в стране, а также настоял на продлении для КНР режима наибольшего благоприятствования в торговле. Со своей стороны и КНР учла пожелания США в отношении соблюдения прав человека. По мнению экспертов, в этот период Вашингтон руководствовался мнением не о стратегической важности сотрудничества с Пекином, а о его экономической роли в азиатско-тихоокеанском регионе²⁵.

Охлаждение отношений с КНР означало повышение значения Японии в американской политике. Эмансипировавшись в 60-х годах от роли элемента среды, эта держава упорно наращивала свои экономические возможности, оставаясь и в 80-е годы тем, что Харольд Хилтон назвал «половинкой великой державы» по сравнению с США, СССР и Китаем²⁶. Хотя практически все 70-е годы для японской внешней политики прошли под знаком борьбы за автономизацию собственной дипломатической деятельности, с началом нового десятилетия ситуация в этом смысле осложнилась. Соединенные Штаты, вступая в полосу конфронтации с СССР, добивались от Токио более активного участия в поддержке американской стратегии. Смерть премьер-министра Масаеси Охира, сторонника бoльшей самостоятельности Японии, в начале 1980 г. стала рубежом в японской политике, поскольку до 1991 г. все последующие кабинеты возглавляли лидеры, представление которых о более важном политическом месте Японии в мире связывалось в усилением позиций внутри союза с США.

М.Охира первым предложил воплощенную в его концепции «комплексного обеспечения национальной безопасности» (КОНБ) идею увязывания экономического процветания с необходимостью уделять внимание как политико-дипломатическому обеспечению международной стабильности, так и повышению эффективности функций Японии в рамках союза с США. Не предусматривая превращения Японии в мощную военную державу, эта концепция одновременно нацеливала на понимание неизбежности постановки вопроса о ее способности защищать себя в условиях региональной нестабильности. Представляется, что предлагавшийся в советских работах анализ этой идеи под углом зрения военно-политических устремлений японской элиты был не достаточным в том смысле, что КОНБ обобщала опыт 70-х годов, с так сильно потрясшими внешнеполитическое сознание Японии нефтяными шоками 1973-1974 и 1979-1980 гг. Рост международной напряженности вследствие советского вторжения в Афганистан в самой концепции учтен быть не мог - в этом смысле она была обращена, скорее, к опыту прошлого, чем к анализу перспектив.

Но концепция не противоречила шагам по расширению стратегических функций Японии. В 1981 г. Япония (при правительстве Дзэнко Судзуки) приняла обязательство обеспечивать охрану международных морских путей в радиусе 1000 морских миль от своей территории. В том же году американо-японские отношения впервые были охарактеризованы как «союз», а Япония провозгласила себя «членом Запада». Но остается спорным, насколько эти символические шаги были отходом от принципов «самоограничения» в военной политике, которые были сформулированы премьер-министром Х.Икэда сразу же после окончания кризиса вокруг японо-американского договора 1960 г. и дополнены в декабре 1967 г. (кабинет Э.Сато) тремя безъядерными принципами, а в 1976 г. (правительство Такэо Мики) еще и установлением ограничения потолка военных расходов в 1% ВНП. Как отмечает С.Фарр, «действия Японии в эти годы отнюдь не были пассивной стратегией или реактивными шагами, они представляли собой хорошо выверенный набор мер, сочетавших своевременные заявления о поддержке общей линии США с уклонением от любой явной роли в американских интервенциях, оказанием выгодной Токио закулисной поддержки Соединенным Штатам, но в тщательно ограниченных рамках и в комбинации с разного рода 'самосдерживающими' мерами - короче говоря, это была смесь, обеспечивавшая минимум риска вовлеченности в действия США и максимум экономических выгод»²⁷.

Администрация Р.Рейгана поставила в центр взаимодействия с Японией идею разделения ответственности и стала оказывать на Токио давление - не столько в смысле приобретения Японией самостоятельной военной роли, сколько в направлении наращивания ее финансового, организационного, политического, а затем и научно-технологического вклада в американскую систему безопасности в регионе и на глобальном уровне. В 1985 г. сенат и палата представителей конгресса США приняли резолюцию, указывавшую на низкий уровень военных расходов Японии. Это не было изолированной акцией - в те же годы США добивались прихода к власти в Британии и Германии правительств, которые были бы озабочены вопросами безопасности больше, чем их предшественники.

В ноябре 1982 г. в Токио к власти пришел Ясухиро Накасонэ, провозгласивший целью приведение политического влияния Японии в соответствие с ее экономической мощью. С его именем связаны заявление о Японии как непотопляемом авианосце США и подготовка принятого в 1983 г. на совещании стран «семерки» в Бонне заявления о том, что безопасность Японии не отделима от безопасности атлантических государств этой группы. Кроме того, в 1987 г. был превышен (на 0,013%) 1-процентый барьер военных расходов Японии, хотя в 1990 г. она снова сократила расходы в относительном выражении до 0,997% ВНП. Указанное заявление было реакцией на высказанное А.А.Громыко незадолго до совещания «семерки» намерение СССР осуществить передислокации советских ракет СС-20 из европейской части в районы за Уралом.

Ряд японских дипломатов и американских экспертов полагает, что в 80-х годах Япония не разделяла мнения США, согласно которому наращивание советских вооруженных сил на Дальнем Востоке непосредственно направлено против нее. Отмечается, что в этот период японское правительство было озабочено «советской опасностью» гораздо меньше, чем страны Западной Европы или США²⁸. Вероятно поэтому к началу 90-х годов Япония оказывалась по уровню военных расходов (в пересчете на иены и по соотношению с тем, что она реально могла закупить на них в своей стране) на уровне средних стран Западной Европы, что позволяло экспертам считать ее «упирающимся партнером» (reluctant partner) в вопросах стратегического сотрудничества с Вашингтоном²⁹.

Более того, британский эксперт Малькольм Макинтош замечает не без иронии: «Наращивание военной мощи Японией осуществлялось под предлогом угрозы советского вторжения, но на самом деле это японцы угрожали Советскому Союзу своими планами блокады трех проливов, соединяющих Японское море с Тихим океаном»³⁰. Как точно заметил другой британский исследователь Волф Мендел, «в конечном счете советско-японские отношения определяются представлениями СССР о своей безопасности. Учитывая его сконцентрированность на вопросах безопасности и смутное представление о динамике международной политики, есть мало шансов, как представляется, для того, чтобы советская сторона стала считать Японию дружественной и неугрожающей страной»³¹.

¹ Carter K.H.M. The Asian Dilemmas in US Foreign Policy. National Interests Versus Strategic Plannig. Armonk, NY: M.E.Sharpe, 1989. P. 68.
² Griffith W. International Politics and Sino-Soviet Conflict // The Sino-Soviet Conflict. A Global Perspective. P. 132.
³ Min Chen. The Strategic Triangle and Regional Conflicts. Lessons from Indochina Wars. Boulder: Lynne Rienner, 1992. P. 159.
⁴ Sutter R. East Asia and the Pacific. Challenges for US Policy. Boulder: Westview Press, 1992. P. 20.
⁵ Solomon R. Op. cit. P. 317.
⁶ Shambaugh D. Patterns of Interaction in Sino-American Relations // Chinese Foreign Policy, Theory and Practice / Ed by Thomas Robinson and David Shambaugh. Oxford: Clarendon Press, 1994. P. 203.
⁷ The Soviets in the Pacific in the 1990s / Ed. by Ross Babbage. Rushcutters Bay: Brasseys Australia, 1989. P. 35.
⁸ Pharr S.J. Japan’s Defensive Foreign Policy and the Politics of Burden Sharing // Japan’s Foreign Policy. Coping With Change / Ed. by Jerald Curtis. New York: M.E.Sharpe, 1993. P. 249.
⁹ Mazarr M. Missile Defenses and Asian-Pacific Security. [Hong Kong]: Macmillan, 1989. P. 34.
¹⁰ McIntosh M. Arms Across the Pacific, Security and Trade. London: Pinter Publications, 1987. P. 44, 115.
¹¹ Mazarr M. Op. cit. P. 37-38.
¹² Griffith W. International Politics and Sino-Soviet Conflict // The Sino-Soviet Conflict: A Global Perspective. P. 132.
¹³ Robinson Th. China’s Foreing Policy From 1940s to 1990s // Chinese Foreign Policy. Theory and Practice. P. 572.
¹⁴ Shambaugh D. Op. cit. P. 204.
¹⁵ Carter K.H.M. The Asian Dilemmas in US Foreign Policy. National Interests Versus Strategic Plannig. Armonk. NY: M.E.Sharpe, 1989. P. 73.
¹⁶ Robinson Th. Op. cit. P. 574.
¹⁷ East Asian Conflict Zones. Prospects for Regional Stability and Deescalation. P. 32-33.
¹⁸ Scalapino R. Major Powers In Northeast Asia. P. 65.
¹⁹ Sutter R. Op. cit. P. 24.
²⁰ Solomon R. Coalition Building or Condominium? P. 305.
²¹ Goldstein S. Nationalism and Internationalism: Sino-Soviet Relations // Chinese Foreign Policy. P. 254-255.
²² Ziegler Ch. Foreign Policy and East Asia. Learning and Adaptation in the Gorbachew Era. Cambridge: Cambridge University Press, 1993. P. 4.
²³ Tow W. China and the International Strategic System // Chinese Foreign Policy. P. 143.
²⁴ Garver J. Foreign Relations of the Peoples Republic of China. P. 101.
²⁵ Tow W. Op. cit. P. 137.
²⁶ Hilton H.C. Three And a Half Powers. The New Balance in Asia. Bloomington: Indiana University Press, 1975. P. 393.
²⁷ Pharr S. Op. cit. P. 246.
²⁸ См., напр.: Pharr S. Op. cit. P. 249, а также предлагаемую в ее работе библиографию.
²⁹ Levin N.D. The Strategic Dimensions of the Japanese Foreign Policy // Japan’s Foreign Policy. Coping With Change. P. 206.
³⁰ McIntosh M. Arms Across Pacific. P. 96.
³¹ Mendel W. The Soviet Union and Japan // The Soviet Union in East Asia. Predicaments of Power. P. 65.