ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА –включенность истории культуры локальных сообществ в социальную историю человечества в целом. 18 страница

Близкая к эволюционистам марксистская историософия аргумен­ти­ровала неизбежность прогресса саморазвитием производительных сил оп­ределяющим неизбежность смены форм производственных отноше­ний. С позиций функцио­на­листов и современных социальных синергетиков, источником прогресса является реали­зация свойственной всякой открытой динамической системе (каковой, несомненно, явля­ется человеческое общество) тенденции к структурному и организационному саморазвитию и расширению функций.

Своеобразные теории культурного развития в рамках замкнутого циклического процесса предложили и корифеи концепции локальных цивилизаций (Н.Я.Данилевский, О.Шпенглер, А.Тойнби, Л.Н.Гумилев). Позицию, в некотором смысле про­межуточную между эволюционизмом и цивилизационизмом, занимал П.А.Сорокин.

В принципе отношение к проблеме социокультурного прогресса обус­ло­в­лено самим пониманием сущности культуры тем или иным автором. Например, гуманитарии, ориентированные преимущественно на этико-эс­те­ти­че­ское восприятие культуры, справедливо отмечают, что нет объ­ек­ти­в­ных критериев, на ос­новании которых можно было бы оценить современные нравы и искусство как более прогрессивные, нежели античные. Близки к подобным умозаключениям и корифеи теории локальных цивилизаций.

Природно-социальный гомеостаз – ситуация, когда общество, исчерпав отведенный ему историей потенциал развития (демографический, энер­гети­чес­кий, социальный и др.) или попав в крайне сложные экологические условия, жестко ограничивающие его пищевые и иные ресурсы, останавливается в сво­ем развитии, достигнув некой точки равновесия с природ­ной средой и внешним социальным окружением. В этом состоянии общество может бесконечно дол­го поддерживать себя как автономную соци­о­культурную целостность и да­же совершать в отдельных областях определенные усовершенствования (преи­му­щественно за счет диффузиозно заим­ствуемых новаций), но на переход на более высокую стадию развития оно, как правило, уже не имеет сил. По боль­шей части в состоянии подобного гомеостаза со средой уже многие века и да­же тысячелетия живут многие народы Севера, Тропической Африки, бассейна Амазонки, Океании. Впрочем, ситуация гомеостаза может быть достигнута и на гораздо более высоких стадиях развития, скажем, феодальной (боль­шинство исламских стран).

Деградация и гибель общества и его культуры обычно детерминирована внешними обстоятельствами: природными катаклизмами или внешним завоеванием, нередко ликвидирующим аборигенную культуру.

КУЛЬТУРОГЕНЕЗ – один из видов социальной и исторической динамики куль­туры, заключающийся в порождении новых культурных форм и их ин­­теграции в сущест­вующие культурные системы, а также в формировании са­мих новых культурных систем и конфигураций. Сущность культурогенеза заключается в процессе постоянного самооб­новления культуры не только методом трансформации уже существующих форм и сис­тем, но и путем возникновения новых феноменов, не существовавших в данной культуре ранее. Культурогенез не является однократным событием происхождения культуры в эпоху первобытной древности человечества, но представляет собой процесс постоян­ного по­рождения новых культурных форм и систем. С позиций эволюционной теории, основной причиной культурогенеза является необходимость в адаптации человеческих сообществ к меняющимся условиям их существования путем выработки новых форм (технологий и продуктов) деятельности и социального взаимодействия (вещей, знаний, представлений, символов, социальных струк­тур, механизмов социализации и коммуникации и т.п.). Су­щественную роль в процессе культурогенеза играет также индивидуальный творческий поиск в интеллектуальной, технической, художественной и иных сферах.

Вопросы исторического происхождения культуры затрагивались многими исто­риками и философами, однако первые системные исследования в этой области связаны с работами эволюционистов XIX в. (Г.Спенсер, Л.Мор­ган, Э. Тай­лор, Ф.Энгельс и др.) и их последователей. В XX в. проблемами историчес­кого генезиса культуры и ее отдельных специализированных областей занимались многие историки, социологи, эт­нографы, искусствоведы, религиоведы и пр., однако общая теория культурогенеза стала предметом изучения и разработки лишь в самое последнее время.

Структурно в культурогенезе можно выделить такие частные процес­сы, как гене­зис культурных форм и норм, формирование новых культурных систем человеческих со­обществ (социальных, этнических, политических, конфессиональных и др.), а также ме­жэтнических культурных общностей и исторических типов культурных систем, отличающихся спецификой своих экзистенциальных ориентаций.

Генезис культурных форм можно структурировать на фазы инициирования нова­ций («социальный заказ», творческий поиск и т.п.); создания самих но­вых культурных форм; «конкурса» их функциональной и технологической эф­фективности, а также вне­дрения отобранных в ходе «конкурса» форм в социальную практику производства и ин­терпретирования. Некоторые формы, за­им­ствуемые извне или «реактуализируемые» из культуры прошлого, сразу вклю­чаются в фазу «конкурсного отбора».

Генезис культурных норм по существу является продолжением формоге­неза, при котором в процессе интеграции форм в социальную практику часть из них обретает ста­тус новых норм и стандартов деятельности и взаимо­дей­ст­вия в данном обществе (ин­ституциональных – с императивной фун­­к­цией, конвенциональных – с «разрешительным» характером, статистических – с неопределенным типом регуляции), а некоторые формы входят новыми элементами в действующую систему образов идентичности воспринимающего их коллектива людей.

Генезис социокультурных систем, складывающихся по деятельностному признаку (по профилям деятельности и взаимодействия людей), также проходит фазы вызревания «социального заказа» на новые виды деятельности; практического формирования техно­логий, приемов и навыков этих новых направлений в процессе разделения труда, а также выделения субъектов, специализирующихся в этих областях социальной практики; реф­лексии эффективности но­вых технологий и выработки стандартизированных норм ее осуществления; обучения ей (становление профессий, специальностей и специализаций); сложения профессиональных констелляций субъектов этих видов деятельности (цехов, гильдий, орденов, союзов и пр.) и, наконец, постепенного объединения родственных по социальным и политическим интересам констелляций в крупные социальные общности (сословия, классы, касты и т.п.) с развертыванием специфических профессионально-культур­ных черт в комплексные социальные субкультуры.

Генезис этнокультурных систем, к которым, в конечном счете, могут быть отне­сены любые сообщества, складывающиеся по территориальному прин­­ципу, включает фазы: появления факторов, локализующих группы людей на определенных территориях и стимулирующих повышенный уровень их кол­лективного взаимодействия; накопления исторического опыта их совмес­тной жизнедеятельности и аккумуляции этого опыта в традициях, ценностях; реализации доминирующих ценностей в формах социальной са­моор­га­низа­ции, чертах образа жизни и картин мира и т.п. и, наконец, рефлексии черт, на­коп­лен­ных на предшествовавших фазах этногенеза, и формирования на их базе сис­темы образов идентичности данного сообщества.

Исследование генезиса межэтнических культурных образований – хозяй­ственно-культурных, историко-этнографических или культурно-истори­че­ских (цивилизацион­ных) общностей, так же как и исторических типов культур с разными жизненными целевыми установками – природно-адаптивными (пер­­­­­вобытными), политико-идеологическими (аграрными), социально-эконо­мичес­к­ими (индустриальными), информационно-управленческими (постинду­стри­альными) – относится уже к области чисто теоретического моделирования в силу лишь частичной системности самих изучаемых объектов и выде­ления их порой только по признакам внешнего сходства. Происхождение этого сходства, как правило, связано с процессами диффузии тех или иных культурных форм или авто­номным происхождением схожих форм в ходе адаптации к похожим природным и исто­рическим условиям существования сообществ. В целом генезис этих макромасштабных явлений куль­туры может быть описан в парадигмах формо-, нормо-, социо- и этногенеза культуры, а также процессов диффузии культурных форм.

Что касается исторического культурогенеза (культурогонии) – процесса происхождения культуры в глубокой древности – об этом подробнее см. первобытная культура.

САМОРАЗВИТИЕ КУЛЬТУРНОЕ – процесс поступательного развития, движения вперед, исторической эволюции культуры. В антропологии и социологии наи­более значительные разработки по теории социокультурного развития (прогресса) были сделаны представителями школы эволюционизма (Г. Спен­сер, Ф.Энгельс) и функционализма (Б.Малиновский и А.Радклифф-Бра­ун). Первые считали, что в основе саморазвития культурного лежат преимущественно потребности в адаптации сообществ к имеющимся и меняющимся при­родным и социальным условиям существования, а собственно развитие – есть усложнение форм такой адаптации и ее результатов. Вторые полагали, что в основе социокультурного развития лежит решение задач удовлетворения интересов и потребностей людей, а развитие – переход на более совершенные тех­нологии и в особенности формы организации для решения этих задач.

В противовес эволюционистским и функционалистским подходам к объяснению социокультурной истории создатели многообразных теорий цивилизации (О.Шпенглер, А.Тойнби и др.) скептически относились к возможности общей социальной и культурной эволюции, рассматривали судьбу всякого регионального со­общества (цивилизации) как автономный циклический процесс внутреннего роста и по­следующей деградации, не обусловленную закономерностями какого-либо общего развития в общечеловеческом масш­табе. По их мнению, процесс развития знаменует лишь первую фазу истории сообщества, а вторая фаза – этап «проедания» накопленного потенциала. Одним из наиболее ярких выражений подобной научной парадигмы уже в наши дни стала этногенетическая кон­цепция Л.Н.Гумилева.

По всей видимости, в определении критериев саморазвития в культуре не следует ориентироваться на оценочно-качественные показатели, как методо­­логически неадекватные поставленной задаче. Речь здесь может идти о срав­нительном анализе эф­фективности технологий социокультурной организации, регуляции и коммуникации, существовавших в те или иные исторические эпохи, с точки зрения решения ими задач поддержания и повышения уровня социальной интегрированности сообществ людей (социального порядка), развития средств и расширения масштабов их социального взаимодействия, работы ме­ханизмов аккумуляции и трансляции социокультурного опыта и т.п. При подобном взгляде на историю культуры и ее наиболее генерализированные социальные функции исторический развитие в виде повышения эффективности в решении этих задач за счет интенсификации работы соответствующих механизмов и совершенствования технологий социального воспроизводства общества становится очевидным.

Вместе с тем такого рода развитие может быть определено как комп­лек­с­ное лишь при рассмотрении процессов социокультурной эволюции в самом крупном историческом масштабе, на материале значительных отрезков истории. В масштабе жизни одного или даже нескольких поколений людей темпы и ритмы развития в разных специализирован­ных областях деятельности, как правило, не совпадают; само это развитие имеет по пре­имуществу волновой ха­рактер, где всплески инновационной активности сменяются пе­риодами освоения этих инноваций; на отдельных этапах в некоторых областях деятельности может наблюдаться стагнация или даже определенный регресс и т.п. По­мимо этого каждое историческое сообщество (или цивилизационная общность) развивается в своем собственном темпе и ритме, нередко не совпадая по этим показателям даже с ближайшими соседями, а многие сообщества, достиг­нув определен­ного уровня развития (видимо, предельного для тех природных и исторических условий, в которых они существуют), вообще останавливаются в своей социокультурном развитии. По самой приблизительной оценке (точный подсчет здесь вряд ли возможен), число сообществ, совершающих эволюционный «скачок» с более низкого уровня соци­альной организации на более высокий, примерно на порядок ниже числа тех сообществ, которым не удается перейти этот порог (из нескольких тысяч первобытных коллективов не более одной тысячи развилось до уровня аграрных цивилизаций, из них менее сотни сообществ достигли стадии индустриального разви­тия и лишь полтора десятка последних можно отнести к категории постиндустриальных).

Таким образом, социокультурное развитие возможно, но отнюдь не предопреде­лено. Реализация этой возможности зависит от множества факторов, благоприятное соче­тание которых, судя по всему, случается не часто. Остановившиеся в своем развитии со­общества либо консервируются в качестве исторических реликтов, либо дезинтегриру­ются, растворяясь в более развитых и утрачивая свою социальную целостность и куль­турную самобытность.

КУЛЬТУРНЫЙ ПРОГРЕСС – процесс поступательного развития, движения вперед, исторической эволюции культуры. В антропологии и социологии наи­более значительные разработки по теории социокультурного прогресса были сделаны представителями школы эволюционизма (Г.Спен­сер, Э.Тайлор), определившими это яв­ление как процесс последовательного усложнения соци­о­культурных систем с одновременным усиле­ни­ем дифференцированности и спе­циализированности ее отдельных функци­о­нальных подсистем и элементов. Развитием этих взглядов стали ра­боты Э. Дюркгейма и его теория разделения труда, объясняющая работу механизмов роста такого рода специализированно­сти в деятельности, а также исследования представителей структурно-функци­о­наль­ного направления антропологии (А.Радклифф-Браун, Б.Малиновский, Р. Мер­тон, Т.Парсонс), рассматривавших социальную эволюцию как последовательную перемену типов социальной организации сообщества со все более диф­ференцирующимися социальными институтами и их функциями. Современ­ные неоэволюционисты (Д.Стю­арт, М.Саллинс, М.Харрис) предложили ана­литическое разделение про­цессов общей эволюции панкультуры в целом и специфической эволюции, характеризующей особенности исто­рического развития того или иного кон­кретного сообщества, не всегда объяснимые с по­зиций общей эволюции.

Сторонники данного направления объясняли движущие силы социокуль­турной эволюции, главным образом, потребностью сообществ в адаптации к при­родным усло­виям и особенно к динамично меняющимся историческим обстоятельствам своего суще­ствования. Близкая к эволюционистам марксистская историософская школа аргументи­ровала неизбежность прогресса саморазвитием производительных сил, определяющим неизбежность смены форм производ­ственных отношений. С позиций функциона­листов и современных социальных синергетиков, источником прогресса является реали­зация свойственной всякой открытой динамической системе (каковой, несомненно, явля­ется че­ловеческое общество) тенденции к структурному и организационному саморазвитию и расширению функций.

В противовес эволюционистским и функционалистским подходам к объяснению социокультурной истории создатели многообразных теорий цивилизации (О.Шпенглер, А.Тойнби, П.А.Сорокин и др.) скептически относились к возможности общей социальной и культурной эволюции, рассматривали судьбу всякого регионального со­общества (цивилизации) как автономный циклический процесс внутреннего роста и по­следующей деградации, не обусловленную закономерностями какого-либо общего про­гресса в общечеловеческом масштабе. По их мнению, в культурах сообществ позднего времени отсутству­ют какие-либо признаки их большей прогрессивности в сравнении с культурами сообществ древности; они полагают, что новые культурные формы являются просто другими, но не более прогрессивными, чем прежние. Одним из наиболее ярких выражений подобной научной парадигмы уже в наши дни стала этногенетическая кон­цепция Л.Н.Гумилева.

В принципе отношение к проблеме социокультурного прогресса обусловлено пониманием культуры тем или иным автором. Например, представители гуманитарного направления культурологии, ориентированные преимущественно на этико-эстетические аспекты культуры, справедливо отмечают, что у нас нет объективных критериев, на ос­новании которых можно бы­ло бы оценить современные нравы и искусство как более прогрессивные, нежели, скажем, античные.

По всей видимости, в определении критериев прогресса в культуре не следует ориентироваться на оценочно-качественные показатели как методологически неадекватные поставленной задаче. Речь здесь может идти о сравнительном анализе эф­фективности технологий социокультурной организации, ре­гуляции и коммуникации, существовавших в те или иные исторические эпохи, с точки зрения решения ими задач поддержания и повышения уровня социальной интегрированности сообществ людей, развития средств и расширения масштабов их социального взаимодействия, работы ме­ханизмов аккумуляции и трансляции социокультурного опыта и т.п. При подобном взгляде на историю культуры и ее наиболее генерализированные социальные функции исторический прогресс в виде повышения эффективности в решении этих задач за счет интенсификации работы соответствующих механизмов и совершенствования технологий социального воспроизводства общества становится очевидным.

Вместе с тем такого рода прогресс может быть определен как комплексный лишь при рассмотрении процессов социокультурной эволюции в самом крупном историческом масштабе, на материале значительных отрезков истории. В масштабе жизни одного или даже нескольких поколений людей темпы и ритмы развития в разных специализирован­ных областях деятельности, как правило, не совпадают; само это развитие имеет по пре­иму­ще­ству волновой ха­рактер, где всплески инновационной активности сменяются пе­риодами освоения этих инноваций; на отдельных этапах в некоторых областях деятельности может наблюдаться стагнация или даже определенный регресс и т.п.

ДИФФЕРЕНЦИАЦИЯ КУЛЬТУРНАЯ. Известно, что все человечество не представляет собой единого социального и культурного организма. По сово­купности различных географических, демографических, расовых, историчес­ких, социальных, лингвистических и иных причин человечество еще в процессе антропогенеза изначально формировалось как мозаика автономных социаль­ных коллективов, численность которых, как правило, регулировалась ресурсны­ми возможностями «территории кормления». Длительный (многовековой, а, порой, и многотысячелетний) опыт коллективного сожительства людей в подобных группах выработал у них комплексы оригинальных форм межличностного вза­имодействия (нравов и обычаев), средств коммуницирования и инфор­мационного обмена (разговорных языков, а позднее и систем письменности), форм организационного устроения (родов, племен, государств, сословий), особенностей в разделении социальных функций и технологий достижения требу­емых результатов (профессиональной специализации и характерис­тик изготов­ляемой продукции), специфических картин мира и вариантов ми­ровоззрения (мифологии, религии, рационалистических рефлексий, образных мироощущений и их художественных воплощений и т.п.). Все это в совокупности привело к устойчивой дифференциации человечества на автономные этносоциальные (а по­з­днее и политико-конфесси­о­нальные) кол­лективы и формированию в каждом из них своей специфической культурной конфигурации тех или иных язы­ков, обычаев, нравов, традиций и т.п.

Исследованием и теоретическим обобщением этой проблематики в – той или иной мере – занималась вся историческая наука, антропология (этнография) и архе­ология, социология и психология, филология и искусствоведение, а также историософия, культурософия и иные области познания человека и общества протяжении всего срока существования данных наук.

В принцип дифференциация культур в целом соответствует внутренней дифференциации человеческого общества. В ней могут быть выделены такие типы дифференциации, как:

- историко-стадиальная, отражающая этапы общего развития общества (с точки зрения общественно-исторического прогресса), которые в современной науке принято выделять по уровням технологического развития;

- этническая, отражающая разделение человечества на культурно автоном­ные племена, этносы, нации;

- социальная, порожденная общественным разделением труда и социальных функций и делением общества на профессии и специальности, со временем объединяющиеся в со­циальные сословия и классы;

- политическая, связанная с разделением человечества на суверенные по­литические организмы – государства;

- конфессиональная, отражающая религиозную неоднородность человечества.

Перечисленные основные типы общественно-культурной дифференци­а­ции, не ис­черпывают всего многообразия вариантов социальной организации. Ведь процессам деления сопутствуют и процессы объединения этносов в транс­национальные объединения (цивилизации, хозяйственно-культурные типы), профессий – в социальные сословия и классы, моноэтнических государств – в полиэтнические федерации или многонациональные империи. Каждому обществу соответствует свое, нередко уникальное сочетание различных вариантов этнической, социальной, политической и пр. организации и свой вариант культуры, детерминированный спецификой этого сочетания. По­мимо того, те или иные общества в целом могут возникать на основе либо этнической, либо конфессиональной, либо политической организации и т.п.

Поскольку число возможных вариантов сочетаний культурной дифферен­циации и культурных объединений в рамках тех или иных сообществ в це­­­­­лом приближается к самой численности этих сообществ, то мы считаем воз­­­можным и целесообразным рассмотреть эти явления в их генезисе и развитии по стадиям общественно-исторического прогресса.

Как наиболее древний следует выделить первобытно-общинный культур­ный тип, основанный на кровнородственной культурной дифференциации. Это первая форма групповой солидарности, зафиксированная специалистами еще у предков человека – гоминид вре­мен антропогенеза и доминировавшая как основная форма социальной организации че­ловеческих коллективов до не­олитической эпохи и перехода к территори­ально-сосед­скому типу интеграции. Суть этой куль­турной системы по-животному про­ста: степень коллективной солидарности и специфика обязательств любого типа, как и форм поведения одного чело­века по отношению к другому зависят от степени близости их кров­ного родства. Для этого этапа культурной дифференциации характерно от­сутствие какой-либо социальной неоднородности и политических форм организации, а религиозно-ми­фологические представления являются частью кровнородственной мифологе­мы, свойственной каждому коллективу.

Этот тип социальной солидарности отнюдь не сошел с исторической арены в наши дни, скорее ушел в глубину приватной жизни людей; во многих сравнительно мо­дернизированных обществах сохраняется развитая родственно-клановая система, только она уже не играет роли основного регулятора социального поведения человека, как в древности. Наиболее распространенной формой социокультурной системы этого типа до сих пор остается семья. В данном контексте семья должна рассматриваться не только как первичная социально-хозяйственная ячейка общества, но как субкультурная система, обладающая определенной спецификой жизненного уклада, ценностной иерархией, локальными обычаями, но – главное – именно в семье, как правило, происходит первичная социализация и инкультурация следующего поколения, и поэто­му семья является еще и «культуротворческим институтом». Вопросы родственной солидарности в разных семьях сейчас решаются по-разному, как и вопросы трансляции се­мейных тра­диций, нравов, статусных притязаний. В преж­ние сословные времена эти вопросы иг­рали более значимую практическую роль. Тем не менее, сам факт сохранения категории культурных систем, постро­енных на кровнородственной солидарности и име­ю­щих исто­рию, по крайней мере, в миллион лет, по-своему глубоко символичен и свидетельствует о том, что в культуре ничто никуда не пропадает, а только меняет масштабы своего при­менения.

Следующим этапом развития дифференциации культурной является фор­­­­­­мирование культуры обществ аграрного типа. В этот период в социальной ор­ганизации и культурной дифференциации человечества рождается много но­вых явлений. Во-первых, появление этнического принципа дифференциации сообществ. Этот тип культурной локализации принято делить на пле­менной, собственно этнический и национальный этапы развития. Основной принцип сло­жения культурных систем этого типа связан с тем, что в основе социальной солидарности соответствующей группы людей лежит опыт их со­в­мест­ного про­живания на сме­ж­ных территориях (соседство) и удобство сов­местной хозяйственной деятельности, обороны от соседей и т.п. На базе этого постепенно складываются общий язык, преобладание внутренних хозяйственных и со­циальных (включая брачные) связей над внешними, системы мифологических (позднее религиозных) и рациональных пред­ставлений, элементы обра­за жизни, бытовой культуры, приемы и способы хозяйствова­ния, стилистика имиджа, специфика кулинарии и т.п. Таким образом, формируется территориальная межплеменная, преимущественно сельскохозяйственная культурная система, которую и следует считать этнической (этнографической) культурой данного народа в наиболее чистом виде.

Во-вторых, раннепервобытные анимистические и тотемистические культы транс­­­формируются сначала в развитую мифологию, а затем по мере развития организационных форм исповедования культов и усложнения общей картины мира – в систематизированные религии. Поначалу различные религии имеют сугубо этническое распространение, но уже в середине 1 тысячелетия до н.э. появляется первая религия, получающая интернациональное рас­про­ст­ранение, – буддизм, позднее и другие мировые религии – христианство и ислам. Вполне очевидно, что каждая религия подразумевает и развитие особой культуры, соответствующей догматике этой религии.

В-третьих, на стадии неолита происходит первичное и в дальнейшем все более нарастающее разделение труда. Со временем это чисто деятельное разделение при­нимает формы разделения людей на сословия. Поначалу это сословия воинов, священнослужителей и трудящихся, но по ходу истории и внутри сословий происходит определенная иерархизация: из среды воинов выделя­­­ется аристократия; священнослужители начинают делиться на правящую верхушку и рядовой клир; а среди трудящихся сначала происходит деление на свободных общинников и рабов, затем отделяются ремесленники, а о них – художники, расширение процессов обмена товарами порождает купечество, по­зднее ремесленники и купцы объединяются в профессиональные гильдии. Сословное размежевание приобретает все более развитые формы, а каждое из сословий культивирует свой специфический вариант общеэтнической культуры.

Хотя основным типом производства остается сельское хозяйство, появля­ются первые города – сосредоточение тех членов общества, которые не заня­ты сельскохозяйственным производством, а соответственно и особый городской образ жизни и порожденная им специфическая культура. Появляется пись­менность, формирующая новое сословие – интеллектуальных работников (поначалу – это только клирики, но постепенно интеллектуальная деятельность принимает все более светские формы). Вместе с интеллектуальными работниками появляются и первые учителя. Обобщая, можно сказать, что появление письменности, если не породило, то радикально способствовало выделению культуры особого типа – гуманитарной.

В четвертых, в процессе объединения племен и городов в 3 тысячелетии до н.э. появляется и еще один тип дифференциации людей – политический, выраженный в форме становления государств. В этой ситуации такие явления, как власть и насилие, а позднее и право также обретают культурно обусловленные формы, выходящие за рамки племенных традиций. Если ранние государства включали в себя целиком какой-либо этнос или его фрагмент, то с середины 1 тысячелетия до н.э. стали возникать многонациональные империи, в которых внутреннее административное деление далеко не всегда соответствовало реалиям этнического расселения.

В результате в обществах, достигших развитой аграрной стадии к середине 1 тысячелетия до н.э. и позднее, сложились весьма сло­жно диффе­рен­ци­ро­ванные культурные комплексы. Человек, живший в та­ком обществе, был носителем, как минимум, четырех культур – этнической, религиозной, госу­дар­ственной и сословной; первые три из них органично дополняли друг друга и способствовали консолидации общества в целом, а последняя, наоборот, – струк­турировала общество по социальным функциям каждого его члена и формировало социально-сословные группы, которые уже на очень раннем этапе по­чувствовали свою интернациональную солидарность. Обобщая, мож­но сказать, что тенденции консолидации и дифференциации соседствовали в культурах аграрных обществ и взаимоуравновешивали друг друга.

Переход на индустриальную стадию развития, начался в середине 2 ты­сячелетия н.э., но для многих стран пришелся на XIX и XX века. Не бу­дем забы­вать о том, что и к началу XXI века, по подсчету антропологов, до 30% сохрани­вшихся обществ (племен, этносов) находятся еще на первобытном уро­в­не развития, около 40% – на аграрном, до 20% – на той или иной стадии модернизации и только 10% ныне существующих обществ (чуть более 100 народов) достигли уже индустриальной стадии развития. Индустриальная стадия не принесла принципиально новых вариантов дифференциации культуры, хо­тя подняла некоторые ее компоненты на более высокий уровень развития и изменила общую композицию этих элементов.

В частности в процессе перехода на индустриальный уровень этносы преобразовались в нации – культурные общества, основанные уже не на памяти об общем происхождении и истории, а на решении актуальных задач и проекте прогрессивного развития на будущее. Культура наций, утратив (во многом) свое сословное размежевание, стала более гомогенной, универсальной, стан­дартизированной. Этому способствовало введение обязательного все­­­об­ще­го образования (основанного на национальном стандарте) и развитие печатных, а затем и электронных СМИ.