Статья 5

Священные сосуды и другая церковная утварь стараниями аббата Фортье должны быть перевезены из церкви Виллер-Котре в алтарь.

Секретарь мэра из рук в руки передал программу аббату Фортье, тот пробежал ее глазами с насмешливым видом и столь же насмешливо проговорил:

Прекрасно!

К девяти часам, как мы уже сказали, на престол принесли ковер, занавески, покрывало и картину, изображавшую Иоанна Крестителя, проповедующего в пустыне.

Недоставало лишь свещников, дароносицы, креста и другой церковной утвари.

В половине десятого всего этого еще не было в алтаре.

Мэр забеспокоился.

Он послал в церковь своего секретаря, чтобы осведомиться, позаботился ли кто-нибудь о том, чтобы перевезти церковную утварь.

Секретарь вернулся, сообщив, что церковь заперта на двойной поворот ключа.

Ему было приказано бежать к церковному сторожу — ведь именно сторожу, по-видимому, было поручено доставить церковную утварь в алтарь. Секретарь застал сторожа сидящим с вытянутой на табурете ногой и корчившимся от боли.

Бедняга вывихнул себе ногу.

Тогда секретарю приказали бежать к певчим.

У обоих расстроились желудки. Чтобы поправиться, один из них принял рвотное, другой — слабительное. Оба снадобья подействовали чудесным образом, и оба больных надеялись поправиться на следующий день.

Мэр заподозрил заговор. Он послал своего секретаря к аббату Фортье.

У аббата Фортье с утра случился приступ подагры, и его сестра опасалась, как бы подагра не перекинулась на желудок.

С этого момента у г-на де Лонпре не осталось никаких сомнений. Аббат Фортье не только не хотел служить на площади, но, выведя из строя сторожа и певчих и заперев все двери церкви, он не давал возможности другому священнику, если бы таковой случайно нашелся, отслужить обедню вместо него.

Положение было серьезное.

В те времена еще невозможно было себе представить, чтобы в дни больших торжеств светские власти разделились с властью духовной, чтобы какой-нибудь праздник мог проходить без церковной службы.

А несколько лет спустя стали впадать в другую крайность.

Надобно заметить, что пока секретарь бегал то к тому, то к другому, он, должно быть, допустил в своих докладах некоторую нескромность по поводу вывиха церковного сторожа, отравления певчих и подагры аббата.

В толпе пробежал глухой ропот.

Стали поговаривать о том, чтобы взломать двери церкви и забрать святые дары и церковную утварь, а также силой притащить аббата Фортье на престол.

Господин де Лонпре был человек миролюбивый, ему удалось успокоить первые взрывы возмущения: он вызвался сходить к аббату Фортье для переговоров.

Он пришел на улицу Суассон и стал стучать в дверь уважаемого аббата, столь же тщательно запертую, как двери церкви.

Однако все было напрасно: дверь не отпирали.

Тогда г-н де Лонпре счел необходимым прибегнуть к вмешательству вооруженной силы.

Он отдал приказание предупредить сержанта и бригадира жандармерии.

Оба они находились на главной городской площади. Они поспешили на зов мэра.

За ними потекла толпа любопытных.

Так как не было ни балисты, ни катапульты, чтобы взломать дверь, было решено послать за слесарем.

Однако в тот момент, как слесарь вставил в замочную скважину отмычку, дверь распахнулась и на пороге появился аббат Фортье.

Он был похож не на Колиньи, спросившего у своих убийц: «Братья! Что вам от меня угодно?» — но скорее на Калхаса, упоминаемого Расином в «Ифигении»: взгляд его горел, а «волосы встали дыбом».

— Назад! — крикнул он, угрожающе подняв руку. — Назад, еретики, безбожники, гугеноты! Назад, амалекитяне, содомиты, гоморцы! Очистить крыльцо Божьего человека!

В толпе раздался угрожающий ропот.

— Простите, господин аббат! — мягко молвил г-н де Лонпре, стараясь, чтобы его слова прозвучали как можно убедительнее. — Мы лишь хотим знать, будете ли вы проводить службу в алтаре отечества.

— Буду ли я служить? — вскричал аббат, впадая в страшный гнев, к чему он вообще был склонен. — Могу ли я одобрять восстание, неповиновение, неблагодарность? Могу ли я просить Бога послать проклятие на Добродетель и благословить порок? Вы же не могли на это надеяться, господин мэр! Вам угодно знать, буду ли я служить вашу кощунственную обедню? Нет, нет и нет! Я отказываюсь служить!

— Ну хорошо, господин аббат! — отвечал мэр. — Вы — свободный человек, и никто не вправе вас принуждать.

— Ах, как хорошо, что я свободен! — подхватил аббат. — Неужели меня не будут принуждать?! Ну, признаться, вы чересчур добры, господин мэр!

Он вызывающе захохотал и собрался захлопнуть дверь перед самым носом представителей власти.

Дверь уже готова была, как говорят в народе, показать свой зад честному собранию, оглушенному подобной дерзостью, как вдруг из толпы вырвался какой-то человек и рванул на себя уже почти закрытую дверь с такой силой, что едва не опрокинул аббата, несмотря на то, что тот был не из слабых.

Этим человеком оказался Бийо. Он побледнел от злости и, насупив брови, заскрежетал зубами.

Как помнят читатели, Бийо был философ и потому ненавидел священников, которых он называл попами и бездельниками.

Наступила глубокая тишина. Все понимали, что между этими двумя людьми должно произойти нечто страшное.

Однако Бийо, столь яростно распахнувший дверь, вдруг заговорил спокойно, почти ласково:

— Прошу прощения, господин мэр, как это вы сказали?.. — спросил он. — Вы сказали… Повторите же, прошу вас… Вы сказали, что если господин аббат не пожелает отслужить обедню, его никто не сможет заставить силой?

— Да, именно так, — пролепетал бедный г-н де Лонпре, — да, мне кажется, именно так я и сказал.

— В таком случае вы допустили серьезную ошибку, господин мэр. А в наше время особенно важно, чтобы ошибки не повторялись.

— Назад, клятвоотступник! Прочь, безбожник! Вон отсюда, еретик! — закричал аббат на Бийо.

— Господин аббат! Давайте не будем оскорблять друг друга, или это плохо кончится! — предупредил Бийо. — Я ведь не говорю вам ничего плохого, я рассуждаю. Господин мэр полагает, что вас нельзя принудить отслужить обедню. А я утверждаю, что это вполне возможно.

— Ах ты, безбожник! Ах ты, гугенот!.. — не унимался аббат.

— Тихо! — приказал Бийо. — Раз я сказал, я это и докажу.

— Тише, тише! — пронеслось в толпе.

— Слышите, господин аббат? — с неизменным спокойствием продолжал Бийо. — Со мной согласны все. Я не умею так хорошо проповедовать, как вы, однако мне кажется, что я говорю более любопытные вещи, раз меня слушают.

Аббату очень хотелось ответить каким-нибудь новым проклятьем, однако голос толпы заставил его прислушаться вопреки его желанию.

Говори, говори! — насмешливо пригласил он Бийо. — Посмотрим, что ты скажешь.

— Сейчас увидите, господин аббат, — отвечал Бийо.

— Говори же, я тебя слушаю.

— И правильно делаете.

Он исподлобья взглянул на аббата, желая убедиться в том, что тот не станет ему мешать.

— Вот я и говорю: коль скоро человек получает жалованье, он обязан за него делать то, за что ему платят деньги.

— А-а, знаю я, куда ты клонишь! — перебил его аббат.

— Друзья мои! — все так же ласково продолжал Бийо, обращаясь к нескольким сотням зрителей. — Что вам больше нравится: слушать оскорбления господина аббата или прислушаться к моим рассуждениям?

— Говорите, господин Бийо, говорите! Мы слушаем. Тише, аббат, тише!

На сей раз Бийо не удержался и взглянул на аббата, после чего продолжал:

— Я сказал, что если кто-нибудь получает жалованье, он обязан исполнять то, за что получает деньги. Вот, к примеру, господин секретарь мэрии: ему платят за то, что он ведет делопроизводство, разносит послания господина мэра, доставляет ответы тех, кому эти послания адресованы. Господин мэр отправил его к вам, господин аббат, с программой праздника. Секретарю же не пришло в голову сказать на это: «Господин мэр! Я не желаю нести программу праздника господину Фортье!» Не так ли, господин секретарь, ведь вы и не подумали так ответить?

— Нет, господин Бийо, — наивно отвечал секретарь. — Клянусь честью, не подумал!

— Слышите, господин аббат?! — воскликнул Бийо.

— Богохульник! — вскричал аббат.

— Тише, тише! — зароптали присутствовавшие. Бийо продолжал.

— Вот господин сержант жандармерии; он получает жалованье за то, что наводит порядок там, где этот самый порядок нарушается. Когда господин мэр подумал, что вы можете его нарушить, господин аббат, и приказал господину сержанту прийти ему на помощь, господин сержант не счел себя вправе ответить: «Господин мэр! Как хотите, так и восстанавливайте этот порядок, только без меня!» Ведь вы же не сочли себя вправе так ответить, господин сержант?

— Нет, черт возьми! Я выполнял свой долг, вот я и пришел, — просто ответил сержант.

— Слышите, господин аббат?! — воскликнул Бийо. Аббат заскрежетал зубами.

— Погодите! — остановил его Бийо. — Вот наш славный слесарь. Его дело — изготавливать, отпирать и запирать замки. Господин мэр послал за ним, чтобы отпереть вашу дверь. Ему ни на минуту не пришла в голову мысль ответить господину мэру «Я не хочу отпирать дверь господина Фортье». Не правда ли, Пикар? Ведь не было у тебя такой мысли?

— Да нет же! — отвечал слесарь. — Я взял отмычки и вот пришел сюда. Пускай каждый добросовестно делает свое дело, и все будет хорошо.

— Слышите, господин аббат? — вскричал Бийо. Аббат собрался возразить, однако Бийо жестом остановил его — Так почему, скажите на милость, вы, избранный для того, чтобы подавать пример, — продолжал он, — вы один не исполняете свой долг, когда все другие его исполняют?

— Браво, Бийо! Правильно! — единодушно подхватили присутствовавшие.

— И вы не только не исполняете долг, — заметил Бийо, — но и подаете пример к беспорядку и злу.

— Ну вот что! — молвил аббат Фортье, понимая, что настала пора защищаться. — Церковь независима, Церковь никому не подчиняется. Церковь сама знает, что ей делать!

— Зло именно в том и заключается, — заметил Бийо, — что вы пользуетесь властью в стране и в государстве. Вы француз или иноземец? Гражданин вы или нет? Ежели вы не гражданин, не француз, а пруссак, англичанин или австрияк, то пускай вам платят господин Питт, господин Кобург или господин Кауниц. Но если вы считаете себя французом и гражданином, если вам платит народ, извольте народу и подчиняться!

— Да! Да! Так! — подхватили триста голосов.

— В таком случае, — нахмурившись, продолжал Бийо, сверкнув глазами и опустив тяжелую руку аббату на плечо, — именем народа, священник, я требую, чтобы ты выполнил свою миротворческую миссию, призвал Бога в помощь, попросил милости у Провидения, милосердия — у Всевышнего для твоих сограждан и во имя твоей родины. Идем! Идем же!

— Браво, Бийо! Да здравствует Бийо! — закричала толпа. — На престол! На престол, святой отец!

Чувствуя за собой поддержку, фермер мощным рывком вытащил из-под спасительных сводов родного дома возможно последнего французского священника, который столь открыто встал на сторону контрреволюции.

Аббат Фортье понял, что сопротивление бессмысленно.

— Ну что ж, хорошо, — кивнул он. — Я готов к мучениям… Я взываю к мучениям! Я требую пыток!

И он в полный голос запел «Libera nos, Domine!»[19]Это и было то самое странное шествие, направлявшееся к главной площади и сопровождавшееся криками и воплями, которое поразило Питу в ту самую минуту, как он был готов упасть без чувств под влиянием нежных слов благодарности и рукопожатия Катрин.