Стендаль, или романтика истинного 3 страница

Не вызывает сомнений, что женщинам сегодня очень трудно совмещать положение автономного индивида с женской судьбой; в этом источник той их неловкости, той тревоги, из-за которых их иногда считают «потерянным полом». Наверное, куда удобнее переносить беспросветное рабство, чем трудиться над избавлением от него; да и мертвые лучше приспособлены к земле, чем живые. Во всяком случае, возврат к прошлому столь же невозможен, сколь и нежелателен. Следует надеяться, что мужчины со своей стороны безоговорочно примут положение, складывающееся в настоящий момент; только тогда женщина сможет жить, не чувствуя внутреннего разлада. Тогда, быть может, исполнится пожелание Лафорга: «О девушки, когда же вы станете нам братьями, задушевными братьями, без всякой задней мысли об эксплуатации? Когда же мы обменяемся настоящим рукопожатием?» Тогда «Мелюзина, избавленная от бремени рока, взваленного на нее одним лишь мужчиной, освобожденная Мелюзина...» обретет «свое место за общим столом»¹. Тогда она станет в полной мере человеком, «когда будет сокрушено бесконечное рабство женщины, когда она начнет жить для себя и сама по себе, а мужчина — вызывавший до тех пор отвращение — отпустит ее на волю»².

Том 2. ЖИЗНЬ ЖЕНЩИНЫ .

Родиться женщиной — какое несчастье! Однако еще большее несчастье — будучи женщиной, не осознавать своей трагедии до конца.

Кьёркегор

Полужертва, полусообщница, такая же, как все в этом мире.

Ж.-П. Сартр

ВВЕДЕНИЕ

В наше время женщины развенчивают миф о «женственности»; они начинают на деле утверждать свою независимость; однако полноценное человеческое существование дается им нелегко. Их воспитывают женщины, их детство проходит в окружении женщин, их типичная судьба — это замужество, в результате которого они практически попадают в зависимое от мужчины положение. Мужское превосходство остается в силе и по-прежнему опирается на прочную экономическую и социальную основу. В связи с этим необходимо тщательно изучить традиционный жизненный путь женщины. Как женщина узнает о своем «уделе», как она следует ему, в каком замкнутом мире она живет, как она может вырваться из него — вот вопросы, на которые мне хотелось бы найти ответы. Только найдя их, мы сможем понять, с какими проблемами сталкиваются женщины, стремящиеся, несмотря на свое тяжелое прошлое, создать себе новое будущее. Употребляя слова «женщина», «женский», я, конечно, не имею в виду какой-либо эталон или нечто неизменное; большая часть моих утверждений сделана с учетом «современного воспитания и нравов». Я не собираюсь изрекать в этой книге вечные истины, я просто хочу описать тот общий фон, на котором, во всем его своеобразии, протекает существование женщины.

Часть первая

Глава 1 ДЕТСТВО

Женщиной не рождаются, ею становятся. Ни биология, ни психика, ни экономика не способны предопределить тот облик, который принимает в обществе самка человека. Существо, называемое женщиной, нечто среднее между самцом и кастратом, могло возникнуть только под воздействием всех сторон цивилизованной жизни. Лишь при общении с другими людьми индивид может осознать себя Другим. Поскольку ребенок замкнут на себе, он не может заметить своего полового отличия от других. Для детей, и девочек и мальчиков, тело — это прежде всего выразитель определенного внутреннего мира и инструмент для познания внешнего мира; они знакомятся с миром с помощью глаз и рук, а не с помощью половых органов. Грудные дети обоих полов одинаково переживают драму рождения и отнятия от груди; у них одинаковые интересы и удовольствия; первым источником самого приятного для них ощущения является сосание, затем они проходят анальную фазу; наибольшее удовольствие им доставляет общая для них функция испражнения; они изучают свое тело с одинаковым любопытством или одинаковым равнодушием; из клитора и пениса они извлекают схожее смутное удовольствие. По мере того как развивается их восприятие внешнего мира, их чувства обращаются к матери. Ее кожа, мягкая, гладкая и эластичная женская кожа, пробуждает в них сексуальные желания, удовлетворяемые хватательными органами. И девочки и мальчики демонстративно обнимают мать, ощупывают ее, ласкаются к ней; при рождении нового ребенка и те и другие испытывают ревность, проявляющуюся одинаковым образом — это приступы гнева, капризы, нарушения мочеиспускания. Дети обоих полов одинаково кокетничают для того, чтобы завоевать любовь взрослых. До двенадцатилетнего возраста девочка так же крепка физически, как и ее братья, их интеллектуальные способности ничем не отличаются, и она может соперничать с ними в любой области. И если нам кажется, что в девочке еще задолго до половой зрелости, а иногда и с самого раннего детства проявляются специфические признаки ее пола, то это не потому, что какие-то загадочные инстинкты с рождения обрекают ее на пассивность, кокетство и материнство. Дело в том, что с самого рождения ребенок живет среди людей и девочке с первых лет ее жизни настойчиво внушают мысль о ее предназначении.

Сначала мир представляется новорожденному лишь в виде имманентных ощущений, он все еще погружен в нечто нерасчлененное, как и в то время, когда он жил во мраке чрева. Вскармливают ли его грудью или из бутылочки, он постоянно окружен теплом материнского тела. Понемногу он начинает воспринимать предметы как нечто, отличное от себя самого, он выделяет себя из них. В это же время его довольно резко отрывают от кормящего его тела, в ответ на что иногда наступает бурная реакция¹. Во всяком случае, именно в тот момент, когда эта буря начинает успокаиваться, то есть к тому времени, когда ребенок приближается к полугодовалому возрасту, в его мимике, которая впоследствии превращается в настоящее кривляние, начинает появляться желание нравиться другим. Конечно, такое поведение не обусловлено сознательным выбором; но ведь совершенно необязательно обдумывать ситуацию для того, чтобы ее пережить. Ребенок непосредственно переживает первородную драму любого существа — Драму отношений с Другим. Человек с тоской осознает свою отчужденность. Он готов отказаться от свободы, от своего внутреннего мира и хотел бы слиться со вселенной. Этим объясняются его космические и пантеистические искания, стремление к забвению, сну, экстазу, смерти, Ему никогда не удается уничтожить свое отдельное «я», но ему по крайней мере хотелось бы достичь той прочности, которой обладает бессознательный мир, окаменеть, как предмет. Он особенно хорошо осознает себя существом тогда, когда на него направлен фиксирующий взгляд другого человека. Именно в этом плане следует рассматривать поведение ребенка: в своей телесной форме он обнаруживает замкнутость, одиночество и отчужденность от окружающего мира, он пытается преодолеть эту катастрофу, отстраняясь от своего существования в виде некоего образа, реальность и ценность которому придадут другие люди. Представляется, что он начинает утверждать свою личность^ с того момента, когда начинает узнавать свое

Жюдит Готье рассказывает в своих воспоминаниях, что она так жалобно плакала и чахла, когда ее разлучили с кормилицей, что пришлось ее возвратить. Лишь значительно позже ее отняли от груди.

Эта теория выдвинута доктором Лаканом в его работе «Complexes familiaux dans la formation de l'individu». Этот факт, имеющий чрезвычайную важность, служит, по мнению автора, объяснением того, почему в процессе развития «"я" сохраняет двусмысленное обличье персонажа в спектакле».

отражение в зеркале, что также совпадает с моментом отнятия ребенка от груди. Его «я» настолько смешивается с отражением, что и формируется оно только в условиях отстраненности. Итак, зеркало играет более или менее значительную роль. Однако нет сомнения в том, что к шестимесячному возрасту ребенок начинает понимать мимику родителей и под их взглядами осознавать себя в качестве объекта. Он уже является независимым субъектом, который устремлен к реальному миру, но он может встретить самого себя только в отстраненном образе.

Когда ребенок растет, он борется против первородной отчужденности двумя способами. С одной стороны, он стремится отвергнуть разрыв: он прижимается к матери, стремится ощутить ее живое тепло, требует ласки, С другой стороны, он пытается оправдаться, заслужив одобрение других людей. На взрослых он смотрит как на божества: ведь они могут наделить его тем или иным обликом. Он испытывает магию взгляда, способного превратить его то в очаровательного ангелочка, то в чудовище. Эти два способа защиты не исключают один другого, напротив, они взаимодополняющи и взаимопроникающи. Когда ребенку удается понравиться, чувство самооправдания подтверждается телесно; его целуют и ласкают. Как во чреве своей матери, так и под ее ласковым взглядом ребенок испытывает одно и то же чувство — счастливой пассивности. В течение первых трех-четырех лет жизни и мальчики и девочки ведут себя одинаково: все они стремятся продлить счастливое состояние, предшествующее отнятию от груди, у тех и у других можно наблюдать как стремление расположить к себе, так и кривляние; мальчикам, как и их сестренкам, хочется нравиться, вызывать улыбки и восхищение.

Приятнее отрицать разрыв, чем его преодолевать; безопаснее затеряться в центре вселенной, чем принимать прочную форму под воздействием сознания других людей. Контакт с телом приводит к более глубокой отстраненности, чем любое смирение под воздействием взгляда другого человека. Стремление понравиться, кривляние представляют собой более сложную и труднодостижимую стадию, чем простой покой в объятиях матери. Магия взгляда взрослого человека обманчива: ребенок утверждает, что его не видно, родители вступают с ним в игру, ищут его на ощупь, смеются, а затем неожиданно заявляют: «Ты нам надоел, прекрасно тебя видно». Ребенок сказал что-то, что всех позабавило, он повторяет это, но на этот раз в ответ ему лишь пожимают плечами. В этом мире, таком же неверном и непредсказуемом, как мир Кафки, ребенок спотыкается на каждом шагу¹. Именно поэтому

В «Голубом апельсине» Йосю Гоклер говорит о своем отце: «В хорошем настроении он мне казался таким же страшным, как в минуты нетерпенья, потому что я никак не могла понять, чем вызваны движения его души... Опасаясь изменений его настроения как капризов какого-нибудь божества, я испытывала к нему уважение, смешанное с тревогой... Я произносила свои многие дети боятся становиться большими, они отчаиваются, когда родители перестают сажать их на колени или пускать к себе в постель. Лишаясь физической близости, они все более и более остро начинают испытывать и моральное отдаление, которое всегда мучительно переживается человеком.

Вот тут впервые девочки оказываются в лучшем положении, чем мальчики. Это как бы второе отнятие от груди, менее резкое, чем первое, в результате которого ребенок постепенно лишается телесных контактов с матерью. Но в поцелуях и ласках особенно настойчиво отказывают мальчикам, девочку же продолжают ласкать, ей позволяют постоянно быть рядом с матерью, отец сажает ее на колени, гладит по головке, ее одевают в платьице самых нежных цветов, прощают ей слезы и капризы, тщательно причесывают, забавляются ее гримасами и кокетством. От страха перед одиночеством ее оберегают прикосновения и снисходительные взгляды. Мальчику, напротив, запрещают любое кокетство, его попытки понравиться, кривляние вызывают раздражение. «Мужчины не просят, чтобы их целовали... Мужчины не вертятся перед зеркалом,,. Мужчины не плачут...» — говорят им. Взрослые хотят, чтобы мальчик был «маленьким мужчиной», и он может заслужить их одобрение, только проявляя независимость. Он нравится им только тогда, когда не стремится понравиться.

Многие мальчики пугаются суровой независимости, на которую их обрекают, и хотят стать девочками. В те времена, когда в раннем детстве всех детей одевали в платьица, мальчики нередко плакали, когда на них надевали штанишки и стригли им локоны. Некоторые упрямо хотят быть женщинами, и это одна из причин, которая приводит к гомосексуализму. «Мне страстно хотелось быть девочкой, и я до такой степени не осознавал преимуществ мужского состояния, что хотел мочиться сидя», — рассказывает Морис Сакс¹. Однако если поначалу к мальчику относятся более строго, чем к его сестренкам, то это потому, что с ним связывают более значительные планы, Требования, которые к нему предъявляют, сразу же ставят его выше девочки. Морис рассказывает в своих воспоминаниях, что он ревновал к своему младшему брату, с которым мать и бабушка были очень нежны. Отец взял его однажды за руку и вывел из комнаты. «Мы — мужчины, оставим женщин», — сказал он ему. Ребенка убеждают, что от мальчиков

словечки так, словно загадывала на орла или решку, не зная, как они будут восприняты». Немного дальше она рассказывает такую историю: «Однажды утром, после того как меня отругали, я затянула свою считалку: старый стол, половая щетка, плита, миска, молочная бутылка, котелок и так далее, — и моя мать, услышав это, расхохоталась... Через несколько дней, когда мать опять ругала меня, я попыталась еще раз смягчить ее считалкой, но не тут-то было. Вместо того чтобы развеселить, я ее еще больше рассердила, и меня наказали еще строже. Мне казалось, что взрослых совершенно невозможно понять».

требуют больше из-за их превосходства. Чтобы ободрить его на трудном пути, ему постоянно внушают мысль о его мужском достоинстве. Это абстрактное понятие принимает для него вполне конкретную форму и воплощается в пенисе. Чувство гордости к своему маленькому мягкому свисающему половому члену возникает у него не само по себе, он проникается им благодаря поведению окружающих его людей. По древней традиции, матери и кормилицы уподобляют мужской половой член мужественности. То ли из благодарной любви или из смирения они испытывают его очарование, то ли его беспомощное младенческое состояние внушает им чувство превосходства, но они обращаются с половым членом ребенка с каким-то особенным снисхождением. Рабле рассказывает нам об играх и словечках кормилиц Гаргантюа¹; известны также игры и остроты кормилиц Людовика XIII. И более стыдливые женщины дают половому члену маленького мальчика дружеские прозвища, говорят о нем с ребенком как о маленьком человечке, который как бы одновременно является и самим ребенком и кем-то другим. Как говорится в уже приводившемся высказывании, они представляют его в качестве «alter ego, но обычно более хитрого, умного и ловкого, чем его обладатель»². С точки зрения анатомии пенис очень подходит для выполнения этой роли: расположенный на поверхности тела, он похож на маленькую, данную от природы игрушку, на что-то вроде куколки, Так, расхваливая двойника ребенка, придают вес и ему самому. Один отец рассказывал мне, что его сын в трехлетнем возрасте еще мочился сидя. Этот ребенок, живший в окружении сестер и кузин, был робок и грустен. Однажды отец отвел его в уборную и сказал: «Сейчас я тебе покажу, как это делают мужчины». С этого момента мальчик был очень горд, что он умеет мочиться стоя, и начал презирать девочек за то, что «они писают через дырочку». Истинная причина его презрения заключалась не в том, что у девочек не было какого-то органа, а в том, что его, а не их выделил и научил мочиться отец. Таким образом, пенис вовсе не воспринимается как прирожденная привилегия, якобы приносящая мальчику чувство превосходства, напротив, его возвышение представляет собой нечто вроде компенсации — придуманной взрослыми и с восторгом принимаемой ребенком — за суровые пережива-

И стал уже задавать работу своему гульфику. А няньки ежедневно украшали его гульфик пышными кистями и развлекались тем, что мяли его в руках, точно пластырь, свернутый в трубочку; когда же у гульфика ушки становились на макушке, няньки покатывались со смеху — видно было, что эта игра доставляла им немалое удовольствие.

Одна из них называла его втулочкой, другая — булавочкой, третья — коралловой веточкой, четвертая — пробочкой, пятая — затычечкой, коловоротиком, сверлышком, буравчиком, подвесочком, резвунчиком-попрыгунчиком, стоячком, красненькой колбаской, яичком-невеличком...» и т.д.

ния, связанные с последним отрывом от матери. Так ему помогают пережить сожаление о том, что он уже вышел из младенческого возраста, и о том, что он не девочка. Позднее он станет связывать со своим половым членом свое превосходство и гордую независимость¹.

Для девочек все обстоит иначе, Матери и кормилицы не испытывают к их половым органам ни уважения, ни нежности, не привлекают внимание к этим потайным частям тела, которые видны лишь частично и которые невозможно взять в руки. В каком-то смысле у девочек нет половых органов. Однако девочка не чувствует себя лишенной чего-либо, она, конечно, ощущает свое тело как единое целое. В то же время ее положение в мире сильно отличается от положения мальчика. В связи с этим целый ряд факторов может превратить в ее глазах это отличие в неполноценность.

Не много есть вопросов, столь же часто обсуждаемых психоаналитиками, как знаменитый женский «комплекс кастрации». Большинство специалистов считают сегодня, что желание обладать пенисом проявляется в разных случаях в самых различных формах². Прежде всего многие девочки довольно долго ничего не знают о строении мужского тела. Ребенка не удивляет, что существуют мужчины и женщины, так же как существуют солнце и луна. Ему кажется, что между словом и сущностью нет различия, а в его любопытстве еще не присутствует анализ. Есть также девочки, которые не обращают никакого внимания, а то и посмеиваются над маленьким кусочком плоти, свисающим между ног мальчиков. Это такая же особенность мужчин, как одежда или прическа. Часто они замечают его у новорожденных братьев, и, «если девочка еще мала, — пишет X, Дейч, — пенис ее брата не производит на нее никакого впечатления»; она рассказывает об одной девочке, которая, увидев пенис, не проявила к нему никакого интереса и лишь значительно позже, в связи с собственными проблемами начала придавать ему значение. Бывает, что пенис воспринимается как аномалия; это какой-то нарост, нечто непонятное, свисающее как шишка, соска или бородавка, он может вызвать отвращение. Наконец, бесспорно и то, что во многих случаях девочки интересуются пенисом своего брата или товарища, но это не означает, что они испытывают к нему чисто сексуальную ревность. И тем более они не ощущают глубокой обиды из-за отсутствия подобного органа. Их желание завладеть им не отли-

М. т. 1, с. 79—80.

Кроме работ Фрейда и Адлера, по этому вопросу существует обширная литература. Абрахам впервые высказал мысль о том, что девочка считает свои половые органы изувеченными. Карен Хорни, Джонс, Жанна ЛампльДе-Гроот, X. Дейч, А. Балинт изучали этот вопрос с психоаналитической точки зрения. Соссюр пытается объединить психоаналитический подход с Идеями Пиаже и Люке. См. также: Pollack. Les Idées des enfants sur la difféerence des sexes.

чается от желания завладеть любым другим предметом, оно нередко бывает поверхностным.

Известно, что функция испражнения и особенно функция мочеиспускания сильно интересуют детей. Ребенок часто мочится в постель в знак протеста против предпочтения, отдаваемого родителями другому ребенку. Есть страны, где мужчины мочатся сидя, и бывает, что женщины мочатся стоя. Так, например, поступают многие крестьянки. Но в современном западном обществе женщины обычно мочатся сидя на корточках, в то время как мужчины делают это стоя. В этом различии и заключается для девочек самая поразительная половая дифференциация. Чтобы помочиться, ей нужно снять штанишки, присесть, а значит — спрятаться. Это неудобно, это тяжелая и постыдная обязанность. Стыд возрастает в тех нередких случаях, когда девочка подвержена непроизвольным мочеиспусканиям, например при безудержном смехе. В этом отношении девочки контролируют себя хуже, чем мальчики. У мальчиков функция мочеиспускания похожа на свободную игру, она обладает притягательностью всех игр, в которых проявляется свобода. Пенис можно поворачивать, с его помощью можно что-то делать, и для ребенка это очень интересно. Одна девочка, увидев, как мочится мальчик, восхищенно воскликнула: «Как это удобно!»¹ Струю можно направить куда угодно, она может далеко бить, и мальчик чувствует себя от этого всесильным. Фрейд говорил о «непомерном честолюбии старых мочегонных средств», Штекель благоразумно оспаривал такую формулировку. Но правда и то, что, как говорит Карен Хорни², «образы всесилия, особенно садистского характера, часто ассоциируются с мужской струёй мочи»; такие образы, сохраняющиеся лишь у некоторых взрослых мужчин³, очень важны для детей. Абрахам говорит о том, что «женщины испытывают большое удовольствие, поливая сад из шланга». Я согласна с теориями Сартра и Башлара⁴ и думаю, что вовсе не обязательно⁵ это удовольствие возникает от того, что шланг ассоциируется с пенисом. Любая струя воды — это чудо, вызов земному притяжению, направлять ее, распоряжаться ею — значит одержать маленькую победу над законами природы. Во всяком случае, мальчик находит в мочеиспускании постоянное развлечение, которого его сестренки лишены. Кроме всего прочего, благодаря струе мочи мальчик может, особенно на природе, устанавливать разнообразные контакты с предметами; с водой, землей, мхом, снегом и так далее. Для того чтобы повторить подобные опыты мальчиков, некоторые девочки ложатся на спину и пытаются направить струю мочи «кверху», другие хотят научиться мочиться стоя. Карен Хорни полагает, что они также завидуют мальчишкам, потому что те могут мочиться не прячась. «Одна больная, увидев на улице мужчину, который мочился, неожиданно воскликнула: "Если бы я могла попросить подарок у Провидения, то я бы хотела, чтобы мне было позволено лишь один раз в жизни помочиться, как это делают мужчины"», — рассказывает он. Девочкам кажется, что мальчики, которым разрешено дотрагиваться до пениса, могут использовать его как игрушку, тогда как им запрещено трогать свои половые органы.

Тот факт, что перечисленные факторы могут внушить многим девочкам желание иметь мужской половой член, подтверждается многочисленными опросами психиатров и полученными ими признаниями. Хэвлок Эллис в своей научной работе «Ондинизм» приводит слова одной из своих пациенток, которую он называет Зения: «Журчание струи воды, особенно вырывающейся из длинного поливного шланга, всегда сильно возбуждало меня, оно напоминало мне журчание струи мочи, которое я слышала, наблюдая в детстве, как мочился мой брат и даже некоторые другие мужчины». Другая пациентка, г-жа P.C., рассказывает, что, будучи ребенком, она очень любила брать в руки пенис своего маленького товарища. Однажды ей дали подержать поливной шланг; «Мне было очень приятно держать его, он напоминал мне пенис». Она подчеркивает, что пенис не имел для нее никакого отношения к сексу, она знала его лишь как орган мочеиспускания. Самый интересный случай, описанный Хэвлоком Эллисом, — это случай Флорри, который позже был также проанализирован Штекелем. Я расскажу о нем подробно.

Речь идет об очень умной, художественно одаренной, активной, биологически нормальной женщине, не имеющей извращений. Она рассказывает, что в детстве мочеиспускательная функция играла для нее большую роль. Вместе со своими братьями она играла в игры, связанные с мочеиспусканием, они без всякого отвращения подставляли руки под струю мочи. «Мои первые представления о мужском превосходстве были связаны с органами мочеиспускания. Я досадовала на природу за то, что она лишила меня такого удобного и красивого органа. Ни один чайник с отбитым носиком не страдал так сильно, как я. Не было никакой надобности внушать мне теорию верховенства и превосходства мужчин. Доказательство этого постоянно было у меня перед глазами». Ей самой доставляло большое удовольствие мочиться в лесу. «Ей казалось, что ничто не может сравниться с пленительным шуршанием струи мочи, падающей на сухие листья где-нибудь в лесном уголке, она наблюдала за тем, как моча впитывается в землю. Но особенна ее завораживало мочеиспускание в воду». Подобное удовольствие испытывают и многие мальчики, и существуют даже детские обывательские картинки, на которых изображаются мальчики, мочащиеся в пруд или ручей. Флорри жалуется, что из-за покроя своих штанишек она не могла проделывать все то, что бы ей хотелось. Часто во время прогулок за городом она долго терпела, а затем вдруг мочилась стоя. «Я хорошо помню странное ощущение от этого запретного удовольствия; помню также, как меня удивляло, что я могу мочиться стоя». По ее мнению, форма детской одежды вообще играет большую роль в формировании женской психологии. «Дело не только в том, что мне было неудобно снимать штанишки и присаживаться для того, чтобы не испачкать их. Именно из-за необходимости приподнять заднюю полу и обнажить ягодицы у многих женщин чувство стыдливости связано не с передней частью тела, а с задней. Итак, первое сексуальное различие, которое я осознала, громадное различие, заключалось в том, что мальчики мочатся стоя, а девочки — сидя. Наверное, именно поэтому мое первоначальное чувство стыдливости было связано не с лобком, а с ягодицами». Все эти впечатления стали чрезвычайно важными для Флорри из-за того, что отец часто сек ее до крови, а одна из гувернанток как-то раз отшлепала ее для того, чтобы заставить помочиться. Ее одолевали мазохистские мечты и образы: ей представлялось, что ее, на глазах у всей школы, сечет учительница, а она при этом не может сдержать мочеиспускания. «Эти образы доставляли мне какое-то необычно приятное ощущение», — замечает она. Однажды, в пятнадцатилетнем возрасте, она не могла больше терпеть и стоя помочилась на безлюдной улице. «Когда я анализирую свои чувства, мне кажется, что главным из них был стыд за то, что я стою и что струя между мной и землей очень длинна. Когда я была ребенком, хотя и крупным, струя не могла быть так длинна, но в пятнадцать лет я была высокой девушкой, и мне было стыдно, когда я думала об этой длинной струе. Я уверена, что дамы, о которых я упоминала ^, с испугом выбегавшие из современного писсуара в Портсмуте, сочли совершенно неприличным для женщины стоять, раздвинув ноги и подобрав юбки, и выпускать такую длинную струю». В двадцатилетнем возрасте, да и в последующем, о;;а нередко повторяла свой эксперимент, и при мысли о том, что ее могут застать и она не сможет остановиться, она испытывала наслаждение, смешанное со стыдом. «Казалось, что струя вытекает из меня помимо моей воли, и, оддако, это доставляло мне больше удовольствия, чем если бы я делала это вполне сознательно (курсив Флорри). Необычное ощущение, что она вырывается из вас под воздействием какой-то невидимой силы, решившей, что вы поступите именно так, — это удовольствие, полное неуловимой прелести, которое может испытать только женщина. Когда вы ощущаете поток, извергающийся из вас по чьей-то воле, более могущественной, чем вы сами, вы испытываете жгучее удовольствие». Позже у Флорри развился флагелляционный эротизм, которому постоянно сопутствовали мочеиспускательные галлюцинации.

Этот случай очень интересен, поскольку он проливает свет на многие стороны детского опыта. Однако такое огромное значение они могут приобрести, разумеется, лишь в особых обстоятельствах. Если девочка воспитывается в нормальных условиях, преимущества мочеиспускательных органов мальчиков не играют для нее

Намек на эпизод, рассказанный ранее: в Портсмуте был открыт современный писсуар для женщин, устроенный так, что мочиться в нем надо было стоя; клиентки лишь заглядывали в него и тут же выходили.

значительной роли и не могут сами по себе вызвать в ней чувство неполноценности. Психоаналитики, которые вслед за Фрейдом считают, что девочка, впервые увидевшая пенис, может быть травмирована, плохо знают особенности детского мышления. Ему не свойственны четкие категории, и его не смущают противоречия. Когда девочка при виде пениса заявляет: «У меня такой тоже был», или: «У меня такой будет», или даже: «У меня такой есть», это не ложь с целью защиты. Наличие и отсутствие чего-либо не являются для нее взаимоисключающими. Дети, и это доказывают их рисунки, значительно больше верят раз и навсегда определенным или значимым типам, чем тому, что могут видеть глазами. Рисуя, они не смотрят на изображаемый предмет и, во всяком случае, видят только то, что хотят видеть. Соссюр¹ совершенно справедливо подчеркивает этот факт и приводит следующее, очень важное замечание Люке: «Если ребенок решил, что рисунок сделан неправильно, он для него перестает существовать, он в буквальном смысле слова не видит его и находится как бы под гипнозом нового рисунка, заменяющего старый, Точно так же он не замечает линий, которые могут случайно оказаться на листе его бумаги». Внешний вид мужского тела — это настолько сильный образ, что он нередко глубоко запечатлевается в сознании девочки, В результате она в буквальном смысле перестает замечать свое собственное тело. Соссюр рассказывает, например, об одной пятилетней девочке, которая пыталась, как мальчик, помочиться в щель между прутьями решетки и говорила, что ей хочется иметь «длинную штучку, из которой течет». Она утверждала, что у нее есть пенис, и тут же заявляла, что у нее его нет, что вполне согласуется с детским мышлением по принципу «участия», описанным Пиаже, Девочки нередко думают, что все дети рождаются с пенисом, но у некоторых из них родители его отрезают, чтобы сделать из них девочек. Это рассуждение удовлетворяет детскую склонность к выдумкам. Ведь ребенок обожествляет родителей и, по словам Пиаже, «видит в них источник всего того, чем он владеет». Кроме того, поначалу девочка не рассматривает кастрацию как наказание. Мысль о ней как о нанесении какого-либо ущерба может появиться у нее лишь в случае, если у нее уже есть те или иные причины для неудовлетворенности жизнью. Как справедливо замечает X. Дейч, такое внешнее событие, как знакомство с мужским половым членом, не может привести к внутренним изменениям. «Девочка, впервые увидевшая мужской половой член, может быть травмирована лишь при условии, что уже раньше в ее жизни были события, способствующие возникновению этой травмы». Если девочка не может удовлетворить свое желание мастурбации или кривляния, если родители пресекают ее онанизм, если ей кажется, что ее меньше любят и уважают, чем ее братьев, в этом случае ее неудовлетворенность может вспыхнуть при виде пениса. «Для девочки первое знакомство с особенностями мужского телосложения — это подтверждение уже предугаданной потребности, ее, если можно так выразиться, конкретизация»¹, Адлер также справедливо подчеркивает, что именно из-за того, что родители и близкие ставят мальчика значительно выше девочки, пенис в глазах девочки превращается в символ и источник оказываемого мальчику уважения. Она смотрит на своего брата как на высшее существо, а тот в свою очередь гордится, что он мужчина. Девочке остается лишь завидовать ему и чувствовать свою ущербность. Иногда из-за этого у нее возникает обида на мать, реже — на отца. Случается, что она винит в своем увечье себя или утешается мыслями о том, что пенис где-то спрятан в ее теле и когда-нибудь появится.

Нет сомнения в том, что отсутствие пениса играет большую роль в жизни девочки даже в том случае, если у нее нет серьезного желания обладать им. Великое преимущество, которое мальчик извлекает из него, заключается в том, что, обладая зримым и осязаемым органом, он может, хотя бы частично, отождествить с ним свою личность. Он .как бы отделяет от себя тайну своего тела и его опасности и, таким образом, держит их на расстоянии. Конечно, пенису тоже может грозить опасность, мальчик страшится кастрации, но такой страх легче преодолеть, чем те неясные опасения, испытываемые девочкой в связи с ее «внутренностями», опасения, которые нередко преследуют женщину в течение всей ее жизни. Женщина чутко прислушивается ко всему, что в ней происходит. С самого начала она меньше понимает себя, в ней глубже ощущение смутной тайны жизни, чем у мужчины. Тот факт, что у мальчика есть alter ego, с которым он себя отождествляет, придает ему решительность при осмыслении своего внутреннего мира. Сам предмет, с которым он себя отождествляет, становится символом автономии, трансцендентности, мощи; мальчик измеряет длину своего пениса, соревнуется с товарищами, у кого дальше летит струя мочи. Позже источниками удовлетворения и гордости станут для него эрекция и эякуляция. Что касается девочки, то она не может отождествить себя с какой-либо частью своего тела, Взамен этого ей дают посторонний предмет — куклу, она-то и должна выполнять роль alter ego для девочки. Отметим, что ту же роль может играть перевязка на порезанном пальце; ребенок смотрит на забинтованный, как бы отделенный от тела палец с интересом и даже некоторой гордостью, и в связи с этим может начаться процесс перенесения личности на этот забинтованный палец. Однако обычно данную от природы мальчику игрушку, его двойника девочке заменяет фигурка с человеческим лицом, а за неимением ее — кукурузный початок или просто дощечка. Между этими двумя игрушками существует огромная разница, которая заключается, во-первых, в том, что кукла — это целый человечек, с туловищем и конечностями, а во-вторых, в том, что кукла — это неживой предмет. Вследствие этого девочку побуждают полностью отказаться от своей личности и рассматривать ее как нечто пассивное. Тогда как мальчик стремится через посредство пениса утвердить себя как самостоятельного субъекта, девочка, лаская и наряжая куклу, мечтает о том, чтобы ее ласкали и наряжали точно так же, она начинает смотреть на себя как на чудесную куклу!. Похвала и выговоры, картинки и слова доводят до ее сознания значение слов «красивая» и «безобразная», вскоре ей становится ясно, что для того, чтобы нравиться, нужно быть «хорошенькой, как на картинке», и она стремится быть похожей на картинку, наряжается, вертится перед зеркалом, сравнивает себя со сказочными принцессами и феями. Об удивительном примере подобного детского кокетства рассказывает Мария Башкирцева. От четырех до пяти лет у нее была сильная потребность нравиться, привлекать внимание окружающих, и в этом нет ничего случайного. Дело в том, что ее поздно, в возрасте трех с половиной лет, отняли от груди, и для такого большого ребенка удар был, по-видимому, очень жестоким, необходимость пережить вынужденное отдаление от матери порождала в ней глубокие чувства. «В пятилетнем возрасте, — пишет она в своем дневнике, — я заворачивалась в мамины кружева, прикалывала к волосам цветы и шла в гостиную танцевать. Я изображала великую танцовщицу Паниту, и весь дом собирался, чтобы посмотреть на меня...»

Подобное самолюбование проявляется у девочек так рано, оно играет такую важную роль в жизни женщины, что его источником часто считают какой-то таинственный женский инстинкт. Но мы только что показали, что поведение женщины обусловлено не какой-то ее анатомической особенностью. Осознание того, что она отличается от мальчика, может привести к самым разнообразным результатам. Конечно, обладание пенисом представляет собой большое преимущество, но его ценность уменьшается естественным образом по мере того, как у ребенка теряется интерес к выделительным функциям организма и развиваются социальные связи. Если он и сохраняет свою ценность в глазах девяти-десятилетнего ребенка, так это потому, что он становится символом мужественности, высоко оцениваемой обществом. В действительности в этом отношении очень важно влияние воспитания и окружающих. Все дети пытаются как-либо компенсировать отдаление от матери, связанное с отнятием от груди, они стремятся привлечь к себе внимание окружающих, кривляются. Но что касается мальчиков, то их быстро отучают от этого, им помогают избавиться от самолюбования, направляя их внимание на пенис. У девочек же

Аналогия между женщиной и куклой сохраняется и в зрелом возрасте: французы в просторечии называют женщину «poupée» (кукла), англичане говорят о разнаряженной женщине, что она «dolled up» (как кукла).

эта общая для всех детей склонность к превращению себя в объект укрепляется. В каком-то смысле этому способствует кукла, но она не играет определяющую роль. Ведь мальчик тоже может любить игрушечного медведя, полишинеля и отождествлять себя с ним. Значение пениса и куклы определяется всем ходом жизни детей.

Итак, пассивность, которая является основной чертой «женственной» женщины, развивается в ней с первых лет жизни. Но было бы неверно утверждать, что такова природа женщины. В действительности это тот жизненный путь, который навязывают ей воспитатели и общество. Мальчику очень повезло: для того чтобы снискать уважение окружающих, он должен стремиться к самоутверждению. Он познает жизнь, свободно действуя в мире, — соперничает с другими мальчиками в суровости и независимости, презирает девчонок. Лазая по деревьям, сражаясь с товарищами, состязаясь с ними в буйных играх, он осознает свое тело как средство борьбы и покорения природы. Он гордится своими мускулами так же, как своим половым членом. Его силы равномерно распределяются между играми, спортом, борьбой, преодолением препятствий и испытаниями. В то же время он получает беспощадные уроки жестокости, учится переносить удары, превозмогать боль, сдерживать детские слезы. Он предприимчив, изобретателен и смел. Конечно, ему случается испытывать себя напоказ или терять веру в свою мужественность, и в связи с этим у него возникает немало проблем во взаимоотношениях со взрослыми и сверстниками, Но что особенно важно, так это то, что между свойственным ему стремлением обладать обращенным во внешний мир образом и желанием самоутверждаться в конкретных действиях нет принципиального противоречия. Его становление заключается в действии, в едином движении. Женщина, напротив, с раннего возраста переживает конфликт между своим независимым существованием и вторым «я». Ее учат, что для того, чтобы нравиться, нужно прикладывать усилия, нужно превратиться в предмет. Следовательно, она должна отказаться от своей независимости. С ней обращаются как с живой куклой, ей отказывают в свободе. Так зарождается порочный круг: чем меньше свободы ей предоставляется для того, чтобы понять, осознать и познать окружающий мир, тем меньше она осознает собственные возможности, тем меньше осмеливается утверждать себя как независимый субъект. Если бы ее подтолкнули на этом пути, в ней обнаружилась бы та же бьющая через край энергия, то же любопытство, тот же дух инициативы, та же смелость, что у мальчика. Это и случается иногда, когда девочку воспитывают как мальчика; в этом случае она избавлена от многих проблем¹.