Глава 1 власть после октября 1917 г. изменения

Диктатура пролетариата или диктатура партии?— Советская власть. — Партия и государство.

Политическая власть и государственный строй в России после октябрьского переворота претерпели наиболее радикальные изме­нения. На смену авторитарному царскому строю и недолгому правлению буржуазного по своей сути Временного правительства к власти пришла РСДРП (б), которая провозгласила в соответ­ствии со всеми канонами теории социализма превращение импе­раторской (а с сентября 1917 г. —республиканской) России в го­сударство диктатуры пролетариата. Официальной идеологией это­го государства стали большевистские представления о социализме, а целью — создание в соответствии с ними нового общества.

Естественно, что власть и характер государства стали другими, хотя и не вполне соответствовали или совсем не соответствовали тому, что предусматривало учение К. Маркса. Вместе с тем по­следнее стало определять содержание социально-экономической политики новой власти. Само по себе понятие диктатуры проле­тариата в марксистской теории не носило той одиозной трактовки, которую впоследствии приобрел этот термин как обозначение дик­татуры в ее крайних формах. Под ним в теории понималась сущ­ность государства, в котором господствующим классом становится пролетариат. По логике политическое господство большого класса, создающего значительную часть материальных ценностей, каза­лось бы, означало наступление царства демократии, т. е. —с уче­том мелкого и среднего крестьянства и трудовой интеллигенции — власти основной части народа.

Однако после взятия власти диктатура пролетариата стала рас­сматриваться лидерами Российской коммунистической партии не как собственно господство победившего класса, призванного опре­делить основы экономической и политической жизни государства, а преимущественно как инструмент революционного ниспровер­жения старого строя, позволяющий удерживать власть и подав­лять сопротивление противников. Поэтому диктатура пролетари­ата трактовалась ими прежде всего с точки зрения выработки конкретной подходящей формы осуществления власти, лишь тео­ретически увязывавшейся с представлениями о классовом харак­тере государства. Н. И. Бухарин в работе «Теория пролетарской диктатуры» (1919 г.) выводит необходимость «режима диктатуры

вооруженного пролетариата» из тактической задачи: как можно скорее одержать победу «в ожесточенной борьбе не на живот, а на смерть». В условиях гражданской войны, полагал он, «тип госу­дарственной власти неизбежно должен быть диктаторским. Но это определение есть определение формальное. Важен классовый характер государственной власти. И поскольку государственная власть находится в руках пролетариата, постольку до его решаю­щей победы во всем мире она неизбежно должна носить характер диктатуры». Диктатура же, в его понимании, представляет собой «форму власти, наиболее резко выражающую классово-репрессив­ный характер этой власти».¹ В другой, более поздней своей рабо­те — «Путь к социализму и рабоче-крестьянский союз» (1925 г.) он оценивает сущность диктатуры пролетариата в эпоху военного коммунизма как «форму военно-пролетарской диктатуры», кото­рая, по его мнению, функционировала не на основе строгого вы­полнения законов, а на основе «приказов и распоряжений» и по сути очень медленно изменялась и в годы нэпа.²

Понятие «диктатура пролетариата» сходным образом трактова­лось и в тезисах И. В. Сталина, представленных им комиссии по подготовке Конституции РСФСР 1918 г. и принятых большин­ством голосов. В них он предлагал рассматривать Конституцию как документ временного характера, рассчитанный на переход к социализму, и в связи с этим был больше озабочен вопросом об организации власти как «выражении» диктатуры пролетариата, чем придании этому термину какой-либо конституционной харак­теристики.³

По-видимому, среди главных политических деятелей нового, режима не было особых разногласий и относительно меры допу­щения «буржуазной» демократии при диктатуре пролетариата. Наиболее отчетливо это выявилось в связи с ограничением демо­кратических свобод, и в частности избирательных прав населения. В этом смысле Конституция 1918 г. в соответствии с российской традицией (например, куриальной системой), хотя и «временно», ограничивала избирательные права некоторых категорий граждан или лишала их вовсе. «Руководствуясь интересами рабочего класса в целом..., — записано в ней, — Республика лишает отдельных лиц и отдельные группы прав, которые пользуются ими в ущерб интересам социалистической революции».⁴

В результате были лишены избирательных прав многие зажи­точные крестьяне, выходцы из прежних состоятельных сословий, торговцы, люди, живущие «на нетрудовой доход», бывшие сотруд­ники правоохранительных органов, служители культа, дети пред­ставителей этих слоев общества и т. д. Число «лишенцев» колеба­лось в зависимости от политической конъюнктуры и резко увели-

¹ Бухарин Н. И. Избранные произведения. М., 1988. С. 11, 17.

² Бухарин Н. И. Путь к социализму. Новосибирск, 1990. С. 73—76.

³ Тезисы И. В. Сталина см. в кн.: Гурвич Г. С. История советской конституции. М., 1923. С. 33, 146—147.

⁴ Конституция и конституционные акты РСФСР: (1918—1937). М., 1940. С. 24.

чилось в связи со свертыванием новой экономической политики. Конституция устанавливала и явное неравенство избирательных прав между рабочими и крестьянами. Последние избирали в Со­веты всех уровней своих представителей по сравнению с рабочими

по квоте 1 к 5.

Ограничение и лишение избирательных прав в Конституции по классовому признаку было освящено программой партии, при­нятой в 1919 г.: «Советское государство, по самой своей сущности, направлено к подавлению сопротивления эксплуататоров, и совет­ская Конституция, исходя из этого ... не останавливается перед отнятием у эксплуататоров политических прав».⁵

Примечательно, что В. И. Ленин в своей речи о программе партии на VIII съезде РКП (б) заявил, будто «теоретически» дик­татура пролетариата, подавляя буржуазию «на каждом шагу», мо­жет не лишать ее избирательных прав. В то же время он утверж­дал, что подобные меры «Конституция... записала после того, как они были введены в жизнь». Буржуазию де до Октябрьской рево­люции и после нее никто из Советов не изгонял: она сама ушла из них. Столь же невразумительно и его объяснение неравенства прав рабочих и крестьян, закрепленного Конституцией: «Наша Конституция ... вынуждена была ввести это неравенство, потому что культурный уровень слаб... Но мы не превращаем этого в иде­ал, а напротив, по программе партия обязуется систематически работать над уничтожением этого неравенства более образованно­го пролетариата с крестьянством, неравенства, которые мы отвер­гнем, как только нам удастся поднять культурный уровень. Тогда мы сможем обойтись без таких ограничений».⁶ Н. И. Бухарин, ко­торый был членом конституционной комиссии, целиком поддер­живая закон о лишении и ограничении избирательных прав, вы­сказывался даже и позднее куда более определенно. Неравенство в пользу рабочего класса он считал необходимым, чтобы «дать ему добавочную страховку» как опоре политического строя.⁷

Если идет речь о «политической страховке» целого класса, уме­стным становится вопрос: какова же была его подлинная роль в осуществлении государственной власти? По-видимому, какое-то время после Октябрьской революции в большевистском руковод­стве еще существовали определенные надежды или расчеты на прямое использование диктатуры пролетариата в форме довольно широкого привлечения представителей этого класса к руководству государством. Они, в частности, связывались с коротким периодом эйфории, вызванной повсеместным введением рабочего контроля, а также тем значением, которое стихийные действия рабочих и солдат приобрели в первые месяцы установления и утверждения советской власти. Выражалось это и в преувеличении роли проф­союзов в организации и управлении народным хозяйством: еще

⁵ КПСС в резолюциях съездов, конференций и пленумов ЦК. 9-е изд. М.,

1983. Т. 2. С. 76—77.

⁶ Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 38. С. 172—173.

⁷ Бухарин Н. И. Путь к социализму. С. 86; Десятый съезд РКП (б): Стеногра­фический отчет. М., 1963. С. 220—222.

сказывалось влияние идей ленинской работы «Государство и рево­люция» о поголовном участии населения в управлении государ­ством и хозяйством при социализме, подтвержденных программой партии 1919 г.⁸ Но уже в 1920 г. Ленин отходит от своих прежних в сущности утопических, взглядов. Во время дискуссии о профсо­юзах 1920—1921 гг. он резко и определенно ставит вопрос о не­способности рабочих в своей массе руководить сложными процес­сами жизни государства. «Разве знает каждый рабочий, как управлять государством? — спрашивал он. — Практические люди знают, что это сказки. Мы даже неграмотность не ликвидировали. Мы знаем, как рабочие, связанные с крестьянами, поддаются на непролетарские лозунги. Кто управлял из рабочих? Несколько ты­сяч по всей России и только».⁹ Специально проследивший эволю­цию ленинских взглядов по этому вопросу видный публицист и общественный деятель Н. Валентинов (Вольский) приходит к сле­дующему выводу: «Произошел явный поворот на 180 градусов?... Профсоюзы могли вмешиваться в производство только на первых порах революции, когда нужно было действовать тараном, выго­нять силою прежнюю администрацию, пробовать кое-что заме­нить. Тогда для разжигания энергии рабочих можно и нужно было говорить о передаче в их руки всего управления индустрией. Но как только „мавр" сделал предназначенную ему черную работу, роль его была окончена. Параллельно этому процессу шла и ме­таморфоза понятия диктатуры пролетариата. Сначала под нею по­нимается акция, действие революционных миллионов, напор бед­ноты, творческая воля массы пролетариев, поголовно организую­щихся в союзы... Однако наступает момент, когда даже самый тупой человек понимает бессмысленность мысли об управлении государством и индустрией миллионами еле грамотных людей... Нужно было два с половиной года экспериментов Советской вла­сти, чтобы уточнить понятие диктатуры пролетариата».¹⁰

8 большевистском руководстве нашелся и хорошо подготов­ленный политик, чтобы теоретически обосновать невозможность сколько-нибудь значительного участия рабочих в организации политической власти и управлении государством, — Н. И. Буха­рин. В большой статье «Буржуазная революция и революция про­летарская», написанной в конце 1921 г. и опубликованной летом 1922 г., он выступил против традиционной марксистской посылки о вызревании социализма в недрах старого капиталистического об­щества. Бухарин отмечал, что развитие оппозиционной буржуа­зии при феодализме опирается на ее собственную материальную, техническую и культурную базу, которая способствует формиро­ванию из представителей этого нового класса профессионального административного, управленческого слоя. Пролетариат же при капитализме остается классом, лишенным не только материаль-

^в См.: КПСС в резолюциях... Т. 2. С. 84—85, 107.

⁹ Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 42. С. 253.

¹⁰ Валентинов Н. (Вольский Н.). Новая экономическая политика и кризис партии после смерти Ленина: Годы работы в ВСНХ во время нэп. Воспоминания. М., 1991. С. 50.

ной основы для своего развития, но и условий для получения об­разования, и поэтому, в отличие от буржуазии, неспособен подго­товить себя к организации всего общества, а пригоден поначалу только «к разрушению старого мира». Как организатор общества он вызревает лишь в период своей диктатуры.¹¹

Однако это «вызревание» происходило в таких условиях, когда стартовый уровень численности фабрично-заводских рабочих цен­зовой промышленности составлял менее половины даже весьма малого их числа ко времени революции 1917 г. (он не достиг его даже к середине 1920-х годов). Кроме того, во время гражданской войны и особенно после нее наблюдался зловещий процесс деклас-сирования пролетариата, приведший к утрате им в значительной степени классовообразуюших признаков, которые рассматрива­лись большевиками как главные критерии для признания за ним ведущей роли в политической жизни общества и руководстве го­сударством.

Естественно, власть не дожидалась, пока «вызреет» тот класс или слой общества, который, согласно теории, должен был высту­пить его «социальноорганизующим» элементом и руководящей си­лой государства. Диктатура пролетариата была провозглашена, Советы как ее государственная форма были определены, власть стала осуществлять политику. Как же сами наиболее влиятельные политические деятели нового режима в России оценивали харак­тер власти и механизм принятия государственных решений? Ка­ково было соотношение между органами признанной теоретически диктатуры пролетариата и той партией, которая привела его к по­беде революции, между законодательными и исполнительными органами власти в государстве, между принимающими решения партийными инстанциями и аппаратом для их исполнения?

Практическое решение всех этих вопросов в течение относи­тельно небольшого периода после Октябрьской революции приве­ло к складыванию той партийно-государственной системы, кото­рая в своей основе сохранялась в России и СССР почти до конца 1980-х годов XX в. При этой системе подлинная власть в стране стала монопольно принадлежать коммунистической партии. Ее господствующее положение в государстве и обществе давно уже получило в западной литературе определение — «диктатура пар­тии».

Следует специально остановиться на самом термине «диктату­ра партии» и отношении к нему в высших партийных кругах Рос­сии. Можно сказать, что этот термин употреблялся достаточно определенно вместо термина «диктатура пролетариата» как тож­дественный ему (либо это подразумевалось), отражая действи­тельное положение дел в Советской России — в речах всех наибо­лее видных политических руководителей партии и государства и в целом ряде партийных решений до середины 20-х годов.

¹¹ См.: Вухарин Н. И. Некоторые вопросы экономической политики: Сб. ста­тей. М., 1925. С. 77; За ленинизм: Сб. статей. М.; Л., 1932. С. 306—310; Буха­рин Н. И., Рыков А. И. Партия и оппозиционный блок. М.; Л., 1926. 2-е изд. С. 57—58.

Начиная с 1919 г. В. И. Ленин и другие руководители РКП(б) неоднократно обращались к вопросу о роли коммунистической партии в руководстве государством и обществом и о соотношении между ее монопольным положением и диктатурой пролетариата В докладе о партийной программе на VII съезде РКП (б) Ленин пожалуй, впервые отмечает, что Советы как органы государствен­ной власти при диктатуре пролетариата не выступают реально в качестве подлинного инструмента руководства в руках широких рабочих и трудящихся масс. Иначе говоря, субъектом государст­венной власти является не пролетариат, организованный как гос­подствующий класс, а представляющий его интересы «тонкий слой».¹² В июле того же 1919 г. В. И. Ленин впервые употребляет сам термин «диктатура партии». «Когда нас упрекают в диктатуре одной партии, — заявил он в речи на I Всероссийском съезде ра­ботников просвещения, —и предлагают ... единый социалистиче­ский фронт, мы говорим: „Да, диктатура одной партии! Мы на ней стоим и с этой почвы сойти не можем, потому что это та партия, которая в течение десятилетий завоевала положение авангарда всего фабрично-заводского и промышленного пролетариата"».¹³ В феврале 1920 г. в инструктивном письме партийным организаци­ям о подготовке IX съезда РКП (б) В. И. Ленин фактически уже признал, что именно партия осуществляет функции диктатуры пролетариата.¹⁴

Известным тезисом В. И. Ленина в работе «Детская болезнь „левизны" в коммунизме», в сущности, обосновывается правомер­ность диктатуры партии как политической силы, которая руково­дит классом и действует от его имени или вместо него. Но, кроме того, партия в свою очередь не управляет как единое целое. Это делается «более или менее устойчивыми группами наиболее авто­ритетных, влиятельных, опытных» лиц, «называемых вождями».¹⁵ В выступлениях В. И. Ленина начиная с 1920 г. неоднократно подчеркивается «главенствующая роль партии» и ее руководящее место в государстве и обществе. Наконец, на X съезде РКП (б) он делает вполне резонный вывод: «Мы после двух с половиной лет Советской власти перед всем миром выступили и сказали в Ком­мунистическом Интернационале, что диктатура пролетариата не­возможна иначе, как через Коммунистическую партию».¹⁶

Если обратиться к высказываниям других руководителей пар­тии того времени, то многие из них также сводили —прямо или косвенно — функционирование диктатуры пролетариата в Совет­ской России к полновластию, или диктатуре, партии. Л. Д. Троц­кий говорил на X съезде РКП (б): «Необходимо сознание, так ска­зать, революционного исторического первородства партии, кото­рая обязана удержать свою диктатуру», даже если эта диктатура временно вступила бы в противоречие с «преходящим настроением

рабочей демократии». «Партия, —заявлял он, —в целом связана единством понимания того, что над формальным моментом стоит диктатура партии, которая отстаивает основные интересы рабоче­го класса даже при временных колебаниях его настроения».¹⁷ Можно констатировать, что в среде лидеров РКП (б) обычным бы­ло представление о главенстве партии, ее диктаторском праве при­нимать любые политические, экономические и социальные реше­ния, которые, по их мнению, соответствовали задачам диктатуры пролетариата.

Такие настроения еще до твердых формулировок XII съезда партии разделялись Л. Б. Каменевым и Н. Н. Крестинским. По­следний на IX съезде РКП (б) говорил, что октябрьский переворот сделал партию господствующей и поставил перед ней задачу ру­ководить «всем центральным правительственным аппаратом и все­ми местными советскими органами ... всей конституционно устроенной Советской Россией».¹⁸

Как бы суммируя общие взгляды на вопрос о диктатуре партии как рабочей форме диктатуры пролетариата, А. В. Луначарский в своем выступлении на X съезде РКП (б) утверждал: «Мы все по­нимаем, что диктатура пролетариата есть диктатура партии, и го­сударственный аппарат должен представлять собою отражение

этой партии».¹⁹

Можно было бы предположить, что все эти представления яви­лись порождением чрезвычайной обстановки периода гражданской войны и были созвучны лишь политике военного коммунизма. Однако если даже допустить, что высказывания В. И. Ленина и других видных партийных деятелей на X съезде РКП (б) отражали еще в какой-то мере переходную стадию развития государства и общества в связи с только что провозглашенным нэпом, то все по­следующее позволяет утверждать, что эти взгляды чем дальше, тем больше получали свое воплощение в организации власти. От­кровенное обоснование феномена «диктатуры партии» принадле­жало Г. Е. Зиновьеву. Еще на XI съезде РКП (б) он, выступая с одним из основных докладов — об укреплении партии — заявил: «Наша партия есть партия, руководящая государством. Наша пар­тия является прообразом для целого ряд других партий». Далее он призывал, чтобы съезды «ни в коем случае не идеализировали тех рабочих, которых мы имеем сейчас на наших фабриках и заво­дах», — деклассированные массы, с разрушенным кадровым яд­ром, рассеянные по стране, где промышленность находится в со­стоянии разрухи, и т. п. Поэтому задача партии по отношению к рабочему классу состоит в том, чтобы помочь ему «стать на ноги», «излечиться». Сама же партия обладает «монополией легально­сти», «отказывая в политической свободе нашим противникам».²⁰ Некоторые мысли этого доклада Г. Е. Зиновьева получили офор-

¹² Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 38. С. 170.

¹³ Там же. Т. 39. С. 134.

¹⁴ Там же. Т. 40. С. 140.

¹⁵ Там же. Т. 41. С. 24, 102—103.