Вступление Красной Армии в западные области Беларуси и Украины
Согласно секретному дополнительному протоколу к советско-германскому договору о ненападении от 23 августа 1939 г. Западная Беларусь и Западная Украина, находившиеся в составе польского государства с 1921 г., отходили к советской сфере влияния.
Немецко-фашистские войска быстрыми темпами продвигались по территории Польши, в целом уже к середине сентября гитлеровский вермахт оккупировал всю Западную и Центральную Польшу, форсировали реки Нарев, Висла, Сан, в отдельных местах Буг.
Сложившаяся ситуация непосредственно затрагивала геополитические интересы Советского Союза. Германия всячески пыталась подтолкнуть СССР к участию в военных действиях против Польши.
Советское правительство не спешило развязывать наступление. Одна из причин тому сформулирована в словах И. Сталина: «Война идёт между двумя группами капиталистических стран (бедные и богатые в отношении колоний, сырья и т.д.). За передел мира, за господство над миром! Мы не прочь, чтобы они хорошенько и ослабили друг друга»[63]. Вторая причина была донесена до германского руководства, когда во время беседы с О. Шуленбургом 9 сентября 1939 г. В. Молотов «заявил, что советское правительство намеревалось воспользоваться дальнейшим продвижением германских войск и заявить, что Польша разваливается на куски и что вследствие этого Советский Союз должен прийти на помощь украинцам и белорусам, которым «угрожает» Германия. Этот предлог представит интервенцию Советского Союза благовидной в глазах масс и даст Советскому Союзу возможность не выглядеть агрессором»[64]. Согласно мнению Я. Павлова, ещё одна из причин медлительности И. Сталина объяснима обстоятельствами на Дальнем Востоке. Лишь 15 сентября в Москве было подписано соглашение между СССР, МНР и Японией о ликвидации конфликта на Халкин-Голе, согласно которому с 14 часов 16 сентября всякие военные действия полностью прекращались. Получив эти сведения, И. Сталин, наконец, решился отдать распоряжение своим военноначальникам о выступлении в освободительно-боевой поход[65].
3 сентября 1939 г. министр иностранных дел И. фон Риббентроп через немецкого посла в Москве передал наркому иностранных дел В. Молотову слова, согласно которым Германия высказывает пожелание, чтобы СССР ввёл войска в «советскую сферу интересов и сам занял эту территорию». 5 сентября В. Молотов ответил, что «это время ещё не наступило» и немцам следует соблюдать установленную демаркационную линию. 10 сентября 1939 г. немецкому послу О. фон Шуленбургу было заявлено, что подготовки к вооружённой кампании Красной армии потребуется несколько недель. Желая форсировать вступление СССР в войну, Берлин в последующих посланиях от 11 и 15 сентября шантажировал Москву угрозой создания буферных государств в советской сфере влияния[66].
Наконец, вечером 16 сентября 1939 г. В. Молотов после совещания со И. Сталиным и К. Ворошиловым заверил германскую посла О. Шуленбурга и сообщил ему, что Красная армия выступит в поход 17-го или 18-го[67].
Такой момент, по мнению советского правительства, наступил 17 сентября 1939 г., когда немецкие войска вышли на линию Радин – Любартов – Люблин – Красностав – Замостье – Томашув – Городок – Дрогобыч. К этому времени польская оборона была окончательно дезорганизована, государственная система практически разрушена, управление армией и государственными институтами утрачена.
В 5 часов утра 17 сентября 1939 г. заблаговременно сконцентрированные на советско-польской границе соединения Красной Армии начали поход в Западную Беларусь и Западную Украину. Войска, сформированных Украинского и Белорусского фронтов, в несколько раз превышали военную силу Польши. Общее количество военных формирований с советской стороны составило около 600 тыс. человек. Кроме того, в распоряжении Красной армии имелось около 4 тыс. танков, более чем 5,5 тыс. орудий, 2 тыс. самолётов. В подчинении командующего Белорусским фронтом командарма 2-го ранга М. Ковалёва находилось 4 армии, кавалерийская механизированная группа, отдельный стрелковый корпус и другие единицы (примерно 200 тыс. человек)[68]. Им противостояло около 45 тыс. польских солдат и офицеров.
Вступление армии на территорию Польши мотивировалась катастрофической ситуацией, исходя из которой польское государство не в состоянии защитить интересы белорусов и украинцев. К тому же это позволило бы восстановить нарушенную Рижским мирным договором 1921 г. историческую справедливость и утвердить неотъемлемое право разъединённых частей белорусского и украинского народа жить вместе. Согласно Приказу № 005 Военного совета Белорусского фронта от 16 сентября 1939 г.: «Товарищи бойцы, командиры и политработники Белорусского фронта, наш революционный долг и обязанность оказать безотлагательную помощь и поддержку нашим братьям белорусам и украинцам, чтобы спасти их от угрозы разорения и избиения со стороны врагов»[69].
Однако сталинское руководство злоупотребляло этими аргументами, прикрывая, согласно мнению А. Вабищевича, куда более масштабные геополитические, военно-политические и экономические интересы[70].
Накануне наступления, 16 сентября 1939 г., в Смоленске была принята Директива Военного совета Белорусского фронта, в которой излагались первоочередные задачи после занятия западнобелорусских городов, местечек и деревень: создание временных управлений (в составе армейского политработника, представителя НКВД, рабочего и представителя левой интеллигенции), организация типографий, издание газет на белорусском и других языках, налаживание бытового и продовольственного обеспечения, создание крестьянских комитетов (из бедняков и середняков), созыв народных собраний Западной Украины и Западной Беларуси. Но «никаких колхозов не организовывать и не призывать к их созданию»[71].
Так, в ночь на 17 сентября 1939 г. советское правительство вручило ноту польскому послу в Москве В. Гжибовскому, согласно чему «Польша превратилась в удобное поле для военных случайностей и неожиданностей, могущих создать угрозу для СССР. Поэтому, будучи доселе нейтральным, Советское правительство не может более нейтрально относиться к этим фактам». Однако польский посол не принял ноту, в ответ на свой поступок он привёл аргументы: «Суверенность государства существует до тех пор, пока сражаются солдаты регулярной армии»[72].
Вступление Красной армии на территорию польского государства стало неожиданностью как для руководства, так и для населения. Панствовала полная дезориентация. Военные части получали противоречивую информацию. Приказ Э. Рыдз-Смиглы от 17 сентября 1939 г. об «отказе боевых действий с целью уберечь от бессмысленного кровопролития» также повлиял на то, что серьёзных боёв между советскими и польскими армиями было не значительное количество.
Всё же несколько боёв были довольно упорными. Так, значительные силы советская сторона понесла во время наступления на Гродно 20 – 21 сентября 1939 г. За два дня подразделения Красной армии потеряли 47 человек убитыми и 156 ранеными, 12 танков. Всего до конца сентября потери Белорусского фронта составили около тысячи человек убитыми и более чем две тысячи ранеными[73]. Кроме этого очаги сопротивления наблюдались на север от Столбцов, в Новогрудке, Скиделе.
В итоге военной операции 1939 г. войска Белорусского фронта 19 сентября заняли Вильно. Брест и Белосток, занятые к этому времени немецким военными частями, 22 сентября 1939 г. были переданы советскому командованию. 24 сентября войска Красной армии заняли Малориту, где было интернировано до 6 тыс. польских офицеров, 25 сентября Бельск-Подляску и Браньск[74].
Начиная с 19 сентября, на уровне отдельных армий и дивизий вермахта были установлены контакты с наступавшими частями Красной армии, что приводило к согласованным действиям обеих армий в районах соприкосновения.
На военных переговорах в Москве 20 – 21 сентября 1939 г., в которых принимали участие с советской стороны нарком обороны маршал К. Ворошилов и начальник генерального штаба командарм 1-го ранга Б. Шапошников, с германской – военный атташе генерал-майор Э. Кёстринг, его заместитель подполковник X. Кребс и военно-воздушный атташе полковник Г. Ашенбреннер, был принят совместный протокол, где, в частности, было зафиксировано следующее «разделение труда»: вермахт брал на себя обязательство принять «необходимые меры» для воспрепятствования «возможным провокациям и акциям саботажа со стороны польских банд и тому подобных» в передаваемых Красной армии городах и деревнях, а командование Красной армии обязывалось в случае необходимости выделить «силы для уничтожения частей польских войск или банд» на направлениях отвода германских войск в оккупируемую ими зону[75].
Указания относительно взятых в плен польских офицеров и солдат излагались в приказе командующего Белорусским фронтом М. Ковалёва от 21 сентября 1939 г.: «… 3. Всех офицеров польской армии считать как военнопленных и направлять их в лагеря военнопленных на территории СССР. Всех солдат бывшей польской армии, оставивших свои части и являющихся жителями данных местностей, занятых работой в своих хозяйствах или же на производстве – взять на учёт. 4. Офицеров и солдат, подлежащих отправке в лагеря военнопленных, органам НКВД не сдавать, а направлять в лагеря военнопленных в пункты, указанные в моём приказе №… от 20 сентября. 5. Всех солдат бывшей польской армии, шатающихся по городам, сёлам и лесам, независимо – участвовал ли он в борьбе против частей Красной армии и взят с оружием или без оружия – также направлять в лагеря военнопленных»[76].
Следует отметить, что ещё 15 сентября Генеральный штаб РККА отдал распоряжение, устанавливающее места расположения пунктов военнопленных. Для Белорусского фронта это станции Друть, Хлюстино, Жлобин, для Украинского – станции Ирша, Погребищи, Хировка и Хоробичию. Согласно распоряжению лагеря-распределители организовывались в Путивле (Киевский особый военный округ) и в Козельске (Катынь) (Белорусский особый военный округ). Для приёма и распределения военнопленных НКВД СССР разворачивает собственную сеть из десяти лагерей-распределителей, которые располагались: Оптина Пустынь (ст. Козельск) – на 10 000 человек, Путивль, Нилова Пустынь (ст. Осташков), Козельщина (Полтавская обл.) – на 10 000 человек, Старобельск (Донецкая обл.) – на 8 000 человек, Павлушев Бор (ст. Бабышево) – на 10 000 человек, Южский лагерь (Вязники Горьковской обл.) – на 4 000 человек, Оранский лагерь (Горьковская обл.) – на 6 000 человек, Вологодский и Грязовецкий лагеря[77]. По одним данным, в период с 17 сентября по 2 октября в таких пунктах Белорусского фронта зарегистрировано 39 330 пленных, по другим – 60 220. Часть из них была уничтожена в 1940 г.[78]
С 17 по 22 сентября 1939 г. германские и советские войска продвигались навстречу друг другу по той части польской территории, которая была отнесена к сфере интересов СССР. Этим же числом был подписан документ о демаркационной линии, который гласит: «Германское правительство и Правительство СССР установили демаркационную линию между германской и советской армиями, которая проходит по реке Писа до ее впадения в реку Нарев, далее по реке Нарев до ее впадения в реку Буг, далее по реке Буг до ее впадения в реку Висла, далее по реке Висла до впадения в нее реки Сан и дальше по реке Сан до ее истоков»[79].
В это же день состоялся совместный советско-германский парад, которым командовали генерал танковых войск Г. Гудериан и комбриг С. Кривошеин. Открывали его немецкие подразделения – два дивизиона артиллерии, усиленный полк 20-й моторизованной дивизии и в качестве замыкающего разведывательный батальон. Генерал Г. Гудериан объявил о передаче советской стороне «российской крепости Брест». В 1645 под звуки государственного гимна Германии был спущен немецкий флаг. Затем несколько фраз произнес комбриг С. Кривошеин, оркестр, в роли которого выступал обученный игре на духовых инструментах взвод регулировщиков, заиграл советский гимн, и на том же флагштоке был поднят красный флаг. На этом акт передачи завершился. Попрощавшись с советскими офицерами, командир корпуса генерал Г. Гудериан и начальник штаба отбыли на запад. Для урегулирования деталей в Бресте остались сложивший полномочия немецкий комендант города и переводчик[80]. Согласно воспоминаниям Г. Гудериана: «В день передачи города русским прибыл комбриг Кривошеин. Он был танкист и немного знал французский, так что мы могли пообщаться. Все вопросы, которые не были решены на уровне министерства иностранных дел, мы вполне по-дружески решили с русскими на месте. Нам дали возможность забрать всю свою технику, польские же трофеи пришлось оставить, потому что наладить транспортное снабжение для их вывоза мы не успевали. В завершение нашего пребывания в Бресте был дан прощальный парад с обменом флагами в присутствии комбрига Кривошеина»[81].
В течение 27 – 28 сентября 1939 г. в Москве проходили переговоры между В. Молотовым и И. фон Риббентропом по поводу заключения германо-советского договора о дружбе и границе между СССР и Германией. В переговорах принимали участие И. Сталин и советский полпред в Германии А. Шкварцев, а со стороны Германии – германский посол в СССР Ф. Шуленбург. Переговоры закончились подписанием германо-советского договора о дружбе и границе между СССР и Германией и заявления правительств СССР и Германии, а также обменом письмами между В. Молотовым и И. фон Риббентропом по экономическим вопросам[82].
В результате от прежней линии раздела сохранились только ее самый северный и самый южный участки. Вопреки пакту Молотова-Риббентропа, вся центральная часть Польши отошла к Германии. Восточнее линии, намечавшейся в протоколе 23 августа и провозглашенной в коммюнике 22 сентября, возникла «новая» демаркационная линия с внушительным выступом в сторону СССР – Бугским амфитеатром (использованным А. Гитлером при наступлении на СССР в 1941 г.). «Потеря» части центральной Польши была компенсирована передачей советской стороне Литвы. Германия сохраняла за собой лишь Клайпедскую область – юго-западную часть Литвы, незадолго до того захваченную Германией. Вскоре Германия отказалась и от области Клайпеды, продав её СССР за 7,5 млн. золотых долларов[83].
По договору от 28 сентября 1939 г. между СССР и Германией к Советскому Союзу на белорусском участке границы переходила территория бывшей польской республики на восток от линии Брест – Буг – Нарва – Писа – Щучин – Августов, получившая название в официальных советских документах «Западная Белоруссия». Эта территория площадью 107,8 тыс. км2 включала 33 уезда целиком и части 3 уездов Белостоцкого, Варшавского, Новогрудского, Виленского и Полесского воеводств[84].
Что касается территории Западной Украины, то её большая часть вошла в состав СССР, а некоторые украинские этнические территории, в частности Лемковщина, Холмщина и Подляшье (приблизительно 1,2 млн. человек) по согласию И. Сталина оказались под немецкой оккупацией[85].
Для советского правительства после подписания выше указанных договорённостей оставалось официально принять территорию Западной Беларуси и Западной Украины в состав БССР. Так, 22 октября 1939 г. состоялись выборы в Народное собрание Западной Беларуси. Собрание ходатайствовало перед Верховным Советом СССР и БССР о принятии данной территории в состав Советского Союза и БССР, дл этого избранная полномочная комиссия из 60 делегатов была отправлена сначала в Москву, затем в Минск. Верховный Совет СССР, заслушав 2 ноября 1939 г. заявление полномочной комиссии Народного собрания, постановил удовлетворить его просьбу и включить Западную Беларусь в состав СССР с воссоединением её с БССР[86].
26 – 28 октября 1939 г. во Львове также состоялось Народное собрание. На нём были приняты три основные декларации: об установлении советской власти в Украине; о конфискации помещичьих и монастырских земель и о национализации банков и крупной промышленности; о вхождении Западной Украины в состав УССР. Вскоре после этого в Москву прибыла делегация Народного собрания с просьбой о воссоединении Западной Украины с УССР, которая 1 ноября 1939 г. была удовлетворена[87].
Таким образом, несомненно, что воссоединение Западной Беларуси с БССР и Западной Украины с УССР было актом исторической справедливости. Белорусские и украинские земли, разорванные на две части, восстановили свою целостность.
Что касается отношения западноевропейских государств к событиям 17 сентября 1939 г., то практически во всех исследованиях отмечается понимание необходимости со стороны французского и английского правительств предпринятых Советским Союзом действий перед лицом угрозы, которую представляла собой нацистская Германия. Как писал бывший британский премьер-министр Ллойд Джордж 28 сентября 1939 г. польскому послу в Лондоне: «Русские армии вошли на территории, которые не являются польскими и которые были аннексированы Польшей силой после Первой мировой войны… Различие между двумя событиями (т.е. германским нападением на Польшу и вводом советских войск на территорию Западной Белоруссии и Западной Украины) становится всё более очевидным для британского и французского общественного мнения… Было бы преступным безумием ставить их на одну доску»[88].