Утопическое и антиутопическое в романах А. Платонова
Андрей Платонович Климентов. Благодаря своей разносторонней деятельности, глубокому знанию жизни, активному проявлению себя в ней Платонову удалось раньше других осознать трагизм происходящего в нашей стране в двадцатые - тридцатые годы. Он первый в советской литературе создает произведения, показывающие бесчеловечность "социалистических преобразований".Логика платоновского изображения показывает не то, как нелепа, беспомощна и бесчеловечна данная утопия, а каково пытаться воплотить носимую в душах мечту в поединке с непреложными законами бытия, разрушительными силами истории и природы. Платонов сам был захвачен утопией и сочувствовал неосуществленному идеалу. И это очевидно, если сравнить его главные произведения с классическими антиутопиями тех лет Е. Замятина, Б. Пильняка, М. Булгакова. Места Шарикову у Платонова все же не нашлось. Не только Саша Дванов, но и сам писатель - с "огарками", с нелепыми, неуклюжими, простоватыми героями "Чевенгура", в их надеждах и ошибках, в их ослеплении и прозрении. Явление Платонова подразумевает человека, не по годам созревшего (наподобие его героев — детей и подростков Насти, Мюд, Семена, Петрушки и др.), развивавшегося достаточно сумбурно (и не только в самый ранний творческий период), блуждавшего между двух утопий — "государственной" и "анархистской", чувствовавшего себя посторонним лицом, "забытым" среди якобы процветающей вокруг него официальной литературы, подобно чеховскому Фирсу (откуда, возможно, и один из псевдонимов писателя — Фирсов), и вместе с тем думавшего, что "без него народ не полный". Рамки, в которых проходило движение философской мысли писателя, были недостаточно четки, скорее даже размыты. Как известно, мысль эта поверялась в трех фазах развития платоновского творчества: его отталкивании от отдельного человека к отвлеченному человечеству, от отвлеченного человечества к конкретному человеку и от конкретного человека к конкретному человечеству. Первая фаза представлена научно-фантастической трилогией "Потомки Солнца", "Лунная бомба" и "Эфирный тракт", однако и менее отвлеченными произведениями типа отрывков из "Генерального сочинения" и исторической дилогии "Епифанские шлюзы" и "Иван Жох"; с другой же стороны, гибельный итог всех этих сюжетов, обоснованных мечтаньями главных героев Вогулова, Крейцкопфа, Кирпичникова, Петра Первого, "ложного царя" Жоха, Тещи и других о "конце истории" (с "воскресением мертвых" или без оного), как бы заранее предопределялся то ли неистребимостью памяти об отдельном, дорогом человеке и его душе, то ли неизбежностью пролития крови именно этих, отдельных людей. Во второй фазе происходит встреча двух утопий — "государственнической" и "анархистской" ("Город Градов", "Государственный житель", "Усомнившийся Макар", "Экономик Магов", "Чевенгур", "Котлован" и ряд близлежащих в сюжетном отношении сочинений), которые порою трудно различить (оттуда и псевдозагадка касательно того, кто уничтожил чевенгурскую коммуну: "банда" или регулярный отряд Красной армии); тем не менее настоящая причина злосчастной судьбы этих "проектов" в другом — в смерти вполне конкретного человека, будь то не помнящий родства мальчик в "Чевенгуре" или же помнящая свою погибшую мать девочка Настя в "Котловане". Третья фаза, в которой Платонов ушел от влияний Богданова, Ницше, Розанова и Гегеля, окончательно приняв древнюю формулировку самовоплощения человека "ты — еси" и синтетическую идею федоровского "общего дела", выявляемую в лозунге "смерти нет!" (особенно в военных рассказах), также не равнозначна, ибо наравне с явным интересом к доле конкретных людей писатель уже целиком присоединился как к официальному пониманию задач и целей большевистского государства, так и к его нормативной поэтике, на чем, видимо, покоилась бы и его неизвестная работа "Путешествие в человечество". Об амбивалентной направленности творческих усилий Платонова в этот последний период лучше всего, пожалуй, свидетельствуют концовки его сказочных произведений: если в "Неизвестном цветке" девочка Даша еще чувствует пантеистическое родство с погибшим растением, то в "Разноцветной бабочке" после смерти матери "Тимоша остался жить один на земле", а в последней фразе "Путешествия воробья" прямо читается, что "не все может выразить музыка, и последним средством жизни и страдания остается сам человек". В данной связи, в-третьих, чаще всего теряется из виду, что самые сложные вопросы человеческого бытия, в максималистском духе занимавшие Платонова-мыслителя и его философствующих героев, оказались неразрешенными. Речь идет о проблемах назначения тела, души и духа, понимании Бога, любви и счастья (всеобщего счастья) в платоновских вещах. Замысел изничтожения тела и души, как чего-то тягостного для человека, того, что надо хранить лишь для поддержания жизни другого (образцово разработанный в "Третьем сыне" и "Реке Потудань"), в мире Платонова должен был привести к созданию нового, иного существа, способного в итоге строить новую модель мироздания; Коммунистическое общество он видел как "общество мужчин по преимуществу" ("Будущий октябрь"); отклики подобного подхода обнаруживаются в разных произведениях — от "Антисексуса" до "Чевенгура", "Джана" (в котором женщины лишь терзали душу "мужественного" Чагатаева) и даже "Счастливой Москвы". Так, за редкими исключениями (вроде рассказов "Третий сын", "Фро", "Реки Потудань"), и должно было быть в безбожном мире; поэтому недаром в развязке сюжета более позднего "Возвращения" роль главных персонажей отведена отцу и детям, а не матери. Самым наболевшим для "нетерпеливого" Платонова и его героев был вопрос вопросов — поиски счастья (всеобщего счастья). Русская литература вслед за Кантом, ставящим моральный закон выше эвдемонии (стремления к счастью), не знала этой категории; ее герои вели себя по-пушкински, ища не счастья, а покоя и воли. Платонову хотелось уклониться от этой традиции, "изобрести" счастье как для отдельного человека, так и для целых народов. Поэтому он и после плачевного опыта с "Котлованом" не прекратил соответствующих поисков; когда, например, в финале "Джан" жители маленького народа отказались от Чагатаева-вождя и поодиночке (подобно "прочим" в "Чевенгуре") стали отправляться "во все страны света", чтобы достигать счастья "за горизонтом", Платонов во втором варианте повести умышленно испортил ее идею, выдумав иную, "положительно-классовую" концовку. Но такое решение не способствовало решению другой проблемы — родины счастья. Кузнец Сотых, герой "Чевенгура", был, думается, самым ярким разоблачителем коммунизма и его практики, как показывают его реплики (предвосхищающие, в частности, сюжет "Котлована"), обращенные к Дванову и Копенкину в связи с продразверсткой: "Оттого вы и кончитесь, что сначала стреляете, а потом спрашиваете"; В целом Платонов, рисующий ход утопии и пророчески разрушающий ее демоническое строение, — пик русской прозы ХХ века. Однако писатель, вопреки очевидному, продолжал верить в "свой коммунизм", хотя и он будет "не та" история, которую ожидают и делают.
37. «Петр I» А. Толстого как исторический роман нового типа.
Продолжая традиции русской реалистической литературы, А. Н. Толстой создает роман “Петр I”, в котором органически сочетаются историческая правда (факты, события, подлинные герои) и художественный вымысел. В судьбе вымышленного героя, рядового человека изображаемой эпохи, выражаются ее основные конфликты, дух общественной борьбы, содержание идейной жизни. Писатель достоверно передает дух того далекого времени. Личность Петра оказалась столь значительной в истории России, что сама по себе воздействовала на эпоху. Петр становится центром приложения действующих сил, оказывается во главе борьбы между поместным дворянством и нарождающейся буржуазией. Эпохе нужен был такой человек, как Петр, и он сам искал применения своим силам. Действие романа разворачивается на огромном географическом пространстве: это Россия от Архангельска до Черного моря, от западных ее рубежей до Урала; это и европейские города, где побывал Петр. Повествование охватывает целую эпоху, ограниченную деятельностью главного героя романа — Петра. Писатель показывает Петра на протяжении двадцати пяти лет. В романе изображены основные события того времени: восстание в Москве в 1682 году, правление Софьи, поход русской армии в Крым, бегство Петра в Троице-Сергиеву лавру, борьба за Азов, путешествие Петра за границу, стрелецкий бунт, война со шведами, основание Петербурга. Объективная судьба главного героя определила построение романа. Однако еще до появления Петра мы вглядываемся в картины жизни допетровской Руси. Историческая неизбежность преобразований очевидна. Страна как будто замерла в ожидании коренных изменений в жизни. Это ощущается прежде всего в глухом недовольстве крестьян, мелкопоместного дворянства, бояр, стрелецких отрядов. Возникает вопрос о том, кто же сможет осуществить ожидаемые в обществе грандиозные преобразования. Ни Софья, ни царевич Иван, ни Василий Голицын не способны на это. В связи с этим интересно в романе противопоставление Василия Голицына Петру. Просвещенный мечтатель, Голицын в своих произведениях об идеальном государственном и общественном устройстве предвосхитил многие идеи Петра. На этом фоне писатель рисует Петра, растущего и мужающего в играх потешного полка в глухом уголке загородного Преображенского дворца. Автор показывает, как история сама выбирает Петра, как объективные обстоятельства формируют те качества его личности, которые необходимы деятелю, влияющему на ход исторических событий. Писатель воспроизводит жизненные связи и противоречия всех классов общества. Крестьяне, бояре, купцы, оппозиционные стрельцы, раскольники и солдаты, духовенство и придворные Петровского времени оживают под пером замечательного художника. В центре повествования — Петр и его ближайшие соратники: князь Ромодановский, купцы Бровкин, Елгулин, адмирал Головнин, Александр Меншиков, Лефорт и другие. Но из поля зрения А. Н. Толстого не выпадает и рядовой человек, человек труда. Писатель показывает творческий гений русского народа, без которого были бы невозможны никакие преобразования. Роль народа в Петровских преобразованиях раскрыта в романе значительно глубже. В калейдоскопе многочисленных персонажей не теряются образы простых людей из народа, умельцев, тружеников. Их золотые руки, смекалка, тонкое художественное чутье создавали чудеса техники и искусства, вбивали первые сваи для будущей российской столицы. А. Н. Толстой показывает вольнолюбие русского человека, который чтит память Степана Разина, не склоняет головы перед угнетателями. Крестьяне, например, роптали и на самого царя, собирались в разбойничьи шайки и уходили в леса, присоединялись к раскольникам, в поисках воли бежали на Дон. Но было в отношении народа к царю и что-то другое: ропща и осуждая государя — “мироеда”, “антихриста”, — простые люди видели в нем необыкновенного царя-реформатора, не по-царски трудолюбивого, пытливого, простого в общении, отважного в бою. Не случайно писатель сводит своих героев из народа с Петром. Эти встречи и разговоры государя с людьми труда приоткрывают читателю его отношение к своему собственному народу. Голос народа звучит в авторской речи. В широком эпическом размахе повествования о России эпохи Петра I ощущается позиция писателя-рассказчика, который говорит от лица народа, оценивает прошлое с его точки зрения. Именно эта позиция красноречиво свидетельствует о том, что рассказ о Петре и его времени в романе — эта справедливый и объективный суд народа над историей. В чем же новаторство романа «Петр Первый»? В историческом романе правдиво, исторически верно воспроизводится прошедшая эпоха, ее события, исторические герои осмысливаются писателем в свете тех задач, которые ставит перед ним современность. Авторская позиция, позиция нашего современника, проявляется в общей исторической концепции, в проблематике романа, в трактовке главных и второстепенных действующих лиц, в подборе определенных ситуаций, раскрывающих истинное значение данного героя, в самом тоне повествования, в котором чувствуется то ирония с «острой усмешечкой», то грусть и боль, то патриотический пафос. Рисуя историческое прошлое, писатель стремится осмыслить его в целях коммунистического воспитания человека. Петровская эпоха, по словам Толстого, принадлежала к числу тех «трагических и творческих эпох», в которых «завязывался» русский характер. Лучшие черты русского национального характера- трудолюбие, талантливость, удаль, размах, острый, дерзкий ум, бесстрашие, упорство в достижении целей, тяга к знаниям, любовь к Родине - раскрывает Толстой в своих героях. Эпоха показана в романе в революционном развитии, А. Н. Толстой дает почувствовать читателю, что страна идет вперед, что ничто не может остановить ее движение. Исторический роман, написанный советским писателем, построен так, что утверждает неодолимость нового, его всепобеждающую силу - отсюда и его исторический оптимизм. Роман «Петр Первый» помогает наглядно увидеть достоинства и богатые возможности метода социалистического реализма. В процессе обзорного изучения романа А. Н. Толстого «Петр Первый» Читатели получают представление об особенностях исторического романа, о том, как решается в нем проблема выдающейся исторической личности и народных масс в истории. Знакомство с романом убедит нас в том, что социалистический реализм - не сумма статических признаков, что каждое новое значительное в идейно-художественном отношении произведение расширяет границы метода и его возможности, умножает традиции. Это обогащает знания десятиклассников о методе социалистического реализма. Читатели знакомятся с новаторством А. Н. Толстого в области языка и стиля исторического романа, получают представление о мастерстве Толстого - художника слова, восстановившего по «обрывкам документов» живую картину эпохи. Этому способствует анализ отдельных сцен, ситуаций, в которых учащимся предлагается выяснить приемы раскрытия образов, функций авторской речи, особенности построения массовых сцен у Толстого и их роль в романе.
38. Образ Родины и ее защитника в поэзии 1941 – 1953 годов.
Великая Отечественная война – это тяжёлое испытание, выпавшее на долю русского народа. Литература того времени не могла оставаться в стороне от этого события. Так в первый день войны на митинге советских писателей прозвучали такие слова: «Каждый советский писатель готов все, свои силы, весь свой опыт и талант, всю свою кровь, если это понадобится, отдать делу священной народной войны против врагов нашей Родины». Эти слова были оправданны. С самого начала войны писатели почувствовали себя «мобилизованными и призванными». Около двух тысяч писателей ушли на фронт, более четырехсот из них не вернулись. Это А. Гайдар, Е. Петров, Ю. Крымов, М. Джалиль; совсем молодыми погибли М. Кульчицкий, В. Багрицкий, П. Коган. Фронтовые писатели в полной мере разделяли со своим народом и боль отступления, и радость побед. Георгий Суворов, писатель-фронтовик, погибший незадолго до победы, писал: «Свой добрый век мы прожили как люди, и для людей». Писатели жили одной жизнью со сражающимся народом: мерзли в окопах, ходили в атаку, совершали подвиги и ...писали. Русская литература периода ВОВ стала литературой одной темы – темы войны, темы Родины. Писатели чувствовали себя «окопными поэтами» (А. Сурков), а вся литература в целом, по меткому выражению А. Толстова, была «голосом героической души народа». Лозунг «Все силы – на разгром врага!» непосредственно относился и к писателям. Писатели военных лет владели всеми родами литературного оружия: лирикой и сатирой, эпосом и драмой. Тем не менее первое слово сказали лирики и публицисты. ПОЭЗИЯ. Стихи публиковались центральной и фронтовой печатью, транслировались по радио наряду с информацией о важнейших военных и политических событиях, звучали с многочисленных импровизированных сцен на фронте и в тылу. Многие стихи переписывались в фронтовые блокноты, заучивались наизусть. Стихи «Жди меня» К. Симонова, «Землянка» А. Суркова, «Огонек» Исаковского породили многочисленные стихотворные ответы. Поэтический диалог писателей и читателей свидетельствовали о том, что в годы войны между поэтами и народом установился невиданный в истории нашей поэзии сердечный контакт. Душевная близость с народом является самой примечательной и исключительной особенностью лирики 1941-1945 годов. Родина, война, смерть и бессмертие, ненависть к врагу, боевое братство и товарищество, любовь и верность, мечта о победе, раздумье о судьбе народа – вот основные мотивы военной поэзии. В стихах Тихонова, Суркова, Исаковского, Твардовского слышится тревога за отечество и беспощадная ненависть к врагу, горечь утрат и сознание жестокой необходимости войны. В дни войны обострилось чувство отчизны. Оторванные от любимых занятий и родных мест миллионы советских людей как бы по-новому взглянули на привычные родные края, на дом, где родились, на самих себя, на свой народ. Это нашло отражение и в поэзии: появись проникновенные стихи о Москве Суркова и Гусева, о Ленинграде Тихонова, Ольги Берггольц, о Смоленщине Исаковского. Видоизменился в лирике военных лет и характер так называемого лирического героя: прежде всего он стал более земным, близким, чем в лирике предшествующего периода. Поэзия как бы вошла в войну, а война со всеми её батальными и бытовыми подробностями в поэзию. «Приземление» лирики не помешало поэтам передавать грандиозность событий и красоту подвига нашего народа. Герои часто терпят тяжелые, подчас нечеловеческие лишения и страдания. Любовь к отечеству и ненависть к врагу – это тот неиссякаемый и единственный источник, из которого черпала в годы ВОВ свое вдохновение наша лирика. Наиболее известными поэтами того времени были: Николай Тихонов, Александр Твардовский, Алексей Сурков, Ольга Берггольц, Михаил Исаковский, Константин Симонов. В поэзии военных лет можно выделить три основные жанровые группы стихов: лирическую (ода, элегия, песня), сатирическую и лирико-эпическую (баллады, поэмы).