ВСТУПЛЕНИЕ. Б.Н. Чичерин Собственность и государство Часть I Право

Б.Н. Чичерин Собственность и государство Часть I Право

СОДЕРЖАНИЕ

<От автора>

Вступление

Книга первая. ПРАВО

Глава I. Свобода

Глава II. Право

Глава III. Собственность

Глава IV. Договор

Глава V. Наследство

Глава VI. Равенство

∼

Посвящается
русскому юношеству

Вам, молодые силы, готовящиеся принести свою дань историческим судьбам отечества, посвящаю я эту книгу. Много лет своей жизни положил я на служение умственным интересам молодого поколения, и, может быть, не без некоторой пользы. Во мне живы еще воспоминания о тех выражениях сочувствия и благодарности, которые довелось слышать при прощании с студентами и которые и впоследствии доставляли отраду при случайной встрече с бывшими слушателями. Судя по ним, я могу думать, что брошенное семя не пропало даром, и это дает мне решимость снова, хотя уже не с кафедры, послать это слово русской молодежи.

Ныне это нужнее, нежели когда-либо, ибо настали тяжелые времена. Страшные злодеяния потрясли всю русскую землю и заставили содрогнуться всякого, в ком не исчезло нравственное чувство. Они раскрыли перед нами ужасающую бездну зла, которое вселилось в наше общество, грозя ему разрушением. Врачевание этого недуга составляет самую настоятельную нашу потребность.

Но излечить нравственную болезнь можно только понявши, откуда она происходит. В чем же кроется ее источник?

Он лежит в извращенных понятиях, из которых рождаются извращенные идеалы. Задача науки - рассеять этот мрак, и она одна в состоянии это сделать. Полицейские меры охраняют порядок на улицах, порядок в умах может водворить только свет разума.

Но где искать этого света? К нему стремится юношество, его оно жаждет. Чем утолить его жажду?

Многие указывают вам на передовые идеи, составляющие будто бы задачу будущего, последнее слово науки. Юношество всегда падко на новое слово; оно считает себя носителем будущего. Но где ручательство, что это новое слово есть истина? В погоне за новизною легко принять за высокую идею обманчивый призрак и за последнее слово науки одностороннее увлечение легкомыслия. История учит нас, что нередко то, что вчера возвеличивалось до небес, сегодня отвергается с презрением, а завтра, может быть, опять получит власть над умами. Вспомним то обаяние, которое имели над современниками различные философские системы, из которых каждая думала новыми, неожиданными взглядами разрешить все задачи человеческого ума. Те, которые не поддаются всякому дуновению ветра и зарево пожара не принимают за сияние солнца, знают, что так называемое ныне новое слово не что иное, как старый бред, который приобрел только новую силу, потому что попал в более взволнованную и менее просвещенную среду. Переменчивые направления общества не могут служить мерилом истины; в них временное перемешивается с постоянным, и внушения страстей слишком часто заступают место трезвого взгляда. Особенно во времена брожения обыкновенно всплывает наверх именно наиболее легковесное. Чтобы отличить истину от лжи и прочное от преходящего, надобно в себе самом носить мерило истины. Оно должно стоять выше борьбы страстей и односторонних увлечений, озаряя ровным светом всякое жизненное явление и тем давая нам возможность уразуметь его смысл. Именно к этому ведет нас строгая наука, и к этому должно стремиться юношество, серьезно понимающее свое призвание. Погоню же за новейшим и передовым словом следует предоставить ветреным поклонникам моды, вечно приноравливающим свои мнения к общему потоку. Ничто так не оправдывает упрека в легкомысленном подражании чужому, который столь часто делается поверхностному русскому образованию.

Другие говорят вам: обратитесь к своему народу, берите у него уроки, проникайтесь его идеалами! Уважение к своему народу, к его преданиям и привязанностям, бесспорно, высокое и святое чувство. Оно бесконечно выше легкомысленной погони за новизною. Каждый гражданин не иначе как с трепетом должен касаться народной святыни; посягать на нес есть преступление против отечества. Но и народные воззрения изменчивы: прошедшее не может служить мерилом будущего. В особенности не в понятиях простонародья, которые так часто выдают вам за народную мудрость, может образованный человек найти мерило истины и идеалы общественной жизни. Кто вкусил плодов науки, для того мерилом истины может быть только то, что покоится не на темных инстинктах, а на разумном убеждении; для него общественным идеалом может представиться лишь такой быт, который вмещает в себе начало свободы. Русский человек не может забыть, что народ наш не далее как вчера вышел из крепостного состояния, тяготевшего над ним в течение веков. У него ли искать идеалов для свободного человека? Они вырабатываются единственно свободною жизнью. Для нас они лежат не в прошедшем, а в будущем.

Станем познавать себя и свой народ; таково первое требование разумной человечности. Но вспомним при этом, что чем более народ живет своею особою жизнью, чем более он отворачивается от других, тем менее он способен познать и других и себя. Как человек, по выражению поэта, познает себя только в человеке, так и народ познает себя только в других народах. Чтобы достигнуть истинного самопознания, надобно выйти из узкой народной среды, надобно выступить на то широкое поприще, где свое и чужое сливаются в одно торжественное шествие всемирной истории, изображающей развитие единого Духа, проявляющегося в различных народностях. Именно этот путь указывается нам наукою, и здесь только мы можем обрести и мерило истины, и идеалы общественной жизни.

Мерило истины есть сам Разум, познаваемый в его существе и в его проявлениях. Первое дается нам философиею, второе - историею, которая служит подтверждением и поверкою философии. Отсюда же почерпается и истинное понимание общественных идеалов. Только тот идеал может быть целью стремлений образованного общества, который прошел через это двоякое испытание: он должен быть проверен разумом и приготовлен жизнью. То, что есть, не может быть мерилом того, что должно быть; но то, что должно быть, опирается на то, что есть. Будущее осуществимо, только когда оно основано на прошедшем. Истинный идеал, заключающий в себе жизненную силу, развивается исторически: иначе он не что иное, как праздная мечта.

Что же скажут нам философия и история относительно истины и относительно вытекающих из нее общественных идеалов?

Первая, неизгладимая черта человеческой природы, о которой одинаково свидетельствуют и философия, и история, есть стремление человека к познанию абсолютного, все равно, проявляется ли это стремление в форме религии или в форме философии. Связывая человека со всем мирозданием и возводя его к верховному источнику всего сущего, оно ставит его на ту высоту, которая одна совместна с его человеческим призванием. Когда в настоящее время, под влиянием далеко распространившегося скептицизма, вам торжественно объявляют, что абсолютное непознаваемо, когда с каким-то злорадством стараются доказать, что человек не более как усовершенствованный потомок обезьяны, подобно животным не способный подняться выше относительного, не верьте этим лжеучениям, лишающим человека благороднейшей части его естества. Это голос не науки, а одностороннего и ограниченного ума, который, постоянно роясь в частностях, потерял способность возвыситься к созерцанию общего. Истинная наука есть явление Разума во всей его полноте, а Разум, по существу своему, есть отражение божественной истины, познание вечных, абсолютных начал, управляющих вселенною. Только возвышаясь к этой точке зрения человек становится истинно разумным существом, и только эту точку зрения можно назвать в собственном смысле научною. Она-то и раскрывается нам философиею и обнаруживается в историческом движении человеческой мысли. В ней только мы найдем искомое мерило истины и ключ к пониманию всех человеческих отношений. Философия и история раскрывают нам и другое, неотъемлемо присущее человеку стремление, - стремление к свободе. И оно вытекает из самой глубины Духа, составляя лучшее его достояние и высшее достоинство человеческой природы. Как носитель абсолютного, человек сам себе начало, сам - абсолютный источник своих действий. Этим он возвышается над остальным творением, и только в силу этого свойства он должен быть признан свободным лицом, имеющим права; только по этому с ним непозволительно обращаться как с простым орудием. История живыми чертами свидетельствует об этом начале, как о неискоренимой потребности человека и высшей цели его исторической деятельности. Отсюда то обаяние, которое имеет свобода для молодых умов. Юношество всегда готово увлекаться ею даже через меру. И не одни юноши воспламеняются ею; и для зрелого гражданина нет высшего счастия, как видеть свое отечество свободным, нет краше призвания, как содействовать, по мере сил, утверждению в нем свободы. В последние годы в русском обществе явилось стремление обращаться к людям сороковых годов, узнавать, каковы были их идеалы, в чем состояли их цели и надежды. Все это сосредоточивается в одном слове: свобода! Мы, воспитанные этим благородным поколением, которое является светлою точкою в истории русского просвещения, мы получили от него один урок, один священный завет: насаждение свободы в нашем отечестве. Отсюда та беспредельная благодарность, которая наполнила наши сердца, когда эти заветные мечты стали сбываться, когда свобода державною рукою была посеяна на русской земле и миллионы рабов, по мановению Царя. получили вольность. Отсюда тот ужас, который объял всех верных сынов России при виде того воздаяния, которое довелось стяжать Совершителю этого великого дела. Казалось, вес нравственные понятия рушились, всякая историческая справедливость исчезла. Вместе с народною святынею, вместе с отечеством, которого знамя было Ему вверено, была оскорблена и поругана и вызванная Им к жизни свобода. Ей нанесена рана, от которой она не скоро оправится. Нам, ныне действующим, и вам, служителям будущего, предстоит загладить этот позор, искоренить плевелы, заглушающие доброе семя, и приготовить для свободы почву, где она могла бы пустить прочные корни. Этим мы исполним завет наших предшественников. Этого требует от нас отечество, задержанное возникшею в нем смутою в своем правильном гражданском развитии.

Не думайте, чтоб возлагаемое на вас дело было бременем легким. Водворить и упрочить свободу в обществе, привыкшем единственно к власти, составляет одну из самых трудных исторических задач. Недостаточно постоянно носить имя свободы на устах. У недостойных ее поклонников это имя кощунственно обращается в пустой звук или, что еще хуже, в орудие разрушения. Всего оскорбительнее звучит оно в устах социалистов, которых все учение не что иное, как отрицание свободы и порабощение лица чудовищному деспотизму созданного их фантазиею общества. Кто хочет быть истинным служителем свободы, тот должен знать, в чем состоит ее сущность, откуда она истекает, каковы ее требования и условия, каким образом она сочетается с другими вечными началами общественной жизни, с порядком, с собственностью, с наследством, с правом, с нравственностью, с государством. Нужно наконец и умение прилагать ее к жизни: свобода не приобретается даром; ее надобно заслужить. Как все человеческое, даже как все органическое, она составляет плод долговременного и многотрудного внутреннего процесса, и если человек, в своем невежестве и в своем нетерпении, забегает вперед и хочет установить то, что не приготовлено развитием жизни, неумолимый закон природы и истории возвращает его назад, как бы в наказание за его дерзость.

В обществе, где свобода еще не успела окрепнуть, осторожное с нею обращение вдвойне необходимо. То, что могут выносить народы, созревшие в политической борьбе, то не под силу обществам, у которых она проявляется еще своим первым младенческим лепетом и совершает свои первоначальные робкие шаги.

В таком именно положении находится наше отечество. Свобода зародилась у нас со вчерашнего дня; мы все присутствовали при ее появлении в свет. Поэтому у нас менее, нежели где-либо, позволительно забегать вперед, предъявлять неумеренные требования, дерзновенною рукою касаться оснований общественной жизни, стремиться все к новым и новым переменам. Для всего есть свое время, и каждый новый шаг должен опираться на предшествующий. Чем громаднее совершившийся на наших глазах переворот, чем быстрее исчезнувший порядок заменился новым, дотоле у нас невиданным, тем более Россия нуждается в спокойствии, чтобы усесться на своих обретенных недавно основах, а потому тем преступнее всякая попытка внести в нее смуту и разлад. Только упрочив приобретенное, можно смело идти к будущему. Такова настоящая наша задача.

Молодое поколение в особенности, которого ожидает еще будущая деятельность, обязано перед отечеством в смирении и тишине готовить себя к этому великому служению. И чем дороже ему имя свободы, чем пламеннее оно к ней стремится, чем более оно готово все за нее отдать, тем более от него требуется, чтобы оно за свободу не принимало легкомысленное буйство и не нарушало закономерного развития, которое одно может привести народ к желанной цели. Ваша дань свободе - серьезный труд. Прежде нежели действовать от ее имени, надобно ее познать, а для этого необходимы обширные сведения, упорное напряжение ума, постижение высших задач человеческой жизни, восхождение в область метафизических идей и нисхождение в мир кропотливого опыта. Это - труд тяжелый, но он составляет священный долг юношества перед отечеством и перед свободою.

На нас же, созревшем уже поколении, лежит обязанность руководить, по мере сил, русскую молодежь на этом пути. Мы знали Россию старую и видим ее обновленную. Мы в состоянии постигнуть тот неизмеримый шаг, который совершен в столь короткое время, и можем, как очевидцы и деятели, сказать, что не легкомысленными увлечениями и не разрушительными теориями подвигается вперед дело свободы, а созревшею мыслью и самоотверженным служением отечеству, на каком бы поприще мы ни находились. Этому же нас учит и наука. Предложить русскому юношеству совместный плод научной работы и жизненного опыта, для руководства в будущей общественной деятельности - такова цель настоящей книги. Насколько мне удалось исполнить эту задачу, не мне судить. Я отвечаю за одно: за искреннее отношение к делу, а многолетний опыт убедил меня, что искреннее слово, обращенное к молодым сердцам, никогда не пропадет даром.

Село Караул. 15 сентября 1881 г.

ВСТУПЛЕНИЕ

Современное человечество стоит перед роковым вопросом. Тысячи голосов с фанатическим одушевлением повторяют на разные лады, что весь существующий общественный строй основан на неправде, а потому должен рушиться. Те начала, которыми человеческие общества жили в течение тысячелетий, которые они завоевали и упрочили своею деятельностью и своею кровью, признаются только временными историческими явлениями, долженствующими уступить место иному, лучшему будущему. Обделенные доселе массы требуют себе участия в жизненных благах, и это участие, по уверению их сторонников, может быть дано им лишь путем глубокого, коренного переустройства всех основ общественного быта. Смелые умы громко провозглашают эти учения, иные в виде страстной проповеди, другие в более или менее научной форме, и за ними, дружными полчищами, идут рабочие массы, грозя ниспровержением всему, что с таким трудом было воздвигнуто человечеством. С самых университетских кафедр раздаются голоса, которые вторят этому направлению. Слабодушные считают нужным входить с ним в сделку; более решительные прямо переходят на его сторону и создают целые научные системы, основанные на новых началах.

Современный человек стоит в раздумье. Сомнение охватывает его относительно настоящего, трепет и страх насчет будущего. Все, что ему дорого, колеблется в самых основах. Он спрашивает себя: не нарушает ли он первых начал справедливости и самых священных своих обязанностей, когда он указанными законом путями приобретает себе материальный достаток, когда он украшает свою жизнь и старается упрочить благосостояние своих детей? Перед картиною бедствий, постигающих низшие классы, ввиду беспрестанно раздающегося хора проклятий, он готов сознаться, что воздвигнутое веками здание достроено на неправде; он почти уверен, что оно должно рушиться. А между тем он не видит ничего, чем бы оно могло быть заменено. Если разрушительная деятельность выступает с неимоверною отвагою, то созидающие начала представляются лишь в самых смутных очертаниях. Существующее не дает им ни малейшей точки опоры, и строй будущего общества, который с таким фанатизмом проповедуется массам, является пока не более как мечтою, не имеющею никакого отношения к действительности. Сами предводители нового движения не обманывают себя на этот счет. Они громогласно взывают к своим последователям: "разрушайте, а там уже что-нибудь создастся само собою!" Современное человечество стоит как бы перед глубокою пропастью, в которую оно ежеминутно готово опрокинуться; но дна этой пропасти никто не видит, и какая участь может постигнуть нас при этом падении, никому неизвестно. Мрак в настоящем и еще больший мрак в будущем, таково положение нынешнего поколения.

Дело науки - внести свет в эти вопросы. Сомнения могут быть рассеяны и изуверство может быть побеждено только исследованием законов, которыми управляются человеческие общества. И для этого наука должна употребить все свои средства и орудия. ибо задача касается всех сторон человеческого существования.

Возбужденный ныне социальный вопрос был приготовлен теми политическими переворотами, которые изменили весь строй старой Европы. Средневековой порядок, основанный на привилегиях, рушился; провозглашены были начала всеобщей свободы и равенства. Скоро, однако, оказалось, что юридическая свобода и равенство не обеспечивают благосостояния масс. Миллионы пролетариев, при полной свободе, все-таки остаются без куска хлеба или пользуются самым скудным пропитанием. Прежний антагонизм между привилегированными и непривилегированными сословиями заменился антагонизмом между богатыми и бедными, между капиталистами и рабочими. С политической почвы борьба перешла на почву экономическую. Но в свою очередь, экономическая наука не в состоянии одна разрешить эту задачу, ибо экономический порядок тесно связан с юридическими началами. Пока существуют признанные всеми основания собственности, договора, наследства, до тех пор бесполезно говорить о какой бы то ни было коренной перемене существующих экономических отношений; последние неизбежно вытекают из первых. Вследствие этого экономическая наука при обсуждении социальных вопросов необходимо вступает в область права. Новейшие учебники политической экономии содержат в себе целые трактаты о чисто юридических учреждениях. С другой стороны, вопрос социальный является по преимуществу вопросом нравственным, ибо забота о благосостоянии низших классов представляется нравственным требованием. Отсюда обнаруживающееся в настоящее время стремление переделать всю политическую экономию на основании нравственных начал. Наконец, всего важнее в этом деле вопрос о значении и целях государства. Иные ожидают от него водворения всеобщего благоденствия; другие, напротив, совершенно его отрицают и только в его разрушении видят исходную точку нового, лучшего порядка вещей. Одним словом, задача требует всестороннего исследования общественных отношений, а из этого, в свою очередь, рождается стремление к объединению различных общественных наук.

Очевидно, однако, что одна опытная наука не в состоянии достигнуть этой цели. Опыт дает нам только то, что есть, а здесь вопрос идет о том, что должно быть. Сколько бы мы ни изучали народное хозяйство, право и государство в их проявлениях, мы из этого не поймем, соответствуют ли эти проявления тем высшим началам правды и добра, которые лежат в душе человека и которые он стремится осуществить в своей жизни. Эти начала могут быть выяснены единственно философиею, которая вследствие того становится высшим мерилом всех общественных отношений. Это признается и теми современными экономистами, которые, не ограничиваясь чисто промышленного областью, пытаются разрешить общественные вопросы в их совокупности. "Необходимость принципиальных исследований о правильном распределении народного дохода, - говорит Адольф Вагнер, - и потребность установить, по крайней мере для каждого века и народа,идеальную цель этого распределения, при постоянной оценке его действия на совокупную народную жизнь, может служить доказательством, что политическая экономия должна заниматься не только вопросом о том: что есть? но и вопросом о том: что должно быть? а потому должна не только изображать известные формы развития, но и требовать известных форм развития, воззрение, которое в дальнейших своих последствиях ведет к отрицанию различия между теориею народного хозяйства и хозяйственною политикою, а равно несовместно сисключительным признанием методы наведения в политической экономии"*. Вагнер тут же указывает на внутреннюю связь вопроса о распределении богатства с философиею права и политикою и увещевает исследователей не пугаться предостережений от идеологии, хотя бы они исходили от такого человека, как Рошер. В другом месте он говорит, что "политическая экономия и философия права должны смотреть друга на друга как на вспомогательные науки. Мы нуждаемся в философии права, продолжает он, особенно в вопросах о принципиальной необходимости государства для человеческого сожительства, о ведомстве государства, или о его целях, а также о границах его деятельности в отношении к области, присвоенной отдельному лицу и частным союзам, о правомерности принуждения в приложении к личной воле, об устроении государством личной свободы и собственности, о проведении начала распределяющей правды в распределении народного дохода и в податях" (ibid. Grundlegung, стр. 243).

______________________

* Lehrbuch der politischen Oekonomie von К. Н. Rau. Vollslandige Neubearbeitung von Ad. Wagner und E. Nasse. 1876. I. Band. Grundlegung. S. 117 примеч. Впоследствии я буду не раз ссылаться на это сочинение.

______________________

Та же потребность в философии чувствуется и юристами, посвящающими свою жизнь изучению положительного права и его истории. Издавая свое философское исследование о "Цели в праве", Иеринг говорит: "Задача этой первой части перенесла меня в такую область, где я не более как дилетант. Если я когда-либо сожалел о том, что пора моего развития пала в период, когда философия была в загоне, так это именно при написании настоящего сочинения. Что тогда, под неблагоприятным влиянием господствующего направления, было упущено молодым человеком, того созревший не мог уже нагнать"*. И точно, читая книгу Иеринга, нельзя не пожалеть об этом упущении. Она служит поучительным примером того, как может заблуждаться даже значительный талант, при громадных сведениях, когда ему недостает философской подготовки. Мы это увидим впоследствии.

______________________

* Ihering R. Der Zweck im Recht. Vorrede VII-VIII.

______________________

Чистые социалисты, в этом отношении, имеют преимущество перед своими противниками. Светила новейшего социализма, Лассаль и Карл Маркс, вышли из философской школы, и если они, извращая начала Гегеля, употребляют их как средства для вовсе не научных целей, то опровергнуть их опять же возможно только с помощью философии, которая одна способна обнаружить несостоятельность их доводов. Без основательного философского образования едва ли даже возможно понять надлежащим образом их аргументацию. Этим в значительной степени объясняется то влияние, которое они имеют на неподготовленные умы.

Таким образом, со всех сторон пробуждается потребность в философии. И политико-экономы и юристы взывают к ней, требуя от нее руководящих начал, ожидая от нее света для выяснения высших вопросов человеческого общежития. Но в состоянии ли современная философия удовлетворить этим требованиям?

Известно, в каком положении она находится в настоящее время. После периода неимоверного умственного движения наступила та пора упадка, о которой говорит Иеринг. Человеческий ум, неудовлетворенный результатами чистой метафизики, кинулся на другую дорогу и начал исследование с противоположного конца. Увлечение опытным знанием заменило увлечение философскими теориями. Потребность в объединении познаваемых явлений не иссякла в человеке; но думали удовлетворить этой потребности, не прибегая к метафизике или ставя ее в служебное отношение к опыту. Одни отправлялись от внутреннего опыта, другие от внешнего, и на этих основаниях строили системы, имевшие претензию объяснить явления природы и духа. Все это, однако, не могло привести ни к чему, ибо опыт не в состоянии заменить философии. В отчаянии стали отрывать из старого арсенала давно заржавевшие оружия. Начали выдвигать забытых, второстепенных и даже третьестепенных философов, провозглашая их светилами первой величины. Так внезапно получили огромную репутацию Краузе, Гербарт, Шопенгауэр, тогда как величайшие мыслители, менее доступные неискусившимся в философии умам, оставались в пренебрежении. Но конечно, этот товар второй руки не мог удовлетворить ученых исследователей. Так например, Ад. Вагнер, несмотря на свое увлечение школою Краузе, соблазнившею его пустым словом органический, которым злоупотребляют философы этого направления, сознается, что эта школа остается при неопределенных общих местах и что она не только не разрешает настоящих трудностей, но даже не понимает и не формулирует их*. Иеринг с своей стороны, развивая начало цели, указывает на исследования Тренделенбурга как на лучшее, что ему удавалось встретить об этом предмете; однако и тут, по собственному его сознанию, он не нашел ничего, что бы выяснило ему значение цели для человеческой воли**. Нередко встречаются и такие ученые, которые, как Шеффле, черпая отовсюду, стараются сочетать самые разнообразные современные воззрения, поставляя рядом Лотце, Спенсера, Дарвина; но из этого выходит уже такой хаос, в котором человек, привыкший к последовательности мыслей, не в состоянии найти никакой связи.

______________________

* Lehrbuch der politischen Oekonomie... Grundlegung. S. 242-243.
** Ihering R. Указ. соч. Vorrede, VI-VII.

______________________

Наконец, многие доселе еще не понимают необходимости философии для объединения знания или принимают за философию се отрицание. Сюда принадлежит большинство так называемых социологов, а также социалистов и социал-политиков, наводняющих современную литературу массою не переваренных сочинений, которые свидетельствуют только о печальном умственном состоянии современных обществ. Цель этих писателей состоит в сведении к общим началам всех общественных явлений. К этому можно идти двояким путем: начиная сверху или начиная снизу. В первом случае надобно искать твердых философских начал, и к этому, рано иди поздно, приходит всякий серьезный исследователь, откуда бы он ни отправлялся. Во втором случае надобно сначала утвердить на прочных основаниях отдельные науки и затем уже восходить выше, стараясь восполнять одни другими. Но ни того, ни другого мы не видим в современной социологии. О философии нет речи, отдельные же науки оставляются в стороне. Не утруждая себя изучением частностей, исследователь прямо, одним скачком, приступает к рассмотрению общества как совокупного целого. Таким образом создается синтез помимо анализа, и даже помимо всяких начал, способных дать синтезу надлежащее основание. Очевидно, что из такого приема может выйти лишь здание, построенное на воздухе и разлетающееся при первом дуновении ветра.

К довершению нелепости, хотят из чистого опыта вывести идеал для будущего. Когда естествоиспытатели исследуют явления, опираясь исключительно на опыт, они не осуждают природы, не изобретают для нее новых путей, а признают раскрываемые опытом законы как нечто необходимое и неизменное. Только в силу этого предположения они достигают твердого знания. В области же общественных наук приверженцы опытного знания считают возможным отрицать как заблуждение все настоящее и прошедшее, то есть единственное, что может дать им точку опоры, и рисовать картину будущего, не имеющую никакого основания в опыте, и еще меньшее в философии. Кроме пустой фантазии, из этого, разумеется, ничего не может выйти. Идеал без философии и без опыта не что иное, как утопия. Тут остается только спросить: кто одержим безумием, человечество ли, которое, повинуясь законам своей природы, идет по известному пути, или мыслитель, осуждающий этот путь? Ответ не может быть сомнителен.

При таком состоянии науки что же остается делать исследователю? Европейский ученый знает, что ему в этом случае надобно делать: он сам предпринимает исследования и представляет результаты своего труда на суд современников. Для нас, Русских, при нашей малой научной подготовке, дело представляется гораздо более затруднительным. Мы привыкли выбирать себе какой-нибудь современный кумир и затем уже слепо идти за ним, не разбирая, куда он нас ведет. Чем новее и чем одностороннее воззрения этого кумира, тем более мы склонны ему повиноваться. К сожалению, таких божков, с утвердившеюся репутациею, в настоящее время не обретается, и те, которые всего более находят себе поклонников, всего менее имеют значении для науки. Даже ученых, прославившихся своими исследованиями в специальных частях, приходится остерегаться, когда дело идет об общих вопросах, ибо как 'только они выходят из своей специальности, так они, лишившись твердой точки опоры, теряют равновесие и совершают самые фантастические скачки. Кто хочет составить себе общий взгляд на вещи, тому, волею или неволею, приходится исследовать самому. Предаться внешнему течению значит погрузиться в хаос.

Современный исследователь не лишен, однако, всякого руководства. Несмотря на шаткость господствующих направлений, он не принужден начинать все сызнова, отправляясь чисто от самого себя. Если в мутных водах современного потока он нигде не найдет твердой земли, то захватывая глубже, он обретет незыблемую почву, на которой он может утвердиться. Человечество недаром работало в течение тысячелетий. Оно многое выяснило и установило, как относительно формы, так и относительно содержания науки. Оно выяснило те приемы, которым надобно следовать, и результаты, которые достигаются тем или другим путем. В искании философских начал мы, конечно, не можем уже довольствоваться тою или другою готовою системою: в настоящее время нет системы, которая могла бы иметь притязание на мировое значение. Но все прошедшие и настоящие философские системы связываются в одну историю философии, которая раскрывает нам законы развития человеческой мысли и тем самым дает нам твердую точку опоры для познания мысли в ее существе и в ее проявлениях.

С другой стороны, философские начала должны найти подтверждение в жизни; умозрение должно оправдываться опытом. И тут мы для общественных наук можем обрести прочное основание. Всемирная история представляет нам самое обширное поле для изучения, и если мы не будем увлекаться предвзятым направлением и все судить с точки зрения любимой своей мечты, то и здесь мы найдем непреложные законы, которые осветят нам путь и укажут цель, к которой следует идти.

Философия и история, умозрение и опыт - таковы орудия и пути, которые представляются исследователю человеческого общежития, когда он пытается объединить все относящиеся к этой области явления. Задача, без сомнения, громадная, требующая весьма значительной работы. Можно даже сомневаться, возможна ли она в настоящее время. Но если окончательное решение общественных вопросов, при современном состоянии науки, едва ли достижимо, то можно, по крайней мере, свести к общему итогу то, что выработано доселе. А в этом именно состоит насущная потребность современного человечества. Материала собрано много, но он представляется в хаотическом беспорядке. Нужно озарить его светом мысли, устранить воззрения, не имеющие научного значения и утвердить то, что уже добыто наукою, на незыблемых основах умозрения и опыта. Такая задача потребует работы более нежели одного поколения; но она достойна занять лучшие умы современности.

Устанавливая свою точку зрения на почве всемирного развития философии и истории, развития, совмещающего в себе всю совокупность элементов человеческого духа, как метафизических, так и опытных, исследователь неизбежно принужден ратовать против односторонних направлений, в какую бы сторону они ни проявлялись. В человеческих обществах противоположные течения мысли последовательно сменяют друг друга наподобие моды. Так, двадцать пять лет тому назад, в России и на Западе, общее направление умов было враждебно государству. Все должно было исходить из свободного движения общественных сил. Всякое вмешательство государства отвергалось как беззаконие и тирания. О централизации, даже в самых умеренных размерах, не смели и заикнуться; регламентация считалась преступлением. В значительных журналах ученые люди серьезно утверждали, что государство имеет право сказать: не трогай, но не имеет права сказать: давай. В то время, о котором нынешнее молодое поколение уже не помнит, приходилось доказывать, что государство есть что-нибудь; надобно было восставать против безграничного развития индивидуализма. И на это, по крайней мере в России, требовалась некоторая доля смелости: надобно было идти на то, чтобы прослыть государственником, казенным публицистом, отсталым человеком. В настоящее время движение пошло вспять; теперь приходится, наоборот, доказывать, что государство не все, и что индивидуализм имеет свою, законно принадлежащую ему сферу, в которую государство не вправе вторгаться; приходится бороться с обратным течением, опять же под опасением прослыть за отсталого человека. Ныне над самым государством воздвиглось новое чудовище, общество, которое прежде считалось совокупностью свободных сил, но теперь является каким-то таинственным лицом, поглощающим в себе не только государство, но и частную сферу, лицом, все направляющим к своим собственным целям и не допускающим никакого самостоятельного проявления жизни. В сущности, это - то же государство, только под другим названием и с гораздо более обширным ведомством. От этого молоха, которому так называемые передовые мыслители готовы все принести в жертву, приходится оберегать самое драгоценное достояние человечества - свободу и все, что связано с свободою. Рассеять туман, которым облекаются эти вопросы, обнаружить ту пустоту, которая скрывается под пышными фразами. составляет существенную задачу современной науки.

Нет сомнения, что наука исполнит эту задачу. Не пройдет двадцати пяти лет, и снова мы увидим поворот общественного мнения. Опять те, которые плывут с современным течением, забывши о прошлом, будут ратовать против государства, видеть в нем величайшего врага общественной свободы и стараться всеми мерами ограничить его деятельность. И тогда, как теперь, люди, твердо стоящие на научной почве, будут тщетно стараться воздержать современное увлечение, подвергаясь за то всевозможным нареканиям и озлоблению. Но научное сознание носит в себе и свое утешение. Оно вселяет твердую уверенность, что точка зрения, остающаяся незыблемою среди противоположных крайностей, непременно восторжествует, ибо она одна согласна с законами человеческого духа и с порядком и преуспеянием человеческих обществ. Истинная задача науки состоит именно в том, чтобы, при колебании умов в противоположные стороны, указать место и значение каждого элемента в совокупности общественной жизни.

При таких условиях сочинение, которое имеет в виду разъяснить важнейшие общественные вопросы, неизбежно должно получить характер в значительной степени полемический. Чем большему сомнению подвергаются самые, по-видимому, твердые основы общественного порядка, тем необходимее обличить несостоятельность всех направляемых против него возражений, ибо только через это истинные начала выставляются в настоящем свете и обнаруживается согласие их с законами разума и жизни. Дело идет не о том, чтобы воздвигнуть новое здание, а о том, чтобы созидаемое веками здание защитить от безумных нападок. Мы живем в эпоху софистики, а потому, волею или неволею, мы принуждены на каждом шагу ратовать против софистики. В этом отношении настоящее время представляет значительное сходство таковым же явлением в древней Греции. И там, между двумя философскими периодами, было переходное время, в котором софистика, наука относительного, господствовала безгранично. И тогда мыслителям, понимавшим истинные потребности знания, приходилось вести горячие споры. Платон, в своих разговорах, оставил нам бессмертные образцы подобной полемики. Но тогда задача была проще: нужно было только выяснять понятия. Теперь же накопился громадный материал, который необходимо осилить. Когда противники ссылаются на опыт, то надобно показать, что всесторонний опыт вовсе не оправдывает тех выводов, которые стараются из него извлечь, а, напротив, ведет к совершенно противоположным заключениям. Но через это, сочинение, которое полагает себе целью всестороннее разъяснение вопросов, по необходимости получает груз, не всегда удобоваримый. Нужен некоторый умственный труд, чтобы пробиться сквозь ту сеть софистических уловок и ложного толкования фактов, которыми опутана современная мысль. Читатель извинит это неизбежное посягательство на его терпение. Истина не дается человеку даром; так же, как хлеб насущный, он добывает ее в поте лица, и только упорно работающий достоин вкусить ее плоды.