Как метафоры привносят в форму значение

Речь человека выстраивается линейно: некоторые слова в предложе­нии произносятся раньше, а некоторые — позже. Так как существует связь между речью и временем, а время метафорически концептуализуется в терминах пространства, для человека естественно метафори­чески осмыслять язык в терминах пространства. Наша система пись­ма еще больше закрепляет такой способ концептуализации. Когда мы записываем предложение, нам еще проще концептуализовать его как пространственный объект со словами, расположенными в линейной по­следовательности. Благодаря этому, наши пространственные концепты естественно приложимы к языковым выражениям. Мы знаем, какое сло­во занимает первую позицию в предложении, расположены ли два слова близко друг к другу или далеко, насколько какое-то слово длиннее или короче по сравнению с другими.

Так как мы концептуализуем языковую форму в пространственных терминах, некоторые пространственные метафоры могут непосредствен­но использоваться по отношению к форме предложения, осмысляемой в пространственных категориях. Это с неизбежностью создает прямые связи между формой и содержанием, основанные на общих метафорах понятийной системы человека. Такие связи показывают, что отноше­ния между формой и содержанием не произвольны, и некоторая часть смысла предложения может непосредственно мотивироваться его фор­мой. Как утверждал Дуайт Болинджер (1977), точные парафразы обычно невозможны, потому что так называемые парафразы различны по форме. Теперь мы можем предложить объяснение этому положению:

— Мы ориентируем языковые формы в пространстве.

— Пространственные метафоры приложимы к языковым формам, так как они ориентированы в пространстве.

~ Языковые формы сами по себе наделены содержанием благодаря простран­ственным метафорам.

Чем больше формы, тем больше содержания

Например, метафора КАНАЛА СВЯЗИ устанавливает пространственные отношения между формой и содержанием: ЯЗЫКОВЫЕ ВЫРАЖЕНИЯ — ЭТО

ВМЕСТИЛИЩА (LINGUISTIC EXPRESSIONS ARE CONTAINERS), а ИХ значения -, содержание этих вместилищ. Если имеющееся вместилище маленькое, TQ ожидается, что его содержимое также незначительно. Если имеющееся вместилище большое, то обычно ожидается, что и его содержимое велико. Применяя это к метафоре КАНАЛА СВЯЗИ, мы получаем искомый принцип

MORE OF FORM IS MORE OF CONTENT.

ЧЕМ БОЛЬШЕ ФОРМЫ — ТЕМ БОЛЬШЕ СОДЕРЖАНИЯ.

Как будет показано, это очень общий принцип, который, как кажется часто встречается в языках мира, и этому есть естественные объяснения Хотя метафора КАНАЛА СВЯЗИ распространена достаточно широко, мы не знаем, универсальна ли она. Можно, однако, ожидать, что какая-то метафорическая ориентация языковых форм в пространстве есть в любом языке и, каковы бы ни были детали этого, неудивительно, если такие соответствия по количеству будут обнаружены.

Пример принципа ЧЕМ БОЛЬШЕ ФОРМЫ — ТЕМ БОЛЬШЕ СОДЕРЖА­НИЯ в английском языке — это итерация:

Не ran and ran and ran and ran. Он бежал, бежал, бежал, бежал.

которая указывает на более долгий (больший) процесс бега, чем просто

Не ran. Он бежал.

Аналогично фраза

Не is very very very tall.

Он очень-очень-очень высокий.

указывает, что он выше, чем в предложении

Не is very tall. Он очень высокий.

Тот же эффект может иметь удлинение гласной. Высказывание

Не is bi-i-i-i-ig!

Он та-а-а-акой высокий!

указывает, что он выше, чем когда вы говорите просто

Не is big. Он высокий.

Многие языки мира в этих случаях используют морфологические среД" ства редупликации, т. е. повторение одного или двух слогов, а также целого слова. Насколько мы знаем, все случаи редупликации в языках мира " это примеры, когда БОЛЬШЕ ФОРМЫ означает БОЛЬШЕ СОДЕРЖАНИЯ. Наиболее типичные средства выражения этого отношения таковы:

Редупликация в существительном превращает единственное число во множественное или собирательное.

Редупликация в глаголе указывает на продолженность или законченность.

Редупликация в прилагательном указывает на интенсификацию или увели­чение.

Редупликация в слове, означающем что-то маленькое, означает еще большее уменьшение.

g более общем виде это можно сформулировать так:

Существительное означает объект определенного вида.

Более длинное существительное означает больше объектов этого вида.

Глагол означает действие.

Более длинный глагол означает больше действия (возможно, вплоть до за­вершения действия).

Прилагательное означает качество.

Более длинное прилагательное означает больше качества.

Слово означает нечто маленькое.

Более длинное слово означает нечто еще меньшее.

Близость — это сила влияния

В английском языке есть еще более сложный пример того, как метафора позволяет использовать форму для выражения значения (возможно, это средство есть и в других языках, хотя детальные исследования не проводились). В английском языке представлена конвенциональная метафора

БЛИЗОСТЬ - ЭТО СИЛА ВЛИЯНИЯ. Таким образом, предложение

Who are the men closest to Khomeini? Кто ближе всех к Хомейни?

означает

Who are the men who have the strongest effect on Khomeini? Кто имеет самое сильное влияние на Хомейни?

Здесь метафора имеет чисто семантический эффект, связанный со зна­чением слова close 'близкий'. Однако метафора может также использоваться по отношению к синтаксической форме предложения. Возможность этого заложена в функциях синтаксиса: синтаксические отношения ука­зывают, насколько два выражения БЛИЗКИ друг к другу. Здесь уже речь идет о близости форм.

Эту метафору можно использовать, характеризуя связь между фор­мой и значением, следующим образом:

Если значение формы А влияет на значение формы В то, чем БЛИЖЕ форма А к форме В, тем СИЛЬНЕЕ будет ВЛИЯНИЕ значения А на значение В.

Например, сентенциальное отрицание типа not «не» отрицает предика как в предложениях типа

John won't leave until tomorrow. Джон не уедет до завтра.

Форма n't «не» влияет на отрицание предиката leave.

В английском языке есть правило, иногда называемое передвиже­нием отрицания, которое переносит отрицание от глагола, который оно логически отрицает; например:

Mary doesn't think he'll leave until tommorow. Мери не думает, что он уедет до завтра.

Здесь isn't «не», скорее, логически отрицает leave 'уезжать', чем think 'думать'. У этого предложения приблизительно такой же смысл, как и у фразы

Магу thinks he won't leave until tomorrow. Мери думает, что он не уедет до завтра, за тем исключением, что в первом предложении, где отрицание стоит ДАЛЬШЕ (FURTHER AWAY) от leave 'уезжать', отрицание СЛАБЕЕ. Во втором предложении, где отрицание БЛИЖЕ, отрицание СИЛЬНЕЕ.

Карл Циммер (в личной беседе) заметил, что тот же принцип лежит в основе семантических различий между такими формами, как

Harry is not happy.

Гарри не счастлив.

versus

Harry is unhappy. Гарри несчастлив.

Отрицательный префикс un-/не- ближе к прилагательному happy 'счаст­лив', чем отдельно стоящее слово not/не. Отрицание более сильно в пред­ложении Harry is unhappy, чем во фразе Harry is not happy. Unhappy значит sad 'печален', a not happy 'не счастлив' может быть интерпретировано в нейтральном смысле — ни счастлив, ни печален, а где-то посередине. Это типичное различие между словами-отрицаниями и отрицательными аффиксами в английском и других языках.

Та же метафора представлена и в следующих примерах:

I taught Greek to Harry.

Я преподавал греческий Гарри.

I taught Harry Greek.

Я преподавал Гарри греческий.

Для второго предложения, где taught и Harry расположены ближе' допущение, что Гарри действительно выучил то, чему его учили, кажется более вероятным, т.е. преподавание оказало на него влияние. Имеются и более тонкие примеры:

метафоры привносят в форму значение

I found that the chair was comfortable. Я счел, что стул удобный.

I found the chair comfortable. Я счел стул удобным.

Второе предложение указывает на то, что я обнаружил, что стул удобный, основываясь на своем собственном опыте — сев на него. Первое же пред­ложение оставляет возможность такой интерпретации, при которой мое заключение о свойствах стула получено не непосредственно, а, скажем, в результате опроса людей или осмотра. Во втором предложении фор­ма I БЛИЖЕ к формам the chair и comfortable. Синтаксис предложения указывает на непосредственность опытного взаимодействия со стулом, в процессе которого был сделан вывод о том, что стул удобный. Чем БЛИЖЕ форма I к формам the chair и comfortable, тем более непосред­ственен опыт. Здесь воздействие синтаксиса заключается в том, чтобы указать на непосредственность опыта, а БЛИЗОСТЬ указывает на СИЛУ ВОЗДЕЙСТВИЯ. Данное явление подробно рассмотрено для английского языка Боркиным (в печати).

Ту же метафору мы видим в следующих примерах:

Sam killed Harry. Сэм убил Гарри.

Sam caused Harry to die. Сэм вызвал смерть Гарри.

Если описывается одиночное событие, как в первом предложении, тогда каузация некоторого положения дел происходит более прямо. Во втором предложении каузация опосредованная или отдаленная, она разделена на два отдельных события: смерть Гарри и то, что Сэм сделал, чтобы Гарри умер. Если нужно указать на еще более опосредованную каузацию, можно сказать:

Sam brought it about that Harry died. Сэм был причиной того, что Гарри умер.

То воздействие, которое оказывает синтаксис в этих предложениях, заключается в том, чтобы указать, насколько непосредственна причинная связь между тем, что сделал Сэм, и тем, что произошло с Гарри. Здесь проявляется следующий принцип:

Чем БЛИЖЕ форма, указывающая на КАУЗАЦИЮ, к форме, указывающей на РЕЗУЛЬТАТ, тем СИЛЬНЕЕ причинная связь.

Во фразе Sam killed Harry для указания на КАУЗАЦИЮ и РЕЗУЛЬТАТ (смерть) используется только одна форма — слово kill. Формы, выражающие данные смыслы, настолько близки, насколько это вообще возможно: одно слово включает оба смысла — КАУЗАЦИЮ и РЕЗУЛЬТАТ. говорит о том, что причинная связь максимально сильная: одно событие. В предложении Sam caused Harry to die для указания на КАУЗАЦИЮ и РЕЗУЛЬТАТ используются два разных слова — cause и die. Это говорит о том, что связь между каузацией и результатом уже не такая сильная, как могла бы быть — каузация и результат не являются частями одного и того же события. Во фразе Sam brought it about that Harry died представлено два предложения: Sam brought it about и that Harry died что указывает на еще большее ослабление причинной связи.

Резюмируя, можно сказать, что во всех рассмотренных случаях раз­личие в форме указывает на тонкое различие в значениях. Сущность этих нетривиальных различий объясняет метафора БЛИЗОСТЬ — это сила ВЛИЯНИЯ, причем БЛИЗОСТЬ относится к элементам синтаксиса предло­жения, а СИЛА ВЛИЯНИЯ — к его значению. БЛИЗОСТЬ связана с формой, СИЛА влияния со значением. Таким образом, метафора Близость — это СИЛА ВЛИЯНИЯ, будучи частью обычной понятийной системы человека, может функционировать на основе чисто семантических категорий, как в предложении Who are the men closest to Khomeini?, а может связывать форму со значением, так как БЛИЗОСТЬ может указывать на отношение между двумя формами в предложении. Нетривиальные оттенки значе­ния, которые мы наблюдали в рассмотренных примерах, объясняются не особыми правилами английского языка, а метафорой, которая в нашей понятийной системе используется по отношению к форме языка.

Ориентация я-первый

Купер и Росс (1975) установили, что совокупность знаний о прототипическом представителе нашей культуры определяет ориентацию концептов в понятийной системе человека. Канонический член социума представ­ляет собой точку отсчета, и огромное количество концептов понятийной системы выстраивается друг относительно друга с учетом сходства или несходства с прототипическим членом социума. Так как люди обычно функционируют в прямой вертикальной позиции, смотрят и движут­ся вперед, большую часть своего времени тратят на какие-то действия, считают себя, в основном, хорошими, у нас есть в опыте основания, чтобы рассматривать себя ориентированными скорее ВВЕРХ, чем ВНИЗ, направленными скорее вперед, чем назад, более активными, нежели пассивными, скорее хорошими, чем плохими. Так как мы находимся там, где мы есть, и существуем в настоящем, мы воспринимаем себя находящимися скорее ЗДЕСЬ, чем ТАМ, и скорее СЕЙЧАС, чем ТОГДА. Это определяет то, что Купер и Росс назвали ориентацией Я-ПЕРВЫЙ: ВЕРХ, вперед, активный, хороший, здесь и СЕЙЧАС - все эти категории ориентированы на канонического члена социума; а категории ВНИЗ, НА­ЗАД, пассивный, плохой, там и тогда противопоставляются свойствам типичного члена социума.

Такая ориентация культурного характера коррелирует с имеющи­йся предпочтениями в порядке слов в некоторых словосочетаниях английского языка:

Более стандартно Менее стандартно

up and down down and up

'вверх и вниз' 'вниз и вверх'

front and back back and front

'вперед и назад' 'назад и вперед'

active and passive passive and active

'активный и пассивный' 'пассивный и активный'

good and bad bad and good

'хороший и плохой' 'плохой и хороший'

here and there there and here

'здесь и там' 'там и здесь'

now and then then and now

'сейчас и тогда' 'тогда и сейчас'

Общий принцип здесь таков: слово со значением, БОЛЕЕ БЛИЗКИМ свой­ствам прототипического члена социума, идет ПЕРВЫМ.

Этот принцип устанавливает связь между формой и содержанием. Как и другие принципы, которые мы уже рассматривали, он также является следствием метафоры, принадлежащей обычной понятийной системе человека: nearest is first/наиболее близкий — это первый. Например, предположим, что вы указываете на кого-нибудь на картине. Если вы говорите

The first person on Bill's left is Sam. Первый слева от Билла — Сэм.

вы имеете в виду

The person who is on Bill's left and nearest to him is Sam.

Человек, который стоит слева от Билла и ближе всех к нему, это — Сэм.

Подведем итог: так как речь имеет линейный характер, мы постоян­но должны выбирать, какие слова сказать первыми. При прочих равных Условиях при выборе между вариантами up and down и down and up, мы автоматически выбираем up and down. Из двух концептов ВЕРХ и Низ категория ВЕРХ ближе свойствам прототипического говорящего. Так как метафора наиболее близкий - это первый входит в понятийную систему человека, слово со значением, БОЛЕЕ БЛИЗКИМ свойствам прототипического говорящего (а именно up), оказывается в ПЕРВОЙ по­зиции. Таким образом, порядок слов up and down лучше согласуется с понятийной системой человека, чем down and up.

Детальное объяснение этого явления и обсуждение обнаруженных контрпримеров см. в (Cooper and Ross 1975).

Согласование на основе метафор в грамматике

Инструмент — это товарищ

Для ребенка естественно, играя с игрушкой, вести себя с ней как с то­варищем, разговаривать с ней, класть на подушку рядом с собой ночью и т. п. Куклы — это игрушки, созданные специально для этих целей Такое же поведение можно заметить и у взрослых, которые обращают­ся с какими-то важными для них инструментами, например машинами и ружьями, как с товарищами, давая им имена, разговаривая с ними и т. п. Соответственно, и в понятийной системе человека есть конвенцио­нальная метафора AN INSTRUMENT IS A COMPANION/ИНСТРУМЕНТ - ЭТО ТОВАРИЩ, что отражается в следующих примерах:

ИНСТРУМЕНТ - ЭТО ТОВАРИЩ

Me and my old Chevy have seen a lot of the country together.

Мы вместе с моим старым Шеви ' проехали большую часть страны.

Q: Who's gonna stop me? Вопрос: Кто остановит меня?

A: Me and my old Betsy here [said by the cowboy reaching for his gun]. Ответ: Я и моя старая Бетси [сказано ковбоем, потянувшимся к своему ружью].

Domenico is going on tour with his priceless Stradivarius. Доменико едет в турне со своим бесценным Страдивари.

Sleezo the Magician and his Magic Harmonica will be performing tonight at the

Rialto.

Волшебник Слизо и его волшебная гармоника выступят сегодня вечером

в Риалто.

Почему предлог with 'с' указывает и на инструментальность, и на сопровождение

Слово with 'с' в английском языке указывает на СОПРОВОЖДЕНИЕ (AC­COMPANIMENT), ср. примеры типа:

I went to the movies with Sally (COMPANION). Я ходил в кино с Салли (ТОВАРИЩ).

То, что именно предлог with, а не какое-нибудь другое слово указывает на идею СОПРОВОЖДЕНИЯ, — это просто произвольное соглашение между носителями английского языка. В других языках на СОПРОВОЖДЕНИЕ называют другие слова (или грамматические средства, например падежные окончания) - таково, например, слово avec во французском языке.

Но не случайно то, что в английском языке именно with выражает и идею

СОПРОВОЖДЕНИЯ, И идею ИНСТРУМЕНТАЛЬНОСТИ (INSTRUMENTALITY),

ср. примеры типа:

I sliced the salami with a knife (INSTRUMENT).

Я резал салями ножом (букв, с ножом) (ИНСТРУМЕНТ).

Причина здесь в том, что понятийная система человека структурирована метафорой инструмент — это товарищ. То, что одно и то же слово означает и сопровождение, и инструментальность, для английского языка оказывается системным, а не случайным. Этот грамматический факт согласуется с понятийной системой английского языка.

Как часто бывает, это особенность не только английского языка. Во всех языках мира — за редкими исключениями — действует следую­щий принцип:

Слово или грамматическое средство, обозначающее СОПРОВОЖДЕ­НИЕ, обозначает также и ИНСТРУМЕНТАЛЬНОСТЬ.

Так как тот опыт, на котором основана метафора ИНСТРУМЕНТ — ЭТО ТОВАРИЩ, судя по всему, универсален, естественно, что этот грам­матический принцип действует в большинстве языков мира. Те языки, для которых этот принцип справедлив, согласуются с данной метафорой; те языки, для которых этот принцип не имеет места, не согласуются с нею. Там, где отсутствует согласование с метафорой ИНСТРУМЕНТ — ЭТО ТОВАРИЩ, вместо этого обычно возникает какое-то другое согласо­вание между концептами. Так, есть языки, в которых идея ИНСТРУМЕНТА выражается формой глагола use 'использовать', или в которых СОПРОВО­ЖДЕНИЕ обозначается аналогом английского слова and 'и'. Это другие, неметафорические способы согласования между формой и значением.

«Логика» языка

Использование одного слова и для идеи инструментальности, и для концепта СОПРОВОЖДЕНИЯ вполне осмысленно. Это создает связи между формой и содержанием, согласованные с концептуальной системой язы­ка. Аналогично имеет смысл использовать для выражения времени таких пространственных предлогов, как in и at (например, in an hour 'через час', at ten o'clock 'в десять часов'), поскольку ВРЕМЯ метафорически кон­цептуализируется в терминах ПРОСТРАНСТВА. Метафоры в понятийной системе указывают на внутренне согласованные и системные связи между концептами. Использование одних и тех же слов и грамматических средств для концептов, имеющих метафорические связи системного характера (например, для ВРЕМЕНИ и ПРОСТРАНСТВА), — это один из путей создания из случайностей «логики» языка, регулирующей соотношение между формой и значением.

Заключение

Нетривиальные различия в значении

Существуют ли парафразы? Могут ли два различных предложения точ­но обозначать одно и то же? Дуайт Болинджер большую часть своей профессиональной деятельности потратил на то, чтобы показать, что это фактически невозможно и что практически любое изменение предложе­ния — порядка слов, словарного состава, интонации или грамматической конструкции — меняет его значение, хотя часто это изменение оказыва­ется очень тонким. Теперь мы можем понять, почему так и должно быть Мы концептуализируем предложения метафорически в простран­ственных терминах, причем языковые формы обладают пространствен­ными свойствами (например, длиной) и выражают пространственные отношения (например, близость). Тем самым пространственные мета­форы, внутренне присущие понятийной системе человека (например БЛИЗОСТЬ — это СИЛА ВЛИЯНИЯ), автоматически структурируют связи между формой и содержанием. Хотя одни части значения предложения являются следствиями некоторых довольно произвольных соглашений в языке, другие части семантики возникают благодаря естественным по­пыткам человека согласовать сказанное с понятийное системой. Эти части семантики предложения включают и форму, в которую мы облекаем то, что говорим, так как эта форма концептуализируется в пространственных терминах.

Регулярность в языковой форме

Мы обнаружили, что метафоры играют важную роль в характеристике регулярности устройства языковой формы. Один из примеров такой регу­лярности — это использование одного и того же слова и для выражения идеи сопровождения, и для передачи идеи инструмента. Этот пример регулярности согласуется с концептуальной метафорой ИНСТРУМЕНТ — ЭТО ТОВАРИЩ. Многое из того, что мы воспринимаем как «естественную» регулярность языковой формы, относится к регулярности, согласованной с метафорами нашей понятийной системы. Рассмотрим, например, то, что воспринимается нами как «восходящая» и «нисходящая» интонация, соответственно, в вопросах и утверждениях.

Эти типы интонации согласуются с ориентационной метафорой НЕИЗВЕСТНОЕ ОРИЕНТИРОВАНО НАВЕРХ; ИЗВЕСТНОЕ — ВНИЗ. Эта концептуальная метафора обнаруживается в примерах типа:

That's still up in the air.

Это все еще «висит» в воздухе.

I'd like to raise some questions about that.

Я хотел бы поднять некоторые вопросы по этому поводу.

метафоры привносят в форму значение

Тhat settles the question.

Это решает (букв, сажает, поселяет) вопрос.

It's still up for grabs.

Это все еще можно заполучить (букв, ухватить вверху).

Let's bring it up for discussion. Давайте вынесем это на обсуждение.

В выражении come up with an answer 'находить ответ в том, что' вопрос концептуализируется, как начинающийся внизу, а заканчивающийся там, где мы находимся, т. е. НАВЕРХУ — именно в этом заключается причина использования глагол come 'приходить'.

Вопросы обычно указывают на то, что неизвестно, поэтому исполь­зование восходящей интонации в вопросах мотивируется метафорой неизвестное ориентировано наверх. По этой же причине использо­вание нисходящей интонации в утверждениях согласовано с метафорой ИЗВЕСТНОЕ ОРИЕНТИРОВАНО вниз. Фактически вопросы с нисходящей интонацией понимаются не как настоящие вопросы, а как риториче­ские вопросы, выражающие утверждение. Например, Will you ever learn? 'Будешь ли ты когда-нибудь учиться?', сказанное с нисходящей интона­цией, — это косвенный способ сказать You'll never learn 'Ты никогда не бу­дешь учиться'. Подобным образом утверждения с восходящей интонацией указывают на неуверенность или невозможность найти смысл в чем-то. Например, Your name's Fred 'Тебя зовут Фред', сказанное с восходящей интонацией, указывает на то, что вы не уверены и хотите подтверждения. The Giants traded Madlock 'Гиганты продали Медлок', сказанное с восхо­дящей интонацией, указывает на неспособность найти в чем-то смысл — это не соответствует ничему, что вы знаете. Все эти примеры использо­вания восходящей и нисходящей интонации согласованы с метафорой НЕИЗВЕСТНОЕ ОРИЕНТИРОВАНО НАВЕРХ; ИЗВЕСТНОЕ — ВНИЗ.

Между прочим, частным вопросам в английском языке свойственна нисходящая интонация, например, Who did John see yesterday? 'Кого Джон видел вчера?'. На уровне догадки можно предположить, что это происходит из-за того, что большая часть содержания частного вопроса уже известна, и только небольшой фрагмент информации считается не­известным. Например, вопрос Who did John see yesterday? 'Кого Джон видел вчера?' предполагает, что Джон кого-то видел вчера. Как и сле­довало ожидать, в тоновых языках интонация в обычном случае вообще не используется для маркировки вопросов, эту функцию выполняют вопросительные частицы. В целом в тех языках, где интонация указывает на различие между вопросами и утверждениями, восходящая интонация соответствует неизвестному (общим вопросам), а нисходящая — известному (утверждениям).

Такие примеры говорят о том, что случаи регулярности соответствия языковой формы и содержания нельзя объяснить исключительно формальными причинами. Многие примеры регулярности получают рациональное объяснение только с точки зрения применения концептуаль­ных метафор к пространственной концептуализации языковой формы Другими словами, синтаксис зависит от значения и в особенности от ме­тафорической стороны значения. «Логика» языка основана на согласо­вании между пространственной формой языка и понятийной системой и в первую очередь метафорами понятийной системы.

Глава 21

Новый смысл

Метафоры, которые мы обсуждали до настоящего момента, относятся к числу конвенциональных метафор, определяющих строение обыденной концептуальной системы нашего общества, которая отражается в по­вседневном употреблении языка. Теперь нам хотелось бы обратиться к метафорам, которые находятся вне нашей конвенциональной понятий­ной системы, — к образным и творческим метафорам. Эти метафоры способны дать нам новое понимание нашего опыта. Тем самым, они могут придать новый смысл нашему прошлому, нашей повседневной деятельности и тому, что мы знаем и в чем убеждены.

Для того, чтобы определить, как это происходит, рассмотрим новую метафору ШУЕ IS A COLLABORATIVE WORK OF ART/ЛЮБОВЬ — ЭТО СОВ­МЕСТНОЕ произведение ИСКУССТВА. Эта метафора, которую мы лично находим особенно действенной и проникающей в суть вещей, подает наш опыт как представителей определенного — нынешнего — поколения и определенной — современной — культуры. Причина в том, что она делает любовные переживания согласованными (coherent), придает им смысл. Нам хотелось бы считать, что новые метафоры придают смысл опыту таким же образом, что и конвенциональные: они обеспечивают структурное согласование, высвечивая одно и скрывая другое.

Новым метафорам, как и конвенциональным, присущи следствия, среди которых могут быть как другие метафоры, так и буквальные утвер­ждения. Например, следствия из метафоры любовь — это СОВМЕСТНОЕ Произведение ИСКУССТВА возникают из наших мнений и представле­ний о том, что значит быть совместным произведением искусства. Наши личные взгляды на работу1) и искусство порождают по крайней мере следующие следствия из этой метафоры:

Love is work. Любовь — это работа.

Love is active. Любовь деятельна.

Love requires cooperation.

Любовь нуждается в сотрудничестве.

Для дальнейшего изложения следует иметь в виду, что в английском тексте словам Работа и произведение соответствует одна лексема work. — Прим. перев.

Love requires dedication.

Любовь нуждается в преданном служении.

Love requires compromise.

Любовь нуждается в компромиссах.

Love requires a discipline. Любовь нуждается в дисциплине.

Love involves shared responsibility.

Любовь предполагает разделение ответственности.

Love requires patience. Любовь нуждается в терпении.

Love requires shared values and goals.

Любовь нуждается в общности ценностей и целей.

Love demands sacrifice. Любовь требует жертв.

Love regularly brings frustration.

Любовь регулярно приносит разочарование.

Love requires instinctive communication. Любовь требует инстинктивного общения.

Love is an aesthetic experience.

Любовь — это эстетическое переживание.

Love is primarily valued for its own sake. Любовь — мера самой себя.

Love involves creativity.

Любовь предполагает творчество.

Love requires a shared aesthetic.

Любовь требует общих эстетических представлений.

Love cannot be achieved by formula. У любви нет готовых рецептов.

Love is unique in each instance.

Любовь уникальна в каждом своем проявлении.

Love is an expression of who you are. Любовь — это зеркало вашей души.

Love creates a reality.

Любовь творит действительность.

Love reflects how you see the world. Любовь отражает ваше видение мира.

Love requires the greatest honesty. Любовь требует величайшей искренности.

Love may be transient or permanent.

Любовь может быть преходящей или же постоянной.

Love needs funding.

Любовь нуждается в финансировании.

Love yields a shared aesthetic satisfaction from you efforts. Ваши совместные усилия в любви приносят взаимное эстетическое удовле­творение.

Одни из этих следствий метафоричны (например, «Любовь — это эстети­ческое переживание»), другие — нет (например, «Любовь предполагает разделение ответственности»). Каждое из этих следствий может иметь свои дальнейшие следствия. В результате возникает разветвленная и со­гласованная сеть следствий, которая в общем и целом может соответство­вать или не соответствовать нашим представлениям о любви, полученным из опыта. Если соответствие есть, то эти представления как воплощения метафоры формируют внутренне согласованное целое. То, что мы воспри­нимаем благодаря такой метафоре, представляет собой своего рода эхо, распространяющееся по сети следствий, которое пробуждает и связыва­ет наши воспоминания о прошлых любовных переживаниях и служит возможным ориентиром для будущих.

Уточним, что мы подразумеваем под «эхом» (reverberation) в мета­форе ЛЮБОВЬ - ЭТО СОВМЕСТНОЕ ПРОИЗВЕДЕНИЕ ИСКУССТВА.

Во-первых, метафора высвечивает одни свойства и в то же время скрывает другие. Например, понятие ПРОИЗВЕДЕНИЕ в выражениях COL­LABORATIVE WORK 'СОВМЕСТНОЕ ПРОИЗВЕДЕНИЕ' И WORK OF ART 'ПРО­ИЗВЕДЕНИЕ ИСКУССТВА' выдвигает на передний план активную сторону любви. Это требует маскировки тех аспектов любви, которые рассмат­риваются как пассивные. Между тем, с точки зрения нашей конвенци­ональной понятийной системы эмоциональные стороны любви факти­чески почти никогда не рассматриваются как поддающиеся контролю со стороны любящих. Даже в метафорах LOVE IS A JOURNEY/ЛЮБОВЬ — это ПУТЕШЕСТВИЕ любовные отношения представляют как средство пе­редвижения, которое не находится под активным контролем любящей пары, так как оно может сбиться с пути, или потерпеть крушение, или вообще никуда не двигаться. В метафоре LOVE IS MADNESS/ЛЮБОВЬ — Это БЕЗУМИЕ (I'm crazy about her 'Я без ума от нее', She's driving me wild Она сводит меня с ума') отражено представление о полном отсутствии контроля в любви. В метафоре love is health/любовь — это здоровье, в которой любовная связь рассматривается как своего рода пациент (It's а healthy relationship 'Это здоровая связь', It's a sick relationship 'Это нездоровая связь', Their relationship is reviving 'Их связь возрождается'), Присущая нашей культуре пассивность по отношению к здоровью перено­сится на любовь. Таким образом, концентрируя внимание на различных аспектах деятельности (например, на концептах WORK 'ПРОИЗВЕДЕНИЕ', РREATION 'ТВОРЕНИЕ', PURSUING GOALS 'ДОСТИЖЕНИЕ ЦЕЛЕЙ', BUILDING созидание', HELPING 'ПОМОЩЬ'), метафора обеспечивает организацию важных элементов любовного опыта, чего наша конвенциональная понятийная система сделать не может.

Во-вторых, из метафоры следуют не просто другие концепты, такие как РАБОТА или PURSUING SHARED GOALS 'ДОСТИЖЕНИЕ СОВМЕСТНЫХ ЦЕЛЕЙ', но весьма специфические аспекты этих концептов. Это не прост0 любая работа, как, например, работа на конвейере по сборке автомобилей это работа, которая требует того тонкого баланса между осуществлением контроля и предоставлением событиям возможности развиваться своей чередой, который присущ художественному творчеству, так как преследу­емая цель является не просто любым видом цели, а общей эстетической целью. И хотя эта метафора может утаивать неконтролируемые стороны любви, раскрываемые метафорой ЛЮБОВЬ — ЭТО БЕЗУМИЕ, она высвечи­вает другой смысл, а именно почти демоническую одержимость, стоящую за присущей нашей культуре связью между талантом и безумием.

В-третьих, поскольку метафора высвечивает важные любовные пере­живания и обеспечивает их связность, и в то же время маскирует другие стороны любовного опыта, она придает любви новый смысл. Если те сущности, которые следуют из метафоры, представляются нам наиболее важными аспектами наших любовных переживаний, тогда метафора мо­жет приобрести статус истины; для многих людей любовь действительно является совместным произведением искусства. И поскольку дело об­стоит именно так, метафора может приобретать эффект обратной связи, направляя наши действия в соответствии со своим содержанием.

В-четвертых, метафоры, следовательно, могут быть уместны потому, что они санкционируют те или иные действия, подтверждают выводы и помогают устанавливать цели. Например, определенные действия, вы­воды и цели, предписываемые метафорой ЛЮБОВЬ — это СОВМЕСТНОЕ ПРОИЗВЕДЕНИЕ ИСКУССТВА, отличаются от аналогичных категорий, сле­дующих из метафоры ЛЮБОВЬ — ЭТО БЕЗУМИЕ. Если любовь — безумие, то я не забочусь о том, что я должен сделать для ее сохранения. Но ес­ли любовь — это произведение, тогда требуется активная деятельность, и если она является произведением искусства, то требуется совершенно особый вид деятельности, а если она еще и совместное произведение, тогда вид деятельности ограничивается и определяется еще точнее.

В-пятых, смысл, который открывает для нас метафора, частично обу­словлен культурно, а частично связан с нашим предшествующим опытом. Значительные культурные различия весьма вероятны, потому что каждое из понятий в обсуждаемой метафоре — искусство, произведение, со­трудничество и ЛЮБОВЬ — может сильно видоизменяться от культуры к культуре. Так что для европейского романтика девятнадцатого века и эскимоса, жившего в Гренландии в то же время, метафора ЛЮБОВЬ " это совместное произведение искусства значила бы совершенно разное. Неизбежны различия и в рамках одной культуры; они основываются на различиях во взглядах людей на работу и искусство.

ЛЮБОВЬ - ЭТО СОВМЕСТНОЕ ПРОИЗВЕДЕНИЕ ИСКУССТВА будет иметь совершенно различный смысл для двух четырнадцатилетних в их первое

свидание и для 3Релои искушенной пары.

В качестве примера того, как радикально может меняться смысл метафоры в рамках одной культуры, рассмотрим некоторые следствия, которые обсуждаемая метафора имеет для лица, взгляды которого на ис­кусство сильно отличаются от наших собственных. Тот, кто оценивает произведение искусства не само по себе, а только как объект демонстра­ции, кто думает, что искусство создает только иллюзии, а не реальность, считал бы следствиями этой метафоры следующее:

Love is an object to be placed on display.

Любовь — это объект, который следует выставлять напоказ.

Love exists to be judged and admired by others.

Любовь существует, чтобы другие могли судить о ней и восхищаться ею.

Love creates an illusion. Любовь создает иллюзии.

Love requires hiding the truth.

Любовь нуждается в сокрытии истины.

Поскольку такому человеку присущ иной взгляд на искусство, обсужда­емая метафора будет иметь для него другой смысл. Если его опыт любви отличается от нашего незначительно, тогда метафора просто не будет соответствовать опыту. Фактически же она будет совершенно неприем­лема. Отсюда следует, что та же метафора, которая придает новый смысл нашим переживаниям, не содержит ничего нового для его опыта.

Другой пример способности метафоры создавать для нас новый смысл появился случайно. Один иранский студент вскоре после приезда в Беркли посещал семинар по метафоре, который вел один из нас. Среди удивительных вещей, обнаруженных им в Беркли, было выражение, ко­торое он слышал много раз подряд и понял как исключительно разумную метафору. Это было выражение the solution of my problems 'разрешение2' моих проблем' — которое он воспринял как большое количество кипящей и Дымящейся жидкости, содержащей все ваши проблемы в растворенном виде и в виде осадка, с катализаторами, постоянно растворяющими одни проблемы (в данный период времени) и осаждающими другие. Он был Ужасно разочарован, обнаружив, что в сознании обитателей Беркли такой химической метафоры нет. И к этому у него были все основания, по­скольку химическая метафора не только красива, но и глубоко проникает в суть вещей. Она позволяет нам взглянуть на проблемы как на сущности, которые никогда полностью не исчезают и не могут быть решены Раз и навсегда. Все ваши проблемы будут существовать всегда, только

Следует иметь в виду, что одно из значений английской лексемы solution связано смыслом 'растворение'. — Прим. перев.

они могут быть разведены и находиться в растворе или же пребывать в твердой форме. Лучшее, на что вы можете надеяться, — это найти катализатор, который растворит одну проблему и не переведет другую в осадок. И поскольку у вас нет полного контроля над последствиями решения, вы постоянно обнаруживаете выпадающие в осадок старые и новые проблемы, а то, что некоторые проблемы все-таки растворяются происходит отчасти из-за ваших усилий, а отчасти независимо от того что вы делаете.

Химическая метафора позволяет нам по-новому взглянуть на че­ловеческие проблемы. Она согласуется с эмпирическим наблюдением согласно которому проблемы, которые мы однажды сочли решенными возникают снова и снова. ХИМИЧЕСКАЯ метафора утверждает, что про­блемы не относятся к тем сущностям, которые могут исчезнуть навсегда. Рассматривать их как сущности, которые могут быть окончательно «ре­шены», бессмысленно. Жить в соответствии с ХИМИЧЕСКОЙ метафорой означало бы принять как факт, что никакая проблема не исчезает на­вечно. Вместо того, чтобы стремиться решить проблемы раз и навсегда, было бы лучше направить усилия на выявление тех катализаторов, кото­рые растворят на наиболее длительный срок самые неотложные проблемы и одновременно не приведут к выпадению в осадок еще более нежела­тельных проблем. Повторное возникновение проблемы рассматривается в этом случае, скорее, как естественное явление, чем неудача в попытке найти «правильный способ ее разрешения».

Жить в соответствии с ХИМИЧЕСКОЙ метафорой значило бы при­знать, что не все проблемы для нас одинаково реальны. Временное решение было бы, скорее, достижением, чем неудачей. Проблемы ста­ли бы, скорее, частью естественного устройства мира, чем болезнями, требующими «лечения». Ваше понимание повседневной жизни и ваше поведение в ней были бы другими, если бы вы жили в соответствии с химической метафорой.

Мы видим в этом убедительное доказательство способности метафо­ры творить реальность, а не просто обеспечивать возможность концепту­ализации уже существующей реальности. Этому не следует удивляться. Как мы видели на примере метафоры СПОР — ЭТО ВОЙНА, существуют естественные виды деятельности (например, спор), которые по своей природе метафоричны. ХИМИЧЕСКАЯ метафора показывает, что наш ны­нешний способ обращения с проблемами представляет собой иной вид метафорической деятельности. В настоящее время большинство из нас интерпретирует проблемы в соответствии с тем, что можно назвать PUZZLE метафорой (метафорой ЗАГАДКИ), согласно которой проблемы представляются ЗАГАДКАМИ, для которых, как правило, имеется верное решение — и будучи однажды решенными, они решаются навсегда - Метафора problems are puzzles/проблемы - это загадки характеризуют нашу нынешнюю реальность. Переход к ХИМИЧЕСКОЙ метафоре характеризовал бы новую реальность.

Однако изменение метафор, согласно которым мы живем, — это отнюдь не легкая задача. Одно дело — сознавать возможности, внутренне присущие ХИМИЧЕСКОЙ метафоре, но совершенно другое и куда более трудное дело — жить в соответствии с нею. Каждый из нас осознанно или неосознанно сталкивается с сотнями проблем (и мы постоянно работаем над разрешением многих из них) посредством метафоры ЗАГАДКИ. В тер­минах метафоры ЗАГАДКИ структурируется такая большая часть нашей неосознаваемой повседневной деятельности, что мы просто не смогли бы, сознательно приняв решение, совершить быстрый и легкий переход к ХИМИЧЕСКОЙ метафоре.

Многие виды нашей деятельности (спор, разрешение проблем, пла­нирование времени и т.д.) по своей сути метафоричны. Метафорические понятия, характеризующие эти виды деятельности, определяют структуру нашей нынешней реальности. Новые метафоры обладают способностью творить новую реальность. Это может случиться, если мы начнем пости­гать опыт на языке метафоры, и это станет более глубокой реальностью, если мы начнем на ее языке действовать. Если новая метафора становится частью понятийной системы, служащей основанием нашей деятельности, она изменит эту систему, а также порождаемые ею представления и дей­ствия. Многие изменения в культуре возникают как следствия усвоения новых метафорических понятий и утраты старых. Например, западное влияние на мировые культуры частично объясняется внесением в них метафоры время — это деньги.

Идея о том, что метафоры могут творить реальность, вступает в про­тиворечие с большинством традиционных воззрений на метафору. Причи­на этого заключается в том, что метафора традиционно рассматривалась, скорее, всего лишь как принадлежность языка, а не как средство струк­турирования понятийной системы и видов повседневной деятельности, которой мы занимаемся. Вполне разумно предположить, что одни лишь слова не меняют реальности. Но изменения в нашей понятийной системе изменяют то, что для нас реально, и влияют на наши представления о мире и поступки, совершаемые в соответствии с ними.

Идея о том, что метафора является просто принадлежностью язы­ка и может в лучшем случае только описывать реальность, возникает из взгляда на реальное как совершенно внешнее и независимое от того, как человеческие существа концептуализуют мир — как если бы иссле­дование реальности было бы просто исследованием физического мира. Такой взгляд на реальность — так называемую объективную реальность — Не учитывает человеческие аспекты реального, в особенности реальные ощущения, концептуализации, мотивации и действия, которые опреде­ляют большую часть того, что мы узнаем из опыта. Однако человеческие Стороны реального — это одновременно и большая часть того, что имеет к нам отношение, и эти стороны изменяются от культуры к культуре, поскольку различным культурам присущи различные понятийные системы К тому же культуры могут существовать в радикально различающее физических условиях — в джунглях, пустыне, на островах, в тундре, в го­рах, городах и т. д. В каждом случае имеется физическая среда, с которой мы более или менее успешно взаимодействуем. Понятийные системы различных культур частично испытывают влияние физических условий в которых они развились.

Каждая культура должна выработать более или менее успешный спо­соб взаимодействия с жизненной средой, предполагающий как адаптацию к ней, так и ее изменение. Более того, каждая культура должна устано­вить рамки социальной реальности, в которой люди получают роли, имеющие для них смысл и позволяющие им функционировать социаль­но. Неудивительно, что социальная реальность, определяемая культурой, воздействует на бытующие в ней представления о физической реальности. То, что реально для человека как члена культурного социума, является продуктом как социальной реальности, так и способа организации его опыта взаимодействия с материальным миром. Поскольку значительная часть социальной реальности осмысляется в метафорических терминах и поскольку наше представление о материальном мире отчасти метафо­рично, метафора играет очень существенную роль в установлении того, что является для нас реальным.