Социально-экономическая модель
Эта модель являлась самой распространенной до конца 90-х гг. Хотя в настоящее время слепая вера в непогрешимость и универсальность социально-экономической модели несколько снизилась, она все же продолжает оставаться одной из самых распространенных, особенно на уровне обыденного сознания.
В основе социально-экономической модели лежит очевидное на первый взгляд предположение, что избиратели голосуют исходя из своих интересов, прежде всего экономических. В соответствии с ней избиратели делятся в зависимости от таких интересов на социальные группы. Согласно данной модели, подход к формированию стратегии состоит в том, чтобы максимально точно выразить на выборах интересы тех или иных социальных групп избирателей.
Социально-экономическая модель во многом основана на марксистском (классовом) понимании исторического процесса. В этом плане социально-экономическая модель претендует на единственно правильное описание не только избирательного процесса, но и вообще всей исторической действительности, причем не только в России, но и во всем мире. Немаловажно, что эта модель не один десяток лет вдалбливалась в головы всех советских граждан как нечто очевидное и не имеющее альтернативы.
Одна из основных теорем социологии утверждает, что события, реальные в представлении людей, реальны по своим последствиям: например, если люди верят в существование ведьм, то реальностью становится инквизиция и аутодафе. Поэтому широчайшее распространение социально-экономической модели, независимо от того, соответствует ли она действительности или нет, делает ее способной формировать саму эту действительность. Традиционное деление политических сил на «правые», «левые» и т.д. в зависимости от экономического содержания их программ определяется именно социально-экономической моделью. Что бы не думал и не говорил кандидат сам о себе – конкуренты, политологи, социологи и СМИ все равно будут вписывать его в эту общепринятую шкалу. Кандидату постоянно придется отвечать на вопросы, обусловленные стереотипами социально-экономической модели, типа: «А вы за рынок или государственное регулирование экономики? Интересы каких социальных слоев вы представляете?» – и т.д. В общем, социально-экономическая модель заслуживает самого серьезного внимания хотя бы потому, что она во многом создает среду, в которой строится избирательная кампания.
Насколько, однако, пригодна социально-экономическая модель для формирования на ее базе стратегии избирательной кампании?
Прежде всего следует отметить, что даже если бы социально-экономическая модель была бы полностью адекватна реальности, все равно построение избирательной кампании на ее основе являлось бы далеко не тривиальной задачей. Проблема здесь прежде всего состоит в неопределенности понятия «интерес» того или иного социального слоя. Действительно, всегда существует разрыв между краткосрочными и долгосрочными интересами избирателей. Непонятно, к каким из них апеллировать в первую очередь. Более того, люди далеко не всегда правильно понимают свои собственные интересы. Поэтому кандидат, искренне решивший, скажем, защищать «истинные интересы рабочего класса» вполне может оказаться далеким от победы даже в рабочем избирательном округе.
На самом деле все обстоит еще сложнее. Большие сомнения вызывает сам исходный постулат, согласно которому все (или хотя бы большинство) избиратели голосуют исходя из своих экономических интересов.
Как тогда объяснить, почему главной базой поддержки Б.Ельцина постоянно оказывалась научно-техническая интеллигенция, хотя ни один социальный слой не пострадал экономически от реформ сильнее, чем она? И почему, например, провинциальные чиновники в большинстве своем поддерживают коммунистов, хотя реформы принесли им такие экономические выгоды, которые им и не снились при прежнем режиме? Какими экономическими интересами руководствуются сторонники А.Лебедя и В.Жириновского? Интересы каких социальных слоев выражали победители последних выборов В.Путин и объединение «Медведь»?
Раз за разом результаты выборов опровергают сторонников социально-экономической модели, вызывая их истерическую реакцию, нашедшую прекрасное выражение в известной фразе: «Россия, ты одурела!». В данном случае факт «одурения», конечно, имеет место, но только не России, а части ее политологической элиты.
Явная неспособность предсказать конкретное поведение избирателей в рамках классического варианта социально-экономической модели побудила ряд политологов дополнительно к традиционному «правому» и «левому» электорату ввести дополнительно еще и «патриотический» электорат: избирателей, для которых наиболее значимыми являются не экономические, а национально-государственные интересы. И хотя такое дополнение явно не вписывается в логику социально-экономической модели, его можно было бы только приветствовать – если бы с самого начала не была допущена серьезная ошибка в понимании, какие, собственно, группы избирателей следует отнести к этому электорату. Так, в число «патриотов» чохом зачислили уже упомянутых выше сторонников А.Лебедя и В.Жириновского, хотя эта группа избирателей на самом деле голосует, руководствуясь несколько иными мотивами (подробнее об этом см. § 2.4).
Очень любопытно отметить, как правильное, вообще говоря, понимание того, что национально-государственная программа тех или иных политических сил имеет для их определения не меньшее значение, чем программа экономическая, приводит к полному абсурду традиционное разбиение этих сил на «правые», «левые» и т.д. Так, если брать за основу классификации политические партии, действующие в развитых странах, то российские «левые» (коммунисты) по своим национально-государственным позициям оказываются не менее «правыми», чем американские республиканцы или английские консерваторы. А некоторые «правые» рыночники-демократы в этой области часто исповедуют ультралевые взгляды; вплоть до лозунга «поражения своего Отечества везде, где только можно».
Из этого, понятно, не следует, что в России действуют какие-то неправильные политические силы. Они просто другие.
Поэтому мы намеренно употребляем в нашей работе такие понятия, как «правые», «левые» и т.д. в кавычках. Таким образом, мы пытаемся, не избегая при этом общепринятой терминологии, постоянно напоминать читателям, что реальное содержание этих терминов применительно к российским партиям весьма и весьма отличается от традиционного.
Основанные на социально-экономической модели типовые стратегии требуют от кандидата или партии занять то или иное место в «право-левом» политическом спектре. Было интересно наблюдать, как примерно за год до последних выборов в Государственную Думу действовали сторонники социально-экономической модели. Возникавшие один за другим блоки и партии объявляли себя «правоцентристами», «левоцентристами», просто «центристами» и яростно сражались друг с другом на предмет того, кто из них «центристее». В лучшем случае это не оказывало никакого воздействия на избирателей, в худшем – вело к снижению предвыборного рейтинга. В конце концов, наступило отрезвление: во время избирательной кампании никто о своей «левизне» и «правизне» особо не распространялся (кроме СПС, для которого сохранение в массовом сознании «право-левой» системы координат жизненно необходимо для утверждения своего образа антикоммунистов – сторонников западного образа жизни).
Суммируя сказанное, можно заключить, что социально-экономическая модель малопригодна для формирования полноценной стратегии избирательной кампании. Она достаточно точно может предсказать поведение избирателей со сложившейся системой политических взглядов (хотя и в этом случае такое описание мотивов голосования представляется достаточно спорным), но практически бесполезна для предсказания поведения избирателей колеблющихся, подвижных – а ведь именно голосование этой группы и определяет, как правило, результаты выборов. Это особенно принципиально именно для российской ситуации, когда политическая система в стране находится в процессе становления и устойчивую политическую мотивацию голосования удается проследить не более чем у 50% активных избирателей.
Не обсуждая, насколько лежащий в основе социально-экономической модели принцип экономической детерминации исторического процесса вообще соответствует реальности (это увело бы нас слишком далеко от основной темы нашей работы), отметим лишь, что столь глобальный принцип может действовать только очень опосредованно и проявляться на больших исторических отрезках. Применительно же к такому скоротечному и подверженному многочисленным случайностям мероприятию, как избирательная кампания он скорее является источником иллюзий и порождает ошибки стратегического характера. В дальнейшем мы еще остановимся на примерах кампаний, проигранных в результате некритического использования социально-экономической модели. Пока же мы, уделив столько внимания этой модели и нарочито заострив ее критику, сочли бы свою задачу выполненной, если бы нам удалось насторожить читателей и обратить их внимание на то, что избирательная кампания может быть проиграна еще до ее начала, если кандидат под влиянием идеологически выверенных советников решит изобразить из себя что-либо «левоцентристское» или «праволиберальное».
В заключение – несколько слов о вульгарном применении социально-экономической модели, то есть, попросту говоря, о стратегии, основанной на подкупе избирателей: либо прямом, либо через всякого рода благотворительность. Нельзя сказать, что такой прием вообще не срабатывает – хотя его эффективность, как правило, весьма преувеличивается. Нам, однако, не известно ни одного случая, когда подкуп приносил бы победу сам по себе, при отсутствии какой-либо содержательной стратегии в избирательной кампании. Поэтому мы склонны относить его не к стратегии, а к тактике, и намерены обсудить его в соответствующей главе нашей работы.
2.2.3. Модель идеального кандидата
Эту модель и вытекающий из нее подход к формированию стратегии особенно любят некоторые социологи: она дает им максимальную возможность для творчества (которое, кстати, во время избирательной кампании достаточно хорошо оплачивается).
Модель идеального кандидата базируется на предположении, что каждый избиратель (или, по крайней мере, большинство избирателей) имеет достаточно устойчивое представление о совокупности качеств (честность, компетентность и т.д. – вплоть до внешнего вида), которыми должен обладать кандидат на выборную должность. И хотя избиратели по-разному оценивают различные качества кандидатов, вполне допустимо говорить о некоем усредненном их наборе – идеале кандидата.
Подход к построению стратегии, вытекающий из модели идеального кандидата, состоит в следующем. Сначала проводятся социологические исследования с целью выявления идеала кандидата. После этого задачей кампании является формирование образа кандидата, наиболее соответствующего идеалу. Предполагается, что кампания будет выиграна, если кандидат окажется ближе к идеалу, чем его конкуренты.
Обобщая этот метод, можно говорить о выявлении идеального кандидата для различных групп избирателей и об адресном построении стратегии избирательной кампании для каждой из таких групп.
В отличие от социально-экономической модели, модель идеального кандидата главным стратегическим фактором победы считает не политическую позицию, а саму личность кандидата. И хотя личностная ориентация при голосовании присуща далеко не всем избирателям, для сегодняшних российских условий указанная модель явилась определенным шагом вперед по сравнению с социально-экономической. Не случайно она завоевала широкую популярность в первой половине 90-х годов.
Несомненным достоинством модели идеального кандидата является также и то, что ее реализация предполагает проведение обширных исследований, данные которых можно с большой пользой употребить при построении стратегии и тактики избирательной кампании.
Однако «лобовое» применение модели идеального кандидата вызывает серьезные сомнения. Подгонка кандидата под некий усредненный идеал неизбежно размывает его образ. Кандидат теряет яркость и индивидуальность. В результате некритического применения модели идеального кандидата может получиться довольно странная конструкция в духе гоголевской «Женитьбы»: «Если бы губы Никанора Ивановича да приставить к носу Ивана Кузьмича, да взять сколько-нибудь развязности, какая у Бальтазара Бальтазаровича...». Вряд ли подобный продукт избирательной стратегии покажется избирателям убедительным.
Кроме того, большинство избирателей совершает выбор, руководствуясь не столько совокупностью всех положительных качеств кандидата, сколько одним, наиболее ценным в их представлении качеством. Этим, в частности, объясняется неуспех многих так называемых «идеальных» и «взвешенных» политиков. Далеко опережая своих конкурентов по «сумме мест» по всем номинациям положительных качеств, они тем не менее не занимают первого места ни в одной из них. В результате – провисание на выборах.
Итак, главный недостаток рассматриваемой модели заключается не столько в самой идее о решающем влиянии личности кандидата на победу в избирательной кампании (хотя и сама идея, как мы уже отмечали, не бесспорна), сколько в связанной с этой идеей типовой стратегией формирования идеала.
Здесь можно очень хорошо проиллюстрировать, какие опасности кроются в выборе модели электората. Если только модель идеального кандидата принята как основа формирования стратегии кампании, то далее никакие социологические опросы не помогут выявить сделанную ошибку. Избиратели в ходе анкетирования честно укажут, что наибольшее значение они придают, например, волевым качествам кандидата, на второе место поставят его политическую позицию, а на десятое – внешний вид. Социологи добросовестно обработают результаты, выявив пять-шесть «идеалов» для различных групп избирателей, а имиджмейкеры в поте лица будут трудиться над несчастным кандидатом, подгоняя его под эти идеалы. В результате вся избирательная кампания просто пройдет не в той системе координат, в которой избиратели реально принимают решение при голосовании.
Суммируя сказанное, можно заключить, что модель идеального кандидата оказалась некой переходной стадией от социально-экономической модели к более сложным и адекватным моделям электората. В этом плане она сыграла весьма позитивную роль.
В настоящее время модель идеального кандидата в чистом виде применяется редко.