Рецепция римского частного права: понятие, этапы, факторы способствующие рецепции системы современного гражданского права.

Падение Западной Римской империи, собственно традиционного Римского го­сударства, в V в. н. э. (476 г.) завершило первую эпоху истории римс­кого права. Последующая историческая жизнь римского права в усло­виях иных государственно-политических учреждений, другой культуры и других в целом социальных условий питалась собственными исто­рическими корнями. В главном эта историческая жизнь сводится к прямому продолжению традиции римского права, к рецепции его и вхождению в иную юридическую практику, к научному, наконец, ос­воению философии и догмы римского права. Эти три явления и со­ставляют содержание второй эпохи в истории римского права, начинающейся с правовой традиции Византии и продолжающейся в известном смысле по настоящее время.

Правовая культура Византийской империи, бывшей с IV в. н. э. обособленной частью Римской, а в V — XV вв. единственным истори­ческим продолжателем традиций римской государственности, дала, по сути, вторую историческую жизнь римскому праву. Эта традиция мно­гое переменила в содержании и системе классического римского права, но уже с учетом таких перемен римское право легло в основание право­вых систем многих народов позднейшей эпохи. Для общей истории рим­ской правовой культуры важнейшими можно выделить следующие ито­ги византийской традиции. (1) В византийское время римское право обрело самую полную (и едва ли не классическую по своим принципам во всей мировой правовой истории) кодификацию — т.н. Свод Юсти­ниана; помимо содержательного и формального ее значения для инсти­тутов права эта кодификация возымела особую политико-правовую роль — выраженный в ней, утвержденный государственной властью Закон стал если и не единственным на последующее, то безусловно приоритетным источником права. Разрывая с вековой традицией, за рим­ской юриспруденцией сохранилась отныне роль только истолкователя права, но не равнозначащего правотворца. (2) Вновь кодифицирован­ное римское право византийского образца — особенно Кодекс Юсти­ниана и его Новеллы (см. §1.5)— стали основой для формирования целой новой области правовой культуры — церковного православно­го права с особой традицией правовых памятников (т.н. Номоканоны), особыми сферами регулирования, особыми институтами — продолжа­ющей жить, в измененном, обновленном, деформированном виде, с су­женной в условиях иного времени юрисдикцией и доныне. (3) В усло­виях византийской традиции римское право объективно было «обрече­но» на бытование в других социальных связях — в феодальном обществе с мощнейшим государственным хозяйством и в учреждениях бюрокра­тической государственности идеократически-тоталитарного уклона. Воспроизводясь в нормах новых правовых кодексов — Эклоги, Прохирона, Земледельческого закона и др., — римское право приспособля­лось к регулированию качественно новых отношений, и этим расширя­ло свое догматическое содержание. (4) Особому изменению подверга­лось в византийское время содержание римского публичного права — оно включало институализацию сильной монархической власти и тем самым сформировало основы догматической конструкции государствен­ного абсолютизма вообще. (5) Наконец, в византийское время в рамках традиции римского права были созданы памятники права — кодексы (т.н. Шестикнижие Арменопуло, 1345 г.), которые служили прямым источни­ком для юридической практики у других народов вплоть до начала XX в. (например, в Бессарабии).

История римского права в Западной Европе, начиная от эпохи Средних веков, представляет по преимуществу пример его заимствова­ния в интересах приспособления к собственной юридической культуре и практике.

После падения Западной Римской империи и раздробления ее на отдельные государства, после образования многочисленных и недолго­вечных варварских государств в Европе римское право утратило там зна­чение официально-канонического образца. Многие народы новых госу­дарств руководствовались формирующимся собственным т.н. родовым правом и собственными законами и кодексами. В несистематическом виде, без общеобязательного применения римское право на протяжении вто­рой половины I тысячелетия сохранилось в праве королевства Бургундов, Вестготского королевства, в государстве Франков, в Испании. Здесь, на основе т.н. Кодекса Феодосия (см. 1.5.1.) были созданы обновленные си­стематизации: Римский закон, Собрание новелл Феодосия, Эдикт Теодориха (все — V в.). Эти систематизации дополняли императорское за­конодательство главным образом отрывками из работ юристов. Самым известным стал Римско-вестготский закон, или сокращение Алариха (Бревиарий) (506 г.). Однако с утверждением королевского законодательства у варваров значение римского права сократилось; кое-где к VIII в. его было запрещено применять.

С началом культурного общего подъема в Западной Европе на рубеже XI — XII вв. происходит и возрождение римского права, воспри­ятие старых классических, вновь обнаруживаемых и вводимых в юри­дический и культурный обиход памятников в качестве безусловных образ­цов правовой догматики и решения правовых коллизий, начинается соб­ственно рецепция римского права (от receptio — схватываю, усвояю).

Возрождение римского права в Западной Европе в качестве са­мостоятельной области правовой культуры и практики связано с име­нем знаменитого правоведа, работавшего в старейшем европейском Болонском университете, Ирнерия (около 1050 — 1130 гг.) и основанной им т.н. болонской школы. По формальной методе освоения римского пра­вового наследия школа Ирнерия получила также название глоссаторов. Болонская школа занялась практическим изучением и освоением Свода Юстиниана и принципов римского права в интересах современной прак­тики, ее методы характеризовались тщательным изучением источников, свободное толкование норм классического права постепенно уступило место твердому следованию текстам, а новации своего понимания и до­полнения догматического толкования отражались в примечаниях-глос­сах к рукописям классических юридических текстов (откуда и название школы).

Продолжателями научно-практической рецепции римского права в XIII — XIV вв. стали западноевропейские юристы, объединяемые обыч­но под общим названием комментаторов или постглоссаторов. Основы нового этапа рецепции были декларированы испанским философом и пра­воведом Раймундом Луллием (1235 — 1315 гг.); наиболее знаменитыми юристами новой плеяды стали итальянцы Бартолус (1314— 1357 гг.) и Бальдо (1327 — 1400 гг.).

В штудиях школы комментаторов характерным стало стремление сформировать единый логический порядок правовой системы и исходя из него выстроить догматическое содержание всех институтов. Они стре­мились воспроизвести в большей мере не классические нормы римского права, а его дух, тем самым создавали догматические конструкции, осно­ванные на классическом праве, но прямо ему не известные — например, обобщенное понятие собственности. Второй особенностью новой шко­лы было подчинение римского права требованиям естественного (jus naturale): «позитивное право должно сводиться к праву естественному и с ним согласовываться». Открывая дорогу новому в юридической прак­тике своего времени, это второе стремление существенно деформирова­ло принципы собственно римского права.

Заново формируемое таким образом новое римское право стало к XVI в. ведущим элементом юридической науки и практики в Италии, Франции, особенно в Германии, Испании. Эта новая жизнь возрожден­ного права стала обозначаться как usus modernus Pandectarum. Судам, как, например, в Германии, прямо предписывалось первоочередно применять не собственное национальное, а пандектное римское право; и только ука­зы императоров как-то конкурировали в своем значении с римским пра­вом. Причем новому «применению» подлежало римское право в том именно виде, какой был создан трудами глоссаторов и комментаторов, что ими было «выброшено» за древностью, то и не рассматривалось как нормы права. Наряду с этим практическим применением открывавшееся с куль­турой Возрождения вообще особое внимание к античному наследию по­ложило начало и историческому — юридическому и филологическому — изучению римского права. Ученые-правоведы занялись изучением пер­воисточников римского права, их изданием, истолкованием в научном смысле, очищая от позднейших наслоений и отдавая уже первенство имен­но классическому праву. Самыми известными из этого нового течения ста­ли французские правоведы Ж. Куяций (1522 — 1590 гг.) и Д. Готофред (1549 — 1622 гг.), представившие Свод Юстиниана в том виде, в каком он известен и в современной науке, а также немецкий философ и правовед И.Г. Гейнекций (1681 — 1741 гг.), труды которого включили догматику римского права в философско-правовую культуру нового времени.

С XVIII столетия начинается уже период чисто научного освоения римского права в рамках так называемой исторической школы права, ос­нователями которой были германские ученые Г. Гуго (1764 — 1844 гг.) и Ф.К. Савиньи (1779— 1861 гг.). Согласно требованиям новой школы, истинная система права вообще может быть построена только на основе римского, а единственно правильное понимание главных институтов права дает римская правовая культура. Однако в трудах этой школы догма рим­ского права была такой, какой она не была ни в классическое время, ни в позднейшую эпоху рецепции, а представляла субъективные историко-логические конструкции, полезные в философско-правовом отношении, но мало связанные с собственно римским правом. Вместе с тем лозунг школы «назад к источникам» положил основание подлинно научному изучению истории и догматики римского права, с этого времени ставше­го важной обязательной частью правоведения в целом. Благодаря тому преувеличенному значению, которое придавала в XVII — XIX вв. юри­дическая наука и практика ценностям римского права, правотворчество Нового времени испытало непосредственное влияние римской правовой системы и догматики: в традициях «нового применения» были созданы такие известные и классические для новой эпохи кодексы, как Француз­ский гражданский кодекс 1804 г., Всеобщее гражданское уложение 1811 г. и Германское гражданское уложение 1896 г. Кроме этого, на основе пре­имущественно римского права оформилась восходящая еще к XIV в. це­лая новая правовая система международного частного права, первые по­пытки кодификации которого прямо представили римское право как интернационально приемлемое и реализуемое.

ТЕМА 2. Осуществление и защита прав.

Осуществление прав.

Римскому понятию права — ius — соответствует как смысл правовой нормы, правового порядка, так и представление о праве, принадлежащем от­дельному лицу в силу предписаний общего права. Осуществление права со­стоит в совершении лицом действий, служащих для удовлетворения его поло­жительных интересов (uti, frui), защищаемых правом, и в противодействии нарушению этих прав (imperare, vetare).

Формы защиты прав.

Самоуправство как первоначальная форма защиты прав. Первона­чально защита частных прав осуществлялась заинтересованным лицом путем расправы с нарушителем права. Только постепенно от самоуправства перехо­дят к защите прав через посредство органов государства как организованно­го аппарата господствующего класса.

Развитое пра­во предполагало, что насильственные действия могли предприниматься заин­тересованными лицами в своих интересах лишь в чрезвычайных случаях, как состояние необходимой обороны, когда самоуправство было лишь средством защиты против неправомерного нападения, направленного против лица или его имущества (например, насильственное удаление с земельного участка, D. 43.16.1. 28).

Общий характер государственной защиты прав. Исторически процесс развился путем вытеснения и дисциплинирования первоначального само­управства и превращения государством борьбы сторон в рассмотрение споров органами государства. По внешности, магистрат и в классическом праве со­хранял за собой ведение только предварительного процесса, где точно уста­навливались правовые основания спора между сторонами и указывались средства его разрешения. Но этого было достаточно, чтобы обратить все фа­зы суда в орудие классового принуждения и проводить через суд выгодные для господствующей верхушки юридические воззрения и нормы.

Юрисдикция. Право государственных судебных магистратов органи­зовывать для разрешения каждого отдельного спора судебное разбирательст­во присяжных судей, решающих дело по существу, называется юрисдикцией (iurisdictio). В тесном смысле она обозначает содействие магистрата по орга­низации суда (iudicium) по делу и принадлежала только магистратам, распо­лагавшим высшей властью (imperium). Магистраты, которые пользовались высшей властью (консулы, преторы), имели право организовывать присяж­ные суды по спорам частных лиц. Когда юрисдикция сосредоточилась в ру­ках претора, установилось формальное понятие юрисдикции. Судебное раз­бирательство считалось законным (iudicium legitimum), если оно было организовано в Риме или в пределах первого помильного камня от Рима (domi), между римскими гражданами, с участием одного судьи, тоже римско­го гражданина.

Всякое другое разбирательство, в котором отсутствовало одно из этих тре­бований, считалось вытекающим непосредственно из высшей власти (iudicia imperio continenta); к этой юрисдикции общие процессуальные правила не применялись.

Подсудность. Принципиально все дела между гражданами могли раз­бираться только городскими магистратами Рима или того города, в котором лицо имело право гражаданства и свое местожительство — forum originis и forum domicilii.
Эти общие правила подсудности применялись соответствующим образом и во всех римских провинциях. Однако для римских граждан, проживавших в провинциях, была открыта возможность требовать перенесения их споров на рассмотрение городских магистратов Рима. Roma communis nostra patria est, Рим — наше общее отечество (D. 50.1. 33). И обратно, ответчик, времен­но пребывавший в Риме по разным причинам (как свидетель, арбитр, или су­дьи), имел право просить о переносе процесса на место своего жительства (D. 5.1. 2. 3). Применялись также правила специальной подсудности по роду дел. Таковы — подсудность по месту исполнения в исках из договоров; по ме­сту совершения деяния при исках из недозволенных действий. В общем, од­нако, правила о подсудности не имели в Риме принудительного характера. Соглашение сторон могло сделать некомпетентного магистрата уполномо­ченным на организацию суда, превышающего его компетенцию.
Судьи единоличные и коллегиальные. Судьей по всем спорам вообще мог быть всякий взрослый римский гражданин. Обычно его выбирали из лиц, внесенных в особые списки, составлявшиеся по соображениям политики то из сенаторов, то из всадников. Функционировал судья один (unus iudex) или в коллегии и назначался претором индивидуально для каждого дела. Судья, который мог решать дела по свободному усмотрению (arbitrium), назывался arbiter и обычно назначался в тех спорах, где дело шло о производстве оце­нок, установке меж, разделе.

lus и iudicium. Легисакционный и формулярный процессы. Историче­ски выработалось разделение процесса на две фазы: а) перед магистратом — in iure и б)перед судьей (apud iudicem).

Судебная функция магистрата in iure состояла в обязанности дать пра­вильную юридическую формулировку спору сторон. В начале республики стороны должны были пользоваться устными формулами, — строго согласо­ванными с текстом законов, за чем и следил претор и почему производство in iure называлось легисакционным (legis actio).

Легисакционный процесс отличался строгим формализмом и обеспечивал защиту лишь в пределах узкого круга случаев, подходивших под букву зако­на. Развивавшийся оборот, обострявшиеся противоречия интересов различ­ных группировок рабовладельцев требовали более гибкой процессуальной защиты. В практике перегринского претора (воспринятой потом и городским претором) стал складываться новый порядок производства, получивший на­звание формулярного от письменных формул, которые претор давал судье в качестве программы, и, вместе с тем, директивы, на основе которой следо­вало вынести решение по делу.

Преимущество нового порядка состояло в том, что претор не был связан буквой закона, а давал формулу или отказывал в иске, исходя из всех кон­кретных обстоятельств дела. Учитывая запросы жизни, претор иногда отка­зывал в иске, когда по букве закона его следовало бы дать, и давал иск в слу­чаях, не предусмотренных в законе. Закон Эбуция (середина II в, н.э.) предоставил сторонам факультативно пользоваться такого рода формулами; но вскоре формулярный процесс совершенно вытесняет легисакционный.

Суд как орган принудительного осуществления прав. Юристы II-III вв. н.э. говорили: iudicio contrahimus — судебным разбирательством мы вступаем в договор. Но, конечно, не договор, а власть магистрата заставить ответчика со­гласиться на процесс имела решающее значение. Еще в эпоху XII таблиц быль ясно видны черты суда как органа принудительного осуществления права. От­ветчик, которого истец вызывал в суд (in ius vocatio), представлял за себя пору­чителя. Последний перед магистратом принимал на себя дополнительную от­ветственность за явку ответчика в назначенный судом срок. Эта гарантийная форма вызова была лишь прикрыта особым производством внешне договорно­го характера — vadimonium, о которой Гай сообщает:

Cum autem in ius vocatus fuerit adversarius, neque eo die finiri potuerit negotium, vadimonium ei faciendum est, id est ut promittat se certo die sisti (4. 184). - Когда ответчик был вызван в суд, но дело не могло быть закончено в тот же день, ему надлежало проделать vadimonium, т.е. он должен был обещать явиться в суд к опреде­ленному дню.

Ответчик представлял поручителей и обещал явиться в срок. Такое же vadimonium применялось, когда ответчик осуществлял указанное выше пра­во перенести процесс к месту его жительства (п. 50).

Позднее этот порядок вызова в суд вышел из употребления и заменялся по виду соглашением ответчика с истцом о вступлении его в данное процес­суальное отношение, а по существу была установлена обязанность ответчика вступить в процесс (п. 71).