Структурно-функциональный анализ
Методологические подходы к анализу политических процессов.
Вопросы:
1. Роль методологии в исследовании политического процесса.
2. Институциональный подход
3. Бихевиоральный подход.
4. Структурно-функциональный подход
5. Теория рационального выбора
6. Дискурсный подход.
Роль методологии в исследовании политического процесса.
Политический процесс можно изучать по-разному, оставаясь при этом в рамках научного познания. Выбор предмета исследования, особых методов, построение гипотез и теорий, а также их использование, специфика полученных результатов зависят, в первую очередь, от выбранного исследователем методологического подхода. От этого зависит, например, будет ли исследователь при анализе политических процессов уделять основное внимание специфике индивидуального политического поведения, его результатам, или он сосредоточится на макроуровне, выясняя, как структура конкретной политической системы влияет особенности протекания политических процессов в той или иной стране. Выбор методологии скажется и на том, будут ли ученым использоваться, к примеру, опросные методы исследования или он будет применять, предположим, методы моделирования. В результате обращения к различной методологии один автор может делать выводы о поведении избирателя, а другой – об институциональных факторах, влияющих на результаты электорального процесса.
Наблюдается и обратная зависимость: от целей и задач исследования может зависеть и выбор определенной методологии. Так, если ученый ставит перед собой цель выяснить, каковы же закономерности поведения людей на массовых мероприятиях, например, на митингах, он обратится к одной методологии, если перед ним стоит задача исследования эволюции политической системы, то он обратиться к другой методологии. Это, однако, не означает, что выбор объекта и предмета исследования однозначно диктует выбор одной определенной методологии. Исследователь может использовать и несколько подходов одновременно. Тем не менее, их набор так или иначе ограничен исследовательскими целями и задачами.
В современной политологии и политической социологии существует множество методологических подходов к анализу политических процессов, представители которых рассматривают различные аспекты этого явления. В целом весьма упрощенно процесс научного познания данного объекта можно описать с помощью восточного анекдота про семь слепых индийских мудрецов, которые решили узнать, что такое слон. Каждый из мудрецов трогал какую-то часть слона и делал выводы по поводу его сущности: “слон – это дерево,”, “слон – это канат”, “слон – это большая бабочка” и т.д. В отличие от этих восточных мудрецов ученые имеют возможность сравнить научные подходы и выводы друг друга, а также попытаться обобщить результаты и даже выработать некую интегральную методологию (подобные попытки предпринимались не один раз). Вместе с тем, задачи выработки такой методологии до сих пор не решены в силу особой сложности проблемы, а разница между основными методологическими подходами проявляется достаточно отчетливо, обуславливая специфику содержания и результатов отдельных исследований.
Наиболее часто исследователями выделяются следующие основные методологические походы: нормативный, институциональный, бихевиоральный, структурно-функциональный, теория рационального выбора и дискурсивный. Каждый из этих подходов имеет свои существенные отличия, знакомство с которыми входит в необходимый базовый набор знаний исследователя политического процесса. В чем же состоят особенности основных методологических подходов?
Институциональный подход.
Институциональный подход к анализу политических процессов – один из самых «старых» методологических подходов. Достаточно продолжительное время (примерно до 30-х гг. 20 столетия) институциональный подход составлял одну из доминирующих методологических традиций в США и Великобритании. Основное внимание его представители уделяли изучению достаточно важного аспекта политического процесса, создающего «систему координат» для его протекания - политических институтов. Вместе с тем, анализу подвергались только институты, носящие формально-правовой характер. Институционалисты изучали формально-правовые аспекты государственного управления, в частности конституционные документы и реализацию их положений на практике (в формальной организации, в деятельности).
Представители данного подхода исходили из нескольких посылок:
1. Конкретность изучаемых институтов (то есть считали, что институты могут быть изучены, обследованы в силу своей реальности).
2. Независимости существования законов, формальных норм и их влияния на политическую систему и человеческое поведение.
Эти положения оказывали влияние не только на исследовательский процесс, но и на получаемые выводы. В частности считалось, что в качестве причин и следствий существования тех или иных «прогрессивных» институтов выступает наличие или отсутствие ценностей либеральной демократии. Поэтому во многих работах данного направления обосновывались два тезиса: демократические формы правления – наилучшие и наиболее прогрессивные, пример наиболее полного воплощения демократических принципов представляют собой США.
Следует отметить, что эти тезисы подкреплялись в основном результатами анализа институционального устройства США и Великобритании. При анализе институционального устройства этих стран (правил, процедур, формальной организации управления) значительное внимание уделялось выявлению институциональных факторов, влияющих на политическое поведение и демократическую эффективность (например, избирательные системы). Остальные страны рассматривались как отклонения и поэтому изучались достаточно слабо.
Основными методами анализа были историко-компаративный (в трудах институционалистов часто сводимый к изучению прошлого для объяснения настоящего) и традиционный описательно-индуктивный анализ формально-правовых институтов. Этот анализ базировался на изучении исторического и правового материала, на основе описания которого характеризовались политические институты государства. Особенности такого подхода были вполне объяснимы проблемами развития самой политической науки, переживавшей на рубеже веков стадию становления как самостоятельной научной дисциплины, а также тем, что костяк ученых составляли тогда в основном не специалисты в области политических наук, а юристы, философы и историки.
В целом в рамках институционального подхода был собран богатый материал относительно институционального устройства и получены достаточно интересные результаты (см., например, «классическую» работу К. Фридриха «Конституционное правление и политика»). Как отмечает Б. Питерс, «старый институционализм… в значительной степени способствовал более полному пониманию проблем управления. Присущее ему особое внимание к структурным деталям вело к своего рода возращению академического стиля, особенно это относится к историческому институционализму. Описательный тип исследований подводил к выводу, что на первый взгляд незначительные детали могут оказывать сильное воздействие на реальное поведение институтов и индивидов. Такой подход отличался от расплывчатых характеристик правительства как «черного ящика» в системном анализе политики, столь популярном у представителей сравнительной политологии в период наивысшего подъема бихевиоральной революции»[1]. Кроме того, заслугой институционалистов являлось также то, что они одними из первых выступили за самостоятельность политической науки.
Вместе с тем, с течением времени стали очевидны недостатки и слабости этого направления. В частности в качестве таких недостатков можно отметить следующие:
1. ограничение предмета анализа, невнимание к массовому политическому поведению;
2. формальный подход к изучению политических институтов без учёта неформальных аспектов их функционирования и роли этих аспектов в принятии решения;
3. невнимание к неполитическим основам политического поведения людей;
4. прескриптивный (предписывающий) характер теории, отсутствие формулировок общих закономерностей развития.
С течением времени институционализм претерпел значительную эволюцию, общая тенденция которой заключалась в восприятии некоторых принципов других методологических подходов. В рамках современного институционализма можно выделить три основных подхода, для каждого из которых характерна в той или иной степени эта тенденция: конституционные исследования, public administration[2] и так называемый новый институционализм[3].
Конституционные исследования, пережившие в 70-х гг. значительный подъем, в настоящее время представлены, главным образом, в Великобритании. Это направление сохранило сочетание использования формально-легального и либерально-реформистского подходов.
Основное внимание конституционалисты уделяют изменениям в британской политике, сравнению практики конституционных соглашений и т.п. Несмотря на сохранение традиционного подхода, конституционалисты пытаются избежать былого формализма в исследовании институтов, анализируя «институты в действии», то есть то, как в институтах реализуются цели и намерения людей. Кроме того, исследования современных конституционалистов, в большей степени по сравнению с их предшественниками, опираются на обобщающие теории.
Представители public administration основное внимание уделяют изучению институциональных условий для государственной службы. Помимо изучения формальных моментов, а также истории, структуры, функций и «членства» в государственных структурах управления, эти ученые анализируют также вопросы эффективности государственной службы. С задачами выявления эффективности государственных структур связано и сочетание анализа формальной организации с поведенческими аспектами. Вместе с тем, признается, что изучение поведенческих аспектов может дать плодотворные результаты лишь в том случае, когда учитываются институциональные условия.
Новый институционализм в отличие от других направлений подчеркивает более самостоятельную роль политических институтов в политическом процессе. Он ближе к политической теории, истории и праву. Тем не менее, и это направление значительно отличается от традиционного институционализма тем, что неоинституционализм воспринял ряд принципов других методологических подходов. От «классического» институционализма его отличает, в первую очередь, пристальное внимание к теории развития и использованию количественных методов анализа.
Неоинституционалисты не ограничиваются простым описанием институтов, а пытаются выявить «независимые переменные величины», определяющие политику и административное поведение. В частности большое внимание уделяется исследованию неформальной структуры политических институтов, а также предпринимаются попытки дополнить анализ поведенческим подходом. Так, например, неоинституционалистов волнует вопрос: влияет ли форма правления (парламентская или президентская) на поведение политических акторов или она представляет собой лишь формальное различие. Некоторые неоинституционалисты концентрируют внимание также на результатах деятельности институтов.
Заслугой неоинституционалистов является то, что «благодаря ему, можно вести речь об институтах с более широких компаративистских позиций…. Он представляет исследователям возможность выяснить, имеет ли институциональная динамика разных режимов больше сходства между собой, чем это может показаться из отдельных описаний, предпринятых учеными, ориентированными на исследование одной страны или даже региона. Применение одного из…вариантов институционального анализа не гарантирует успеха такого сравнения, но вооружает ученого необходимым набором средств для его проведения»[4].
Бихевиорализм.
Преодолеть недостатки нормативного и институционального подхода было призвано так называемое бихевиоральное научно-методологическое направление. С его появлением связана настоящая революция в области политических исследований, произошедшая в 30-х годах 20-го столетия и изменившая их облик. Основной расцвет бихевиорального направления пришелся на 50-60 гг. нынешнего столетия, когда это оно занимало одно из ведущих позиций в социальных науках.
Очень часто люди, далекие от политической науки, да и некоторые исследователи путают «бихевиорализм» как методологическое направление политической науки и «бихевиоризм» как направление в психологии, приписывая «бихевиорализму» в политологии те положения, которые его сторонники никогда не отстаивали. Это происходит, скорее всего, не только из-за терминологической путаницы, но и по причине недостаточного знакомства с работами представителей данного направления. Как верно отмечает Д. Истон, «термины «бихевиоризм» и «бихевиорализм», хотя и происходят от одного английского слова «behavior», имеют мало общего между собой, и их не надо путать. Политология никогда не была «бехевиористской» - даже в период расцвета бихевиоралистского направления. Термин «бихевиоризм» относится к особой теории человеческого поведения в психологии, выдвинутой в работах Дж. Б. Уотсона. Я не знаю ни одного политолога, который придерживался бы этой доктрины. Мне не приходилось встречать среди своих коллег… и сторонников психологической теории Б.Ф. Скиннера, основателя «оперантной» школы в психологии и современного наследника Уотсона. Главное сходство между «бихевиоризмом» и «бихевиорализмом» состоит в том, что оба направления черпают информацию о происходящем из наблюдений за поведением человеческих акторов. В обоих случаях признается, что методология, основанная на естествознании, применима и к изучению человека. Но кроме этих точек соприкосновения – признания индивида основным объектом исследования и использования научного метода – общего между двумя направлениями мало»[5].
Инициаторами и последователями бихевиорального подхода к анализу политических процессов были, в первую очередь, представители Чикагской школы американской политической науки. Это такие ученые, как Б. Берельсон, П. Лазерфельд, Г. Лассуэл, Ч. Мерриам, Л. Уайт и др.
Основное внимание представители бихевиорального направления уделяли не политическим институтам (например, государству), а механизмам осуществления власти. Предметом их анализа явилось политическое поведение на индивидуальном и социально-агрегированном уровне (в группах, социальных институтах и т.д.). В поле зрения бихевиористов оказались многочисленные аспекты политического процесса, связанные с политическим поведением, такие как голосование на выборах, участие в других различных формах политической активности, в том числе и в неконвенциональных формах (демонстрации, забастовки и т.п.), лидерство, деятельность групп интересов и политических партий и даже субъектов международных отношений. Изучая эти разнообразные аспекты, они пытались ответить на вопрос: почему люди в политике ведут себя определенным образом.
Помимо особенностей предмета исследования, отличительными признаками бихевиоризма были и его основные методологические принципы:
1. исследование поведения людей путем наблюдения
2. эмпирическая проверка выводов
Приверженность данным принципам объяснялась, в первую очередь, тем, что корни философского мировоззрения представителей данного направления уходили к позитивизму[6].
Схожим с позитивистским у бихевиоралистов было отношение к теории, то есть бихевиоралистов также интересовал вопрос о необходимости проверки теории. Для них, также как и для позитивистов, существовало три основных способа оценки теории. Во-первых, «хорошая» теория должна быть внутренне последовательной. Во-вторых, такая теория, объясняющая какое-либо явление, должна сообразовываться с другими теориями, претендующими на объяснение этого явления. В третьих, объясняющая теория должна быть способной делать эмпирически значимые выводы, которые должны подвергаться эмпирическому тестированию (принцип верификации), которое может осуществляться как на индивидуальном, так и на групповом уровне (так как истинное положение дел в любой теории может быть искажено в то время, как эмпирические данные сфальсифицировать невозможно).
Как отмечает Д. Истон, «бихевиоралисты были в гораздо большей степени, чем их предшественники, склонны к теоретическим изысканиям. Поиск систематических объяснений, основанных на объективном наблюдении, привел к изменению самого понятия теории. В прошлом теория традиционно имела философский характер. Главной ее проблемой было достижение «достойной жизни». Позднее теория приобрела по преимуществу историческую окраску, и ее целью стал анализ происхождения и развития политических идей прошлого. Бихевиоралистская же теория была ориентирована на эмпирическое применение и видела свою задачу в том, чтобы помочь нам объяснить, понимать и даже, насколько это возможно, предсказывать политическое поведение людей и функционирование политических институтов»[7]. Таким образом, бихевиористы выступали за конструирование эмпирически ориентированных объяснительных теорий «среднего уровня».
Необходимость проверки гипотезы с помощью исследования всех случаев или их репрезентативного количества обусловило использование бихевиоралистами количественных методов анализа, таких как статистические методы, моделирование, опросные методы, метод наблюдения и т.п. Во многом благодаря бихевиоралистам эти методы получили широкое применение в рамках политической науки. Постепенно их применение стало рассматриваться представителями данного научного подхода как одна из основных проблем науки. Появились специальные учебные курсы, пособия и т.п.
Особую роль в развитии этих начинаний играли Мичиганский и Чикагский университеты США. Так, например, при Институте социальных исследований Мичиганского университета еще в 1947 г. была организована летняя школа, где молодых специалистов в области политических и других социальных наук обучали применению эмпирических методов. В 1961 г. был создан Межуниверситетский консорциум политических и социальных исследований (ICPSR) – партнерское объединение нескольких университетов, при котором действовал быстро разраставшийся архив доступных для количественной обработки результатов опросов общественного мнения и других данных. Этот архив стал важным источником информации при подготовке диссертаций, статей и монографий. Консорциум проводил собственные летние курсы по обучению количественным методам исследования.
Особые требования, предъявляемые к теории и ко всему исследовательскому процессу, обусловили повышенное внимание бихевиоралистов к процедурным вопросам (последовательность процедур, строгость правил операционализации, поиска показателей, выбора методов исследования, формулирования гипотезы и т.п.). Представители этого направления выступали за строгость исследовательских процедур в целях обеспечения научности полученных результатов, а также объективности процесса исследования[8]. Как отмечает Д. Истон, «многие бихевиоралисты полагали, что в процессе исследования можно в значительной мере абстрагироваться от ценностей как самого ученого, так и общества в целом. Считалось, что этические оценки и эмпирические объяснения опираются на разные типы суждений, которые следует четко различать и отделять друг от друга в аналитическом плане. Бихевиоралисты принимали исходное предположение позитивизма…, что исследовательская деятельность может быть свободной от ценностей или нейтральной в ценностном отношении…. В результате нравственные оценки отошли далеко на задний план среди исследовательских приоритетов политологии»[9].
По мнению В. Райкера (следует отметить, что он не являлся сторонником бихевиорализма), большой заслугой этого направления являлось отсутствие антропоморфизма, потому что он описывал только внешне наблюдаемые действия, а не мысли и мотивы: «Его привлекательность для политологов, вероятно, состояла в декларируемой свободе от ценностей. Он помогал ученым удержаться от бессознательного объяснения своих собственных «склонностей» и своих собственных интерпретаций ценностей наблюдаемыми объектами»[10].
Вместе с тем, бихевиорализм был несвободен от некоторых недостатков и спорных моментов. Чаще всего это методологическое направление подвергали критике за следующие типические особенности, которые выделяет Д. Истон:
1. попытку дистанцироваться от политической реальности и абстрагироваться от «особой ответственности» по практическому применению знаний, которую накладывают занятия профессиональной наукой;
2. концепцию научности процедуры и методов, которая уводила исследователя от изучения самого индивида, мотивов и механизма его выбора («внутреннего» поведения) к исследованию условий, которые влияют на действия («внешнее» поведение людей). Это могло привести к тому, что политическая наука превратится в «бессубъектную и нечеловеческую» дисциплину, в рамках которой изучение человеческих намерений и целей занимает достаточно скромное место;
3. «наивное предположение, что одна только бихевиоральная политическая наука свободна от идеологических посылок»;
4. некритическое восприятие «классической» позитивистской интерпретации природы научного познания, несмотря на то, что, начиная с 19 века, не раз раздавались критические высказывания в адрес этого научного направления и высказывалась мысль о наличии существенных особенностей гуманитарного знания;
5. неспособность к изучению ценностных аспектов политических отношений
6. индифферентное отношение к возникающей фрагментации знания, несмотря на необходимость его использования для решения комплекса социальных проблем[11].
Кроме того, среди недостатков данного подхода необходимо отметить отсутствие системного взгляда на политические процессы и игнорирование историко-культурного контекста. Как отмечал французский исследователь Эрме, характеризуя бихевиоральную стадию развития политической науки, «спровадив книги Токвиля, Вебера и представителей немецкой школы начала века в Пантеон «замечательных трудов», политическая социология давным-давно возвела внимание к фундаментальным механизмам постоянной переклички прошлого и настоящего в ранг бесполезной эрудиции. Историческая макросоциология до самого последнего времени была не в моде – может быть потому, что она мало пригодна для новых технологий изучения поведения, основанных на непосредственном наблюдении, и пользующихся неплохим спросом».
Отмеченные недостатки бихевиорализма, его неспособность дать ответы на многие вопросы политической жизни, предсказать некоторые политические события (например, события 60-х гг.) вызвали кризис этого направления и породили, по меткому замечанию Д. Истона, так называемую «постбихевиоральную революцию». «Постбихевиоральная революция» ознаменовалась возникновением некоторых новых методологических направлений, представители которых пытались преодолеть недостатки бихевиорализма и дать ответы на назревшие вопросы, оставаясь в то же время в рамках критериев научности. Среди таких подходов Д. Истон особо выделяет веберианский интенционализм, теорию рационального выбора и теорию государства-актора.
В то же время часть исследователей продолжила работу в бихевиоральной традиции, пытаясь адаптировать основные положения этого методологического подхода к велению времени. В настоящее время «постбихевиоральному бихевиорализму» присущи следующие характерные черты:
1. признание значения не только тех теорий, которые имеют эмпирическое происхождение, но и остальных при сохранении принципа верификации
2. отказ от принципа полной верификации, признание значимости частичной верификации
3. отсутствие абсолютизации технических приемов, признание возможности использования качественных методов анализа и исторического подхода
4. признание неизбежности и значимости ценностного подхода (возможности оценки изучаемого явления)
Структурно-функциональный анализ.
Другой попыткой преодолеть недостатки бихевиорализма стало развитие структурно-функционального подхода.
Как и бихевиорализм, структурно-функциональный подход пришел в политическую науку извне, из другой области знания, из социологии. Сторонники структурно-функционального анализа представляют общество как систему, включающую в себя устойчивые элементы, а также способы связей между этими элементами. Эти элементы, а также способы связи между ними образуют структуру системы. Каждый из элементов выполняет определенную функцию, которая является важной для поддержания системы в целостности.
Согласно структурно-функциональному подходу, общество можно представить как совокупность крупных элементов (подсистем), а также как совокупность отдельных позиций, занимаемых индивидами, и ролей, соответствующих этим позициям. Состояние и поведение крупных элементов и индивидов объясняется, в первую очередь, потребностями в выполнении функций и ролей. Поэтому главной задачей исследования, по мнению, представителей данного подхода, является выявление элементов системы, их функций и способов связи между ними.
Основателем структурно-функционального анализа считают Т. Парсонса, положившего начало системному взгляду на политический процесс. Т. Парсонс делит общество на четыре крупных элемента (подсистемы): экономическую, политическую, нормативную и культурную. Каждая подсистема выполняет определенную функцию, важную для поддержания целостности системы. Экономическая подсистема выполняет функцию адаптации к внешней по отношению к обществу среде; политическая выполняет функцию достижения общих для общества целей («получения удовлетворения от внешний объектов»); нормативная – функцию интеграции, поддержания гармоничных отношений и равновесия между элементами; культурная – воспроизводства социальной структуры, снятия напряжения и разрешения социальных конфликтов. В свою очередь каждая из подсистем может быть также представлена как система с соответствующими характеристиками.
Как известно из курса политологии, структурно-функциональный подход явился основой для создания теории политических систем, уделявший большое внимание факторам, которые обуславливают стабильность политической системы. На этой методологической основе возникла и теория политической модернизации.
Основные заслуги данного методологического подхода заключаются в следующем. Появление теорий политической системы, теории модернизации и структурно-функционального подхода в целом сделало возможным появление теории, основанной на вычленении универсальных компонентов политического процесса. Структурный функционализм способствовал включению в сферу анализа политического процесса макропоказателей и макроструктур и созданию исследовательского инструмента, пригодного для научного кросснационального сравнения. Возникновение этого подхода благоприятствовало также значительному расширению сферы сравнительных исследований, в которую была включена в частности большая группа стран Азии, Африки и Латинской Америки (страны «третьего мира»). Кроме того, его появление благоприятно сказалось на развитии исследований неформальных механизмов функционирования государства и других политических институтов.
Вместе с тем, структурно-функциональный подход был несвободен от некоторых недостатков, среди которых необходимо выделить следующие:
1. недостаточно внимания уделялось микроуровню анализа политических процессов;
2. политическое поведение людей рассматривалось как производное от их функционального статуса, недооценивалась самостоятельность и активность политических акторов, а также влияние социальных факторов;
3. недостаточное внимание уделялось изучению причин и механизма конфликтов, что послужило причиной неспособности объяснить конфликтные политические процессы (например, войны и социально-политические конфликты 60-х гг.)
Вместе с тем, наличие несомненных достоинств структурного функционализма обусловило то, что данный методологический подход, несмотря на пережитый им в 60-70 гг. кризис, и по сей день широко применяется при анализе политического процесса. Как показывает практика, наилучшие результаты дает его применение в совокупности с элементами других методологических подходов.