Основные отличительные признаки западных и восточных среднерусских говоров
| Западные говоры | Восточные говоры |
| 1.Наличие сочетания мм в соответствии с сочетанием бм: о[мм]а́н (обман), о[мм]êр’а́л (обмерял) (севернорусская черта). | 1.Распространение сочетания бм: о[бм]ан, о[бм]ер’ал (черта литературного языка и южновеликорусского наречия). |
| 2.Наличие сочетания нн в соответствии с сочетанием дн: [нн]о (дно), хо́ло[нн]о (холодно) (севернорусская черта). | 2. Распространение сочетания дн: [дн]о, хо́ло[дн]о (черта литературного языка и южновеликорусского наречия) (в северных говорах Владимирско-Поволжской группы возможно произношение сочетания нн в соответствии с дн). |
| 3. Преобладание нестяженных личных форм глаголов с наличием j в ударных и безударных сочетаниях: зн[а́йе]т, ду́м[айе]т или зн[а́и]т, ду́м[аи]т и т. д.(черта литературного языка и южновеликорусского наречия). Распространение стяженных форм прилагательных: молод[а́], кра́сн[а] в части западных среднерусских окающих говоров (севернорусская черта). | 3.Отсутствие j в интервокальном положении, явления ассимиляции и стяжения в возникающих при этом сочетаниях гласных в формах прилагательных и глаголов: молод[а́], молод[у́], молод[ы́]; кра́сн[а], кра́сн[у], кра́сн[ы]; дêл[а]т, зн[а]т и т. д. (северновеликорусская черта). |
| 4.Распространение случаев произношения с в соответствии с конечным сочетанием ст: мо[с] (мост), хво[с] (хвост) и т. п. (северновеликорусская черта). | 4.Сочетание ст на конце слова: мо[ст], хво[ст] и т. п. (черта литературного языка и южновеликорусского наречия). |
| 5. Произношение слов без вставных гласных а или ъ: [пш]ени́ца, [см]мородина (за исключением восточной части говоров Псковской группы) (черта литературного языка и северновеликорусского наречия). | 5. Произношение слов со вставными гласными а или ъ: п[аша]ни́ца или п[ъша]ни́ца [cъма]родина (южновеликорусская черта). |
| 6. Произношение твёрдых губных согласных в соответствии с мягким на конце слова: го́лу[п], се[м] и т. п. (северновеликорусская черта). | 6. Различение твёрдых и мягких губных согласных на конце слова: ду[п] — го́лу[п'], съе[м] — се[м'] и т. п. (черта литературного языка). |
| 7. Произношение слов верх (← др.-р. вьрхъ), столб (←др.-р.стълбъ) и др. в полногласной форме: вер'[о́]х (верх), cтол[о́]б (столб) и др. (нерегулярное распространение на территориях Псковской группы говоров и Селигеро-Торжковских говоров). | 7.Произношение слов верх, столб и др. без второго гласного после плавного (черта литературного языка) (в ряде акающих говорах встречаются формы ко́р[о]м (корм), сто́л[о]б (столб). |
| 8. Распространение произношения мягких согласных в сочетаниях с согласным с: же́[н’с]кий (←др.-р.женьскыи), ру́[с’с]кий (←др.-р.русьскыи) и т. п. (северновеликорусская черта). | 8. Произношение твёрдых согласных в сочетаниях с согласным с: же́[нс]кий, ру́[сс]кий и т. п. (черта литературного языка). |
| 9. Твёрдое произношение звука ч: [чы]тать, [чы]сто и т. д. (западнорусская черта). | 9. Мягкое произношение звука ч’: [ч']исто, [ч']асто, [ч']итать и т. д. (черта литературного языка). |
| 10. Ударение на основе в личных формах ед. и мн. числа (кроме 1-го лица ед. числа) у глаголов II спряжения: сол’у́ — со́лиш — со́л’ат; вар’у́ — ва́риш — ва́р’а́т и т. п. (черта литературного языка и южновеликорусского наречия). | 10. Неподвижное ударение на окончании в личных формах ед. и мн. числа у глаголов II спряжения: сол’у́ — соли́ш — сол’а́т; вар’у́ — вари́ш — вар’а́т и т. п. (северновеликорусская черта). |
| 11.Формы местоимений 3-го лица с начальным j: йон, йона́, йоно́, йоны́ (западнорусская черта). | 11.Формы местоимений 3-го лица без начального j: он, она́, оно́, они́ (оне́) (черта литературного языка). |
| 12. Наличие местоимения 3-го лица мн. числа оны́ (йоны́) с окончанием ы (западнорусская черта). | 12. Наличие местоимения 3-го лица мн. числа оне́ с окончанием е (в говорах Владимирско-Поволжской группы) и они́ с окончанием и в восточных среднерусских акающих говорах (черта литературного языка). В ряде акающих говорах возможно произношение оны́ |
| 13. Наличие форм личных и возвратного местоимений 1) в род. и вин. п. ед.ч. мен'[а́], теб'[а́], себ'[а́] (севернорусская черта); 2) в дат. и предл. п. ед.ч. мн[и], теб[и́], себ[и́] (в окающих говорах). Формы личных и возвратного местоимений с окончанием -ê 1) в род. и вин.п. ед.ч.: мен[ê], теб[ê], себ[ê]; 2) в дат. и предл. п. е.ч.: мн[ê], [тобê], [собê] (в акающих говорах) (южновеликорусская черта). | 13. Распространение форм личных и возвратного местоимений в род. и вин.п. ед.ч. мен'[а́], теб'[а́], себ'[а́] наряду с те[йа́], се[йа́]; распространение форм личных и возвратного местоимений в дат. и предл.п. мн[ê], теб[ê], себ[ê] как во Владимирско-Поволжской группе, так и в восточных среднерусских акающих говорах (черты северновеликорусского наречия). |
| 14. Наличие j в основе в формах указательных местоимений именительного и винительного пад., наиболее распространено в словоформах [та́йа] (та) — [ту́йу] (ту), [то́йе] (то), [ты́йи] (те) (западнорусская черта). | 14. Отсутствие j в основе в формах указательных местоимений именительного и винительного пад. (черта литературного языка), кроме случаев употребления местоимений в винительном пад. ([тойе́] [тойо́] [тойу́]) в южных говорах Владимирско-Поволжской группы и в восточных среднерусских акающих говорах. |
| 15. Форма именительного пад. мн. числа местоимения весь: вси. | 15. Форма именительного пад. мн. числа местоимения весь: все. |
| 16. Наличие общей формы дательного и творительного пад. мн. числа существительных и прилагательных: с пусты́м в’о́др[ам], к пусты́м в’о́др[ам (севернорусская черта). | 16. Различение форм дательного и творительного пад. мн. числа прилагательных и существительных: с пусты́ми в’о́др[ами], к пу́стым в’о́др[ам] (черта литературного языка и южновеликорусского наречия). |
| 17. Формы дательного и предложного пад. ед. числа с окончанием -и (-ы) у сущ. жен. рода на -а с твёрдой и мягкой основой: к земл[и́], к жон[ы́], на рук[и́] (из окончания -и мягкой разновидности др.-р. склонения на *jā). | 17. Формы дательного и предложного пад. ед. числа с окончанием -е у сущ. жен. рода на -а: к земл[е́], к жен[е́], на рук[е́] (черта литературного языка). |
| 18. Отсутствие употребления согласуемых постпозитивных частиц (черта литературного языка). | 18. Распространение согласуемых постпозитивных частиц -то, -от, -та, -те и др.: дом-от, дома́-те, жену́-ту в говорах Владимирско-Поволжской группы и большинстве восточных среднерусских акающих говоров (северновеликорусская черта). |
| 19. Распространение слов — названий ягод, образованных с суффиксом -иц-: земл’ан[и́ц]а, брусн[и́ц]а и т. п. наряду с земл’ан[и́к]а, брусн[и́к]а и т. п. | 19. Распространение слов — названий ягод, образованных с суффиксом -иг-: земл’ан[и́г]а, брусн[и́г]а и т. п. |
| 20. Образование форм .мн. числа существительных муж. рода, обозначающих степени родства с суффиксом -ов’й- (-ев’й-): братов’йа́, зятев’йа́ и др. в окающих говорах (северновеликорусская черта). Формы именительного пад. мн. числа с ударным -а у существительных жен. рода с мягкой основой: дерев[н’а́], лоша[д’а́] и т. п. в говорах Гдовской и Псковской групп. | 20. Распространение форм мн. ч. существительных муж. рода, обозначающих степени родства: зятья́, бра́тья и др. Формы именительного пад. мн. числа существительных жен. рода с мягкой основой: дере́вни, зе́лени, ло́шади, пу́стоши, пути́ и т. п. (черты литературного языка) В ряде акающих говоров встречается форма с ударным –а:— дерев[н’а́] , зеле[н’а́]. |
| 21. Распространение страдательно-безличного оборота типа: у меня́ дрова́ принесено́ (западнорусская черта). | 21. Отсутствие страдательно-безличного оборота. |
| 22. Распространение формы инфинитива типа итить, несть. | 22. Формы инфинитива такие же, как в литературном языке. |
| 23. Распространение слов гре́бовать (брезговать), корого́д, хорого́д (хоровод), лю́лька (подвешиваемая к потолку колыбель), зе́лени, зеленя́, зе́ль (всходы ржи) (в говорах Псковской группы) (южновеликорусские черты), гора́зд (очень). | 23. Распространение слов бре́зговать, корово́д, хорово́д, зы́бка (подвешиваемая к потолку колыбель), о́зимь (всходы ржи) (северновеликорусские черты), бо́льно (очень). |
В акающих среднерусских говорах обнаруживаются различные типы безударного вокализма:
1) еканье – произнесение е в первом предударном слоге на месте а, о, е, ê:п’ет’и (пяти), б’еда(беда), л’ет’êл (летел ← лѣтѣлъ); наблюдается в ряде говоров Московской (например, в Коломенском районе), Нижегородской (Ардатовском и Арзамасском районах) и Рязанской (Егорьевском районе) областей;
2) иканье - произнесение и в первом предударном слоге на месте а, о, е, ê:п’ит’и (пяти), б’ида(беда), л’ит’êл (летел ← лѣтѣлъ); наблюдается в ряде говоров Московской и Тверской (Демьянском и Осташковском районах) областей;
3) умеренное яканье;наблюдается в Можайском, Верейском, Подольском, Бронницком районах Московской области, в Нижнем Поволжье;
4) сильное яканье;наблюдается к востоку от Москвы– в Касимовском, Спасском, Сапожковском, Шацком районах Рязанской области;
5)ассимилятивное яканье;наблюдается к западу и северо-западу от Москвы (в Волоколамском и Клинском районах, а также на верхней Волге – в Старицком и Зубцовском районах Тверской области).
Западные среднерусские говоры складывались на основе диалектов Новгородской и Псковской земель, а восточные среднерусские говоры — на основе диалектов Ростово-Суздальской, Муромской и Рязанской земель. Создание Русского централизованного государства с конца XV века и усиление миграций русского населения способствовали прекращению обособленного развития и сближению диалектов двух исторических центров на территории современных среднерусских говоров — Новгородской и Ростово-Суздальской земель. Ведущую роль в формировании единого русского языка в этот период играл ростово-суздальский диалект.
Объединяя в себе черты северного и южного наречий, московское койне, сложившееся в пределах среднерусских говоров, стало основой формирования единого языка русского народа, его современной литературной нормы, распространившейся по всей территории расселения русских.
Одним из первых у истоков учения о средневеликорусских говорах как переходных стоял известный русский филолог Алексей Александрович Шахматов (1864-1920). Это учение получило дальнейшее развитие в работах Московской диалектологической комиссии. Наиболее значительный вклад в исследование среднерусских говоров внес Николай Николаевич Дурново (1876-1937), предложивший термин средневеликорусские говоры и их классификацию. Теория переходных говоров была изложена в работе Н.Н. Дурново, Н.Н. Соколова, Д.Н. Ушакова «Опыт диалектологической карты русского языка в Европе» с приложением «Очерка русской диалектологии», опубликованной в 1915 г. К основным положениям учения о средневеликорусских говорах относились такие, как совмещение в составе средневеликорусских говоров черт обоих основных наречий великорусского языка; промежуточное положение средневеликорусских говоров между северновеликорусским и южновеликорусским наречиями; образование средневеликорусских говоров посредством влияния южновеликорусских или белорусских говоров на северновеликорусские (основной и определяющий вывод всего учения); прекращение возникновения новых диалектных различий в пределах великорусского языка после образования средневеликорусских говоров.
Впервые основные положения учения о средневеликорусских говорах были подвергнуты критике Рубеном Ивановичем Аванесовым (1902-1982), опиравшимся на новые диалектологические данные и исторические сведения. В частности, он указал на то, что среднерусские говоры имеют различные основы формирования и их нельзя однозначно определять как переходные говоры на северновеликорусской основе с белорусскими и южновеликорусскими наслоениями.
Р. И. Аванесов сформулировал новые положения диалектологии об образовании среднерусских говоров. Он предложил разделение среднерусских говоров на первичные (возникшие в результате этнического смешения носителей первоначально различных диалектов, поэтому не имеющих основу и наслоение) и вторичные (возникшие как на севернорусской, так и на южнорусской основе). Отметил нерешённость вопроса о генетически севернорусских и исконных южнорусских чертах (за исключением отдельных черт, таких, как звук г взрывного образования (севернорусская черта), все типы аканья, включающие в той или иной степени принцип диссимилятивности (южнорусская черта)) и доказал продолжение процесса появления новых диалектных различий после образования среднерусских говоров.
Новый взгляд на группировку среднерусских говоров появился после выхода в 1964 году работы Русская диалектология (под ред. Р. И. Аванесова и В. Г. Орловой*). В ней авторы выделяют группы среднерусских говоров в результате синхронной интерпретации полученных изоглосс, как бы исторически эти группы ни сложились. Была определена территория среднерусских говоров, значительно шире той, которая выделялась членами Московской диалектологической комиссии. В число среднерусских говоров включены те, которые совмещают черты северного и южного наречия (включая также и неразличение гласных неверхнего подъема во втором предударном слоге и в заударных слогах). Каждая группа говоров имеет также свой набор северных и южных языковых черт, эти говоры значительно различаются между собой, имеют разную степень оформленности и организованности языковых систем.
* Варвара Георгиевна Орлова (1907-1991) окончила МОПИ им. Н.К. Крупской в 1938 г., аспирантуру Московского городского педагогического института под руководством Р. И. Аванесова в 1941 году. В том же году защитила в Институте истории, философии и литературы кандидатскую диссертацию «Губные спиранты в русском языке». В 1941—1943 годах доцент, затем зав. кафедрой в Марийском государственном университете, с 1943 г. преподаёт в Московском городском пединституте, с 1944 — в Московском государственном университете им. М. В. Ломоносова. С 1947 года — старший научный сотрудник Института русского языка АН СССР, с 1952 — заведующая сектором диалектологии (сменила на этой должности академика С. П. Обнорского). В 1956 году защитила докторскую диссертацию «История аффрикат в русском языке в связи с образованием русских народных говоров». Из-за идеологических разногласий и личных неприязненных отношений с новым (с 1968 года) директором Института Ф. П. Филиным была вынуждена выйти на пенсию под предлогом болезни в 1971 году.