Как все начиналось. Парад привидений

Елена Прудиус

Сказки с дельфиньего хвоста

(дневник резидента)

«Ты должна сделать добро из зла, потому что его больше не из чего сделать» (эти слова Уоррена уже являются эпиграфом к роману братьев Стругацких «Пикник на обочине»).

Содержание

Предисловие (от автора)

Как все начиналось. Парад привидений

Когда стандарты воспитания не работают

Он будет летать!

Заповедник «боюсок»

Из косвенной психотерапии. Эксперимент с розой

Исцеление Винни-Пуха, свитера и рюкзака

От «духа» до волшебника

Веселый праздник Хэллоуин и дворец с привидениями

Они и сами с усами

Долг платежом красен

Рок-инфекция

Девочки пели о маме

Сказание о принце Эйнаре и Живой Воде (сказочная повесть)

Птица, озеро и птенец-крысенок (сказка)

Зеркало кикиморы (сказка)

Бал свечей (сказка)

Curriculum (фантазия)

Снова Колобок – жизнь после смерти (сказка)

Узел у Бога (сказка)

Жил-был Пень (сказка)

Золотой волос Лиса (по мотивам сказки Д. Соколова «Лис-хвостун»)

Сказка про падающую звездочку

Послесловие о душевной дефектологии и сказках

Список использованной и рекомендуемой литературы

Предисловие

(от автора)

У меня не бедная профессиональная биография. Первое медицинское образование, выбор специальности анестезиолога-реаниматолога и списание по «чистой» через три месяца после начала самостоятельной работы – нейродермит, возвращение детской болезни. Приговор дерматолога: «с людьми работать, нервничать – полностью противопоказано. Забудьте об этом». Процедуры гемосорбции, гормоны, кабинет медстатистики на два года, а потом все-таки возвращение к людям – в подростковый кабинет поликлиники. Ничего - обошлось, хотя соседки-терапевты не раз с ужасом спрашивали: «Как вы с ними справляетесь?». Да вот так - мне с ними было интересно. Нейродермита они, во всяком случае, у меня не обостряли. Вот эти подростки, а также мои собственные дочки, которых сначала оказалось ужасно трудно воспитывать, подвигли меня на чтение литературы о детях, о воспитании, а потом и получение второй «вышки» - по психологии, специализации по психиатрии и психотерапии. Потом работа в детской поликлинике, школе, садике, несколько лет частной практики.

А потом был детский социальный приют «Дельфин». В какой-то момент (дети выросли) появилось ощущение неприкаянности, потребности в ком-то, кому нужна моя забота, которой осталось почему-то много, а собственных детей она могла только стреножить. Во всяком случае, когда я узнала о вакантной должности воспитателя у средних подростков – мальчиков от 9 до 13 лет, то сразу решила работать там. Опыта работы воспитателем у меня не было, но я решила, что если что-то понимаю в детской психологии, то должна справиться. Меня приняли на работу с некоторым удивлением, изучив дипломы и трудовую книжку. Потом привыкли.

«Дельфин» и теперь еще совсем юный приют, а тогда шел первый год его жизни. Никто толком не знал, как положено работать, прецедентов практически на тот момент не было. Зато был энтузиазм директора Светланы Михайловны, ее заместителя Ольги Витальевны, старшего воспитателя Людмилы Павловны и целого корпуса воспитателей и нянечек и педагогов дополнительного образования, социальных педагогов и юристов. И было имя приюта, и символ, заключенный в нем – дельфин, выносящий на берег тонущих людей. Что интересно, скульптура группы дельфинов была на территории приюта еще в бытность его детским садиком. Я благодарна этому месту и этим людям, наверное, не меньше, чем те дети, которые прошли через его благословенное лоно, получив возможность почувствовать себя просто детьми, а не только жертвами своих сложных и нередко трагических обстоятельств. У большинства из них родители были в биологическом, но не социальном смысле. Алкоголизм, наркомания, игромания в основном. Цунами социума. Всех слабых, неосторожных и просто случившихся рядом с опасным местом смыла волна стихии. Если мужской алкоголизм считается потенциально излечимым, то женский отличается крайне неблагоприятным течением и приводит к очень быстрой деградации и распаду личности. Тяжело даже думать о том кошмаре, в котором жили дети до поступления в приют. Их обычно не били целенаправленно и систематически, но мать могла в припадке ярости облить сына кипятком или просто не кормить – так как нечем, или продать свою дочь сожителю на ночку за бутылку. Причем, нередко дети постепенно адаптировались к такой беспорядочной жизни и убегали в нее из приюта, жизнь в котором их хочешь - не хочешь – выстраивала. На волю убегали. Вечно пьяная мать не интересовалась их времяпрепровождением и не ограничивала свободу. Нередки так же были ситуации непримиримого конфликта между оступившейся мамой и ее собственной матерью. Бабушка лишала свою дочь родительских прав не для того, чтобы взять внука под свою опеку, а чтобы привести его в приют и сдать государству, доказать дочери раз и навсегда, каким ничтожеством она уродилась (в том смысле, что в семье не без урода). Некоторым детям улыбалась судьба, и их принимали в свой дом родственники, но, к сожалению, такие случаи очень редки. А дети надеялись, воодушевленно рассказывали о том, что их заберет мама, что она бросила пить, или возьмет дядя, но дядя грустно смотрел на сына своего опустившегося брата, принося ему в очередной раз кулек с гостинцами. Самому жить негде, свои рты прокормить надо… А жене каково чужую душу искалеченную брать под свое крыло…

И вот я оказалась на переднем крае скорбей человеческих, в группе мальчишек – социальных сирот с огромным опытом боли и разочарований. Их нужно было накормить, проследить, чтобы они помылись, уложить в постель и утром поднять, привести в порядок их одежду и помочь приготовить домашние задания, унять расшумевшихся, разнять участников жестокой потасовки. В общем, все, что дома делают родители. И даже больше. Потому что обычные методы общения с детьми, многие из которых познали дно жизни, не работали. Я чувствовала себя в приюте резидентом, т.к. кроме того, что выполняла все эти обязанности, не могла не отслеживать, как принято говорить у психологов, рефлексировать происходящее. Так получился этот дневник резидента.

Он не стал научным исследованием, а, скорее, процессом впитывания эмпирического опыта, совладания с собственными шоковыми реакциями. Именно там весь предшествующий опыт качественно трансформировался и переосмыслился. Именно его я считаю очень дорогим для себя и не стремлюсь сейчас обобщать, а лишь описать. Только в последней главе представлена попытка осознавания смысла и событий и сказок. Прошла я через приют путницей и жила в нем послушницей – вот что можно сказать теперь. Поэтому там родилась не научная монография, а лишь сказки, в которых отразились не столько попытки как-то исправить изуродованные судьбы детей, сколько понять их смысл, значение и дальнейшее возможное развитие. Я не могла вернуть этим ребятам маму или стать ею, но хотела сделать хоть что-нибудь. И для своего внутреннего ребенка тоже. Писание сказок стало моим лекарством. Марк Бурно назвал такой вид самопомощи терапией творческим самовыражением, и я с ним полностью согласна. Надо еще сказать, что почти в каждой сказке была различная доля соавторства прототипов персонажей, которые имели возможность развернуть сценарий в ту сторону, которая им представлялась наиболее естественной, т.е. примерить сказку на свои плечи. А вы можете примерить сказки с дельфиньего хвоста на свои. Не стану спорить с теми, кто заметит этих историях душевные проблемы самого автора. Именно они дали возможность со-чувствия детям.

В этой небольшой книжке записки и воспоминания перемежаются с порожденными ими сказками. В целях сохранения тайны каждой личности я не описываю конкретных судеб своих героев – их образцов сколько угодно на страницах социальных хроник и в соответствующих телепередачах. Книга подобного рода могла бы быть отнесена к категории ужасов и триллеров.

У наших героев есть то общее, что им пришлось очень рано столкнуться со своей неприкаянностью, затерянностью в этом мире, иногда откровенной отверженностью и ненужностью. И это бывает не только с ними, не только тогда, когда родители бросают детей и лишают своей заботы. Это бывает и тогда, когда мы сами теряемся в жизни и лишаемся опоры под ногами. Снова и снова повторяется история Ноева ковчега, который девять дней и ночей носился по волнам бескрайнего океана, пока обрел новое пристанище на крошечном участке земли.

Как все начиналось. Парад привидений

Приняли меня ребята без особых эмоций. Я была не первым воспитателем в их группе. Не каждый человек мог удержаться в специфике приютской работы. Относительно спокойные дни перемежались с ЧП, когда кто-то сбегал, или давал эмоциональных срыв, устраивал демонстрацию попытки выпрыгнуть из окна. Или устраивал жестокую драку по законам улицы.

Но фору ребята мне дали, присматривались. Было их двенадцать душ. Некоторые из них провели здесь уже полгода, кто-то только что поступил. Большинство из них никогда не жили и даже не видели таких условий, которые им предоставили в приюте. Большинство понаслышке знали о том, что перед сном надо принимать душ или хотя бы мыть ноги. А уж стирка носков… Им все равно было, как они одеты. Рваная и грязная одежда по привычке не смущала.

В приюте они отъедались. Тех, кто недавно с улицы, легко было узнать по их жадности, с которой они поглощали вкусную приютскую пищу. И они ели много хлеба. Просили перед сном и ели просто так или с солью. Иногда с сахаром. А, наевшись, некоторые с легким сердцем сбегали обратно «на волю».

И у них за душой было много воспоминаний. Мальчишки этого возраста, да еще прошедшие улицу, не склонны к душевным излияниям и жалобам на свои страхи. Скорее, они будут их отрицать, демонстрируя свою «крутость». И все же иногда они не выдерживали. Как-то, уложив ребят спать и домыв посуду, я занималась потихоньку какой-то служебной писаниной. Вдруг из одной спальни тихо выскользнула тень и приблизилась к столу. Это был Игорек. Он трясся мелкой дрожью. На мой вопрос, что с ним, он едва смог ответить, что ему страшно. Вот тогда, ночью, он рассказал о своих ужасных призраках, которые приходили к нему в темноте. Это началось тогда, когда еще дома, живя с родителями, он однажды проснулся и не обнаружил их дома. Они куда-то ушли, оставив его одного. Потом это повторялось, и появились жуткие ночные гости. Он рассказывал, и из спальни стали являться другие ребята, которые тихо усаживались рядом. А потом и они стали в захлеб рассказывать о своих страшных призраках. Сколько же их было!

Игорек молча слушал их, не присоединяясь к этому параду чудовищ. А на следующий день он и Никита надели простыни и стали корчить из себя привидений. С приютскими простынями такой номер был не положен, и я принесла им свои привиденческие одежды, которые остались еще от работы с детско-родительскими группами. Так в группе начался парад привидений, который длился несколько дней. Ребята воодушевленно играли, бегали в соседние группы, по всему приюту. Потом эта волна увлечения схлынула также внезапно, как и появилась. Ребята, включая Игоря, переключились на «войнушку». Игорь теперь спал ночью спокойно. Однажды у него был еще рецидив ночных страхов, но он прошел быстро, без особых мероприятий.