Способность к выра- жению чувств 5 страница

Более того: даже если определенный человек достиг многого с хорошими побуждениями, возможно, он представляет собой лишь удачное сочетание наследственных задатков в остальном бездарной семьи, т.е. исключение из правила, поэтому передавать по наследству он будет скорее не свои личные задатки, а задатки своей семьи. В подтверждение этого я могу привести две поговорки, арабскую: «Ты можешь выбрать некрасивую жену, если она единственная некрасивая в своей семье» и норвежскую: «Никогда не женись на девушке, если она единственная красивая в своей семье».

Индоевропейские народы в свои лучшие времена всегда уделяли особое внимание явлениям наследственности. Зная это, понимаешь, почему руководящие слои этих народов всегда сначала всячески препятствовали карьере «новых людей». Эти люди могли быть единичными талантами в своих бездарных семьях. Их могли принять в руководящую группу, но не в руководящий слой. Их лично могли уважать, но хорошего потомства от них не ожидали.

Поэтому при отборе руководящего слоя следует учитывать достижения отдельных людей и характер их семей. Дальнейшее, в случае положительной оценки в обоих случаях, зависит от правильного выбора супружеской пары.

Государство, которое формирует руководящие группы, может довольствоваться достижениями отдельных людей, а государство, которое ради своей стабильности хочет образовать руководящий слой, должно, кроме того, обращать внимание на характер семьи и выбор супружеских пар. Об этом писал и Дарре в своей книге «Новая аристократия из крови и почвы». Отдельные люди могут войти в руководящие группы, в руководящие слои могут войти только семьи. О наследственной сути человека его личные достижения еще мало говорят, о ней можно с достаточной уверенностью судить лишь зная характер его семьи. Отдельный человек может возвыситься в результате сомнительных махинаций, возвышение семьи основывается, как правило, на ценных задатках и правильном выборе супружеских пар. У преуспевших выскочек не бывает хорошего потомства.

Зададим еще раз вопрос, почему масса людей всех сословий настроена против подобных идей? Не будем обманывать себя: все эти представления совершенно чужды широким массам. Средний человек нашего времени относится к этим идеям враждебно и в нем сразу же просыпается чувство зависти, которое воспитывали на Западе с 1789 года, хотя и постоянно пытались замаскировать.

Но уже такие люди, как Отто Амон (1842-1910) и Александр Тиле (1866-1912) требовали, чтобы немецкое государство было «социал-аристократическим» и говорили, что «основная идея природы» – аристократическая; уже взгляды Эрнста Геккеля на теорию эволюции и наследственность были такими, что его зря считают своим сторонники либерализма и пролетарского социализма.

Может быть, вопрос о создании руководящего слоя не воспринимался бы в Германии так серьезно людьми, мыслящими по-государственному, если бы в немецкой жизни высший слой играл такую же роль, как в Англии, т.е. если бы его достижения, достижения семей, возвысившихся благодаря способностям выше средних, не принижались так несправедливо, по-хамски. Чувство зависти, которое разжигается пролетарским социализмом, может быть, не стало бы столь ядовитым и не проникло бы так глубоко в душу немецкого народа, если бы чаще вспоминали, что высших слоях было очень мало семей, издавна бывших наверху, что почти все семьи этих слоев когда-то поднялись снизу благодаря своим талантам… Если бы чувство зависти, которое особенно распространено среди нас, немцев, вызвалось бы не столько наследственными задатками, сколько вдалбливанием социалистических учений, то сегодня было бы больше надежды на исчезновение этого чувства.

Я подчеркиваю: при современном уровне знаний нельзя больше сомневаться в более высокой – в среднем! – наследственной ценности аристократии и высших, точнее, возвысившихся сословий всех западных народов, и настала пора дать справедливую оценку этой наследственной ценности, хотя нас с XVIII века учили, что талантливых, здоровых и добродетельных людей следует искать внизу, а наверху люди бездарные, больные и порочные. Вопреки этому социал-демократ евгеник Гротьян установил, что из-за малого количества детей в высших слоях и большого в низших народ теряет наследственные способности и силу воли.

Если это правило действительно и для Германии, то у нас какие-то особые обстоятельства должны были помешать образованию такого руководящего слоя, какой есть в Англии. К числу эти обстоятельств следует отнести несчастную историю немецкой государственности с середины XIII века, раздробленность, религиозный раскол, истребление многих родов в 30-летнюю войну, а также вымирание ужасающе большого числа лучших родов в Средние века и лучших католических родов после Реформации вследствие безбрачия духовенства. Лапуж отмечает тоже явление в дореволюционной Франции. Уцелевшие роды из-за религиозного раскола и раздробленности не смогли образовать вместе с возвысившимися буржуазными семьями такой слой семей со способностями к руководству, какой в иных, более благоприятных исторических условиях возник в Англии и Шотландии.

Но были и другие причины. В принципах немецкой аристократии происходили изменения, неблагоприятные с точки зрения законов жизни. Соответствующий этим законам смысл утратил принцип «равенства по рождению». У индоевропейских народов это понятие первоначально обозначало одинаковый уровень наследственных способностей при одинаковой чистоте или одинаково сильном преобладании нордической расы. Я доказывал это в моей книге «Аристократия и раса» (1927г.), а сегодня мог был доказать еще лучше. При таком понимании равенства по рождению в Германии мог бы возникнуть руководящий слой, в ценности которого никто бы не сомневался.

Но немецкая аристократия постепенно стала понимать под этим лишь принадлежность к одному сословию. В результате стали считаться равными по рождению и те роды, которые возводили в дворянство Габсбурга, сами неблагородные и возвышавшие неблагородных людей. В число равных по рождению попадали путем заключения браков и семьи чужеродного происхождения.

Тому, что английская аристократия ранних эпох лучше понимала суть отбора руководящего слоя, способствовали не только благоприятные обстоятельства, но и то, что английская концепция равенства по рождению не стала узко-сословной, она сохранила свой древний смысл. Путь в ряды английской аристократии был открыт для всех семей, доказавших свою принадлежность к благородному нордическому типу.

Дарре показал, что отсутствие в Англии обычая давать приданое исключало материальный интерес при выборе супружеской пары… Браки заключались по любви, и это пошло на пользу нордическому типу…

…Если избранные семьи будут связаны с землей, с наследственными владениями, то государство вправе ожидать, что оно получит от таких семей столько людей со способностями к руководству, сколько ему нужно для решения всех его задач. А таких людей не хватает в Германии и сегодня.

Именно такой представляет «новую аристократию» и Дарре. Остается открытым вопрос о том, как связать существование исторической немецкой аристократии и создание новой аристократии по Дарре…

Государство, которое создает новую аристократию, должно обращать внимание на тип людей, если он ярко выражен, на способности выше средних и на правильный выбор супружеских пар. То, что может добавить историческая немецкая аристократия, как образец для этих семей, это примеры благородного образа жизни. Наследственные задатки физических и психических способностей – обязательное предварительное условие для любой группы, входящей в отборный слой, и наследственное, «врожденное» всегда будет важней благоприобретенного. Но наследственность это еще не все: нужно направлять хорошие задатки людей.

Ницше особенно болезненно воспринимал то, что в немецком народе под влиянием уравнительских учений исчезает чувство благородства и распространяется пролетарское сознание…

Для каждой отборной группы большое значение имеют благородные женщины. Дарре тоже подчеркивает их значение и ссылается на идеи, высказанные Ферреро в его книге «Жены цезарей» (1914г.). Для любой аристократии, и новой тоже, существование женин само по себе значит больше, чем множеств деяний мужчин. Речь идет, конечно, о благородных женщинах.

Испанский философ Ортега-и-Гассет написал небольшую статью «О влиянии женин на историю» (1929г). Написал он ее несколько манерно, для одной женщины, которая произвела на него большое впечатление, но это не умаляет ценность высказанных в этой статье основных идей.

Ортега-и-Гассет считает, что в сути благородной женщины есть нечто, действующее на человеческую среду медленно, как климат. «Два десятка женщин, занимающих прочное положение в обществе, женщин, которые воспитывают и совершенствуют себя сами, пока недостигнут безупречности произведений искусства, как своего рода камертон жизни, становится органом фантазии о более высоком будущем и делают для этого общества больше, чем все воспитатели и государственные деятели».

При выборе семей со способностями к руководству для создаваемого руководящего слоя должны оказать влияние не только государственные учреждения и группы представителей исторической аристократии, но также женщины из исторической и новой аристократии. Как уже говорилось, никогда нельзя ориентироваться на достижения одного человека, а всегда нужно также учитывать характер его семьи. А поскольку благородные женщины часто обладают хорошим чутьем характера людей, государство, знающее законы жизни, не должно отказываться от сотрудничества таких женщин, имеющих большой жизненный опыт, при принятии решений такого рода.

Время для мыслей, подобным высказанным здесь, еще не пришло, по той, в частности, причине, что воспитание, делающее упор на наследственных ценностях, должно сначала постепенно преодолеть чувство зависти, которое разжигали с XIX века либерализм и пролетарский социализм.

Humanitas

Слова «гуманность» и «гуманизм» многими мыслящими людьми воспринимаются негативно. Недоверие к обозначаемым этими словами ценностям можно проследить с конца XIX века, эпохи либеральных и социалистических идей. Вместе с гуманизмом многие отвергают и т.н. классическое образование, т.е. изучение истории, языка и культуры древних греков и римлян, но такая позиция просто вредна, потому что все лучшее в западной духовной жизни восходит к тому, что является общим для эллинов, италиков (римлян) и германцев и объясняется нордическими расовыми корнями этих народов, объединявшими их в Центральной Европе в эпоху неолита. Для того, чтобы получить полное представление о возвышающих нашу жизнь и культуру ценностях нашего индоевропейского прошлого, недостаточно знать лишь то, что относится к одни германцам, нужно знать также об индийцах, персах, эллинах и римлянах.

Ранние периоды истории древней Греции и древнего Рима, а также примеры все более редких впоследствии родов и отдельных людей показывают молодежи величие нордической индоевропейской сути, которое не понять, зная лишь одних германцев. Изучение доисторической эпохи никогда не окажет такого воспитательного воздействия, как биографии конкретных людей.

Эллинская и римская история, от героев Гомера до «Лаконских максим» Плутарха, от благородных римских крестьян, какими они были до победы над Карфагеном, до одиноких благородных фигур эпохи Империи, наглядно показывают нам те человеческие черты, которые могут заменить нам знание германской жизни эпох, известных нам лишь по раскопкам. Примеры из ранней истории греков и римлян должны рассматриваться как соответствующие германским, только германцам пришлось тратить больше сил на приспособление к более суровой среде, а греки и римляне могли в более мягком климате свободно развивать свою индоевропейскую суть. А примеры из поздней истории Греции и Рима расология и расовая гигиена могут использовать как предостерегающие. «Чисто естественные» учения о наследственности и отборе этих примеров не заменят.

В одном греки и римляне уникальны в качестве примеров для этих учений: присущая всем индоевропейцам благодаря их нордической расовой сути ориентация на талантливых, благородных и красивых людей как на образцы для отбора, их благородное стремление воплотить народные ценности в образцовых родах придавали особый блеск творческим эпохам римлян и особенно эллинов. Отблеск народного величия и великодушия отдельных людей, того, к чему стремились индоевропейские народы, как у греков, так и у римлян, исходит от жизнеописаний Плутарха, герои которых должны снова стать столь же близкими немецкой молодежи, как Фридрих II Шиллер. Выдающиеся роды в Греции и Риме постоянно выдвигали великих людей, еще более талантливых, чем их предки. Именно такие люди были и останутся образцами для нордической индоевропейской сути. И такая ценность, как «humanitas», относится именно к этим великим людям.

«Гуманность», которую отвергали и отвергают национально мыслящие немцы, не имеет ничего общего с той ценностью, которую греки и римляне понимали под словом «humanitas», а то, что эти немцы отвергают как «гуманизм» есть лишь восхищение тем, чем не стоит восхищаться, а именно наследием позднегреческого и позднеримского образования, вредное увлечение наследием эллинистической и позднеримской мешаниной знаний, рожденной в больших городах, а не тем нордическим и изначально индоевропейским, что было у греков и римлян. Индоевропейский нордический тип сильных и великодушных людей преобладал в Риме до Пунических войн: качества этого типа первоначально и обозначались словом «humanitas».

Эта идея проникла в Рим вместе с эллинским образованием. Проникновение идей других народов всегда опасно. В данном случае опасность, с одной стороны, нейтрализовалась общим нордическим происхождением эллинского и римского народов, а, с другой стороны, усиливалась вследствие тогда уже далеко зашедшей денордизации эллинов. В наибольшей степени этой опасности были подвержены низшие слои Рима.

Плебс, нувориши щеголяли греческими словами, чтобы похвастаться своей «Образованностью». «Употребление греческих слов было в Риме признаком элегантности дурного вкуса», – пишет Мейе в «Очерке истории латинского языка» (1928). Словарный запас, используемый в серьезных делах, был латинским, а когда речь шла обо всяких удовольствиях, все чаще использовались греческие слова. Низы употребляли греческие слова, когда говорили о разных играх, а также любили ругаться по-гречески. Чужое образование под силу лишь немногим людям, имеющим крепкий внутренний стержень, а на большинство оно действует разлагающе. Ко временам Цицерона эта опасность, против которой воевал еще Катон, стала настолько явной, что брат Цицерона писал ему: «Наши люди похожи на сирийских рабов. Чем лучше кто-то говорит по-гречески, тем он развратней». Настоящий эллинский дух к тому времени, когда римляне познакомились с ним, был уже изрядно искажен системой образования эллинских городов. Масса римлян заимствовала вместо него эллинизм, который в эпоху Империи стал просто предметом болтовни писателей и ученых самого разного происхождения.

Там, где эллинский дух заимствовали люди из знатных родов нордического происхождения, он не разлагал, а укреплял римский дух. Этого не могло бы случиться, если бы эллинский дух не был расово родственным римскому. Трезвая реалистичность ранних римлян сужала возможности, заложенные в индоевропейских народах. Многие римляне почувствовали это в эпоху Пунических войн. Они осознали, что в природе римлян заложено нечто большее, нежели то, что до тех пор проявилось. В эллинском духе видели средство обогащения и углубления римских народных добродетелей такие люди, как Лелии и оба Сципиона. Они понимали «humanitas» как ценность, включающую в себя старые римские ценности – верность, доблесть и благочестие плюс великодушие. Имелся в виду идеал индоевропейских народов, талантливый, благородный и красивый человек.

Катон казался в эпоху Сципионов и Лелиев уже слишком трезвым и узким. «Humanitas» означала «очеловечивание» традиционных ценностей римлян и одновременно – из углубление и утончение. Она включала в себя доброжелательство, чувство красоты, любовь к образованию и общительность. Человек, не обладавший этими качествами, считался варваром. Для поздних эллинов эти идеи были опасными, поскольку они были склонны ставить образование выше происхождения; они таили в себе опасность и для Рима, однако неверно думать, как это делают сегодня, будто эти идеи сами по себе были разлагающими с расовой точки зрения. Они стали такими вследствие их ложного толкования в XIX веке, но они не были такими для здоровых эллинов и римлян. Они приобрели враждебный жизни уклон только в сочетании с философией стоиков.

Поздние стоики в Греции и Риме ставили серьезные, нравственные цели, но перед отдельными людьми. В философии стоиков еще раз проявился нордический дух, но в условиях разложения, в денордизированной и выродившейся среде. Зная, в каких исторических условиях жили эти последние благородные люди эллинско-римского мира, легко понять, почему для них ничего не значили семья и народное сообщество, почему они проповедовали космополитические идеи: во всем окружающем их мире они видели только рассеянных, одиноких благородных людей. Humanites в сочетании с поздним стоицизмом включала в себя идеал безбрачия и этим способствовала угасанию многих ценных родов в Средние века и в новое время.

Но этот враждебный жизни уклон не был присущ самой идее изначально, он проявился лишь после того, как денордизация и вырождение в Риме зашли настолько далеко, что для лучших людей отказ от всяких надежд стал своего рода предметом гордости. Первоначально и по своей сути эллинско-римская идея гуманности это стремление к идеалу, который воплощала в себе аристократия. Это была аристократическая идея, она требовала от человека победы над собственными низкими инстинктами, над стремлением к личному счастью, требовала не поддаваться «общественному мнении» и напрочь отвергала торгашеский дух.

Эта римская идея гуманности должна была оказывать воспитательное воздействие не только на отдельных людей, но и на руководящие роды, и оказала бы, если бы к периоду перехода от республики к Империи именно носители этой идеи не стали малодетными, а потом, в лице стоиков, вообще не отказались от семьи. Эта идея могла способствовать и отбору, потому что те физические черты, которые представлял себе римлянин, думая об идеальном человеке, всегда были в большей или меньшей степени чертами нордической расы, а с определенными физическими чертами обычно связан и определенный психический склад.

Римская идея гуманности относится к тому же разряду индоевропейских представлений о благородном человеке, из которых в Элладе с гораздо более тесной увязкой с идеями наследственности и отбора возникла идея «эвгенейи» и идеал «калокагатии». То, что римская humanitas не могла больше быть увязана с древнеиталийскими обычаями и законами расовой и наследственной гигиены, объясняется тем, что ко времени формирования этой идеи римляне начали отходить от своего прежнего общественного мышления и новые ценности могли быть поняты только как ценности индивидуальной жизни. Humanitas не могла больше стать идеей народного возрождения. Сегодня же эту идею снова следует понимать, исходя из совокупности индоевропейских ценностей, которые, чем ближе к истоку, тем больше направлены на возвышение жизни. То, что сделали из идеи гуманности денордизированные и выродившиеся римляне поздней Империи и XIX век, это искажения индоевропейского образа мыслей. Не имеющие ничего общего с настоящей humanitas.

К искажению этой идеи в Риме приложили руку иммигранты с Востока, особенно евреи. Они попытались превратить ее в учение о равенстве, согласно которому нет наследственного расового неравенства, а есть только «люди». В результате должен был исчезнуть идеал благородного, талантливого и красивого человека. Сторонники идеи «человечества» пытались ссылаться на древних греческих и римских мыслителей, особенно на стоиков, но с великими эллинами и римлянами их объединял уже только язык, но не расовый тип.

За это восточное искажение идеи гуманности ухватился демократический гуманизм XIX века. Но и он должен был, прежде всего, отказаться от идеала благородного человека, выражавшего определенный расовый тип. У Канта «быть человеком» это задача. У Шиллера еще прорывается аристократическая идея отбора. Корифеи нашей «классической» эпохи понимали «человечество» не как сумму всех живущих людей, а в смысле эллинско-римской гуманности, как стремление «достичь идеала в индивидуальности», как выразил эту мысль Вильгельм фон Гумбольдт, один из создателей нового гуманизма.

«Реальный гуманизм» начался с Карла Маркса. Он смотрел на человечество, как на биологический род, и не думал об идеале. Пролетарский социализм в XIX веке отрицал все ценности западных народов, возвышающиеся над отельными людьми, и оставлял лишь одну «ценность» – всеобщую, одинаковую посредственность. Образ человека, связанный пролетарским социализмом, представлял собой арифметическое среднее, выведенное из черт всех ныне живущих людей. Эти представления сочетались с теориями английских эвдемонистов: цель человечества – счастье как можно большего числа людей. Отсюда «любовь к людям вообще», известная под названием «гуманности».

Здесь уже не было места для идеала, основанного на отличении ценного от неполноценного, т.е. для аристократического идеала, каковым была некогда идея, известная нам в латинском варианте как «humanitas».

Когда немецкий дух начал осознавать самого себя и обратился к ценностям, которые были ему по природе ближе, чем ценности средневековых церковных догм, в Германии возник гуманизм, который создал аристократические идеалы. Это произошло в эпоху гуманистов и в эпоху Винкельмана, Гете и Гельдерлина. Германское начало ни в ту, ни в другую эпоху еще не было осознано и пришлось искать свое у эллинов и римлян. Даже через посредство французского классицизма Фридрих II воспринял индоевропейский Рим как родственный мир, а Гете решительно отвергал в немецком Средневековье все, что больше соответствовало церковным догмам, чем немецкой сути. Эти люди нигде не могли найти свое в более чистом виде, чем у греков и римлян. Густав Неккель однажды сказал, что в немецкой поэзии в «Ифигении» Гете впервые снова была показана нордическая суть в женском образе, а не в образах Гретхен и Кетхен.

Впоследствии работы историков и лингвистов открыли нам древнегерманский мир, но это не значит, что немецкая молодежь должна переучиваться и отказаться от греческих и римских ценностей. Наоборот, мы все более ясно видим, что любой индоевропейский народ создает идеалы способные послужить вдохновляющим примером. При всей нашей любви к германцам, мы не можем отрицать величие эллинов и римлян, ибо этим двум народам, как и персам, удалось развивать свою наследственную суть в чистом виде до тех пор, пока не появились великие люди и не выразили ее в письменной форме. Корнелия, героиня стихотворения жившего уже в позднюю эпоху римского поэта Проперция, говорит о себе: «Природа дает мне законы через мою кровь». Это можно сказать обо всех великих греках и римлянах, отсюда их значение для нас, потомков германцев, родственных этим грекам и римлянам. Германцам не суждено было такое чистое развитие: как только они вышли на историческую арену, им пришлось скрывать от церковников или переоценивать заложенную в них от природы индоевропейскую humanitas. Им пришлось утверждать ее в долгой борьбе с церковными догмами. И немцы не должны забывать, что в эпоху Реформации и в эпоху Гете освобождающий дух греков и римлян помогал им в этой борьбе.

Humanitas, правильная понятая с учетом индоевропейских корней этой идеи, как идеал расового совершенства, а также как физический и психический идеал при выборе супружеской пары с целью улучшения рода всегда будет ценностью для настоящих немцев. Гуманизм в смысле более глубокого понимания величия эллинов и римлян, развитие которых было самобытным, не может быть вычеркнут из немецкой культуры без потерь для немецкого духа. Правильно понятый гуманизм может только укрепить немецкий дух.

ИСЧЕЗНОВЕНИЕ ТАЛАНТОВ В ЕВРОПЕ

Ферлаг Хоэ Варте-Франц фон Бебенбург, Пель, 1959 г.

Посвящается памяти Вильгельма Хартнакке (1878-1952)

Одним из первых, кто констатировал, что духовные силы Европы иссякают, был Карл Пирсон, ученик и последователь Ф. Гальтона. В 1904 году К.Пирсон писал, что в Англии чувствуется нехватка высокоодаренных людей во всех областях – в науке, искусстве, торговле, ремесле и государственной жизни; Англия стала рождать таких людей меньше, чем 50 или 100 лет назад. Менее одаренные и менее волевые люди имеют больше потомков, чем наследственно способные. Пирсон подозревал, что Англия, как и остальная Европа, переживает начало эпохи, признаком которой будет нехватка дарований. Пирсон, как и Гальтон, знал, что дарования могут быть только унаследованы от талантливых предков и никоим образом не могут быть развиты путем воспитания и обучения. Он подчеркивал, что психические качества людей наследуются по тем же законам, что и физические. Изучение наследственности на основе законов Менделя и наблюдения за близнецами подтвердили правильность взглядов Гальтона и Пирсона на все времена.

В 1911 году У.Уэтхем отметил, что в Англии умственно дефективные семьи имеют много детей, которые становятся обузой для государства, заполняя больницы и тюрьмы. В том же году У.Гилби и К.Пирсон указали на то, что дети из семей высших слоев умней, чем дети из низших слоев… В 1923 г. Остин Фримен заявил, что таланты в Англии исчезают из-за того, что у «унтерменшей» больше детей, чем в одаренных семьях.

В том же 1923 г. К.Бригхэм заговорил о снижении среднего умственного уровня в США… англичанин Р.Б.Каттелл в 1936 году доказал, что в Англии доля высокоодаренных учеников за одно поколение снизилась с 1,15% до 0,58%, а доля бездарных, наоборот, увеличилась с 1,56% до 2,10%. Каттел считал позорным тот факт, что до сих пор не ведутся официальные исследования этого тревожного процесса, о серьезности которого говорилось еще 25 лет назад. Правда, позже английское правительство создало комиссию ученых для изучения этого явления. О результатах ее работы лорд Бертран Рассел сказал: «В настоящее время вымирают самые умные группы людей западных народов»…

Впоследствии в США были опубликованы результаты обследования большого числа военнообязанных. Оказалось, что средний уровень одаренности солдат американской армии снизился в период между двумя мировыми войнами на 10%...

С 1948 по 1952 г. Альберт Хут, профессор Мюнхенского университета, опубликовал три работы о своих исследованиях исчезновения талантов в баварских школах… Исследования более ста тысяч детей, рожденных в войну или после войны, показали, что эти дети на 4-5% менее талантливы, чем довоенные. Говоря о причинах этого, всегда следует ссылаться на работу Вильгельма Хартнакке «15-миллионный дефицит талантов», написанную в 1939г. Хартнакке уже тогда указал на вымирание одаренных семей во всех сословиях.

В 1951 г. Карл Валентин Мюллер, руководитель Института эмпирической социологии в Ганновере, опубликовал результаты своих исследований в Нижней Саксонии, опять-таки свидетельствующие о несомненном снижении одаренности не только от поколения к поколению, но и из года в год…

Американец Роберт Кук приходит к выводу: «Если число слабоумных удваивается, а число талантливых наполовину уменьшается, такой народ уже находится на пути к превращению в народ слабоумных от рождения». Илза Швидецки заявила на конференции социологов в Майне в 1950 г., что «мы все становимся наследственно более глупыми»… Но, боюсь, мы теряем из года в год не только таланты, но и нравственность… Молодежная преступность растет в Англии и США, в Швеции и Германии.

В 1954 году трем тысячам немецких подростков в возрасте от 14 до 18 лет были заданы те же вопросы, которые использовались для определения общеобразовательного уровня в 1939 году. Оказалось. Что половина 17-летних учащихся не знает сегодня, кто был Валленштейн; многие считают его «знаменитым поэтом». В Бисмарке видят «знаменитого полководца, который победил русских в Первую мировую войну». Большинство учеников не знает, где течет Одер, где находится Данциг. Две трети всех ответов были неправильными, тогда как 20 лет назад 90% опрошенных учеников отвечали правильно…

Особенно позорными были ответы соискателей мест в промышленности и торговле, о которых сообщила летом 1956 года одна боннская газета. Молодые люди не знали, что чего делают сыр – то ли из витаминов, то ли из картофеля. Одни говорили, что Сталин это епископ Берлина, другие – что Папа живет во Фрайбурге и т.д.

Когда пресса сообщает о подобных вещах, их всегда пытаются объяснить влияниями среды. Вопрос о наследственном уменьшении одаренности почти никогда не ставится…

Но подобные результаты сегодня нельзя больше приписать лишениям военного и послевоенного периода, они являются свидетельством давно предсказанного Хартнакке исчезновения талантов, с чем, судя по всем признакам, связано и исчезновение нравственной силы.

Те же самые явления наблюдаются и в университетах. В Англии число студентов из года в год растет, а их средняя одаренность из года в год снижается… Вильгельм Хартнакке называл этот процесс «инфляцией образования».

Преподаватели, боясь, что недостатки учеников будут объяснять несостоятельностью учителей, сводят эти недостатки к вредным влияниям среды, особенно послевоенных условий. Но условия теперь улучшились, а дефицит талантов, наоборот, увеличился. Он наблюдается и среди народов, не затронутых войной. В Швейцарии с каждой европейской войной растет благосостояние, но ухудшаются физические данные военнообязанных, чего никак не припишешь влиянию среды. Нас приучили все объяснять этим влиянием, поэтому для обвиняемых всегда находятся «смягчающие обстоятельства». Только верующие в среду могут объяснять исчезновение талантов плохим качеством преподавания.