Русский язык: грамотное написание текста
«Твоё лицо — отрОжение души!..»
Из любовного письма дочери
Мой Иван был блестящим теоретиком русского языка. Всегда пятёрки по правилам. Но построим графики его оценок по теории — и за диктанты. Ага: графики идут в разнос. Ясно: наш язык также слаб до знаний и беспомощен перед умениями!
Я точно знаю, что грамотно пишу не потому, что выучил все правила.
Попробуем, для начала, определить, что же такое грамотность, и как она создаётся. А, для этого, надо ухитриться абстрагироваться от программы и учебников. Мне это удалось. Вот, что получилось.
Чтобы правильно писать что-то, вовсе не обязательно знать, почему оно пишется именно так. Надо просто уметь его писать. Всё.
Слово просто слышится или видится в уме. Это — способность, умение. И это — банк памяти внутреннего компьютера. Способность развивается. Банк заполняется тренировкой. Вызубривание правил не даёт ни того, ни другого.
Это, как музыкальный слух: ты просто слышишь музыку в уме. Пока не слышишь — никакая теория не спасёт, хоть вызубри все гармонии и докторскую защити!
Значит, чтобы создать грамотность, нужно
а) развивать внутреннее слышание слов (предложений),
б) просто очень много — гораздо больше, чем принято в школе — писать и читать. До результата. Грамотность — тот же теннис или этюд Паганини.
Изучение правил — вспомогательная процедура. Правила имеют смысл только тогда, когда облегчают и упрощают наработку языковых навыков. Больше они ни для чего не нужны. В этом ключе их и стоит пересмотреть. Думаю, останется немного.
Могу предложить классный способ, развивающий внутреннее слышание. Его суть — опосредованное слушание.
Я увлекался им после Щетинина, когда заглядывал в словарь древнерусского языка. Если не ошибаюсь, и в адлерской школе РО делали нечто подобное.
Берём слово, в котором сделана ошибка (или просто любое слово), и всей толпой подбираем к нему как можно больше родственных слов. Пусть даже — седьмая вода на киселе.
Вокруг слова образуется солнышко других слов — «детей». Вокруг многих из них — свои солнышки, «внуки». Некоторые внуки обрастают «правнуками». Внуки и правнуки могут оказаться настолько далёкими, что никогда бы не подумал!
Например: смердеть — смрад — смород — смородина; тыл — затылок — подзатыльник; зрить — зрачок — озирать — озеро; дышать — дыхнуть — вдохнуть — вдох — дух — ух! — ухабы… и т.д.
Слово здесь прослушивается через родственные слова. Становится виден весь мир слова, вырисовывается его генеалогия, эволюция, судьба, место в языке. Слово делается рельефным, массивным, становится частью общего образа.
Когда пришёл к «озеру» через «озирать» — так его и запомнишь: как ощущение простора, водной глади, которую озираешь — именно озираешь, свободно скользя взглядом и поворачивая голову!
И уже никогда не забудешь, что в «озере» — «е», а не «и»: память просто отмечает момент отличия. И дело уже не в «озере»: запоминается не просто слово — запоминается весь образ, а это — целый блок слов!
Кстати, это наталкивает на мысль, что ошибки — следствие непрояснённости, пропущенности слов. Интересно это проверить.
Я решил, что подтянуть грамотность проще всего, пиша (пися?) диктанты до результата. По сему поводу — два вывода.
1. Судя по всему, не так важно, с чего пишется текст: из головы, на слух или переписывается с книжки. В любом случае, учебным продуктом будет безукоризненное написание текста за один раз.
Если слово пропущено (то есть, пишется с ошибкой), оно неверно пишется и с книжки. Действительно, переписывая, ребята часто делают те же ошибки, что и в диктанте! Это подтверждает мою гипотезу: очевидно, слово пишется так, как слышится в уме.
2. Диктант, ещё более, чем задачи, принято давать только для проверки. Процедура диктанта — стандартна. Учим правила, потом пишем на слух.
Естественно, ошибаемся. Ошибки подчёркивают и ставят трояк. Потом на уроке — «работа над ошибками»: в лучшем случае говорят, как правильно писать.
Бейте меня — я не вижу здесь и намёка на обучение. Тренировки — ноль. Значит, и навыка — ноль. Ну, и что же мы проверяем с помощью диктанта, коллеги? Явно что-то своё, сокровенное…
Вывод опять «парадоксальный»: прежде, чем давать диктант на проверку, нужно научить ребят грамотно писать именно этот текст! Хотя, кому, в этом случае, нужна проверка?
Диктант — не проверка, а чисто тренировочное упражнение.
Вот, как мы писали диктанты.
1. Ребята слушают текст трижды, потом прочитывают сами его дважды, отмечая и запоминая, по возможности, трудные слова.
2. Первое написание — на слух. Диктую обязательно обычной разговорной речью: внутреннее слышание должно быть сопоставлено в уме с обычным произношением — и должно стать независимым от него. Подсказывать диктовкой не приходится: всё равно работаем до результата!
3. Прочитав фразу не меньше трёх раз, киваю: можно писать. Если фраза длинная — читаю ещё. Надо, чтобы ребята не переспрашивали через каждые три слова.
Наша практика додиктовывать во время письма — это новые ошибки и пробелы: голос учителя перебивает, заставляет отвлекаться — и, в это время, слова пропускаются! А то, ещё объяснять что-то начинаем.
Попробуйте включить новости и писать что-то важное. Именно в таких условиях пишут диктанты наши ученики!
Посему, диктовку и письмо строго разделяем во времени. Конечно, если забыл, можно переспросить, но это не поощряется.
4. Написав фразу, ученик тут же проверяет её и исправляет, по возможности, ошибки. На это даётся время.
Важнейший момент! Именно тут создаётся навык видеть написанное — вырабатывается коммуникация, связь между написанным и воспринятым.
Возможно, это — главный навык грамотности. Похоже, в музыке это именно так.
5. Закончив работать над фразой, человечек стучит ладошкой по столу: «готово». Дождавшись последнего стука, брякаю по столу я: «внимание, диктую!».
Сигнал необходим — иначе не успеют услышать первую диктовку: мало ли о чём думают.
Учителя чувствуют это, но реагируют парадоксально: «Маша, внимание сюда! Витя, о чём ты думаешь? Тихо всем!» и т.д. и т.п.
Естественно, этот словесный мусор увеличивает число ошибок.
6. Текст закончен. Теперь я его проверяю, и мы выполняем работу над ошибками.