Основные черты христианского
Педагогико-риторического идеала
Тексты Нового Завета
Цели и характер настоящей работы диктуют нам выбор лишь одного из аспектов обширнейшей риторической проблематики, связанной с христианским и православным богословием. Труды по истории отечественной риторики, появившиеся в последние годы, посвящены анализу истоков и многообразия риторических форм в ораторской прозе Руси, деятельности выдающихся риторов, характеристике содержания отечественных учебных риторик и риторических трактатов.
Для наших же задач важнее ограничиться не столько поисками характерных систем риторических форм, сколько внутренних законов, ведущих принципов, главенствующих эстетических и этических категорий, которые определяют парадигму христианско-православ-ного идеала учительной речи и речевого поведения ("учительной" — в значении "обращенной к ученикам", когда произносящий речь, проповедующий выступает духовным отцом по отношению к своим слушателям — духовным детям,и риторический образец понимается заведомо как идеал педагогико-ритори-ческий).
Эти цели позволяют, как представляется, в основном сосредоточиться на риторико-концептуальном анализе евангельских проповедей Христа — в сопоставлении с теми риторическими образцами проповедни-
ческой педагогической (обращенной к детям) речи, которые в настоящее время приняты отечественной православной церковью (материалом для исследования мы выбрали проповеди о. Артемия Владимирова; достаточно детальный анализ одной из них, Рождественского обращения к малым детям (январь 1992 г.), приводим для того, чтобы сделать заключения о судьбе отечественного современного педагогико-риторического идеала как образца, сохраняющего основные черты христианско-православной педагогико-риторической традиции).
Из евангельских текстов для нас особый интерес представляет Нагорная проповедь. Это первый свод принципов новой (христианской) этики, в частности этики речевого поведения, провозглашенный как система императивов — заповедей и принятый как наиболее общий, безусловный и высший образец в течение всей последующей истории христианской культуры.
Остановимся сперва на тех новых этических принципах, которые в первой части Нагорной проповеди противопоставляются древнему "закону" (Матф., 5).
Античная "софросина" претворяется в одну из важнейших христианских добродетелей — кротость("Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю", — читаем в первых строках текста проповеди (Матф., 5.5).
Ветхозаветному "не убивай; кто же убьет, подлежит суду" противопоставлено осуждение гнева, хулына ближнего как грехов, подлежащих верховному суду (Матф., 5.21—22), проповедь примиренияи миротворчества (Матф., 5. 9, 24), правдивости(Матф., 5.10).
Во второй части Нагорной проповеди как особенно значимый принцип духовной жизни провозглашается принцип тайныдобродеяния и молитвы ("сокровенное истинно"); именно эта заповедь, как представляется, явилась впоследствии основанием исключительной важности категории безмолвияв христианской системе ценностей и отражающей ее риторической культурной парадигме (см. подробнее ниже). Осуждается показное, тщеславное в поведе-
ний (Матф., 6.2), лицемериекак особый грех (Матф., 6.2); (Матф., 6.16); порицается многословие(Матф., 6.7, 8). Начало третьей части проповеди (Матф., 7) специально посвящено заповедям, провозглашающим недопустимость осуждения, хулына ближнего и лицемерия(метафора "сучок и бревно": "Не судите, да не судимы будете... Лицемер! вынь прежде бревно из твоего глаза, и тогда увидишь, как вынуть сучок из глаза брата твоего" (Матф., 7.1—5). Как основной этический закон социального поведения провозглашается принцип: "Итак во всем, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними; ибо в этом закон ипророки" (Матф., 7.12).
Посмотрим теперь, как организованаНагорная проповедь в единый текст — риторическое целое.
Открывается проповедь четко выделяющимся вступительным фрагментом, привлекающим внимание, завораживающим своим размеренным звучанием и воздействующим, как заклинание: это девять фраз с идентичной синтаксической структурой и единоначатием:
"Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное.
Блаженны плачущие, ибо они утешатся" — и т. д. (Матф., 5.3-11).
Эта последовательность общих тезисовзаключается выводом-призывом("Радуйтесь и веселитесь..."): оказывается, что каждый из тезисов характеризует слушателей, возможных учеников и последователей.
Далее следует похвалаученикам в форме двух развернутых метафор (повтор с синтаксическим параллелизмом и единоначатием: "Вы — соль земли... Вы — свет мира...") (Матф., 5.13—16).
Заключается она вновь выводом-призывом ("Так Да светит свет ваш пред людьми...").
Особое значение имеет следующая фраза, риторическая задача которой — внушить слушателям доверие к оратору,снять возможные сомнения в нем: "Не Думайте, что Я пришел нарушить закон или пророков; не нарушить пришел Я, но исполнить" (Матф., 5-17). Доказательства этого утверждения приводятся ни-
же (Матф., 5.18, 19). Они имеют антитетический принцип построения.
Далее провозглашается, однако, необходимость "новой праведности", нового закона, которому и явился научить оратор (Матф., 5.20). Так подготавливается обширная следующая часть проповеди, посвященная противопоставлению древнего и нового законов, прежней и новой праведности. Оно осуществляется в форме повторений "теза— антитеза", имеющих параллельное синтаксическое строение:
"Вы слышали, что сказано древним...
А Я говорю вам..."
Так построены фразы (Матф., 5):
— 21/22 (в фрагментах 23—26 конкретизируется и разъясняется примерами сущность антитезы 21/22);
— 27/28 (далее — в 29, 30 — следует конкретизирующая противопоставление метафора);
— 31/32;
— 33/34 (конкретизация антитезы в примерах дается в 35—37);
— 38/39 (конкретизация в примерах 39-42);
— 43/44.
Фрагмент 45 представляет собой призывследовать новому закону, провозглашенному выше; в 46 и 47 фрагментах — доказательства,еще усиливающие призывэмоционально с помощью сравнений, и, наконец, 48 — общий вывод ко всей первой части Нагорной проповеди ("Итак, будьте совершенны, как совершенен Отец ваш Небесный").
Следующая, срединная, часть посвящена провозглашению дополнительных духовных заповедей — здесь нет уже прямого "отталкивания" от ветхозаветных законов, но приверженность им осуждается в форме "антипримеров", используемых для введения новых принципов поведения. Вот какова риторическая структура этой части (Матф., 6):
1 — наставление-заповедь ("Не творите милостыни вашей пред людьми с тем, чтобы они видели вас..."), последствия ее невыполнения;
2— конкретизация 1; "антипример" ("Как делают лицемеры в синагогах...");
З— метафора, поясняющая 1;
4 — повторение заповеди 1 ("Чтобы милостыня твоя была втайне...");
5 — новая заповедь (о молитве); "антипример" ("И когда молишься, не будь, как лицемеры...");
6— конкретизация 5; пример;
7,8— конкретизация 5; "антипример" ("Не говорите лишнего, как язычники...").
Далее 9-13 следует полный образец молитвы ("Отче наш"), завершающий развитие и разъяснение 5.
14— заповедь-наставление (о прощении), доказательство ее необходимости (последствия следования ей);
15 — последствия невыполнения 14;
16 — новая заповедь и "антипример" ("Не будьте унылы, как лицемеры...");
17 — конкретизация 16, последствия выполнения ее 18;
19, 20 — заповедь в форме антитезы, с развернутой метафорой ("Не собирайте себе сокровищ на земле... Но собирайте себе сокровища на небе...");
21 — доказательство к 19, 20;
22, 23 — содержат последовательную цепь логических заключений, необходимых для обоснования тезиса 24; она построена на развитии метафоры "Светильник тела есть око"; заключается все это риторическим вопросом;
24 — тезис в антитетической форме ("Никто не может служить двум господам...");
25 — заповедь-вывод из 22—24, завершение — риторический вопрос;
26 — сравнение, поясняющее и доказывающее 25 (о "птицах небесных"); заключение — риторический вопрос;
27 — подтверждение к 25 (в форме риторического вопроса);
28 — второе сравнение, доказывающее 25 (о "лилиях долин"); оно открывается риторическим вопросом и развивается далее в 29;
30 — вывод из 28—29 — эмоциональное восклицание, доказывающее 25;
4 Педагогическая риторика
31 — общий вывод к 25—30, сопровождающийся "антипримером" 32 — доказательством ("потому что всего этого ищут язычники") и еще одним, самым сильным аргументом к 25 ("и потому что Отец ваш Небесный знает, что вы имеете нужду во всем этом").
Заключается эта часть призывом-обобщением, аналогичным и параллельным по структуре к 25 и афористичным по форме ("Довольно для каждого дня своей заботы").
Третья часть проповеди (Матф., 7) продолжает введение новых этических законов; она особенно образна, насыщена развернутыми метафорами, настолько обширными, что это превращает их в притчи.
Так, первая заповедь ("Не судите, да не судимы будете..."— 1, сопровождающаяся доказательством — 2 — в форме двух синтаксически параллельных конструкций, поясняется метафорой-притчей о "сучке и бревне" — 3, 4, 5; в форме двойной развернутой метафоры подается заповедь— 6 ("Не давайте святыни псам и не бросайте жемчуга вашего пред свиньями..."), за которой следует новое наставление, повторенное, как эхо, троекратно ("Просите, и дано будет вам; ищите, и найдете; стучите, и отворят вам") — 7, отраженное такой же параллелью доказательства ("Ибо всякий просящий получает, и ищущий находит, и стучащему отворят") — 8; 9, 10 — представляет собой еще одно доказательство-метафору к 7 в форме риторического вопроса. Выводом-обобщением к этому метафорическому обоснованию служит 11, разъясняющее смысл метафоры — 9, 10, как отгадка к загадке. И наконец, весь ход поучения 1 — 11 заключается наиболее общим выводом, в котором звучит высший принцип новой (христианской) этики:
"Итак во всем, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними..." — 12.
Образную форму имеет и заповедь, выраженная с помощью метафоры-антитезы "тесные врата / широкие врата"—13, 14: 13— тезис, 14— доказательство.
Далее в новых заповедях метафоры уже нанизываются одна на другую, порой даже противореча друг другу:
"Берегитесь лжепророков, которые приходят к вам в овечьей шкуре, а внутри суть волки хищные" — 15; а доказывается этот тезис уже с помощью антитетической метафоры-притчи о добром и худом дереве ("По плодам их узнаете их..." — 16, 17, 18, 19). Все это заключается выводом-повторением зачина— 16 "Итак по плодам их узнаете их" — 20.
Эмоциональное напряжение, создаваемое с помощью этих приемов, в (15—20), необходимо оратору для доказательства истинности его учения и его самого как пророка; именно здесь решается главный вопрос — кто и от чьего имени проповедует. Оратор напоминает слушателям о "плодах" его деятельности ("не от Твоего имени мы пророчествовали? и не Твоим ли именем бесов изгоняли? и не Твоим ли именем многие чудеса творили?" — как видно, здесь следует ряд риторических вопросов, задаваемых от лица слушателей).
Вместе с тем им указывается истинный, верховный авторитет нового закона — "Не всякий, говорящий Мне: "Господи! Господи!" войдет в Царство Небесное, но исполняющий волю Отца Моего Небесного" - 21.
Последняя антитетическая метафора — притча, заключающая Нагорную проповедь, призвана пояснить главный вывод, к которому подводится аудитория:
"Итак, всякого, кто слушает слова Мои сии и исполняет их, уподоблю мужу благоразумному..." (притча о том, кто построил дом свой на камне и кто построил его на песке) — 24—27.
Заключительные строки текста главы 7 (Матф.), завершающие повествование о Нагорной проповеди Христа, содержат оценку евангелистом результата этой речи и причин ее воздействия:
"И когда Иисус окончил слова сии, народ дивился учению Его,
Ибо Он учил их, как власть имеющий, а не как книжники и фарисеи" — 28, 29.
Приведенные выше наблюдения свидетельствуют, как представляется, о следующих особенностях данного текста, позволяющих решить сложнейшую его этико-педа-
4*
готическую задачу: это высокая четкость риторической структуры текста; простотаи "прекрасная ясность", "прозрачность" речи; динамичностьее смыслового и структурного движения, но вместе с тем и уравновешенность и соразмерность, музыкальная ритмичность содержательной и формальной структуры текста, сообщающие речи свойство гармонизирующеговоздействия; обилие доказательств,аргументирующих каждую заповедь и даже нередко отдельные элементы наставлений, множество конкретизирующих примеров,поясняющих поэтических образов-метафор и сравнений,большинство которых имеет развернутуюформу и иногда (особенно в заключительных частях текста) почти превращается в притчу; широко используются приемы косвенного информирования;таким образом, сообщаемая информация строго дозируется(что отчетливо отмечается в формальной структуре текста), каждая "порция" ее поясняется различными способами, снабжается выводами, четко сформулированными в афористической, запоминающейся форме, перефразируется, а то и просто повторяется, В результате возникает высокая действенность речи, цели и особенности которой (см. выше) позволяют квалифицировать ее как речь педагогическуюв общем, высоком смысле этого слова. Отметим также обилие в тексте (монологическом по форме) разнообразных средств ди-алогизации дискурса(обращения, призывы, риторические вопросы и вопросы, заданные как бы от лица слушающих, средства непрямого информирования и др.). Эти черты, характеризующие риторическую парадигму, используемую (и создаваемую) в Нагорной проповеди, присущи и другим текстам Нового Завета.