Ребёнок наш маленький
Он знает: нельзя трогать вещи с рабочего стола отца. Но его манят настольные часы – у них необычная форма, звон. Ребёнок лезет на стол и крутит стрелки часов. Стрелка сломалась, но он продолжает исследовать часы. Мы застаём его при этом занятии.
Нам, конечно, обидно: часы испортились. Мы огорчены: сколько раз ему говорили не лезть на папин рабочий стол, не трогать вещи. А он нарушил наш запрет.
Увидев нас, Ребёнок быстро слезает со стола. В спешке задевает настольную лампу и сбрасывает. Он знает, что виновен и, боясь наказания, убегает от нас.
Причина для конфликта и наказания рождена.
Но мы не будем гнаться за Ребёнком, не будем ругать, тем более не собираемся шлёпать или грозить отцом. Но сделать вид, что ничего не случилось, тоже нельзя.
Мы собираем осколки разбитой настольной лампы, смотрим на часы и говорим с грустью: «Ой, ой, стрелка сломана, часы уже не работают... А как папа любит эти часы... Увидит, что сломались, расстроится... А мы не хотим его обижать... Иди сюда, давай попытаемся починить, может быть, получится?.. Скажи, что ты с ними делал, где крутил?.. Куда могла упасть стрелка?»
Ребёнок возвращается к столу, ищет пропавшую стрелку. А мы продолжаем: «Ты ведь любишь папу? Любишь, конечно... Как обидеть папу, он у нас хороший... А стрелки прикрепить не получается... Часы испортились, надо отнести мастеру... Как нам быть, чтобы папа не обиделся?.. Лучше ты сам ему скажи, что случилось, хорошо?»
Ребёнок озабочен, он в переживаниях: нарушил волю любимого папы, он расстроится из-за его поступка. Это переживание вины – хорошее переживание, оно воспитательное, в нём нотки самоосуждения, ответственности.
Папа не будет усложнять конфликт. Узнав от Ребёнка, что тот наделал, услышав его извинения, скажет с огорчением: «Часы сломались?! Мои любимые часы?! Их мне друзья подарили на день рождения. Пойдём, посмотрим, что с ними... Как жаль... Что поделаешь, ты же не нарочно, так случилось... В субботу пойдём вместе в мастерскую, сдадим на починку».
Наш ребёнок уже младший школьник.
Смотрит телевизор, но нужно готовить уроки. Напоминаем ему об этом. «Потом, – говорит он, – успею». Но мы по опыту знаем: потом будет поздно. «Прошу тебя, займись делом!» – говорим спокойно. «Это тоже дело!» – отвечает он дерзко.
Конфликт зреет. Если продолжим настаивать или возьмём и сами выключим телевизор, дерзость Ребёнка примет более сложные формы: он будет требовать, чтобы мы дали ему досмотреть фильм, будет кричать, будет плакать, или же в знак протеста не будет заниматься домашними заданиями. И конфликт будет усугубляться: мы со своей стороны тоже будем вынуждены прибегать отнюдь не к воспитательным способам. В нашей речи будут звучать приказы и угрозы: «немедленно», «как ты смеешь», «делай, что тебе говорят» и т.д.
Но конфликт у нас примет другую форму. Если это мама, она, обиженная, покидает Ребёнка. Пусть досмотрит фильм, но пусть также почувствует, что своим непослушанием он причинил боль маме, обидел её. После фильма Ребёнок подойдёт к маме и скажет: «Я иду уроки готовить». Хочет сгладить возникшую натянутую ситуацию. Мама не отвечает. Спустя некоторое время Ребёнок опять обращается к маме: «Ты бы не могла подсказать, как эту задачу решить?» Мама опять не отзывается. Ребёнок убеждается, что мама обижена. Его переживания усугубляются. Обращается ещё и ещё раз. Мама не отвечает грубостью, не мстит. Но и говорить с ним ей неохота. Ребёнок начинает осознавать, насколько дороги для него отношения с матерью, насколько ему самому обидно, что огорчил маму. Эти переживания, эти духовные страдания облагораживают Ребёнка, учат его быть чутким и внимательным.
Развязка этого конфликта должна закрепить тот сдвиг в духовном мире Ребёнка, который становится следствием переживаний и переосмыслений. Она может быть такой: после очередной упорной попытки Ребёнка примириться с мамой, она со всей серьёзностью скажет: «Давай договоримся – я буду стараться понять тебя, а ты будь чутким к моим просьбам. Согласен?» Мама обнимет Ребёнка, поцелует, посмотрит в глаза и заключит: «Как ты умнеешь с каждым днём! Я горжусь тобой!»
Ребёнок стал подростком.
Играет с компьютером. Мама просит его помочь повесить занавески на окнах.
«Подожди...» – говорит он.
Спустя некоторое время мама говорит: «Оторвись от компьютера, пожалуйста. Потом у меня не будет времени для занавесок!»
Но Ребёнок, увлечённый азартной игрой, грубо отвечает: «Что ты пристала ко мне? Кому нужны твои занавески!»
Тогда мама демонстративно оставляет ребёнка.
И когда Ребёнок, наконец, отрывается от компьютера и идёт к маме: «Давай повесим занавески!» – видит, что мама плачет, а занавески повешены.
Ребёнок чувствует, как он обидел маму. Старается утешить её. «Могла бы и подождать!» – говорит стыдливо. Мама не бранит, не упрекает, не отмахивается от его ласки. Всем видом показывает, как она задета невнимательностью и грубостью своего Ребёнка. Она просто промолвит в ответ: «Разве дело только в занавесках?» И когда он начнёт просить прощения, мама скажет: «Я прощаю, но простишь ли ты самому себе?» А в следующий раз мама может сказать Ребёнку с ноткой сомнения: «Не знаю, могу ли попросить тебя помочь мне?»
Ребёнок взрослеет.
Юноша пришёл домой поздно, подвыпивший.
Мы волновались, ожидая его. Он не предупредил, что опоздает, не знаем, где и с кем он находится.
Как его встретим?
Нет, мы не будем осуждать его поступок с порога. Не будем его ругать и в чём-то винить. Но пусть почувствует, что он причинил нам боль.
На другой день отец находит время, уединяется с сыном (дома, на улице) и затевает с ним мужской разговор. Это не значит, что мы прочитаем ему нотацию, промоем мозги, продемонстрируем перед ним всю власть, предъявим запреты. Мужской разговор не есть оглашение нашего приговора.
Мужской разговор с сыном-юношей мы ведём на равных.
Если чувствуем в чём-то нашу вину, извиняемся, просим прощения; объясняемся искренне, правдиво, вручаем нашу судьбу в его руки. Так настраиваем его, чтобы был он тоже откровенным и честным с нами. Мы выслушиваем его с пониманием. И что бы ни сказал он нам, не возмущаемся, не спорим, а вовлекаем его в анализ случившегося с разных точек зрения: с позиции родительских чувств, с позиции юношеских устремлений, но и с позиции будущего.
Мужской разговор – разговор «при закрытых дверях», не разглашается, не влечёт за собой санкций. Он проливает свет на наши друг с другом взаимоотношения, устраняет помехи, которые мешают нам быть откровенными. Мужской разговор укрепляет наше доверие, нашу готовность понимать и поддерживать друг друга.
Что делает отец, если сын признаётся, что он попал в дурную компанию, втягивается в дурные дела?
Нет, мы не возмутимся и не бросим его одного со своей бедой. Мы для него самый надёжный друг и помощник и найдём способы, чтобы освободить его от опасных пут.
Мужской разговор – это возможность и для Ребёнка, и для нас проникнуть друг в друга, усилить духовную общность.
Дочь с матерью.
Маме сообщили из школы, что её дочка утром не пришла на занятия. Но она ведь утром ушла в школу? Куда же она могла пойти? Может быть, с ней что-то случилось? И сердце матери потеряло покой. Она не знает, где её искать, у кого просить помощи. Но вот после школьного времени дочка приходит домой как обычно. На вопрос матери: «Как прошли занятия?» – она отвечает: «Нормально». Значит, она обманывает маму.
Нет, мама не уличит её во лжи, не скажет, что она всё знает. Не устроит допрос со скандалом: где и с кем она «шлялась», как она посмела, вот узнает отец и т.д. Если по такому пути пойдём, то и она может взорваться, скажет, что она уже взрослая и сама решит – когда, где и с кем ходить. Конфликт усугубится; он не принесёт пользы нашему Ребёнку.
Как же тогда маме поступить?
Она примет ответ дочери. Но в течение оставшегося дня будет держаться так, чтобы та засомневалась: мама, должно быть, знает правду. Переживания заставят её то и дело подходить к матери, чтобы что-то спросить, предложить помощь. Сдержанные ответы и отношения усугубляют её переживания. И когда дочь застанет мать в грустном уединении и спросит её, чем она озабочена, та ответит: «Боюсь, чтобы от меня не ушла лучшая моя подруга», и даже прослезится. Тогда дочка и расскажет всю правду, будет просить прощения за свою ложь. И если мама отнесётся к ней с пониманием, не упрекая и не виня её, то дочка откроет ей своё сердце. Но взамен и мама доверит ей своё, женское, сокровенное. Всё это приведёт к обновлению чувств и углублению духовной общности.
Если зреет конфликт с Ребёнком и нет другого выхода, не надо его бояться. Иногда после того, как пройдёт конфликт, приходит маленькая полоса времени, которое дышит моментами истины. Эти такие отрезки времени, иногда даже мгновения, когда создаются лучшие условия помочь Ребёнку понять нашу правду, а мы в состоянии понять его правду. Мы все – и родители, и дети – открыты и восприимчивы, внимательны и уступчивы. В этом отрезке времени Ребёнок готов впитывать в себя лучшие образы, которые будут облагораживать его духовный мир.
Речитатив
Не Власть, а Мудрость
Вопрос Синтии:
– Ваш подход к разрешению конфликтов ведёт родителей к более глубокому пониманию своего Ребёнка, укреплению дружбы с ним. Но я попыталась воспользоваться советами одного американского автора для утверждения родительской власти. Власть-то я утверждала перед своим Ребёнком, но, как правило, за этим следовали раздражение и грубость с его стороны. Вы, надеюсь, знаете эту книгу. Могли бы прокомментировать эти новые методы?
Я знаю эту книгу, которую в российском издании называют «мировым супербестселлером». Я не сошлюсь на автора, чтобы не рекламировать его.
Всё, что автор выдаёт за новые методы воспитания, вовсе не является новым. Все эти методы влияния на Ребёнка в педагогике известны. Автор называет свою систему «позитивным воспитанием», но, по сути, это есть вариация авторитарного воспитания; может быть, авторитаризм чуть услащён некими более мягкими формами подчинения воли Ребёнка взрослому. Система автора строится на материалистическом сознании. В ней отсутствует понятие духовности, духовной общности, дружбы; взамен предлагаются «новые методы преодоления сопротивления», «новые методы сохранения контроля над ситуацией», «новые методы для утверждения своей власти» и т.д.
Как я понимаю, Вы воспользовались «новыми методами для утверждения своей власти». Автор предлагает: повторять одно и то же распоряжение с полной уверенностью, что Ребёнок вскоре уступит нам; приказывать без эмоций; командовать без объяснений. А финалы таких «новых методов» демонстрации родительской власти, в результате которой должен произойти некий воспитательный эффект, таковы: «Ребёнок: “Я тебя ненавижу”. Родитель (повторяет пятый раз свой приказ): “Я хочу, чтобы ты сейчас же убрал вещи в шкаф”. Ребёнок: “Я тебя ненавижу”. Родитель (повторяет шестой раз): “Я хочу, чтобы ты сейчас же убрал вещи в шкаф”. Ребёнок (убирая вещи в шкаф): “Мне прямо не верится, что ты такой злой». Автор хвалит себя, что заставил Ребёнка подчиниться воле родителя, и это считает эффектом воспитательного воздействия. Но умалчивает о том, с каким гневом обращался Ребёнок к взрослому и насколько это было воспитательно: «Я тебя ненавижу... ты такой злой». Или же: после упорного сопротивления дочери выключить телевизор (она смотрит «очень хороший фильм» о Шерлоке Холмсе) мама переходит на командование: «Я хочу, чтобы ты немедленно выключила телевизор». Что же делает дочка? Она вскакивает с дивана, выключает телевизор и вылетает из комнаты, хлопнув дверью. Таким образом, мама утвердила свою власть, но девочка хлопнула дверью. В чём педагогическая победа? В том, что мама своей властью не дала девочке досмотреть «очень интересный фильм»?
О том, что девочка хлопнула дверью (это же грубость и неуважение!), автор не говорит ни слова. Он ничего плохого не видит в том, что потом девочка возвращается, но не извиняется перед мамой, а предлагает сыграть в карты, мать же охотно соглашается. Сравните уровень культуры: смотреть фильм о Шерлоке Холмсе и играть в карты!
Всякие методы, которые применяются для утверждения родительской власти и провоцируют Ребёнка на грубость, недобрые словесные выражения и раздражительность, нельзя называть воспитательными, тем более, новыми методами позитивного воспитания.
Надо утверждать не родительскую власть, а родительскую мудрость и великодушие.
Элегия
Ходит по Миру Мудрец
Видит Мудрец: два мужика ранним утром, каждый на своём дворе, бьют палками своих сыновей.
Спросил он у мужиков:
– В чём они провинились?
– Ни в чём, – ответили оба.
– Тогда зачем избиваете их?
– День долгий... Чтобы не провинились.
– Вы делаете это каждое утро?
– Да. Причём я секу его правым концом палки, чтобы сильным стал.
– А я секу своего сына левым концом, чтобы он добрым стал.
Сказал им Мудрец:
– Так у вас воспитание не получится. Из твоего сына вырастет мальчик на побегушках, ибо ты выбиваешь из него всю волю. А из твоего сына получится злодей, ибо ты вбиваешь в него злобу. Потому уберегите палки: они пригодятся, чтобы секли самих себя.
Не послушались мужики.
Но получилось так, как сказал Мудрец: один стал игрушкой в руках других, ибо с ним никто не считался, другой же приводил в ужас людей, ибо стал разбойником.
А по утрам мужики выходили во двор и теми же палками секли самих себя.
Сказал тогда Мудрец: «Палка о двух концах, но с какого конца ни секи Ребёнка, конец воспитания будет один – горе».
Интермедия
Ребёнок балуется
Вопрос Синтии:
– Если 4-6-летний Ребёнок, бездумно балуясь, вот-вот причинит себе вред или навредит другому, а нашим предупреждениям и запретам не внемлет, как быть? Надо его всё-таки уговаривать?
Скажем: «Ребёнок стоит у обрыва, играет, балуется, а обрыв крутой, опасный, один неосторожный шаг – и может произойти беда. Мы находимся на некотором расстоянии от него, так что не сможем сразу его остановить, пресечь опасные забавы».
Если крикнем ему: «Там опасно... Не смей туда ходить... Иди сюда немедленно... Упадёшь, говорю... Ты слышишь меня, я тебе уши надеру» и т.д. и т.п., – мы увидим, что вместо того чтобы послушаться нас, он будет действовать ещё более вызывающе. И тогда, возможно, сами станем причиною беды, ибо нашими строгими предупреждениями и приказами мы просто поощряем и усиливаем его шаловливость.
Как же тогда нам быть?
Подзываем Ребёнка к себе для более интересного занятия (для него, конечно): «Смотри, что я тут нашёл... Беги скорей, а то этого больше не увидишь!» Или же зовём на помощь: «Ой, ногу себе подвернул, помоги, пожалуйста!» и т.д. Обычно ребёнок отзывается на такой зов, бросает своё опасное занятие и бежит к нам. Но мы действительно что-то должны ему показать, или сесть за землю и показать «ушибленную» ногу. Но не скажем, что нарочно отвлекли его от обрыва, так как там была опасность для него. Это только потом, когда мы возьмём его за руку и подойдём к обрыву, можно с удивлением сказать: «Ой, как тут опасно...»
А если ребёнок не отзовётся на наш зов, то направляемся в его сторону, только так, чтобы не обращать на себя его внимание, не провоцировать его на более отчаянные и неразумные действия: увидев наше возмущение, поняв, что мы хотим его задержать, он может убежать от нас или, чтобы подразнить нас, ещё больше приблизиться к обрыву. Подойти нужно так, чтобы Ребёнок не догадался о наших намерениях. Можно даже спросить, что он такое интересное там нашёл. Приблизившись к нему, мы берём его за руку и стараемся отвести его от края. Можно спокойно объяснить, почему опасно бегать и играть на краю, близко подходить к обрыву.
Так мы можем уберечь Ребёнка без лишних приказов и повелений, также предупредить возможный конфликт.
Впрочем, конфликт всё-таки может состояться, если ребёнок, которого мы только что взяли за руку, не согласится пойти с нами, а захочет продолжать свою затею, в которой он не видит никаких опасностей. Но мы должны крепко держать его за руку и уводить дальше. Пусть он протестует, пусть орёт, плачет. Но пусть почувствует, что наше намерение решительное. Выйдя на безопасное место, мы терпеливо, без гнева успокаиваем его, переключаем его внимание на что-то другое, неожиданное. А потом объясняем, почему мы не разрешили ему находиться на краю обрыва, даём наставления. Возьмём другой случай.
Ребёнок, взяв без нашего ведома и разрешения острый столовый нож, «играет» с ребятами, размахивая и пугая их. Может случиться беда.
Звать ребёнка, чтобы он немедленно вернул нож, не размахивал им, или гнаться за ним, чтобы задержать его и отнять нож, всё это сделает его затею более опасной. Лучше будет самому «включиться» в игру («Тоже хочу с вами поиграть!») и незаметно или под каким-либо предлогом приблизиться к нему и забрать у него нож. Если он будет протестовать, требовать нож обратно, то услышит от нас решительное «Нет!» Но не ругать и не грозить. Взамен предлагаем другую игру или другой предмет, разумеется, безопасный. Объяснения же наступят позже, когда он успокоится и будет в состоянии выслушать нас.
Когда Ребёнок стоит у пропасти или вредит другому, надо немедленно пресекать возможные осложнения. Не тратим времени на уговоры и объяснения, а отводим его от пропасти, хочет он этого или не хочет; останавливаем его, чтобы он не обижал и не вредил другим, и отводим в сторону. И уже потом разрешаем конфликт.
Когда Ребёнок находится в аффектном состоянии, когда он раздражён, что мы пресекли его неразумные действия, – наши нравоучения в это время он воспринимать не будет. Воспитывать раздражённого, плачущего, орущего Ребёнка то же самое, что бить горох об стенку. Нужно, чтобы Ребёнок успокоился, чтобы конфликт ушёл в прошлое, и тогда только можно дать ему объяснения, наставления и предупреждения.
Интермедия
Искусство обижаться
Вопрос Нинцы:
– Некоторые приёмы, которые Вы называли для разрешения конфликтов, требуют от родителей искусного исполнения. Скажем, показать Ребёнку свою обиду, прослезиться и заплакать. Не сделают ли они неестественным воспитательный процесс?
Воспитание, как говорил Константин Дмитриевич Ушинский, есть самое высшее искусство, которое только знает человечество. Он подчёркивал, что мы ещё находимся на подступах этого искусства.
Речь не идёт о том, чтобы мы – родители – сделались артистами. А о том, чтобы мы восприняли нашу с Ребёнком жизнь как романтику. Жизнь тоже нуждается в искусстве. Искусство жить, надо полагать, есть высшая красота.
Что же касается тех конкретных случаев, когда мама проявляет свою обиженность или плачет из-за того, что её обидел Ребёнок, – это не лишает воспитательный процесс естественности. Это потому, что мама действительно может быть обижена поведением Ребёнка. Но в проявление своей обиды пусть вложит мысль о его воспитании. Тогда обида её станет воспитательной, мудрой.
Мы можем обижаться на своего друга, вовсе не думая о его перевоспитании, а думаем о том, почему друг с нами так неуважительно поступил.
Но обижаемся на нашего Ребёнка не столько потому, что он с нами плохо поступил, а в большей степени потому, чтобы он стал лучшим, чтобы он осознал, как надо себя вести, и чтобы в нём развилось чувство сожаления, чувство ответственности за свои слова и поступки.
Конечно, такое проявление обиженности требует искусства, требует мудрости.
Но если мы упустим в своих обидах на Ребёнка воспитательную устремлённость, то получим, может быть, обратный эффект: Ребёнок привыкнет к нашим обидам, и ему ничего не будет стоить обижать нас ещё и ещё. Может получиться и другое: Ребёнок тоже затаит в себе обиду на нас, и эта взаимная обиженность надолго испортит наши отношения и, в конце концов, может перерасти во вражду.
То же самое можно сказать и о материнских слезах и грусти, и по поводу возмущения, а также по поводу радости, похвалы, дорисовывания, исповеди...
Искусство воспитания ведёт нас по пути красоты и изящества воспитательного процесса, по пути искренности и устремлённости. Но этот процесс очень конкретен: он всегда направлен не на абстрактного какого-то ребёнка, а на нашего Ребёнка, у которого есть свой характер, своя природа, своё окружение. Всё это своё требует и своего воспитательного процесса.
При воспитании Ребёнка мы должны любить не только самого себя, но и процесс воспитания. Только через красоту процесса воспитания, которую творим мы, можем утвердить свою любовь к Ребёнку.
Интермедия
Жертва матери
Вопрос Синтии:
– Не могли бы Вы вспомнить о Вашем каком-либо конфликте с Вашими родителями?
Конфликта с отцом я не помню, наверное, его и не было. Я уже говорил – он погиб в Великой Отечественной войне, когда мне шёл двенадцатый год.
А вот один из конфликтов с матерью.
В школу пришли из военного комиссариата набирать подростков для лётного военного училища. Было это осенью 1944 года. Чувство патриотизма, а может быть, какое-то ещё неосознанное чувство, подтолкнуло меня записаться среди желающих. Таким в школе оказался только я.
Прошла пара недель, и я получил из военкомата повестку, сообщающую мне о призыве в училище. Тогда и узнала мама о моём намерении. Она возмутилась, как я решился на такое, да ещё без её ведома. «Ни в какие военные училища не пущу, – наотрез объявила она мне, – твой отец уже погиб на фронте. Не хочу, чтобы теперь погиб мой сын»... Я настаивал на своём, что хочу быть военным лётчиком. И было неловко брать своё заявление обратно. Натянулись отношения с мамой. Конфликт ещё более обострился, когда я узнал, что мама сама пошла в военкомат и попросила вычеркнуть меня из списка. Доводы матери там сочли справедливыми (она была инвалидом второй группы, воспитывала двоих детей без отца), и меня освободили от данного слова. Однако то, что мама решила без моего согласия сделать такой шаг, привело меня в ярость.
Конфликт длился несколько дней. Я не хотел говорить с мамой. Она же не раз пыталась объяснить мне, почему не согласна с моей военной карьерой, но я не хотел слушать. Было ещё одно обстоятельство, что делало меня неуступчивым: в школе все знали, что я один записался в лётное военное училище, и я воображал себя неким героем. Знакомые и незнакомые школьники то и дело спрашивали меня, когда меня заберут. А одноклассники с жаром обсуждали этот вопрос. И я воображал, как вся школа будет смеяться надо мной, когда узнает, что мама не пустила меня,всё равно, куда – в пионерский лагерь или в лётное училище. Это было для меня делом чести.
Однажды, вернувшись домой из школы, я застал маму плачущей. Мне стало больно. Но как бывает при напряжённых отношениях, я грубоватым тоном спросил у матери, что ещё случилось, почему она плачет.
Вот что она тогда мне сказала: «Сынок, может быть, ты прав, и быть военным лётчиком твоё призвание. Ещё есть время идти в училище. Вот заявление о моём согласии. Ты на мои слёзы не смотри. Иди в военкомат. Мы с твоей сестрёнкой проживём как-нибудь. О нас не беспокойся»...
Только тогда я понял, какой долг единственного мужчины в семье возложен на меня. И ещё я осознал, что военное дело, военный лётчик – это не моё призвание. Понял, что я и не смогу стать хорошим лётчиком, так как точные науки мне давались с трудом. Но я осознал самое главное: жертву матери. Она, моя больная мама, грустно улыбалась сквозь слёзы, как будто просила у меня прощения за свою материнскую ревность.
В ту ночь душа моя страдала: мне надо было набраться мужества и перебороть самого себя, своё подростковое уязвимое чувство самостоятельности, чувство гордыни. Я победил себя: утром принёс маме свои извинения, обнял, поцеловал, сказал, что люблю её и не пойду в военное училище, не брошу её и младшую сестрёнку.
А ребятам в школе сказал, что я сам так решил, мама тут ни причём... Кто-то посмеялся надо мной, кто-то сказал, что я правильно сделал.
С тех пор прошли десятилетия.
То, что я не пошёл тогда в лётное военное училище, конечно, было правильным решением. Каким я был бы военным лётчиком, когда вся моя сущность, тогда непонятная для меня, направляла меня на педагогическую жизнь.
Но спасли меня от необдуманного шага слёзы матери. Не исключаю, что слёзы её были не только слезами горечи и обиды, но и преднамеренно воспитательными.
Фантазия
О Дарах Природы
Зарисуйте, пожалуйста, круг, и поставьте в нём много-много точек. Круг – это наш Ребёнок. Точки в кругу – это возможности Ребёнка. Ими одарила его Природа. Она очень щедра в отношении человеческого существа: сколько этих возможностей в Ребёнке – мы не знаем. Их очень много. Их столько, сколько нужно будет не только в нашем XXI веке, но и в будущих столетиях и тысячелетиях. Разумеется, это возможности не однородные, не одинаковые семена, они разные. Ребёнок неограничен в своих возможностях, он всё может. Осмелюсь повторить своё воображение о Ребёнке:
Если Вселенная действительно не имеет начала и конца,
а Природа не имеет исчисления в своём творчестве, то
единственная модель Вселенной и Природы
есть Ребёнок.
Но возможности ещё не есть состоявшаяся действительность, также как косточка винограда не есть виноград. Чтобы из косточки мы получили виноградные гроздья, сперва надо, как поётся в песне Булата Окуджавы, чтобы мы зарыли её в тёплую землю, потом поцеловали лозу и только потом вкусили спелые гроздья.
Однако вообразим: виноградную косточку мы не зарыли в тёплую землю, а бросили её в старый амбар, где разгул крыс, и забыли о ней. Что же станет с косточкой, в которой хранится великое будущее, неповторимая энергия жизни? Станет она скудной добычей крыс.
То же самое может произойти с возможностями Ребёнка, если их не развивать, не воспитывать и не облагораживать. Часть возможностей нам известна. Для ясности назовём некоторые из них: возможность заговорить, возможность запоминать, возможность мыслить, возможность ходить на двух ногах, возможность наблюдать, возможность чувствовать, возможность любить, возможность переживать, возможность сострадать и т.д. В большей или меньшей степени мы заботимся о развитии известных нам возможностей, особенно тех, которые кладутся в основу нравственного становления и познания.
О другой части возможностей мы имеем смутное представление. Их проявляют пока не все дети, а единицы. Скажем, трёх-четырёхлетний Ребёнок извлекает корни из больших чисел или возводит в степень числа. Отдельные дети разного возраста проявляют такие способности, как: видеть и читать закрытыми глазами, «читать» чужие мысли, общаться с тонким (высшим) миром, мыслить космически и получать знания через духовные усилия, через чувствознание, предвидеть будущее, определять любой день любого года, заговорить в шестимесячном возрасте и т.д.
Дети сами не могут объяснить, как они это делают, а мы не можем разгадать природу таких проявлений.
Можно ли считать, что такими возможностями владеют все дети, но только у единичных, в силу каких-то обстоятельств, они проявляются?
Или надо ли полагать, что они есть ошибки Природы, отклонения от нормы?
Но очевидно, что в нынешнем поколении детей такие случаи учащаются. Зачем искать «ошибки» Природы? Что нам мешает допускать, что наступает эпоха, которая затребует от людей именно такого рода способности, которые существуют в каждом, но пока в глубоко сонном состоянии. Тогда то, что мы сегодня наблюдаем, можно считать предвестниками этого будущего.
О существовании третьей части возможностей мы можем только предполагать, как астроном предполагает о существовании невидимого небесного тела в том или ином содружестве небесных тел. Может быть, есть в нас возможность летать, возможность разговаривать между собой и с любым на любом расстоянии без каких-либо аппаратов, возможность «видеть» мысли и общаться с помощью мыслей, минуя языки, возможность слышать и видеть через любые преграды, возможность материализовывать мысли, возможность выходить из тела и странствовать в высших мирах и т.д. Вообще это будет эпоха, когда человек не будет нуждаться ни в каких аппаратах – микроскопах, телескопах, скоростном транспорте, мобильной связи, интернете, компьютере, телевидении, разного рода чипах и всего того, что принесут в ближайшем будущем нанотехнологии, не будет нуждаться в лекарствах, операциях и медицинских аппаратах... Наши раскрытые возможности вытеснят их.
А что говорить о четвёртой части человеческих возможностей, о которых и не догадываемся! Но настанет время (какое это будет тысячелетие?), когда они обнаружатся, и тогда в человеке откроются другие горизонты жизни и творения.
Все эти возможности уже сейчас присутствуют в Ребёнке, но мы не можем со своей нынешней педагогикой открыть и развить их.
Даже для развития той части возможностей, которые сейчас нам известны, нам не хватает то времени, то терпения, то мудрости, то знаний, то духовно-нравственного совершенства, то педагогического сознания, то понимания необходимости их развития. Может быть, не хватает и чувства долга и желания, чтобы помочь Ребёнку раскрыть свои дары от Природы.
Ода
Природа в Ребенке
Какой микроскоп покажет нам ту возможную будущность, которая записана в семени разных растений? Зерно горчичное, хотя меньше всех семян, «но когда вырастает, бывает больше всех злаков и становится деревом, так что прилетают птицы небесные и укрываются в ветвях его».
Мы не устанем восхищаться Ребёнком, в котором «изначально посеяны семена его будущей личности», не устанем удивляться тем могуществам, что лежат в нём от Природы как возможности. Они так же реальны, как реальны семена. Но эти возможности будущего могущества могут пострадать так же, как пострадает горчичное семя, если его бросить не в ту почву, которая ему нужна, а в другую, которая вредит ему, и если не поливать и не ухаживать за ним. Тогда сорняки, которые заносит ветер во внутренний мир, погубят их, задавят, не дадут проявить своё прекрасное могущество. А могущество это, если оно проявится, будет состоять из сил умственных и физических, волевых и эмоциональных, чувственных и духовно-нравственных.
Возможности, которые в Ребёнке от Природы, нуждаются в развитии. Что есть Развитие? Это есть процесс перехода природных возможностей в реальные силы. Но этот процесс весьма сложный.
Сам Ребёнок, особенно в первые годы своей жизни, не в состоянии развивать в себе свои возможности. Но и в последующие периоды взросления он будет не всегда в силах целенаправленно развивать себя.
Ребёнку нужно мы – родители, умные взрослые, воспитатели, учителя, знающие, что есть развитие, что надо развивать и как надо развивать. Психология утверждает:
Если Ребёнок с самого раннего возраста находится вне общества и созданных обществом условий, то он остаётся на уровне развития животных (А.Н.Леонтьев).
Развиваться – естественная страсть Ребёнка. Он не может не развиваться. Природа закладывает не только возможность, но и развивающее движение, закладывает импульс к развитию. Но это движение может принимать искажённую форму, если наши мудрость и забота не будут его направлять. Для этого надо знать, перед какими требованиями ставит нас Природа.
А требования, в которых суть закономерностей развития, таковы:
– Развитие природных возможностей в Ребёнке происходит в пределах календарных сроков.
Это значит: в возрастном становлении Ребёнка есть периоды, когда та или иная группа возможностей развивается особенно интенсивно. Природа не требует от Ребёнка особых (или, вообще, каких-либо) волевых усилий. Если мы будем в состоянии организовать вокруг Ребёнка нужную содержательную среду, то эти возможности (назовём их функциями, как это принято в психологии) найдут наиболее полное раскрытие. После календарных сроков те же самые функции слабеют. Потому в дальнейшем их развитие будет связано с целенаправленной волею, с осознанным устремлением, или даже станет невозможным.
– Развитие природных возможностей в Ребёнке происходит только в условиях преодоления трудностей.
Это значит: Ребёнок приобретает ту силу, что преодолевает. Трудность есть ступенька восхождения. Но трудности бывают умные и глупые. Если развитие умное, оно требует умных трудностей, нам следовало бы проявить мудрость, чтобы предъявить Ребёнку такие трудности, которые облагораживают его природу, раскрывают функцию и тут же вливают её в созидательную, творческую деятельность. Трудности, которые мы предлагаем Ребёнку в процессе его целенаправленного развития, должны превосходить возможности Ребёнка. Но вот вопрос: как же тогда он их преодолеет? Преодолеет он их с нашей помощью, в сотрудничестве с нами. Мы выступаем в качестве посредников между трудностью и силами Ребёнка. Помогаем ему преодолеть трудность, объясняем, намекаем, поощряем, вдохновляем.
– Качество среды влияет на развитие природных возможностей Ребёнка положительно или отрицательно.
Среда положительно будет влиять на развитие Ребёнка тогда, когда она создаёт опережающие условия, которые поощряют ещё не созревшие функции для жизнеутверждающей деятельности. Но среда станет помехой для развития, если её условия очень отдалены или очень отстают от сил Ребёнка, или же в том случае, если она предложит пришедшим в движение силам Ребёнка нежелательную содержательную среду и безобразный материал.
– Развитие природных возможностей в Ребёнке имеет индивидуальные свойства и отклонения.
Смысл индивидуальных свойств мы связываем с предназначением ребёнка. Природа щедра в отношении Ребёнка, но душа его извлекает из природных богатств особенно те возможности, полное развитие которых в будущем будет способствовать её деятельности. Отчасти с этим же связаны некие отклонения, которые не соответствуют обычным нормам. Скажем, освоение чтения в раннем – двух-трёхлетнем возрасте. Если же та или иная возможность проявляет себя позднее календарного срока, – это можно объяснить или средой, не соответствующей природе Ребёнка, или же болезнями и нарушениями, которые передались ему по наследству.
Аккорд
Игрушка
«Я не ломаю игрушку, правда, не ломаю!
Дайте мне её обратно!
Это вам кажется, что ломаю её, ибо не знаете меня.
Но я разбираю её, чтобы заглянуть вовнутрь, узнать, как она устроена.
Я исследую игрушку и хочу использовать её по-своему. Это своё я принёс с собой, в нём нечто новое, что вам не известно.
Мне нужно набраться опыта, чтобы спустя годы проявить себя, утвердить своё.
Меня не интересует игрушка, и не хочу знать, сколько она стоит.
Но то, к чему влечёт меня моё будущее, будет стоить во много раз дороже, и в нём будет мой дар для всех вас.
Цените во мне, что я “ломаю” игрушку, а не играю по её правилам.
У меня свои правила, и не дам игрушке управлять мною.
Если я подчинюсь всем правилам всех игрушек, которые вы для меня покупаете, скоро сам стану игрушкой, – разве вам это непонятно?
Сегодня “ломаю”, а завтра на этом опыте жизнь буду строить.
Не злись, мама!
Не ругай, папа!
Верните мне игрушку, пока она может сослужить мне!
А вам лучше будет наблюдать, куда устремляется моя Природа!»
Интермедии
Шалун и Шалость
Вопрос Синтии:
– Не связана ли шалость Ребёнка с его развитием?
Как быть с Шалуном?
Развитие есть процесс совершенствования. Оно происходит через преодоление трудностей. Если в данный момент в Ребёнке проснулась та или иная группа природных возможностей, то она нуждается в движении и трудностях.