Христианство на распутье: солидаризироваться с массами или с правящим меньшинством?

Во времена возрождения и либерализма христианству не удалось сохранить свою прежнюю роль основной интегри­рующей силы в общественной жизни. Это привело к следую­щим последствиям:

1. Духовная жизнь и регулирование человеческих от­ношений, как общественных, так и личных, попали во власть конкурирующих общественных институтов - семьи, общины, сферы бизнеса, профсоюзов, партий, армии, общественного мнения и его средств: прессы, радио и кино; возрастных групп, групп интеллигенции, клубов и т. д. Произошедшая в начале новой эры секуляризация общественных сил способ­ствовала большему разнообразию человеческого опыта, вне­дрению в умы идей спонтанности и экспериментализма, а также постоянному процессу переоценки ценностей. Однако в конечном итоге это огромное разнообразие опыта, а также тот факт, что конкурирующие системы ценностей взаимно унич­тожали друг друга, привели к нейтрализации ценностей вооб­ще. В этом заключена одна из причин того, что современное либеральное общество не может противостоять духовному и политическому вызову, брошенному тоталитарными государ­ствами.

2. Конечно, уход христианской церкви из главных сфер общественной жизни был неполным: там, где она сохранила свое влияние на традиции и образ жизни людей, ее роль ос­тавалась значительной. Но там, где церковь утратила связь с конкретными проблемами общественной жизни, религия во многом стала формальной, и роль ее была сведена лишь к посещению воскресных богослужений. Такова общая тенден­ция, хотя в этой стране она была менее ярко выражена, чем на континенте.

3. Потеря церковью опоры в обществе в целом часто сопровождалась готовностью ее лидеров сотрудничать с пра­вящими классами и идентифицировать себя со своими иму­щественными правами, закрепленными законом, как в духовном, так и материальном смысле. Однако и здесь существует разли­чие между положением в Англии и на континенте. Поскольку в Англии возникновение капитализма и сопровождавшая этот

[503]

процесс социальная революция произошли на очень ранней стадии, когда религия еще была очень сильна и пронизывала жизнь всего общества, то как консервативные, так и прогрес­сивные силы выработали свою философию, не выходя из рели­гиозных рамок. Поэтому в этой стране вполне возможно быть прогрессивным и в то же время религиозным, тогда как на кон­тиненте, где социальные противоречия были сформулирова­ны до и в период Великой французской революции, можно было быть либо прогрессивным атеистом и рационалистом, либо консерватором, весьма вероятно, религиозным.

4. Тесная связь консерватизма и реакции с церковью в значительной степени способствовала тому, что общество потеряло доверие к церкви и ее предложениям относительно социальных изменений.

2) Почему эпоха либерализма могла обходиться без религии. Необходимость духовной интеграции в плановом обществе

Либеральная экономика и общество конкуренции могут нормально функционировать с нейтральными ценностями, пока нет никакой внешней или внутренней угрозы, вызываю­щей необходимость широкого консенсуса. Это происходит очевидно в случае нападения тоталитарных государств на либеральное общество. Но не только негативный фактор -угроза извне - требует такого глубокого уровня общественной интеграции, какой в доиндустриальном обществе достигался лишь с помощью религии; необходимость планирования в нашем обществе также вызывает потребность в интеграции. И не случайно, что как коммунизм, так и фашизм пытаются раз­работать и внедрить псевдорелигиозную интеграцию, чтобы создать психологическую и социологическую основу для пла­нирования.

Одна из важнейших задач социолога состоит в том, чтобы указать на те новые функции в системе планирования, которые вызывают необходимость этой фундаментальной интеграции. Перечислю некоторые из них.

1. Плановое демократическое общество нуждается в партийной системе нового типа, в которой право критики было бы так же сильно развито, как и обязанность отвечать перед партией в целом. Это означает, что либеральное образова­ние, служащее интеллигенции, выражающее главным образом интересы этой группы и оставляющее окончательную интег­рацию на произвол естественной гармонии интересов, должно постепенно уступить место новому типу образования, воспи­тывающему ответственную критику, причем осознание целого по крайней мере так же важно, как и осознание собственных ин­тересов. В плановом обществе общая схема действия возникает

[504]

в результате не естественного взаимодействия интересов, а сознательно разработанного и одобренного всеми партиями плана. Очевидно, что новая мораль может возникнуть лишь в том случае, если глубинные истоки человеческого возрожде­ния будут способствовать возрождению общества.

2. Как я уже показывал, первоначально существовала необходимость лишь краткосрочных решений. По мере усиле­ния взаимозависимости различных элементов в плановом обществе возросло значение долгосрочных последствий при­нимаемых решений. Конфликт между краткосрочными интере­сами и долгосрочной ответственностью становится делом чрезвычайной важности. Лишь поколение, получившее рели­гиозное образование и способное провести грань между не­медленной пользой и долгосрочными жизненными ценностя­ми, может принять жертву, которую постоянно требует плано­вый демократический порядок от каждой группы и от каждого индивида в интересах всего общества.

3. Плановое общество нуждается в объединяющей це­ли. Эта цель может быть достигнута либо путем уничтожения или интернирования тех, кто не согласен, либо через духов­ную интеграцию членов общества.

Это положение нуждается, однако, в дополнительных пояснениях. Во-первых, можно возразить следующее: в обла­сти экономического планирования нет необходимости во все­охватывающей цели, в общей философской перспективе. На­вязывание этой цели объясняется главным образом чрезмер­ным рвением отдельных групп интеллектуалов в тоталитарных государствах, которые хотят власти над другими людьми. Экономическое планирование предусматривает необходи­мость договоренности по чисто экономическим вопросам, т. е. что должно быть произведено и в каком количестве, сколько пойдет на накопление и сколько будет немедленно потребле­но. Но даже в случае всеобщего экономического планирова­ния вовсе нет необходимости в планировании духовных эле­ментов; так, например, достаточно скоординировать расписа­ние работы различных железнодорожных линий и вовсе не нужно контролировать разговоры пассажиров, путешествую­щих по железной дороге. Однако именно этого требует от своих граждан тоталитарная система, навязывая им не только свое руководство в вопросах организации, но и пытаясь подчи­нить всю духовную и эмоциональную жизнь единой централизо­ванной власти. Экономические проблемы можно в значительной степени отделить от духовных, и система планирования ради свободы в любой форме будет стремиться свести план в эко­номической области до минимума вмешательства, необходи­мого для того, чтобы избежать хаоса. И тем не менее будет существовать экономическое регулирование, оказывающее

[505]

непосредственное либо опосредствующее воздействие не только на экономику, но и на остальные сферы человеческой жизни.

Большинство экономических решений оказывает бла­гоприятное воздействие на одни группы и классы общества и неблагоприятные - на другие. Планирующий орган может ус­танавливать из центра лишь решающие моменты, предостав­ляя максимальную свободу индивидуальной инициативе в разработке плана в сфере производства и личному выбору в сфере потребления; тем не менее решения этого органа не­избежно предопределяют многие другие принимаемые в об­ществе решения. Так, решение из центра предписывает нам определенную скорость вложений и расходования денег; указы­вает, куда их вкладывать, сколько надо вложить в социальное обеспечение, религию, образование, искусство, науку и т. д.

Тем не менее было бы большой ошибкой рассматри­вать такое вмешательство как нечто совершенно новое. В конце концов любая демократическая система имеет дело с такими статьями бюджета и должна вырабатывать методы достижения согласия по противоречивым проблемам, даже если они задевают интересы групп, преобладающих в данном обществе. Новым здесь является то, что при плановой систе­ме такое согласие вырабатывается не просто поэтапно, шаг за шагом, с помощью компромиссов по отдельным вопросам, а путем разработки единого плана, основанного на последо­вательных принципах и определяющего общие направления развития на следующие пять или десять лет.

Существует и другая причина, по которой объединяю­щая цель является более подходящей для планового обще­ства, нежели для системы laissez-faire. Есть определенные вопросы, по которым мы должны достичь согласия не потому, что они экономические по своей природе или испытывают влияние мер, предпринимаемых в области экономики, а пото­му, что хаос последних двадцати дет показал, что общество типа laissez-faire порождает полный беспорядок не Только в экономике, например массовую безработицу, но и почти во всех остальных сферах общественной жизни. Поэтому нельзя согласиться-с экономистами - сторонниками плановой систе­мы, утверждающими, что «надо сначала навести порядок в экономике и тогда остальные сферы общественной жизни от­регулируются сами по себе». Было бы очень желательно, чтобы все неэкономические сферы регулировались стихийны­ми самоорганизующимися силами групповой общественной жизни. Было бы, конечно, приятнее жить в мире, в котором нет необходимости вмешиваться в духовную жизнь общества. К сожалению, великодушие экономиста - сторонника плано­вой системы и позиция laissez-faire в неэкономических сферах

[506]

объясняются отсутствием знаний в этих областях, а также неспособностью осознать тот факт, что метод стихийного при­способления в них также не действует.

Социологический анализ показывает, что то, что мы называем «моральным кризисом» или кризисом оценок⁴⁸, проистекает вовсе не от злобности современного человека, а объясняется в значительной степени тем, что большое обще­ство не смогло восстановить в крупном масштабе методы приспособления, усвоения, примирения и стандартизации ценностей, т. е. те процессы, которые активно протекали в небольших общинах и в силу их ограниченного размера дости­гали своей цели, хотя протекали стихийно. Подобным же об­разом примитивные общества могли обходиться без последо­вательной и тщательно разработанной политики в области образования, поскольку в них по традиции действовали сти­хийные уравновешивающие силы. В изменившихся же усло­виях большого общества отсутствие сознательного регулиро­вания в области образования ведет к хаосу. Приведем другой пример. Невмешательство в работу прессы гарантирует сво­боду мнений, пока для учреждения газеты не нужен большой капитал и всегда есть возможность найти новую газету, если существующие не говорят правду. В век больших индустри­альных комплексов отсутствие контроля со стороны общества отдает власть над формированием общественного мнения в руки нескольких крупных монополистов.

Перед нами всегда один и тот же процесс: laissez-faire, свободная конкуренция и свободное приспособление эффек­тивны до тех пор, пока преобладают небольшие самоприспо­сабливающиеся единицы; и тот же самый laissez-faire ведет к появлению монополий и разного рода неприспособленности во всех сферах социальной жизни, как только эти единицы разрастаются и никто не замечает симптомов дезорганизации и не контролирует накапливающийся эффект некоординируе­мого роста. В таких условиях свобода представляет собой не невмешательство, а контроль, действующий в демократичес­ком направлении. Мы видели, что при переходе к большому обществу принцип предоставления вещам идти своим ходом уже не соответствует принципу настоящей свободы; он про­сто-напросто отдает культуру во власть капиталистических интересов, которые слишком часто отражают самый низкий уровень демократической культуры, как, например, Голливуд, частные радиостанции и пресса. На современном этапе раз­вития свобода достижима лишь тогда, когда условия жизни общества согласуются с его демократическими устремления­ми. Демократические взгляды могут быть преобладающими, если общество ставит перед собой определенные цели и зна­ет средства их достижения. И хотя даже здесь планирование

[507]

ради свободы будет состоять в том, чтобы избегать там, где это возможно, вмешательства, всегда будет оставаться необ­ходимость соглашения там, где отсутствует управление. Уп­равление же может существовать, если интеграция в обще­стве будет глубже, чем теперь, когда силы дезинтеграции сделали все возможное, чтобы подорвать согласие и преуве­личить различия между членами общества.

4. Другой причиной, объясняющей развитие религиоз­ных движений в наш век, является та, что переход от либе­ральной системы laissez-faire к плановому обществу может произойти лишь тогда, когда отношения людей и их ценности изменятся в относительно короткий промежуток времени. Психологический опыт показывает, что такое внезапное изме­нение привычек может произойти, лишь если новые идеи вы­зовут эмоциональный подъем, а важнейшие жизненные воп­росы будут пересмотрены и приобретут новое значение. Этот процесс не всегда протекает мирно, а общая переоценка ценнос­тей возможна только тогда, когда каждая новая цель является частью нового взгляда на мир и нового образа жизни. Именно этот новый взгляд придает особое значение жизни индивида и каждому виду деятельности. Отмечая необходимость нового опыта на религиозном уровне, я хотел показать, что совре­менное общество открыто для религии и исключительно от человеческих качеств зависит возникновение истинно религи­озного опыта или псевдорелигиозных движений, как это имело место в тоталитарных государствах. Конечно, полное проник­новение религии в жизнь общества возможно только в том случае, если последователям христианской традиции удастся еще раз вернуться к истинным истокам религиозного опыта, осознав, что ритуальная и институциональная формы религии не достаточны для возрождения человека и общества. И только если возрождение религии, превращение ее в массо­вое движение и в направляющую силу возрождения общества будет согласовываться с дальнейшими общественными пре­образованиями, возможно создание нового демократического христианского строя в нашей стране.

3) Католицизм, протестантизм и плановый демократический порядок

В этой же связи я хочу провести различие между по­ложением христианства, католицизма и протестантизма. Пре­имущество католицизма состоит в том, что он во многих ас­пектах сохранил докапиталистическое доиндивидуалистическое понимание христианства. Поэтому католическая традиция лучше понимает потребности неиндивидуалистического социального строя. Протестантизм в своей первоначальной форме сам спо­собствовал становлению современного индивидуалистического

[508]

сознания и развитию психологических подходов, содействую­щих поддержанию капитализма, конкуренции и свободного предпринимательства. С другой стороны, преимущество про­тестантизма состоит в том, что он лучше понимает трудности современного человека, а это может способствовать преобра­зованию его сознания в адекватном для нашего века направ­лении. Католицизм очень рано разработал - через томистскую традицию - своего рода социологию, рассматривающую соци­альные институты с точки зрения их функций: не так, как они представали перед личным опытом и частной жизнью индиви­да, а как объективные функции, выполняемые ими в жизни общества в целом. Протестантизм, придающий главное зна­чение, согласно августинианской традиции, внутреннему опы­ту, имеет довольно смутное представление о социальном зна­чении человеческой деятельности. Еще одним достоинством католицизма является смелое объединение там, где это воз­можно, со строгим рационализмом. В этом он - противопо­ложность разношерстности и необузданности современных иррациональных движений. Это не умаляет, однако, роли эмоций и иррациональных элементов в человеческой жизни, а означает лишь то, что при отсутствии упорядоченной жизни, одухотворенности и рациональности эти элементы становятся разрушительными.

С другой стороны, опасность католической социологии заключается в том, что она ведет к средневековью, к своего рода приспособлению средневековых моделей социальной организации к обществу. Существует огромная разница между духом общности, существовавшем в доиндивидуалистическую эпоху, и новыми формами коллективизма и интеграции, пос­ледовавшими за крахом либерализма. Первый соответствовал сельскому обществу с небольшими городами и преобладани­ем ремесла; последние должны будут решать проблемы мас­сового общества, мировой экономики в век крупной промыш­ленности и социальной технологии. Здесь сразу возникает вопрос, насколько адекватно решение возвратиться к системе гильдий, к так называемому «корпоративизму». До сих пор такая модель служила лишь фасадом для правления мень­шинства фашистского типа. С другой стороны, мы не должны игнорировать некоторые преимущества синдикалистских ре­шений. Возможно, они потерпели крах в существующих тота­литарных экспериментах, однако они обладают определен­ными достоинствами и могут быть использованы при реконст­рукции общества.

Истинный вклад протестантизма обязан тому перво­степенному значению, которое придается им свободе ин­дивида, его самоопределению, добровольному сотрудни­честву и взаимопомощи. Эти ценности всегда будут пред-

[509]

ставлять собой антипод грядущим формам авторитарности, централизации и организации сверху. Было бы неправильно интерпретировать нашу оценку важности систематической мысли в томизме как попытку игнорировать тот вклад, который внес протестантизм в рост современного рационализма. Как раз наоборот. Исторические исследования Макса Вебера⁴⁹ показали, каким образом дух современного капитализма -предвидение, расчет и систематизация жизни - развивался как ответ на вызов кальвинистской доктрины предопределе­ния. Добавим, что попытки заменить церковное объяснение мира, предпринятые различными сектами и индивидами, представляют собой выражение постоянной тенденции дать новое объяснение мира, исходя из своего личного опыта. По­добные объяснения обычно прибегают к рациональному мышлению, но в совершенно новом смысле. Рационализм здесь становится индивидуализированным, он отходит от авторитарным образом установленного порядка вещей во Вселенной и об­ращается к восприятию мира таким, как он представляется не­большим группам и одиноким индивидам. И если я предложу на­звать этот рационализм, в отличие от томистского, рациона­лизмом индивидуалистическим, то я понимаю, что необходи­мо объяснить разницу между ними. По моему мнению, нет сомнения в том, что современный экспериментализм рожден из этого индивидуалистического рационализма, не принима­ющего установившейся системы матафизики и готового изме­нить гипотезу, если новые факты и опыт не укладываются в старую схему. Наиболее плодотворный метод науки, а именно метод приспособления всей нашей системы мышления к по­стоянно расширяющейся сфере опыта, становится, будучи примененным к человеческой жизни и вопросам морали, са­мым большим затруднением для современного человека. В ходе развития динамического рационализма в сфере морали современный человек постепенно теряет почву под ногами. И если у выдающихся личностей такое падение в пропасть са­мости без достижения дна этой пропасти выступает как пре­тенциозная борьба, то у среднего человека тот же динамизм ведет к бездумному поведению, потере веры во что-либо и бесконечному требованию новых ощущений. В настоящее время я лишь могу указать на эти два типа рационализма. Весьма вероятно, что будущее будет посвящено их примире­нию; однако лишь одно можно предсказать с уверенностью:

игнорирование того бедственного положения, в котором находится современное сознание, нам не поможет, но и бездонный индивидуализм не может стать основой социаль­ной организации.

[510]

4) Смысл религиозных и моральных рекомендаций при демократическом плановом порядке

Если мы согласимся с тем, что религия не будет и не может быть частью планового общества, а должна снова ожить в мотивах человеческих действий и воплотиться в ин­ститутах, то это не означает, что мы выступаем за религиоз­ную форму тоталитаризма. Мы желаем как раз обратного; и пока мы являемся демократами и планируем ради свободы, весь ход наших мыслей должен быть направлен на то, чтобы избежать этой опасности. Тотальное планирование, в котором мы заменили бы Геббельса и Гиммлера на христианский кле­рикализм, было бы катастрофой. Это нанесло бы огромный вред самому христианству, убило бы его душу, так как прида­ло бы ему внешний и формальный характер. Планирование ради свободы, хотя оно и включает осознание необходимости объединения и общей цели, может лишь высвободить источ­ники глубинного возрождения, но не может навязать веру, какой бы она ни была. Для самой христианской веры лучше, если ее не будут отождествлять с какой-то одной партией и если ее дух будет присутствовать во всех партиях. На совре­менном этапе не так-то легко предвидеть, каким будет это нетоталитарное проникновение религиозного духа в об­щество, поскольку это творческий процесс, который нельзя проанализировать и предсказать детально. Те, кто полагает, что планирование сможет установить правила социального и духовного изменения, забывают, что планирование ради сво­боды представляет собой планирование ради эксперимента и роста. Тем не менее для того чтобы способствовать правиль­ному решению, можно попытаться сформулировать, каким не может и не должно быть истинно религиозное проникновение.

1. Из того, что было сказано выше, со всей очевиднос­тью вытекает, что плановое общество не может строиться на нейтральных подходах конца либеральной эпохи, когда все ценности взаимно отрицали друг друга.

2. С другой стороны, очевидно, что насаждение ценно­стей центральной властью не может удовлетворить совре­менное светское общество, даже если это будет религиозная власть. Из этого вытекают два требования: 1) общепринятые ценности должны основываться на явном или неявном согла­сии. В прошлом роль такого неявного согласия играл обычай. Теперь же, когда обычай исчезает, возникает необходимость разработки новых методов, в которых важную роль будут иг­рать убеждение, подражание, свободная дискуссия и созна­тельно принятый образец; 2)нет необходимости навязывать согласие по более сложным вопросам в тех сферах, в которых лучшим двигателем является индивидуальная вера или сво­бодный эксперимент. Опыт либерализма показывает, что

[511]

высшие формы духовной жизни лучше всего процветают в условиях свободы. Короче говоря, мы должны установить на­бор основных добродетелей, таких, как порядочность, взаи­мопомощь, честность и социальная справедливость, которые могут быть воспитаны с помощью образования и социального воздействия, в то время как более высокие формы мышления, такие, как искусство и литература, остаются такими же сво­бодными, как и в философии либерализма. Составление списка первичных добродетелей, без которых не может суще­ствовать ни одна цивилизация и которые создают основу для стабильной и здоровой жизни общества, должно стать одной из наших основных задач. Это не означает, однако, что цер­ковь как таковая не может давать рекомендаций по поводу того, какими должны быть христианский общественный поря­док, христианское искусство, христианская философия и мо­раль. Вся разница состоит в том, пропагандирует ли она свои взгляды в виде рекомендаций или навязывает их силой.

По мере развития века планирования становится все более вероятным, что эти рекомендации примут форму пос­ледовательной системы, напоминающей Summa⁵⁰ св. Фомы, по той простой причине, что в неплановом обществе суще­ствует меньше связей между различными фазами поведения, чем в плановом. Поскольку либеральное общество основано на свободной конкуренции и постоянном индивидуальном приспособлении, постольку становится значительным много­образие возможных реакций. Существует лишь возможность давать общий совет относительно того, что правильно и что нет. Можно убедить людей в правильности принципа, но не конкретной модели. В динамичном и свободном обществе существует особое поощрение за проявление способности справиться с неожиданно возникшей проблемой, проявить нетривиальную реакцию, инициативу и ответственность в рис­кованном предприятии. В плановом обществе эта способность выражена значительно слабее: разумному предвидению под­даются не только более простые модели поведения, но и мо­дели последовательного поведения. Религиозные и мораль­ные рекомендации стремятся поэтому установить не только определенные принципы, но также и набор конкретных моде­лей поведения, создать образ удовлетворительных обществен­ных институтов и определить мировоззрение общества в целом. И если эти рекомендации не навязываются меньшинством большинству в качестве диктаторских правил, а являются плодом творческого воображения и находятся в распоряже­нии тех, кто стремится к упорядоченному образу жизни, то они не приносят вреда, а выполняют в современном обществе такую функцию, без которой оно вряд ли сможет выжить.

[512]