Что делает научную тему модной?

Это выводит нас на разговор о том, чем собственно занимается российский ученый в мрачноватом здании из темного кирпича, построенном японцами во время оккупации Шанхая в сороковые годы прошлого века.

Здание, которое ныне занимает китайский Институт вычислительной биологии, находится на территории бывшей французской концессии. Европейские особняки, среди которых попадаются даже дома в стиле фахверк, тенистые аллеи, обсаженные столетними платанами, - все это не очень похоже на Китай и потому особенно привлекает иностранных туристов, начитавшихся о старом Шанхае, который когда-то одновременно называли «жемчужиной Востока» и «блудницей Востока». Земля во французской концессии дорожает, и большая часть научных учреждений выезжает из центра на окраины города. Но сформировавшийся здесь за последние десятилетия биологический кластер пока остается на своем историческом месте.

Чтобы лучше понять, почему Хайтович отправился в Китай заниматься «немодной» научной проблемой, представляется любопытным выслушать его мнение о том, почему та или иная тема в науке вдруг становится модной.

«Давайте возьмем в качестве примера рак, - предлагает российский ученый. - В Америке при Никсоне в 1971 году была объявлена война раку. Выделили деньги. А что ученые? Раз деньги дают, надо брать. Дело благородное, давайте воевать с раком. Стали развивать лаборатории, принимать побольше постдоков, побольше студентов. Постдоки отучились, организовали свои лаборатории. Так возникло громадное количество лабораторий, занимающихся проблемой рака. Этим можно заниматься до бесконечности, поскольку каждый тип рака индивидуален. В то же время известно, что является самым главным фактором риска заболевания раком, - это возраст, естественно. Но так как была объявлена война раку, а не старению (старение же не болезнь!), то стали бороться с раком.

Я думаю, что если бы те деньги, те ресурсы, которые были потрачены на борьбу с раком, были за это время положены на борьбу со старением, - кто знает, все могло бы быть по-другому.

Те есть модными становятся темы, на которые выдается финансирование. Чтобы ученые пролоббировали какую-то тему, нужна критическая масса. Получается порочный круг. Очень сложно начать новую тему, потому что нет критической массы, некому ее пролоббировать. В том же изучении старения: полвека назад была высказана гипотеза, что старение в основном вызвано оксидативным стрессом и разрушением ДНК и клеток оксидативными радикалами. Это известная теория, и на протяжении последних пяти десятилетий большая часть тех немногих людей, которые занимались старением, в основном следовала этой теории. Но в последние где-то десять лет выяснилось, что все это полная фигня. Допустим, этой проблемой занималось сто ученых, из которых 95 публиковали книжки про оксидативный стресс. Что же они все эти книжки выкинут? Они продолжают настаивать на своем. Остальным приходится очень тяжело. Они не могут публиковаться в хороших журналах и т.д. Всегда есть какая-то доминирующая гипотеза, и даже если она неправильная, то очень трудно сдает свои позиции».

С учетом сказанного возвращаемся к вопросу: зачем Филипп Хайтович приехал в Китай и что из этого получилось?

«Я прежде работал в Германии, в Обществе Макса Планка. Это такая экзотическая организация, финансирующая хороших ученых. Они финансировали работу начальника моего департамента, Сванте Паабо, который занимается эволюцией человека. Если я хотел дальше заниматься эволюцией человека, я должен был найти место, где я мог бы это делать. Оставаться в Германии очень сложно, потому что у них уже есть человек, который занимается этой темой, Сванте Паабо. В США на эволюцию денег не дают. Кому нужна эволюция? Это медленный процесс, до следующих выборов точно никто не эволюционирует.

К тому же для того, чтобы изучать эволюцию, нужно не просто иметь какие-то ресурсы типа лаборатории и финансирования, нужно еще иметь людей, которые могли бы заниматься вычислениями. Это сложная системная проблема. А в то время, 10 лет назад, найти студентов, которые бы программировали и могли анализировать комплексные данные, было очень сложно: большая часть уходила в бизнес, а те, что оставались, расходились по лучшим лабораториям.

Куда можно было ехать? Кроме Китая особых вариантов не было. Тут много хороших студентов, они умеют программировать. Дали грант – как я сказал, если человек публикуется в нормальных журналах, здесь дают гранты, чем бы ты ни занимался, даже если это эволюция человека, – почему бы нет?

В действительности эта тема может быть полезной. Если мы хотим знать, как работает человеческий мозг, это проще понять, изучая, что отличает механизм работы нашего мозга от мозга тех же обезьян. Если, например, мы хотим понять, почему человек может заниматься математикой или иметь абстрактное мышление, тогда нам нужно проводить сравнение с обезьянами и просто фокусироваться на тех элементах, которые человеческий мозг отличают. Хотя это довольно сильно упрощает задачу, все равно задача довольно сложная. Вообще эволюционная биология не является популярной областью знаний».

«Пекинский человек» в процессе эволюции

Можно было бы предположить, что грант для работы команды Хайтовича был выдан в связи с тем, что в Китае тема эволюции человека пользуется повышенным вниманием.

Речь идет о гипотезе отдельного происхождения китайцев по сравнению с прочим человечеством, которая восходит к открытию под Пекином так называемого «пекинского человека» (1929-30гг). Тогда в Китае это интерпретировали как открытие общего предка всей монголоидной расы. В 2008 г было сделано новое открытие, которое как будто подтверждало эту теорию. Речь идет о так называемом «сюйчанском человеке» (от города Сюйчан, провинция Хэнань, где были найдены черепа гуманоидов, возраст которых предположительно датируется 80.000 – 100.000 лет).

Официальная китайская газета China Daily писала по этому поводу: «Открытие в Сюйчане подтверждает теорию о том, что современный китайский человек произошел от предков, которые зародились на нынешней китайской территории, а не пришли из Африки». И далее: «Выдающиеся археологические открытия имеют критическую важность для поддержания нашей национальной идентичности, а также древней цивилизации».

Мартин Жак, автор известной книгиWhen China Rules the World, добавляет: «В то время, как международные археологические исследования рассматриваются как часть мировых усилий, необходимых для понимания эволюции человека, в Китае, где им придают невероятное значение, к ним относятся как к составной части национальной истории и используют для «продвижения объединяющей концепции уникального происхождения и преемственности китайской нации».

Филипп Хайтович не склонен придавать подобным аргументам серьезного значения.

«Мультирегиональная гипотеза происхождения человека родилась не в Китае, хотя она здесь пользуется некоторой популярностью. Естественно, большинство ученых, которые занимаются эволюционной генетикой, - они вернулись из-за рубежа, они прекрасно знают состояние дел. Мы сейчас понимаем, что на самом деле ситуация гораздо более сложная. Несмотря на то, что прародина человека, конечно, в Африке, тем не менее, мы знаем, что происходило некоторое генетическое смешение после выхода из Африки, с теми же неандертальцами, денисовцами и т.д., поэтому генетический состав разных популяций достаточно мозаичен. Китайские ученые это тоже прекрасно знают. Конечно, встречаются публикации китайских академиков, которым лет по 90. Этих академиков никто не выгонял, они сидят в своих институтах, пишут…

Что меня вдохновляет в Китае, это то, как китайцы за 15 лет смогли вывести свою науку на хороший уровень. Это экспоненциальное развитие, когда некоторое количество хороших лабораторий, закладывающихся людьми, вернувшимися из-за рубежа, тренируют новых специалистов, которые организуют свои лаборатории, и так далее.При этом китайское правительство очень четко определяет приоритетные для себя темы и выделяет на них значительные средства».