Глава 20. Ни за что на свете.
Почему он должен был оставить меня из-за другой? Почему это должен быть
единственный ответ? Весь мир считает, что если кто-то кого-то бросает, так это потому, что
встретился на дорожке кто-то другой, и почему это у меня не может быть другой причины?
Я – единственная, кому это известно. Я знала об этом все эти месяцы, знала, что дело здесь в другом. Почему не может быть правдой то, что он мне сказал? Что мы расстаемся на какое-то время, что нас разлучают обстоятельства? Почему не может быть так, что ему нужно было расстаться со мной на время, для того, чтобы разобраться в своих чувствах одному, без меня, потому что ему все надоело, и нужно было искать другие ощущения, чтобы понять, что же он чувствовал ко мне? Я отказываюсь понимать банальность, потому что Бето был оригиналом, он был неординарным, и эта частица его неординарности делала Бето каким-то
особенным. Настолько особенным, непохожим на других, что его никто не понимал, кроме
меня. Я отказываюсь думать, как все, что он меня бросил..
Глава 21. Звонок.
Он мне позвонил. Он только что мне позвонил!
- Привет, Ната.
- Бето…
- Ну, как ты там?
- Хорошо, хорошо… Ну, вот, даже не знаю, хорошо, откуда я знаю… Вот черт, я не ждала,
что ты мне позвонишь. Прости, я немного нервничаю…
- Ты можешь прийти? Я должен с тобой поговорить.
- Конечно, конечно. Когда?
- Если можешь – сейчас, прямо сейчас.
- Через полчаса я буду готова. Где мы встретимся?
- Где всегда?
- Хорошо, давай где всегда. Целую, Бето.
- Целую, Ната.
Спасибо тебе, Господи. Боже ты мой, спасибо, спасибо, спасибо, спасибо. Я знала, что ты
мне позвонишь, знала, что позвонишь, Альберто, в глубине души, на самом ее донышке, я это знала. Поэтому я и ждала тебя все это время, потому что знала, что ты снова вернешься
ко мне. И больше того, мы будем “где всегда”. То, что ты романтик – это одна из вещей,
которые мне больше всего в тебе нравятся.
Глава 22. Удар.
- Ты отлично выглядишь в этом платье, оно – новое?
Я сказала, что платье новое, что не знаю, что со мной творится, и что я нервничаю. Бето
ответил, что это нормально, и он тоже нервничает, хотя это не так заметно, как у меня. Он
спросил, что я хочу выпить. И я ответила, что выпила бы кофе.
- С молоком, верно?. О'кей, пойду закажу чашечку. Дойду до стойки и сразу вернусь.
Во всем моем теле – дрожь. Когда мы встретились, то поцеловались. Он – Креонт?
Бето пришел и сел рядом со мной.
- Ната, какая ты красивая…
- Спасибо!
- Дело в том, подружка, что я даже не знаю, с чего начать…
- Может, с самого начала?
- Да, конечно, только где оно, начало? – он поболтал лед в бокале с виски. – Дай Бог,
чтобы я сумел хорошо объяснить тебе все, но у меня нет ни малейшей идеи. Ума не приложу,
как бы тебе это сказать… – Бето очень медленно отхлебнул глоток и поставил бокал на стол.
– Ната, довольно долго я не хотел замечать происходившего, я предпочитал поступать так, как все, как обычно: ты, я, наша совместная жизнь, наши планы… Но наступило утро, когда я понял, что не мог дышать. Я почувствовал, что задохнулся, потому что мир захватил
меня… В тот день весь вечер лил дождь, и за час до конца рабочего дня я позвонил тебе,
чтобы ты ни с кем не оставалась после работы, потому что мы должны были поговорить. Я сказал тебе, что необходимо время, чтобы понять, что же я хотел…
Он снова помешал лед и посмотрел на меня.
- Знаю, что я просил у тебя время, Ната, но для меня все уже было поздно. Уже много
месяцев я отлично знал, чего хотел, но не решался признать это. Я не хотел верить себе, не
хотел громко, во весь голос, сказать себе об этом, и меньше всего хотел сказать это тебе.
Сначала я подумал, что все это у меня пройдет, что это был всего лишь каприз. Ведь, в конце
концов, если это проходило у всех, то почему не пройдет у меня. Я был сыт по горло выслушиванием своих коллег. Они не один год живут со своими подружками, и вдруг внезапно увиваваются за какой-нибудь девчонкой на празднике, потом за другой, еще и еще, продолжая жить со своими парами. Черт, почему такое не могло произойти со мной? Когда
ты проводишь время с одним и тем же человеком, почти нормально, что появляется кто-то,
кто заставляет перевернуться все внутри тебя, но потом это проходит. Ты ее трахаешь, и все
заканчивается, так? И если никто ничего не узнал, ты продолжаешь и дальше жить своей
жизнью, вот и все… Но для меня этим не закончилось, Ната. Я по уши влюбился, из-за нее я
сошел с ума, совершенно сошел с ума. Сколько бы я ни старался не думать, я все больше и больше думал о ней. С того момента, как я видел ее утром в студии и до тех пор, пока мы
выходили из дверей, я думал о ней… Я был, как помешанный, со мной никогда такого не
случалось. Если она не приходила на работу, я весь день проводил на нервах, если она не
отвечала на мои сообщения, я бесился, если она разговаривала с другим, меня сжигала
ревность… На протяжении нескольких недель я чувствовал себя в замешательстве, Ната, у меня не было почвы под ногами. Она не хотела ничего предпринимать, не хотела сделать ко
мне ни шагу, пока я не оставлю тебя. Так она превратила меня в жалкое создание: я хотел
быть с ней, но не решался бросить тебя. Я не знал, как тебе об этом сказать, я никому не
хотел причинять боль, и в конце концов… Смотри: я причинял боль тебе, ей и себе самому.
Думаю, именно поэтому мы начали с тобой ссориться, поэтому ты замечала, что я
раздражительный, не такой, как всегда. Поэтому ты все время спрашивала меня, что со мной
происходит, а я делал вид, что не слышал тебя… Клянусь, я очень часто думал рассказать
тебе обо всем, о том, что меня угнетало. Сколько раз я говорил самому себе: “Расскажи, черт
возьми, расскажи ей обо всем, что с тобой происходит. Уверен, она тебя поймет.” Я хотел попросить тебя, чтобы ты помогла мне сделать так, чтобы ничего не произошло, чтобы ты крепко держала меня и не позволила упасть, схватила меня и успокоила, словом добилась бы того, чтобы я забыл о ней… Ты даже не представляешь себе ту боль, которую я чувствовал, зная, что врал тебе, Ната. Тебе, которая всегда все понимала, поддерживала меня во всех моих начинаниях, которая часами поджидала меня в одиночестве, потому что возникали
сложности с проектом. Я врал тебе, Ната, тебе, продолжавшей любить меня, и которую я уже не любил. Помню, когда я снова был с ней, пришел домой под утро, на рассвете и увидел
тебя, такую милую, нежную, то подумал: “Нет, я не могу так обойтись с ней, не могу”. А вот
теперь я это делаю, Ната. И если я пришел сейчас, то потому, что мне необходимо попросить
у тебя прощения… Я знаю, что ты провела месяцы, тоскуя, потому что я не звонил тебе, не
отвечал на твои сообщения, не подавал признаков жизни. Но что ты хотела бы услышать от меня? Чтобы я позвонил тебе и сказал: “Я счастлив, я встретил женщину своей мечты, своей
жизни и очень сожалею, что тебе было так плохо?” Конечно, скорее всего, я должен был
сказать тебе об этом раньше, но я не смог, подружка, не мог до сегодняшнего дня, когда я
снова чувствую в себе силы сидеть напротив тебя и смотреть в твои глаза… Помнишь, ты
много раз спрашивала меня, какой была любовь? Помнишь, как ты спрашивала об этом? А я
говорил тебе: “Черт, малышка, она такая, какой мы ее чувствуем”. А вот теперь я понимаю,
что, вероятно, то была не любовь, потому что она осталась во мне какой-то маленькой, незначительной. Любовь – больше, гораздо больше. Твое сердце делается огромным, чтобы
вместить в себя другого человека, ты не знаешь до какой степени огромным оно становится,
Ната, ты даже не представляешь. Хочется расти, строить бесконечные планы, быть не только
вдвоем, а чего-то большего, смотреть на нее и думать, что ты хочешь иметь что-то от нее, частицу ее тела, ее жизни… Вот что со мной происходит, Ната. А что-то от меня растет внутри нее, и я пришел сказать тебе об этом. Я не хочу, чтобы кто-нибудь рассказал тебе об этом раньше меня. И… еще, я в долгу перед тобой: ведь ты заставила меня поверить в то, что жизнь могла быть чудесной, и в частности, заставила чувствовать себя так, как я чувствую себя сейчас. За это я тоже в долгу перед тобой.
На бар упала атомная бомба. Думаю, меня сейчас вырвет.
Креонт-царь Фив, персонаж древнегреческой мифологии
Глава 23. Тишина.
Это не та тишина, что снаружи, а та, что внутри. Я не хочу никого видеть, не хочу ни с
кем разговаривать. Я хочу только тишины.