Новое отношение к деньгам, религии и смерти
“Я должен” двадцатилетнего возраста, которое превращается в “я хочу” в тридцать лет, в сорокалетнем возрасте опять преобразуется в “я должен”. Некоторые из долженствовании являются слишком реальными. Например, плата за обучение детей в колледже часто совпадает с потребностью стареющих родителей в материальной поддержке. Но большая часть отношения “я должен”, которое распространяется на пятидесятилетний возраст, окрашено привычкой и формой опыта, почерпнутого в ранние годы.
Сегодня люди старшего среднего возраста, являясь представителями поколения Великой Депрессии, научились восторгаться материальной обеспеченностью. Прошло много времени после того, как голод отступил от дверей их дома и они стали материально обеспеченными людьми с кредитными карточками и роскошными машинами, однако привычка к осторожности у них все же осталась.
Тайлер как раз такой человек. Неопытным юношей он окунулся в мир рекламы, надеясь сколотить капитал. В это время ему казалось, что его тайные занятия литературой были фривольным времяпрепровождением. В середине жизни он оказался администратором — не художником, не сочинителем романов, не реформатором, — а седовласым бюргером со своим собственным маленьким агентством и с сильным страстным стремлением к писательству, стремлением слишком мятежным, чтобы быть признанным.
“Я оправдал для себя свою потребность. Я смотрел на агентство как на возможность связать все в один узел. В сорокалетнем возрасте моя неудовлетворенность еще больше усилилось. Я купил лодку и стал много плавать, но это не стало решением проблемы. Я обвинил жену в том, что она использовала меня в своих интересах, хотя абсолютно уверен, что у меня не было права обвинять ее. Я хотел вернуть себе чувство сильного восприятия жизни. Я начал заводить любовные романы, в которых мог выступать в различных ролях по отношению к новым женщинам. Иногда я представлялся промышленным воротилой, иногда выступал в роли несостоявшегося художника, которому судьбой было предначертано однажды восстать из пепла, как птица феникс. Так я самоутверждался. Обычно это быстро проходит, и вы понимаете, что ищете ответ на вопросы не в том месте. Однако я этого еще не понимал”.
Кризис, связанный с серединой жизни, длился для Тайлера пятнадцать лет. Наконец он разрешил себе отреагировать на внутренние сообщения. В сорок пять лет он обнаружил, в чем кроется причина: “Моя работа явилась заменой писательской деятельности, которой я не занимался всерьез, так как это было хобби, и не беспокоился о том, что скажут люди”. Затем он снял студию в городе. Он ненавидел жить в пригороде, но они с женой оставались там из-за младшего ребенка. После пятидесяти лет Тайлер достиг точки, когда защищенность стала значить для него меньше, чем проживание второй половины жизни.
“Я сказал себе: "Так, хорошо. Ты не собираешься навсегда укрыться в Палм-Бич и стричь купоны. В этой жизни есть и другие ценности. Как же определиться?"”. Следующим шагом Тайлера было возвращение в маленькие городские апартаменты. Он физически чувствовал просветление: “Я уже не связан зданием и закладными”. Последняя отговорка отпала, когда его жена пошла работать, проведя двадцать семь лет дома. “Это помогло мне принять решение, ведь теперь, потерпев неудачу, я мог бы обвинять кого угодно, но только не ее”.
Больше всего Тайлера поразило то, что он созвал своих коллег и объявил им: “Я хочу выйти из игры”. В пятьдесят пять лет Тайлер ушел из мира бизнеса, чтобы стать писателем и осуществить свою детскую мечту.
Если для одних людей переломным моментом обновления является переоценка отношения к деньгам, то для других этот момент связан с вопросами веры.
Маргарет Бэбкок думает, что случилось бы, если бы она осталась зацикленной на “религиозной стадии” в тридцатилетнем возрасте. “С малолетства я была членом епископальной церкви, однако не знала, верю я в Бога или нет. Однако я не начала думать об этом до тех пор, пока не почувствовала отчаяние в личной жизни. Тогда, в течение двух или трех лет, я была ужасным догматиком”.
Маргарет почувствовала, что земля уходит у нее из-под ног, когда однажды ночью раздался телефонный звонок из Флориды и голос матери сказал, что отец чувствует себя плохо. На ее глазах он умирал от рака пищевода. На его лице не было печати удовольствия от предстоящего свидания с Богом.
Маргарет было тогда тридцать восемь лет.
“Я вдруг увидела себя лежащей в гробу и людей, плачущих на моих похоронах. Я представила это так реально, что была готова выйти и купить себе погребальный наряд”.
После этого болезненного периода Маргарет утратила чувство защищенности. Она потеряла свои предохраняющие буферы: Бога и отца, которые ушли и которые бесспорно были ее высшими руководителями. Тяжелейшее испытание, которое она пережила в начале сорокалетнего возраста, касалось ее связи с матерью. Пытаясь справиться с тяжелой утратой, овдовевшая мать Маргарет сделала выбор в пользу религии. Ее мысли о вере стали догматичными. Маргарет же вела другую жизнь: “сбежала в колледж, не обращала внимания на мужа и детей, потеряла веру в Бога”.
Маргарет не могла сказать вслух, что она видела в своей матери, а в мыслях называла мать “человеком с очень замкнутой системой”. Ее мать была твердо убеждена в том, что воссоединится с мужем на небесах. Однако дочь в этом сильно сомневалась. Маргарет долго боролась с этими мыслями. “Я стала сомневаться в существовании загробной жизни, и поэтому для меня очень важной стала жизнь земная. Я должна была много успеть. Я обрела уверенность в себе и стала понимать, что могу порвать отношения с матерью и не умереть от этого”.
После разрыва отношений с матерью прошло несколько лет, прежде чем Маргарет, которая всегда считала себя другой, нежели ее мать, обнаружила, что в действительности очень на нее похожа. Ее выбор общественной работы, снобистское желание творить добро, надев маску добродетели, ее система суждений — все это были части того образа поведения, который достался ей от матери. Только проанализировав свое внутреннее состояние в середине жизни и освободившись от архаичных отождествлений детства, можно откорректировать свои качества.
В сорок шесть лет Маргарет скажет: “Только недавно я смогла заглянуть в себя и оценить отношения с матерью. Я больше не ищу однозначных ответов по вопросам веры. Я принимаю тот факт, что есть много вопросов, ответы на которые я никогда не получу. Такая позиция для меня удобна”.