Быть открытым миру — означает жить, удалиться от мира — означает умереть

Ураган уничтожил зерновые культуры, и море разлилась по земле. Поезд двигался медленно, по обеим сторонам железнодорожной линии лежали по­валенные деревья, стояли дома без крыш и уничтоженные поля. Шторм принес огромный ущерб, на мили вокруг погибло все живое, и обезображенная земля была открыта небу.

Мы никогда не бываем в одиночестве: всегда окружены людьми и собственными мыслями. Даже когда люди отдалены, мы видим вещи сквозь при­зму наших мыслей. Не бывает такого момента (или он очень редок), когда мысли нет. Мы не знаем, что означает быть наедине с собой, быть свободным от всяких ассоциаций, от всякого продолже­ния, слова и образа. Мы одиноки, но мы не знаем, что значит быть наедине с собой. Боль одиноче­ства заполняет наши сердца, и ум прикрывает ее страхом. Одиночество, та глубокая изоляция, ко­торая является черной тенью нашей жизни. Мы делаем все возможное, чтобы убежать от него, мы пускаемся в любые варианты бегства, которые зна­ем, но оно преследует нас, и мы без него не быва­ем. Изоляция — это способ нашей жизни, мы ред­ко соединяемся в целое с другим, поскольку внут­ри нас мы надломлены, терзаемы и больны. Внут­ри нас мы не являемся целым, полным, а соедине­ние с другим возможно только тогда, когда суще­ствует объединение внутри себя. Мы боимся оди­ночества, так как оно приоткрывает дверь к нашей недостаточности, скудности нашего собственного бытия, но именно уединение излечивает углубля­ющуюся рану одиночества. Пройтись в одиноче­стве, без препятствий в виде мыслей, в виде сле­дов наших желаний означает выйти за пределы досягаемости ума. Именно ум изолирует, отделяет и разрывает общность. Ум нельзя сделать целост­ным, он не может сам себя сделать полноценным, поскольку это самое усилие есть процесс изоля­ции, это часть одиночества, которое ничто не мо­жет скрыть. Ум — это результат многих процес­сов, и то, что собрано воедино, никогда не сможет быть одиноким. Уединение — это не результат мыс­ли. Только когда мысль молчит, происходит плав­ное перемещение уединенного к уединенному. Дом был довольно-таки далеко от дороги, а его сад удивлял многообразием цветов. Было прохлад­ное утро, а небо было ярко-голубым. Утреннее сол­нце было приятным, и в тенистом саду приглуша­лись шум движения, крики торговцев и топот ло­шадей по дороге — все это казалось очень далеким. В сад забрела коза, и стала жевать цветы, пока при­шедший садовник не прогнал ее.

Собеседница призналась, что ее не покидает чув­ство тревоги, и ей хотелось бы избежать болезнен­ного состояния неуверенности.

Что вы подразумеваете под тем, что вам тревож­но? И почему вы этого опасаетесь?

«Я хочу быть спокойной, оставаясь наедине с со­бой. Даже с вами я чувствую себя тревожно, хотя и встречалась с вами несколько раз. Я хочу выяснить, почему во мне присутствует страх и неуверенность. Я хочу быть спокойной и в ладу с собой, но меня всегда тревожит что-нибудь. До настоящего момен­та мне удавалось более или менее жить в мире с собой, но однажды друг привел меня на одну из ва­ших бесед, и с тех пор чувство тревоги не оставляет меня. Я надеялась, что вы поможете мне, а получи­ла обратное. Я боялась идти сюда, но тем не менее, я здесь».

Почему вы убеждены в том, что должны нахо­диться в покое? Почему вы делаете из этого про­блему? Само требование быть в покое — это конф­ликт, не так ли? Если позволите спросить, что вы желаете? Если вы хотите быть в уединении, безмя­тежной и спокойной, то зачем позволять себе быть встревоженной? Вполне осуществимо закрыть все двери и окна собственного бытия, изолировать себя и жить в уединении. Именно этого хотят большин­ство людей. Некоторые преднамеренно культиви­руют изоляцию, а другие из-за желаний и действий, как скрытых, так и явных, сами вовлекают себя в это. Искренние становятся убежденными в правоте своих идеалов и достоинств, которые являются все­го лишь защитой; и те, кто беспечен, дрейфуют к изоляции через экономическое давление и соци­альные влияния. Большинство из нас стремится по­строить стены вокруг себя, чтобы быть неуязвимым, но, к сожалению, всегда существует щель, через ко­торую вползает жизнь.

«Вообще мне удалось отбросить большинство тре­вог, но после бесед с вами мне стало еще тревож­нее. Пожалуйста, скажите мне, что происходит со мной. Какова причина этого?»

Почему вы хотите знать причину? Понятно, что, узнав ее, вы надеетесь уничтожить следствие. На са­мом деле вы не хотите узнать, почему вам тревожно, не так ли? Вы только хотите избежать тревоги.

«Я только лишь хочу остаться наедине с собой, в безмятежности и покое, и жить без тревоги».

Вы защитили себя, всю вашу жизнь, верно? В чем вы действительно заинтересованы, так это в вы­яснении, как заделать все щели, а не в том, как жить без страха, без зависимости. Из всего, что вы сказали и недосказали ясно, что вы пытались сде­лать вашу жизнь безопасной в отношении к любому виду внутренней тревоги, вы уклонились от любых взаимоотношений, которые могли бы причинить боль. Вы сумели довольно хорошо оградить себя от всякого удара, жить за закрытыми дверями и окна­ми. Некоторым это удалось, и если достаточно да­леко продвинуться, окончательная цель этого — больница, а третьи делают себя богатыми через вещи или знания, которые являются для них гарантией. Большинство людей, включая так называемых ре­лигиозных, желает устойчивого состояния покоя, со­стояния, в котором всякому конфликту пришел бы конец. Тогда появляются те, кто поощряет конф­ликт как единственное реальное выражение жизни, и конфликт — это их щит против жизни.

Может ли в вас когда-либо воцариться мир, когда стремитесь к защите позади стен ваших страхов и надежд? Всю вашу жизнь вы скрывались от мира, по­тому что хотите чувствовать себя в безопасности за пределами стен ограниченных взаимоотношений, над которыми можете довлеть. Не в этом ли ваша пробле­ма? Так как вы зависите, то хотите обладать тем, от чего зависите. Вы боитесь и поэтому избегаете любых отношений, над которыми не властны. Не так ли это?

«Это довольно-таки жестоко — выставлять про­блему именно так, но, возможно, вы правы».

Если бы вы могли влиять на причину существу­ющей теперь в вас тревоги, вы были бы обеспокое­ны? Все мы хотим владеть ситуацией, когда мы не понимаем; мы хотим обладать или быть обладаемыми, когда страх присутствует в нас самих. Неуве­ренность в нас самих приводит к чувству превос­ходства, исключительности и изоляции. Могу я спросить, чего вы боитесь? Вы боитесь остаться одной, что о вас забудут, что будете неуве­ренны?

«Всю свою жизнь я жила для других, или может так думала. Я старалась быть идеальной, меня хва­лили за аккуратность в выполнении работы. Я жила без уверенности в завтрашнем дне, без детей, без дома. Мои сестры удачно вышли замуж и нашли свое место в жизни, а мои старшие братья занима­ют высокие должности в правительстве. Когда я на­вещаю их, то чувствую, что я трачу свою жизнь впустую. Я стала ожесточаться от того, что мои родственники живут не как я. Я ненавижу свою работу, она больше не приносит мне удовлетворе­ния. Я внезапно отвернулась от всего этого. Как вы заметили, я стала жесткой в моей самозащите. Я возложила свои надежды на младшего брата, кото­рый несостоятелен и считает себя ищущим Бога. Я пробовала обезопасить себя внутри, но это была долгая и болезненная борьба. Именно младший брат привел меня на одну из ваших бесед, и дом, кото­рый я так тщательно строила, начал рушиться. Я бы хотела никогда не приходить и не слышать вас, но я не могу построить его заново, и не могу пройти через все эти страдания снова. Вы понятия не име­ете, как мне было горько видеть моих братьев и сестер с положением, престижем и деньгами. Я от­казалась от них и вижу очень редко. Как вы говори­те, я постепенно закрывала дверь от всех взаимоот­ношений, кроме одного или двух, но случилось не­счастье — вы приехали в этот город, и теперь все снова нараспашку, все старые раны ожили, и я глу­боко несчастна. Что же мне делать?»

Чем больше мы защищаемся, тем больше нас ата­куют, чем больше мы стремимся к безопасности, тем меньше ее получаем. Чем больше мы хотим мира, тем больше наш конфликт, чем больше мы просим, тем меньше мы имеем. Вы попробовали сде­лать себя неуязвимой, не подверженной ударам, вы сделали свой внутренний мир недоступным, кроме как для одного или двух человек, и закрыли все двери к жизни. Это медленное самоубийство. Поче­му вы все это сделали? Вы когда-либо задавали себе этот вопрос? Разве вам не хочется знать? Вы при­шли, чтобы либо найти способ закрыть все двери, либо обнаружить, как быть открытой, чувствитель­ной к жизни. Чего же вы хотите, не как выбор, а ка к естественное, спонтанное?

«Конечно, я вижу теперь, что действительно не­возможно закрыть все двери, поскольку всегда есть щель. Я осознаю то, что я делала, я вижу, что мой собственный страх неуверенности привел к зависи­мости и сдерживанию. Очевидно, я не могла сдер­живать каждую ситуацию, как бы мне этого ни хо­телось, и именно поэтому я ограничивала свои кон­такты одним или двумя, которые я могла сдержи­вать и управлять ими. Все это я понимаю. Но как мне быть снова открытой, свободной и без опасения внутренней неуверенности?»

Вы видите необходимость быть открытой и чув­ствительной? Если вы не видите суть этого, то бу­дете снова тайно строить вокруг себя стены. Ви-

деть суть в ложном — вот начало мудрости, пони­мать ложное как ложное — вот наивысшее понима­ние. Понимание того, чем вы занимались все эти годы, может только привести к последующей борь­бе и печали, реальному переживанию сути этого всего, что не просто устное принятие, но это поло­жит конец той деятельности. Вы не можете добро­вольно сделать себя открытой, волевое усилие не сможет сделать вас чувствительной. Само желание быть чувствительным создает сопротивление. Только в понимании ложного как ложного есть освобожде­ние от него. Пассивно наблюдайте ваши обычные реакции, просто осознавайте их без сопротивления, пассивно наблюдайте их, как бы вы наблюдали за ребенком, без удовольствия или отвращения отож­дествления. Само пассивное наблюдение — это сво­бода от защиты, от закрытия двери. Быть открытым миру — означает жить, удалиться от мира — озна­чает умереть.

Отчаяние и надежда

Небольшой барабан издавал удары веселого рит­ма, затем к нему присоединился инструмент из тро­стника, вместе они заполняли воздух. Барабан пре­обладал, но он следовал за тростником. Последний останавливался, бывало, но небольшой барабан про­должал, четко и ясно, пока к нему снова не присое­динялась песня тростника. Рассвет наступит еще нескоро, птицы молчали, но музыка заполнила тишину. В небольшой деревушке проходила свадьба. В течение предыдущего вечера было много веселья, песни и смех продолжались до поздней ночи. Те­перь же голые ветви начали проступать на фоне бледного неба, одна за другой исчезали звезды, и музыка прекратилась тоже. Слышались шум и кри­ки детей, и гомон вокруг единственного в деревне водопроводного крана. Солнце еще не поднялось над горизонтом, но день уже начался.

Любить — означает переживать все, но пере­живать без любви — означает жить напрасно. Любовь уязвима, но переживать без этой уязвимо­сти — значит усиливать желание. Желание — это не любовь, и оно не может удержать ее. Желание быстро проходит, а после его исчезновения остает­ся горечь. Желание не может быть остановлено, окончание желания с помощью акта воли, любыми средствами, которые ум может изобрести, приве­дет к распаду и страданию. Только любовь может приручить желание, но любовь не от ума. Ум как наблюдатель должен прекратить существовать, чтобы возникла любовь. Любовь — это не вещь, которую можно запланировать и искусственно вы­растить, ее нельзя купить через жертву или через поклонение. Нет средства для любви. Поиск сред­ства должен прекратиться, чтобы любовь возник­ла. Спонтанное познает красоту любви, но пресле­довать ее означает покончить со свободой. Лишь только для свободных есть любовь, но свобода ни­когда не направляет и не удерживает. Любовь — это ее собственная вечность.

Она говорила непринужденно, и слова приходили к ней естественно. Хотя она была молода, но очень печальна, даже улыбка была грустной. Недавно умер ее муж. Детей у них не было. Брак был не по обоюд­ному желанию. Она не хотела использовать слово «любовь», но их взаимоотношения были несколько экстраординарными. С того дня, как они пожени­лись, до дня его смерти между ними никогда не про­скользнуло ни грубого слова, ни жеста нетерпения, и при этом они никогда не расставались даже на день друг с другом. Между ними было единение, и все остальное — дети, деньги, работа, общество — стало второстепенным по важности. Это единение не было романтичной сентиментальностью или выдумкой пос­ле его смерти, такие отношения были у них на самом деле. Их радость исходила не от желания, а от чего-то, что было вне и выше физического уровня. Но вот внезапно, два месяца назад, он погиб во время авто­мобильной катастрофы — водитель автобуса, в ко­тором он ехал, не справился с управлением.

«Теперь я в отчаянии, я пыталась покончить с собой, но не получилось. Я не сплю ночами. Чтобы его забыть, я делала все, только что не прыгала в реку. Свет померк в моих глазах, этот кризис не поддается моему контролю, я в отчаянии».

Она закрыла лицо руками. Через время она про­должила.

«Это не отчаяние, которое можно излечить или стереть. С его смертью всякая надежда пропала. Люди сказали, что я забуду и вновь выйду замуж. Даже если бы я могла забыть, то его нельзя заменить, но я и сама не хочу найти ему замену. Мы живем и умираем с надеждой, но у меня ее нет. Поэтому я погружена в отчаяние и тьму, я не оже­сточена, но я не хочу жить. Моя жизнь — это жи­вая смерть, я не хочу чьего-либо участия, любви или жалости. Я хочу остаться в своей темноте, без чувства, без воспоминания».

Вы пришли, чтобы рассказать, что хотите стать более унылой, или же найти поддержку в вашем отчаянии? Это то, чего вы хотите? Если это так, то у вас будет то, чего вы желаете. Желание столь же гибко, как ум, оно приспособится к чему угод­но, придаст себе нужную форму в соответствии с любыми обстоятельствами, выстроит стены, кото­рые не впустят свет. В самом отчаянии — восхи­щение. Желание создает образ, которому оно бу­дет поклоняться. Если вы желаете жить в темно­те, вам это удастся. Неужели это то, зачем вы пришли? Получить поддержку в вашем собствен­ном желании?

«Понимаете, мой друг сказал мне о вас, и я им­пульсивно пришла. Если бы я прекратила думать, вероятно, я не пришла бы. Я всегда действовала довольно-таки импульсивно, и это никогда не вво­дило меня в заблуждение. Если вы спросите меня, почему я пришла, все, что я могу ответить, это то, что я не знаю. Я предполагаю, что все мы хотим некую надежду, нельзя жить вечно в темноте».

То, что соединено, нельзя раздробить, то, что объединено, не может быть разрушено. Если есть единение, то смерть не может разделить. Объединение происходит не с другим, а в себе и с собой. Единение различных объектов в себе — это полно­та с другими, но полнота с другими — это неполно­та в себе. Единение с другим — это все еще непол­нота. Объединенная сущность не становится целой за счет другого из-за того, что он полон, полнота присутствует во всех его отношениях. То, что явля­ется неполным, не может стать полным благодаря взаимоотношениям. Это иллюзия — считать, что мы наполняемся за счет других.

«Он был наполнен. Я познала красоту и радость».

Но этому пришел конец. Окончание всегда при­ходит к тому, что является неполным. Единение с другим всегда хрупко, и всегда прекращается. Объе­динение должно начинаться внутри себя, и только тогда возникает неразрушимое единение.

Путь к объединению — это процесс пассивного размышления, которое является наивысшим пони­манием. Вы стремитесь к объединению?

«Я не знаю, к чему я стремлюсь, но мне хотелось бы понять, что такое надежда, потому что она, ка­жется, играет важную роль в нашей жизни. Когда он был жив, я не думала о будущем, о надежде или счастье, завтра — не существовало. Я просто жила без забот».

Потому что вы были счастливы. Но теперь не­счастье, недовольство порождает будущее, надежду или ее противоположность: отчаяние и безнадеж­ность. Странно, не правда ли? Когда мы счастливы, время не существует, вчера и завтра совершенно отсутствуют, у нас не возникает и мысли о про шлом или будущем. Но несчастье приводит к на­дежде и отчаянию.

«Мы рождаемся с надеждой, и мы несем ее с со­бой до самой смерти».

Да, именно это мы и делаем, или, скорее, мы рождаемся в страдании, и надежда ведет нас до са­мой смерти. Что вы подразумеваете под надеждой?

«Надежда — это завтра, будущее, страстное же­лание счастья, улучшение сегодняшнего дня, про­движение вперед. Это желание иметь более хоро­ший дом, пианино или радио получше, это мечта о социальном усовершенствовании, более счастливом мире и так далее».

Касается ли надежда только будущего? Разве нет надежды в том, что было, в объятиях прошлого? На­дежда одновременно и движение мысли вперед и назад. Надежда — это временной процесс, не так ли? Надежда — это желание продолжения того, что было приятно, что может быть улучшено, сделано лучше, а ее противоположность — это безнадежность, отчаяние. Мы колеблемся между надеждой и отчая­нием. Мы говорим, что живем благодаря надежде, а надежда находится в прошлом или чаще в будущем. Будущее — это надежда каждого политика, рефор­матора и революционера, каждого стремящегося к добродетели и к тому, что мы называем Богом. Мы говорим, что живем надеждой, но так ли это? Разве это жизнь, когда будущее или прошлое довлеют над нами? Действительно ли проживание — это движе­ние прошлого к будущему? Когда есть беспокойство о завтрашнем дне, вы живете? Именно потому, что«завтра» стало настолько важным, возникает безна­дежность, отчаяние. Если только будущее важно, и вы живете им и ради него, то прошлое — это сред­ство для отчаяния. Ради надежды на «завтра» вы жертвуете «сегодня», но счастье, оно вечно в «сей­час». Именно несчастные заполняют жизни беспо­койством о дне завтрашнем, которое они называют надеждой. Жить счастливо означает жить без на­дежды. Человек с надеждой — это не счастливый человек, он познает отчаяние. Состояние безнадеж­ности проецирует надежду или негодование, отчая­ние или яркое будущее.

«Но то, что вы говорите, означает, что мы долж­ны жить без надежды?»

Неужели нет такого состояния, которое не явля­ется ни надеждой, ни безнадежностью, состояние, которое является блаженством? В конце концов, когда вы считали себя счастливой, у вас не было никакой надежды, не так ли?

«Я понимаю то, что вы имеете в виду. У меня не было надежды, потому что он был рядом со мной, и я жила счастливо изо дня в день. Но теперь его нет, и... Мы свободны от надежды только тогда, когда мы счастливы. Именно, когда мы несчастны, снеда­емы болезнью, угнетены, эксплуатируемы, «завт­ра» становится важным. А если завтра невозможно, мы оказываемся в полной темноте, в отчаянии. Но как же остаться в состоянии счастья?»

Во-первых, поймите суть надежды и безнадеж­ности. Просто поймите, что вы были охвачены лож­ным, иллюзией надежды, а затем отчаянием. Будьте пассивно наблюдательны за этим процессом, что не столь легко, как звучит. Вы спрашиваете, как остаться в состоянии счастья. Разве не сам этот воп­рос основан, по существу, на надежде? Вы желаете восстановить то, что вы потеряли, или с помощью неких средств обладать этим снова. Этот вопрос ука­зывает на желание получить, стать, прийти к чему-то, не так ли? Когда вы имеете цель, результат в поле зрения, есть надежда, таким образом снова вы оказываетесь в ловушке вашего собственного не­счастья. Путь надежды — это путь будущего, но счастье никогда не являлось вопросом времени. Когда счастье было, вы никогда не задавались вопросом, как сделать, чтобы так продолжалось. Если бы вы спросили, вы бы уже испытывали несчастье.

«Вы имеете в виду, что вся эта проблема возни­кает тогда, когда кто-то находится в противоречии, в страдании. Но когда кто-то несчастен, он хочет избавиться от этого, что является естественным».

Желание находить выход только приносит дру­гую проблему. Не понимая одну проблему, вы по­рождаете множество других. Ваша проблема — это несчастье, и, поняв ее, вы получите свободу от всех других проблем. Несчастье — это единственная про­блема, которая есть у вас, не запутывайтесь, по­рождая дальнейшую проблему того, как выйти из этого состояния. Ум ищет надежду, ответ на про­блему, выход из нее. Поймите ошибочность этого бегства, и тогда вы окажетесь лицом к лицу с про­блемой. Именно эти прямые взаимоотношения с проблемой приводят к переломному моменту, которого мы все время избегаем, но только в полноте и интенсивности переломного момента проблеме при­ходит конец.

«С тех пор как произошел тот несчастный слу­чай, я чувствовала, что должна забыться в собствен­ном отчаянии, лелеять мою собственную безнадеж­ность, но это было очень тяжело для меня. Теперь я вижу, что мне надо столкнуться лицом к лицу с этим без страха и без чувства неуважения к нему. Пони­маете, я чувствовала где-то глубоко внутри, что в некотором роде я проявлю неуважение к нему, если продолжу быть счастливой, но теперь это бремя уже полегче, и я ощущаю счастье, которое не зависит от времени».

Соответствие и свобода

Шторм начался рано утром. Гром и молнии раз­резали небо, и шел очень сильный дождь. Он не пре­кращался весь день, и красная земля впитывала его. Домашние животные укрывались под большим дере­вом, возле которого стоял маленький белый храм. Дерево было огромным, а поле вокруг — ярко-зеле­ным. По одной стороне поля пролегла железнодо­рожная линия, и поезда медленно взбирались на холм, победно сигналя. Иногда на железнодорож­ную линию выползали большие кобры с красивой окраской, и погибали под колесами проезжающих поездов. Птицы добрались до мертвой змеи, и че­рез некоторое время дорога была чистой. Жизнь наедине с собой требует огромного интеллекта, жить одному и все же быть гибким трудно. Жизнь в уеди­нении, без стен замкнутого в себе удовлетворения, требует чрезвычайной настороженности, посколь­ку жизнь в уединении потворствует вялости, при­вычкам, которые устраивают и которые трудно пре­одолеть. Жизнь в одиночестве потворствует само­изоляции, и только лишь мудрый может жить один без вреда для себя и других. Мудрость — в уедине­нии, но путь одиночества не ведет к мудрости. Изо­ляция — это смерть, а мудрость не найти в уходе от мира. Нет определенного пути к мудрости, по­скольку всякий путь разделяет, исключает. По са­мой своей природе путь может только привести к изоляции, хотя эту изоляцию называют единством, целым, общностью и так далее. Путь — это про­цесс исключения, средство исключает, а цель та­кая же, как и средство. Средства неотделимы от цели, того, что должно быть. Мудрость приходит с пониманием взаимоотношений с полем, прохо­жим, мимолетной мыслью. Уходить от мира, изо­лировать себя, чтобы найти, значит положить ко­нец к открытию. Взаимоотношения приводят к уединению, что не есть изоляция. Должно быть уединение, но исходящее не от замкнутости ума, а от свободы. Полное — это уединенное, а неполно­та ищет путь к изоляции.

Она была писательницей, и ее книги имели весьма большой успех. Она сказала, что ей удалось при­ехать в Индию только после многих лет. Когда она выехала, то понятия не имела, в каком месте остановиться. Но теперь, в конце концов, ее место на­значения стало ясным. Ее муж и вся семья интере­совались религиозными вопросами, не поверхност­но, а весьма серьезно. Однако она решилась оста­вить их и приехала в надежде найти немного покоя. Она не знала ни единой души в этой стране, когда приехала, и первый год ей было очень трудно. Сна­чала она отправилась в какой-то ашрам, или общи­ну, о котором она читала. Гуру там был кроткий старик, у которого имелся некоторый религиозный опыт и за счет которого он теперь и жил, постоянно повторяя несколько высказываний на санскрите, которые были понятны его ученикам. Ее пригласи­ли в эту общину, и она легко приспособилась к ее правилам. Она оставалась там в течение несколь­ких месяцев, но не нашла покоя, так что однажды объявила о своем отъезде. Ученики ужаснулись, что она могла даже подумать о том, чтобы оставить та­кого мастера мудрости, но она уехала. Затем она отправилась в ашрам посреди гор и оставалась там в течение некоторого времени. Сначала была счас­тлива, так как там были красивые деревья, ручьи и дикая природа. Дисциплина там была довольно су­ровая, против которой она не возражала, но, опять же, живые были словно мертвые. Ученики поклоня­лись мертвому знанию, мертвой традиции, мертво­му учителю. Когда она уехала, они также были по­трясены и угрожали ей духовной тьмой. Она напра­вилась в другую очень известную общину, где по­вторяли различные религиозные утверждения и ре­гулярно занимались предписанными медитациями. Но постепенно обнаружила, что была вовлечена в ловушку и сокрушалась. Ни учитель, ни ученики не хотели свободы, хотя о ней говорили. Они были заинтересованы поддержанием центра, удержанием учеников во имя гуру. Снова она вырвалась и от­правилась в следующее место. И опять та же исто­рия, но с немного иным ходом событий.

«Я вас уверяю, я побывала в большинстве серь­езных ашрамов, и они все хотят удержать человека, подмять его, чтобы он соответствовал образу мыш­ления, который они называют истиной. Почему все они хотят, чтобы человек соответствовал опреде­ленной дисциплине, образу жизни установленным учителем? Почему происходит так, что они никогда не дают свободу, а лишь обещают ее?»

Соответствие удовлетворяет, оно ручается за бе­зопасность ученика и придает мощь ученику, так же как и учителю. Через соответствие возникает укрепление власти, светской или религиозной, а со­ответствие приводит к унынию, которое они назы­вают покоем. Если кто-то хочет избежать страда­ний через некую форму сопротивления, почему бы не пойти тем путем, хотя он влечет за собой опре­деленное количество боли? Соответствие обезболи­вает ум по отношению к противоречию. Мы хотим, чтобы нас сделали тупыми, нечувствительными. Мы пытаемся укрыться от уродливого, и таким образом мы также делаем себя невосприимчивыми к пре­красному. Соответствие авторитету мертвых или живых дает мощное удовлетворение. Учитель зна­ет, а вы не знаете. Было бы глупо с вашей стороны пробовать выяснить что-нибудь непосредственно са­мим, когда успокаивающий вас учитель это уже зна­ет, так что вы становитесь его рабом, а рабство луч­ше, чем смятение. Учитель и ученик процветают благодаря взаимной эксплуатации. В действитель­ности вы не идете в ашрам за свободой, не так ли? Вы идете туда, чтобы успокоиться, чтобы жить жиз­нью замкнутой дисциплины и веры, поклоняться и, в свою очередь, быть полоняемой, и все это называ­ют поиском истины. Они не могут предложить сво­боду, поскольку это уничтожило бы их самих. Сво­боду нельзя найти ни в какой-либо изолированной общине, ни в какой-либо системе или вере, ни че­рез соответствие и страх, называемые дисциплиной. Дисциплина не может предложить свободу, она мо­жет обещать, но надежда — это не свобода. Подра­жание как средство для свободы есть само опровер­жение свободы, поскольку средство — это цель, ко­пирование приводит к дальнейшему копированию, а не к свободе. Но нам нравится обманывать себя, и именно поэтому принуждение или обещание забо­ты существует в различных и тонких формах. На­дежда — это отвержение жизни.

«Теперь я избегаю все ашрамы, как саму чуму. Я шла к ним за покоем, а получала принуждение, авторитарные доктрины и тщетные обещания. С каким рвением мы принимаем обещания гуру! На­сколько мы слепы! Наконец-то, после стольких лет, я полностью лишена всякого желания преследовать ими обещанную награду. Физически я истощена, как видите, так как по глупости я действительно практиковала их призывы. В одном из тех мест, где учи­тель возвышен и очень популярен, когда я сказала им, что еду к вам, они вознесли свои руки к небу, и у некоторых выступили на глазах слезы. Это было последней каплей! Я приехала сюда, потому что хочу поговорить о том, что волнует мое сердце. Я намек­нула на это одному из учителей, и его ответом было то, что я должна контролировать свои мысли. Это так. Боль одиночества больше, чем я могу вытер­петь, это не физическое одиночество, которое явля­ется долгожданным, но глубокая внутренняя боль от существования в одиночку. Что мне с этим де­лать? Как я должна расценивать эту пустоту?»

Спрашивая о пути, вы становитесь последовате­лем. Оттого, что вас одолевает боль одиночества, вы хотите помощи, и само требование руководства от­крывает дверь к принуждению, подражанию и стра­ху. «Как» — ни капли не важно, так что давайте лучше поймем суть этой боли, чем будем пытаться преодолеть ее, избегать или идти за ее пределы. Пока нет полного понимания этой боли одиночества, не может быть никакого покоя, никакого отдыха, а мо­жет быть лишь непрерывная борьба. И, осознаем ли мы это или нет, большинство из нас явно или тайно пробует убежать от страха из-за нее. Эта боль воз­никает только относительно прошлого, а не относи­тельно того, что есть. То, что есть, нужно обнару­жить не на словах, теоретически, а непосредственно испытать. Как может быть открытие того, что в дей­ствительности есть, если вы приближаетесь к нему с ощущением боли или страха? Чтобы понять его, не должны ли вы прийти к нему свободно, лишенным всяких прошлых знаний о нем? Не должны ли вы иметь подход к нему со свежим умом, не затуманен­ным воспоминаниями, привычными реакциями? По­жалуйста, не спрашивайте, как освободить ум, что­бы увидеть новое, а прислушайтесь к сути этого. Одна истина освобождает, а не ваше желание быть сво­бодным. Само желание и усилие быть свободным — это помеха для освобождения.

Чтобы понять новое, не должен ли ум со всеми его умозаключениями, гарантиями безопасности пре­кратить свою деятельность? Не должен ли он быть спокойным, не искать пути бегства от этого одино­чества, лекарства от него? Не нужно ли наблюдать эту боль одиночества с ее колебанием от отчаяния к надежде? Не само ли это колебание приводит к оди­ночеству и страху из-за него? Разве не сама ум­ственная деятельность — процесс изоляции, сопро­тивление? Разве не каждая форма взаимоотноше­ний от ума — не путь отделения, ухода от жизни? Разве не сам опыт — это процесс самоизоляции? Так что проблема не в боли одиночества, а в уме, который проецирует проблему. Понимание ума — вот начало свободы. Свобода — это не что-то в бу­дущем — это самый первый шаг. Деятельность ума может быть понята только в процессе реакции на каждый вид стимулирования. Стимулирование и реакция — это взаимоотношения на всех уровнях. Накопление в любой форме, как знание, как опыт, как вера, мешает свободе, и только там, где есть свобода, может быть истина. «Но разве усилие не необходимо, усилие, чтобы понять?»

Понимаем ли мы что-нибудь с помощью борьбы, конфликта? Разве понимание не наступает, когда ум совершенно спокоен, когда усилия прекратились? Ум, который заставили замолчать, — это не спо­койный ум, это мертвый, нечувствительный ум. Когда есть желание, нет красоты тишины.

Смысл жизни

Дорога перед домом спускалась к морю, прокла­дывая свой путь мимо множества маленьких мага­зинов, многоквартирных домов, гаражей, храмов и мимо пыльного, заброшенного сада. Достигнув моря, она превращалась в большую проезжую часть с так­си, грохочущими автобусами и всем тем шумом со­временного города. Уходя с проезжей части, вы попадали на тихую, укрытую авеню с нависавшими огромными тропическими деревьями, но утром и ве­чером она была заполнена автомобилями, направ­лявшимися к шикарному клубу, с полем для гольфа и прекрасными садами. Когда я шел по этой авеню, мне встречалось много нищих, лежащих на тротуа­ре, они были спокойными и не просили подаяния. Девочка, лет десяти, с широко открытыми глазами лежала головой на консервной банке. Была она гряз­ной, со спутанными волосами, но улыбнулась в от­вет на мою улыбку. Чуть дальше с протянутой ру­кой и очаровательной улыбкой подошла трехлетняя девочка. Мать наблюдала за ней, стоя за деревом. Я взял ее протянутую ручку и мы прошли несколько шагов, затем я вернул ее матери. Так как у меня в этот день не было монеты, то на следующий день при встрече я предложил ей, но маленькая девочка не взяла ее, она хотела поиграть, так что мы игра­ли, и монета досталась матери. Всякий раз, когда я шел по той авеню, маленькая девочка с застенчи­вой улыбкой и очаровательными глазами была все­гда там.

Напротив входа в фешенебельный клуб на земле сидел нищий. Он был укрыт грязным мешком из ро­гожи, и спутанные волосы были грязны. Иногда, когда я проходил мимо, то видел его лежащим в пыли, го­лое тело его прикрывал мешок из рогожи, а в другие дни он спокойно сидел, глядя вдаль немигающим взглядом, а над ним нависали массивные тропичес­кие деревья. Однажды вечером в клубе была вече­ринка. Он был весь освещен, и блестящие автомоби­ли, полные веселых людей, подъезжали к нему, сиг­наля. Из клуба доносилась ритмичная музыка, гром­кая и заполняющая все вокруг. Было много поли­цейских у входа, где собралась большая толпа, что­бы наблюдать, как сытые и шикарно одеты люди приезжали в автомобилях. Нищий же повернулся спиной к этому зрелищу. Какой-то мужчина предло­жил ему что-то съестное, а другой — сигарету, но он отказался жестом. Он медленно умирал, а мимо про­ходили безучастные люди.

Тропические деревья казались массивными и фантастическими на фоне темнеющего неба. У них были очень маленькие листья, но их ветви казались огромными, и им были присущи удивительное ве­личие и отчужденность в том городе, наполненном шумом и болью. А море было постоянно движущее­ся, беспокойное и бесконечное. Виднелись белые па­руса, простые пятнышки в той бесконечности, и на танцующих водах луна сделала дорожку из сереб­ра, насыщая красотой землю, отдаленные звезды и человечество. Неизмеримая необъятность, казалось, охватывала все вещи.

Он был моложавым человеком и приехал из дру­гой части страны, совершив утомительную поездку. Дал клятву не жениться, пока не найдет значение и смысл жизни. Решительный и с долей агрессии, он работал в каком-то офисе. Взял отпуск на некоторый период, чтобы попытаться найти ответ на свой воп­рос. Его ум был постоянно занят, он спорил, и был так увлечен собственными ответами и ответами дру­гих людей, которых он вряд ли послушается. Ему не удавалось быстро подобрать слова, и он бесконечно цитировал то, что сказали философы и учителя о смыс­ле жизни. Он был измучен и глубоко обеспокоен.

«Без знания смысла жизни все мое существование не имеет никакого значения, и всякое мое действие разрушительно. Я зарабатываю на жизнь, только чтобы выжить, я страдаю, и меня ждет смерть. Это способ жизни, но каков смысл этого всего? Я не знаю. Я побывал у ученых и различных гуру, некоторые гово­рят одно, некоторые — другое. Что скажете вы?»

Вы спрашиваете, чтобы сравнить то, что услы­шите здесь, с тем, что сказано в другом месте?

«Да. Тогда я смогу выбрать, и мой выбор будет зависеть от того, что я посчитаю истинным».

Вы думаете, что понимание того, что является истинным, — это вопрос личного мнения и зависит от выбора? С помощью выбора обнаружите ли вы то, что истинно?

«Как же еще можно обнаружить реальное, если не через умение разбираться, через выбор? Я буду слушать вас очень внимательно, и если то, что вы скажете, будет импонировать мне, я отклоню все то, что другие сказали, и построю свою жизнь со­гласно цели, которую вы установили. Я совершен­но искренен в своем желании выяснить то, в чем истинный смысл жизни».

Сэр, перед продвижением дальше не важно ли спро­сить себя, способны ли вы к поиску истинного? Это предложено с уважением, а не в духе уничижения. Действительно ли истина — это дело мнения, удоволь­ствия, удовлетворения? Вы говорите, что примете то, что вам будет импонировать, это означает, что вы за­интересованы не в истине, а в том, что, как вы счита­ете, принесет больше удовлетворения. Вы готовы пройти через боль, через принуждение, чтобы п<