Наблюдение как основание эмпирического прогноза

Сформулированный и развитый в психологии С. Л. Рубинштейном принцип единства сознания и деятельности, психического и физического, открывает возможность объективного познания внутреннего содержания личности, ее переживаний, исходя из внешних данных ее поведения, из поступков и действий. «Оно (единство внутренних и внешних проявлений) дает возможность как бы просвечивать через внешние проявления человека, через его действия и поступки, его сознание, тем самым освещая психологические особенности его поступков», – писал С. Л. Рубинштейн [194, 37].

Как отмечалось выше, такая способность увидеть за внешним, объективно наблюдаемым, внутреннее содержание, психические состояния и свойства человека, есть отличительная особенность наблюдательности.

Любое действие всегда имеет внутреннюю сторону, и внимание к ней дает наблюдателю возможность не только понять и почувствовать человека, но и предвидеть его поведение.

Установлено, что в процессе взаимодействия людей от 60 до 80% коммуникации осуществляется за счет невербальных средств выражения, и только 20–40% информации передается с помощью вербальных» [163, 5]. Невербальное поведение является средством передачи смыслового контекста общения, отношения к партнеру, к содержанию высказываний и действий, и выражения собственных переживаний. Действия, имея внутреннее содержание, всегда отражают отношения человека к окружающему, являются внешней формой существования внутреннего духовного содержания личности. Они «средство сообщения и воздействия, они – речь, лишенная слова, но исполненная экспрессии» [194, 328].

Сила наблюдения как информационной основы эмпирического предвидения состоит в том, что оно осуществляется в виде непосредственного восприятия фактов действительности. «Непосредственные наблюдения обладают значительным прогностическим материалом, несмотря на то, что они, как правило, характеризуются в какой-то степени ограниченным кругом фактов, доступных… наблюдателю, или даже единичным фактом» [57, 41].

С помощью наблюдения накапливаются, совершенствуются и пересматриваются представления о прогнозируемых объектах, прогнозист более глубоко проникает в специфику изучаемых явлений. Это возможно, однако, при соблюдении двух моментов: во-первых, наблюдение должно быть оценивающим, когда наряду с фиксированием наблюдаемых явлений (в нашем случае – поведение) идет оценка эмоциональных состояний, мотивов, интеллекта и так далее. Во-вторых, оно должно быть включенным, когда исследователь входит в состав наблюдаемой группы, становится ее участником и наблюдает как бы изнутри. Включенные наблюдения дают наиболее яркие, непосредственные впечатления о среде, помогают лучше понять внутренний мир людей. Такое наблюдение открывает момент действительности такой, «как она есть» и тем самым предостерегает наблюдателя от многих ошибок в познании и прогнозировании. От адекватности опознания эмоциональных состояний зависит точность оценок других людей и прогноз взаимодействия с ними. По мнению В. П. Трусова [222; 88], у человека нет других индикаторов оценки, кроме «внешних» показателей поведения и интерпретации содержания сиюминутной ситуации.

Как основной метод сбора первичной информации метод наблюдения наиболее эффективен в исследованиях конкретного единичного случая. (Мы помним, что последнее является признаком эмпирического прогноза).

Однако, Б. С. Гершунский прав в том, что «с помощью метода наблюдения можно зафиксировать лишь внешние проявления того или иного процесса, определенные свойства и связи наблюдаемого объекта, но нельзя вскрыть их природу и сущность, тенденции развития» [40]. Мы можем согласиться с тем, что простая совокупность бесчисленного множества разнообразных по своему характеру фактов, полученных при наблюдении, действительно не обладает еще прогностическим потенциалом.

Для того чтобы огромный массив фактов стал своеобразным «золотым фондом», «сокровищницей» для формирования основ предвидения, их необходимо осмыслить и обобщить. Примеры таких гениальных обобщений во множестве существуют в типах литературных персонажей, демонстрируя, с одной стороны результаты систематизированных наблюдений, с другой – становясь основанием для прогнозирования. «Шиллер был совершенный немец, в полном смысле всего этого слова. Еще с двадцатилетнего возраста, с того счастливого времени, в которое русский живет на фу-фу, уже Шиллер размерил всю свою жизнь и никогда, ни в чем не делал исключения. Он положил вставать в семь часов, обедать в два, быть точным во всем и быть пьяным каждое воскресенье. Он положил себе в течение десяти лет составить капитал из пятидесяти тысяч, и уж это было так верно и неотразимо, как судьба, потому что скорее чиновник позабудет заглянуть в швейцарскую своего начальника, нежели немец решится переменить свое слово. Ни в коем случае не увеличивал он своих издержек, и если цена на картофель слишком поднималась против обыкновенного, он не прибавлял ни одной копейки, но уменьшал только количество, и хотя оставался иногда несколько голодным, но однако же привыкал к этому. Аккуратность его простиралась до того, что он положил целовать жену свою в сутки не более двух раз» [44,38–39].

Писатели в силу своей наблюдательности дают обобщения-прогнозы, которые становятся научно обоснованным знанием много лет спустя. В «Записках сумасшедшего» Н. В. Гоголь убедительно показал этапы бреда, которые были описаны как научный факт только через полвека. Феномен двойника, исчерпывающе проанализированный Эдгаром По и Ф. М. Достоевским в повести «Двойник», признан в медицине спустя 77 лет после выхода этой повести.

Хотя наблюдение относится к эмпирическим методам, было бы необоснованно недооценивать его теоретический компонент. Специфичность и уникальность наблюдения заключается в том, что это не «пассивная» фиксация фактов, а активная преобразовательная деятельность по их распределению и «инвентаризации» на основе которой и делаются соответствующие обобщения и прогностические выводы.

В результате можно заключить, что одним из условий получения знаний о настоящем и прошлом прогнозируемого объекта является наблюдение конкретных фактов его поведения. Чем полнее и точнее эти наблюдения, тем вернее будет информация, лежащая в основе эмпирического прогноза. «Точность и глубина предсказаний не является величиной постоянной и может быть повышена, уточнена и изменена на основе вновь и своевременно поступающих сведений о развитии тех иди иных событий...», – справедливо писали Б. Ф. Ломов и Е. Н. Сурков [132, 211].