Предуведомление первое: о жанре

Каждый человек сам пишет свою книгу жизни. Меняются эпохи и нравы, войны и разруха чередуются с периодами относительного благо­денствия, прогрессирует техника и изменяется окружающая среда — всё это лишь предлагаемые человеку обстоятельства, на фоне которых строится его единственная и никем более неповторимая жизнь. Притом заранее известно, что жанр книги, которую он пишет своей жизнью, более всего напоминает трагедию, ибо в самом её конце главный герой обязательно погибает. Известны и основные вопросы, на которые чело­век пытается найти ответ в этой своей книге: кто я? зачем явился на этот свет и почему потом уйду? как мне совершить то, к чему призван?.. Есть здесь и детективная интрига — герой находится в вечном поиске смысла собственной жизни. Правда, в отличие от детектива, в книге жизни окончательный результат поиска так и остается неизвестным. Таинственность результата вводит в этот поиск всё новых и новых ге­роев, которые также обречены никогда не узнать полного ответа. Но как раз в этой незаданности ответа при заведомо ограниченном време­ни поиска и состоит подлинная увлекательность жизни.

В любой культуре, оставившей заметный след в истории, всегда отвергалось, что люди, как сознательные и социальные существа, жи­вут только для того, чтобы обеспечить себя хлебом насущным, для про­должения человеческого рода или для достижения славы, прибыли, вла­сти. Как мы далее увидим, для развиваемой в этой работе психологи­ческой концепции (будем называть её психологикой) такой подход явля­ется не нравственным требованием или религиозным предписанием, а обоснованной естественнонаучной гипотезой. Психологика утвежда-ет, что люди осознают окружающее, вырабатывают культурные нормы [окончание cтраницы 11]

Предуведомление первое

и создают социальные институты прежде всего потому, что ищут отве­ты на вопросы о самом себе и смысле собственного бытия. Возможно, такое представление об основных жизненных проблемах выглядит не совсем привычным, но, как будет показано, это отнюдь не поэтическая метафора.

Всю свою жизнь человек пытается ответить на вопрос: кто я та­кой? Всей своей жизнью человек пытается доказать самому себе, что он действительно такой, как сам о себе думает. И никогда не удастся этот поиск самого себя заменить строгим научным рассуждением. Тем не менее общность поисков ведет людей к созданию науки как социаль­ной системы, способствующей продвижению человечества к новым и всё более интересным промежуточным результатам на пути постиже­ния смысла жизни.

Наука — и в этом её великая сила — последовательно устраняет внут­ренние барьеры, которые человек ставит себе на пути самопознания. Она создает могучие и доселе неизвестные средства передвижения по этому пути, всё более и более уточняет карту местности, по которой осуществля­ется это вечное движение, чтобы быстрее и надежнее преодолевать уже ранее пройденные другими препятствия. Пусть наука никогда не найдет окончательного решения, но она делает великое дело — отбрасывает те варианты ответа, которые ведут людей в ложном направлении.

Впрочем, как мы увидим далее, мозг человека — даже без вмеша­тельства сознания — может автоматически генерировать все гипотезы, в том числе и гипотезы о своем Я, и гипотезы о смысле жизни. Человек постоянно выбирает из множества порожденных гипотез те, которые соответствуют его предпочтениям, а сознание пытается согласовать этот выбор с опытом. (В психологике вообще все сознательные процессы оказываются так или иначе связанными с деятельностью по проверке и согласованию собственных гипотез.) Самосознание и социальная жизнь человека с неизбежностью возникают на стадии проверки правильнос­ти даваемых человеком ответов: действительно ли я такой, как о себе думаю? правда ли, что окружающий меня мир и смысл моей жизни имен­но таковы, как мне сейчас представляются?

Психология стала самостоятельной наукой во второй половине XIX в. и в течение всего времени своего существования находилась в кризисе, так как не смогла выработать общего взгляда на психику и со­знание. Психологи породили много оригинальных идей, обнаружили неожиданные экспериментальные феномены, создали практически эф­фективные технологии, но не нашли способа увязать всё это воедино. [окончание cтраницы 12]

О жанре

К концу XX столетия психология отчетливо распалась на множество никак не связанных друг с другом отдельных дисциплин.

В 1993 г. была опубликована моя монография «Опыт теоретиче­ской психологии», написанная, как уведомлял подзаголовок, в «жанре научной революции». Я попытался в ней объединить разрозненные пси­хологические знания в единую теорию, сконструированную в соответ­ствии с достаточно жесткими методологическими требованиями к ес­тественным наукам ¹. На эту попытку вроде бы положительно отклик­нулись и психологи, и культурологи, и даже парапсихологи. (Последнее было для меня полной неожиданностью — вот уж, действительно, нам не дано предугадать, как наше слово отзовется). Тем не менее собствен­но революционный призыв не только не был принят, но даже не был услышан. Во многом это, наверное, было вызвано излишним эпата­жем и полемическим задором — естественным следствием выбран­ного мятежного жанра. Жанр работы, представляемой ныне на суд читателя, — другой. Теперь она в первую очередь ориентирована на позитивное содержание теории, поэтому большее внимание уделяет­ся не сомнениям и поискам автора, а дидактичности и логической связности изложения.

Обычное название «психология» умышленно заменено здесь на чуть более экзотичное — «психологика». Новые названия в психологии придумывались и раньше: психофизика (Г. Т. Фехнер), психоанализ (3. Фрейд) и т. п. Делалось и делается это для того, чтобы подчеркнуть отличие представленного подхода к психологическому знанию от изла­гаемого в учебниках. Психологика рассматривает психику в целом как логическую систему и, тем самым, претендует на логическое описа­ние психической деятельности². Термин «психологика» не нов. Он не­надолго появился в психологической литературе для обозначения «объяс­нительных схем» в психологии, использующих формальный логический аппарат³. Иногда этот термин употреблялся для описания логических ис­кажений под воздействием психики (главным образом, эмоций). Р. Абель-сон и М. Розенберг даже вывели правила психологики — например, такое: [окончание cтраницы 13]

_________________________

¹См. Аллахвердов В. М. Опыт теоретической психологии. СПб, 1993.

²Впервые этот термин использован в том значении, которое принято в настоящей
работе, в: Аллахвердов В. М. Психологика: процессы сохранения и изменения в сознании.
// Человек – Философия – Гуманизм. Тез. докл. Первого Российского философского
конгресса, 3: Онтология, гносеология, логика, аналитическая философия. СПб, 1997,
с. 287-291.

³Пиаже Ж. Избр. психол. труды. М., 1969, с. 593. Пиаже, однако, не претендо­-вал на построение самой логики психического.

Предуведомление первое

если некий А негативно относится к некоему В, а этот В негативно относится к С, то А позитивно относится к С¹. Поскольку, однако, ши­рокого распространения термин «психологика» не получил, я рискнул его использовать в новом, самостоятельном значении.

Данная работа напоминает по жанру учебник. Но не сегодняшний по психологии, в котором предпочитают размышлять на чересчур общие темы, а скорее старинный учебник по экспериментальной физике — там текст посвящен, в основном, изложению экспериментов, а не тео­рии. С того времени как психология была признана самостоятельной наукой, было создано много замечательных руководств по эксперимен­тальной психологии. Однако они по жанру мало похожи на предлагаемую книгу. Структура всех этих руководств удивительно похожа. Как спра­вочный материал они незаменимы. Там рассказывается обо всем поне­многу: что-то из области психофизиологии, немного о сенсорных и мотор­ных процессах, кое-что про исследования восприятия и памяти, науче­ния, чуть-чуть о мышлении и социальной коммуникации... Но для чита­теля всё время остается загадкой, связаны ли хоть как-нибудь результаты блистательных экспериментов одного раздела с не менее потрясающи­ми результатами другого.

Создается впечатление, будто любой раздел психологии можно изу­чать практически независимо от всего остального: нет ни единых законов, охватывающих психическую реальность в целом, ни даже попыток сопо­ставления специфических законов из разных областей. Эксперименталь­ная психология выглядит своеобразной мозаикой, когда неизвестно, какой элемент мозаики должен входить в окончательную картину, а какой — нет. Изложение уж никак не напоминает учебник по физике, где, разумеется, тоже есть разные разделы, но эти разделы хоть как-то взаимосвязаны и не противоречат друг другу (вначале изучается механика, а потом электроди­намика; вначале — закон всемирного тяготения, а затем — построенный по его подобию закон Кулона). В стандартном учебнике по психологии всё иначе: психофизика, например, столь же разительно отличается от социаль­ной психологии, как физическая наука—от физической культуры или воен­ная история — от истории полифонической музыки. Читая такой учебник, можно предположить, что специалисты в разных областях психологии вооб­ще не имеют общих профессиональных интересов. [окончание cтраницы 14]

___________________

¹См. Андреева Г. Л/., Богомолова Н. Н., Петровская Л. А. Современная соци­альная психология на Западе. М., 1978, с. 120-121. (Ж.. Превер — не зная об этих потрясающих достижениях психологики — описал в своём стихотворении упомянутое правило так: «Минус на минус даёт плюс. Враг моего врага — мой друг».)

О жанре

И всё же, вопреки расхожему мнению, я убежден: поиск общих закономерностей в разныхобластях психологии возможен. Напри­мер, все люди склонны считать правильным свое мнение и предпочита­ют придерживаться своих собственных гипотез (любых: перцептивных, мнемических или логических; о правилах орфографии, политике, фут­боле или о своем здоровье), даже если эти гипотезы противоречат по­ступающей информации. Во всех опытах (и в психофизических, и в со­циально-психологических) люди единообразно реагируют на неожи­данные сигналы. Соответственно, и эмпирические проявления, и экспе­риментальные данные должны группироваться вместе не потому, что они так были сгруппированы античными мудрецами, а потому, что они отражают одну и ту же закономерность психического.

Такой подход весьма отличается от общепринятого (что и побу­дило ввести для него специальный термин — психологика). Рискну при­вести пример. Представьте себе, что группа специалистов изучает про­цесс свободного падения предметов и, в связи с этим, сбрасывает с Пи-занской башни (или из окна первого этажа, с воздушного шара и т. п.) различные предметы. Очевидно, что камни, резиновые мячи, бумаж­ные самолётики, кошки и люди будут по-разному падать и по-разному вести себя после приземления. Экспериментальные парадигмы, т. е. тех­нологии сбрасывания этих физических объектов и измерения результа­тов падения, разработанные специалистами в разных областях «паде-ниеведения», также весьма различны: камень, например, можно просто бросить, а бумажный самолётик уже требует особого запуска; людей и кошек при сбрасывании с большой высоты желательно внизу ловить или хотя бы надевать на них парашюты, дабы избежать неприятных последствий, и т. д. Учёные могут обнаруживать подтверждающиеся в опыте законы падения тех или иных физических объектов — например, такие: бутерброд всегда падает маслом вниз; чем с большей высоты сбра­сывать резиновый мяч, тем чаще он будет подпрыгивать после падения; кошка с достоверно не случайной тенденцией приземляется на лапы. Можно даже выявлять индивидуальные особенности падения разных предметов. Для каждой отдельной кошки можно, например, установить предельное значение высоты, позволяющее данной кошке приземлить­ся на лапы. Так можно построить эмпирически обоснованную индиви­дуальную типологию падения кошек.

Вполне вероятно, что подобные законы позволяют находить эф­фективные практические применения. И даже можно устанавливать новые законы. Однако «падениеведение» не станет теоретической наукой [окончание cтраницы 15]

Предуведомление первое

до тех пор, пока какой-нибудь специалист по наблюдению за падением яблок с деревьев не поймёт, что нет самостоятельных отдельных законов для свободного падения яблок, кошек или мячей, а есть универсальный теоретический закон всемирного тяготения, которому подчиняются все фи­зические объекты. Правда, для описания этого закона необходимо постули­ровать существование ненаблюдаемого процесса гравитации.

Обычно говорят о сложности психической деятельности, о недо­пустимости упрощенного подхода к психике. Вот для примера давнее мнение К. Ясперса: «Пытаясь свести психическую жизнь к нескольким универсальным началам или всесторонне объяснить её на основе чётко сформулированных законов, мы предаёмся совершенно бессмысленно­му занятию»¹. Целую монографию об этом, но уже в конце XX в., пи­шет Б. Ф. Ломов, требуя рассматривать психические явления разных по­рядков одновременно на всех уровнях, подчёркивая, однако, что ни число уровней, ни число порядков ещё неизвестно ². Психологика же, наобо­рот, исходит из того, что природа психического проста. Принцип про­стоты (или «бритва Оккама») в современной методологии считается обя­зательным для естественных наук. Речь идет о том, что из многих вари­антов объяснения фактов следует выбирать самый простой — только тогда можно надеяться понять природу явлений, ибо, как писал И. Нью­тон, «природа проста и не роскошествует излишними причинами ве~ щей»³. Поэтому так важна логика для описания психического. Только логика, всегда упрощающая реальность, позволяет понять принципи­альную простоту и единообразие природы психических явлений.

Выбор тем, экспериментов, обсуждаемых проблем во многом оп­ределен личными предпочтениями автора. Равно как представленный в преамбуле к основному изложению краткий исторический обзор отра­жает собственный взгляд автора на историю психологии и не претенду­ет на полноту. Главная задача — изложить основания психологии, кото­рые могли бы систематизировать и объяснить накопленные в психоло­гии знания с наибольшей обоснованностью и убедительностью для чи­тателя. В этом отношении данная работа более похожа по жанру не на учебник, а на трактат группы французских учёных «Начала математи­ки», изданный под псевдонимом Н. Бурбаки. Главная цель трактата, как уверяет Бурбаки, состоит в том, чтобы дать прочные основания всей [окончание cтраницы 16]

_____________________

¹Ясперс К. Общая психопатология. М.,1997, с. 43.

²Ломов Б. Ф. Методологические и теоретические проблемы психологии. М., 1984. См. более подробный анализ позиции Ломова в кн.: Аллахвердов В. М. Опыт теоретичес­кой психологии. СПб, 1993,с. 110-113.

³ Ньютон И. Математические начала натуральной философии. М., 1989, с. 502.

О жанре

современной математике в целом. Авторы утверждают, что математика рассматривается в трактате с самого начала, а потому они не предпола­гают наличия у читателей каких-либо специальных знаний. Но всё же для того, чтобы прочесть их труд, требуется навык к математическим рассуждениям, а потому трактат предназначен, как минимум, студен­там-математикам старших курсов¹. Предлагаемый мной трактат тоже, вообще говоря, не предполагает никаких предварительных специаль­ных знаний, однако ориентирован на читателя, хорошо знакомого с пси­хологической литературой и способного соотнести сказанное со своим профессиональным опытом.

Конечно же, одному автору не под силу изложить в новой классифика­ционной схеме результаты даже важнейших психологических эксперимен­тов. А ведь в психологии обилие повторяющихся исследований с малозамет­ными модификациями само по себе производит ошеломляющее впечатле­ние. Поэтому выбор для описания того или иного конкретного исследова­ния обычно случаен. Как правило, аналогичные результаты получены и во многих других исследованиях, проведенных с несущественными для целей изложения методическими особенностями.

Выбранный жанр не предполагает обсуждения революционности нового взгляда на природу психики и сознание. В какой-то мере попытка такого обсуждения как раз и была сделана мной ранее. Ныне задача прин­ципиально иная: в рамках предложенной схемы упростить [тривиолизо-вать) накопленный психологией опыт, т. е. показать, что он выводим из достаточно простых логических рассуждений. Обсуждаемые в тексте эксперименты или их аналоги упоминаются во многих руководствах по экспериментальной или прикладной психологии. Тот или иной закон иллюстрируется набором разнообразных примеров, но, тем не менее, ни в коем случае не претендует на полноту. Я даже не буду специально оговаривать существование отдельных опытов, противоречащих общей картине (такие опыты иногда находятся — психологические экспери­менты редко дают абсолютно совпадающие результаты), так как потре­бовалось бы излишне подробно анализировать особенности экспери­ментальных процедур, что отвлекало бы от сути дела. [окончание cтраницы 17]

_______________________

¹См. Бурбаки Н. Теория множеств. М., 1965, с. 19.

Предуведомление второе: о сюжете

Следует признать, что выбранный жанр непривычен для психологи­ческой литературы. Попытка упростить содержание экспериментальной психологии до банальности может испугать читателя, хорошо знакомого с рассуждениями по аналогии и научившегося строить сложные ассоциации, но не привыкшего к логически простому изложению психологического знания. Описываемые в книге законы должны казаться слишком тривиаль­ными (хотя, надеюсь, понятые в своей буквальности, окажутся для читате­ ля неожиданными). А поскольку приводимые в тексте примеры, иллюст­рирующие действие законов, в своей конкретике богаче самих законов, постольку иногда может возникать впечатление, что этими примерами ска­зано больше, чем на самом деле сказано. При дальнейшем чтении следу­ет исходить из правила: если основная мысль в тексте кажется баналь­ной до очевидности, не следует обращать внимание на поясняющие примеры и искать какой-либо невысказанный второй план. Никакого второго плана нет — по крайней мере, его нет в моём сознании.

Первый вариант представленного далее текста, как показали по­пытки его чтения коллегами, зачастую воспринимался как некая энци­клопедия малосвязанных между собой цитат и экспериментов. Медлен­ность и подробность развития идеи постепенно приводили к тому, что читатель терял цельное понимание изложения. Поэтому после внесе­ния необходимых изменений я решил дополнительно написать данное предуведомление, выступающее как путеводитель по будущему тексту.

Итак, краткое содержание.

В первой (вводной) части ставится самая загадочная проблема пси­хологии — проблема сознания: что есть сознание? какова его роль? каковы законы, которым подчиняется сознание, и почему оно при этом способно [окончание cтраницы 18]

О сюжете

к свободному волеизъявлению? В методологическом вступлении рас­сматриваются несколько возможных подходов к поиску ответов на эти вопросы. Ведь для того чтобы найти ответ, надо вначале решить, на каком языке он должен быть написан. Предполагается, что все подходы (пути познания) — мистический, логический, естественнонаучный, практический и путь гуманитарной науки — имеют свой собственный язык. И далеко не всегда тексты, написанные на одном из этих языков, переводимы на другой. Прежде всего потому, что разные подходы отли­чаются друг от друга способом обоснования своих утверждений. (Путь художественного познания во вступлении не рассматривается, так как даже представление о специфике этого пути требует непривычного ана­лиза, который может быть выполнен существенно позднее).

Психологика, конструируя работу механизма сознания, предпо­читает естественнонаучный подход. Тем самым манифестируется, что для неё более важен поиск истины, чем осмысленность, убедительность или практическая эффективность своих утверждений. Гипотезы психо­логики должны обосновываться одновременно и логическими рассуж­дениями, и опытом, поскольку ни опыт, ни логика отдельно друг от дру­га не являются для естественной науки достаточным доказательством. Это значит, что механизм сознания должен быть логически внятно опи­сан, а сделанное описание подтверждено экспериментальными данны­ми. Естественнонаучное описание заведомо не является абсолютно ис­тинным. Оно более напоминает карикатуру на реальность, чем строго реалистический портрет, так как в своей основе описывает не реально существующие, а идеализированные объекты. Выбор идеализирован­ного объекта (т. е. объекта, который заведомо не может существовать) определяет построение научной теории.

Все остальные пути познания (от мистического до гуманитарно­го) также сохраняют свою ценность в описании психического, посколь­ку сознание, как раз и подлежащее описанию, пользуется всеми воз­можными путями познания. Так, содержание сознания поддается ана­лизу только на языке гуманитарной науки. (Мозг, кстати, вполне право­мерно рассматривать в качестве идеального логика и математи­ка-вычислителя). Не случайно в конце исследования психология как наука поневоле предстанет в двух очень разных ипостасях: наукой есте­ственной и наукой гуманитарной.

Естественнонаучный подход предполагает сведение объясняемо­го (в нашем случае — сознания) к каким-либо основаниям, которые сами не должны и не могут обосновываться. В исторической преамбуле [окончание cтраницы 19]

Предуведомление второе

описываются разнообразные попытки выбора таких оснований, пред­принимаемые в психологии с середины XIX в. Показывается, что фено­мен сознания не удаётся объяснить ни с помощью аналитического разло­жения содержания сознания на элементарные части, ни с помощью сведения сознания к законам физиологии. Сознание не поддаётся объясне­нию при попытках вывести его из соображений биологической или со­циальной целесообразности. Сознание ускользает от понимания и тог­да, когда его связывают с окружающим миром, и тогда, когда хотят най­ти его истоки в неосознаваемых глубинах человеческой психики. Не приводит к успеху поиск логики информационных преобразований по ана­логии с компьютером — попытки сформулировать какие-либо специаль­ные задачи в процессе обработки информации, для которых необходимо сознание, пока не были удачными. Оставляет проблему нерешённой и ана­лиз случаев патологии сознания. Ни физика, ни генетика, ни философия принципиально не способны объяснить возникновение и функции созна­ния. Очевидно, что, хотя сознание отражает окружающий мир и регулиру­

ет деятельность, но и отражение, и регуляция весьма эффективно осуществляются без всякого сознания. Для того чтобы отражать и регули­ровать, сознание не только излишне, но иногда даже вредно. Зачем же сознание нужно? Ничего не дают ни попытки считать проблему сознания иллюзорной и потому не требующей решения, ни, наоборот, попытки объя­вить эту проблему настолько важной, чтобы отложить её до завершения психологического поиска, т. е. до решения всех остальных головоломок.

В истории психологии постоянно высказываются надежды на по­явление психологов масштаба Коперника (с новым взглядом на приро­

ду психического), или Галилея (с новым стилем мышления), или Нью­тона (с новой теорией), или, хотя бы, Эвклида, который сумел бы связно изложить основания новой науки. Иногда казалось, что эти надежды вот-вот сбудутся. Психологи объявляли и коперникианский переворот во взглядах, и переход к стилю мышления Галилея. Но, пожалуй, только к концу столетия возникают подходы, пытающиеся дать осмысленное описание большинства накопленных фактов.

Проведённый исторический анализ выявил некоторые устойчи­вые тенденции по ходу развития психологического знания. Так, почти все школы приходят к выводу, что работа самого механизма сознания не осознаётся. Более того, всё чаще у разных исследователей выска­зывается мысль, что этот механизм принимает специальное реше­ние, что именно следует осознавать, а что — нет. О неосознаваемых про­цессах, протекающих в организме, как предполагают некоторые учёные, [окончание cтраницы 20]

О сюжете

сознание получает информацию с помощью эмоциональных сигналов. Психика и сознание в различных концепциях всё сильнее связываются с процессом познания. Акцент в описании работы психики и сознания всё более переносится на информацию, получаемую по каналам обрат­ной связи. Содержание сознания наполняется значениями и смыслами. Выясняется также, что обработка информации механизмом сознания происходит во многих параллельных каналах, обычно совершенно не зависимых друг от друга.

Все школы одарили психологию замечательными эксперименталь­ными находками, которые не могли быть получены путём умозритель­ных рассуждений. Любая новая психологическая теория не могла не считаться с этими во многом загадочными, контринтуитивными ре­зультатами. Они требовали объяснения, а потому становились для тео­ретиков продуктивными головоломками, решение которых приводило к построению новых идей и теорий.

Вторая часть посвящена собственно психологике. В первом раз­деле вводится идеализация, необходимая для построения теории: мозг (или даже шире - организм) объявляется идеально предназначенным для процесса познания. Это означает, в частности, что мозг как идеали­зированный объект не должен иметь никаких ограничений ни на ско­рость, ни на объёмы перерабатываемой информации. Разумеется, в ре­альности такие ограничения существуют, но постулируется, что при описании сознания этими ограничениями можно полностью пренебречь. Иначе говоря, все обнаруживаемые в экспериментах границы сознания по переработке информации признаются никак не связанными со струк­турой мозга или организма. Эта идеализация, как и положено идеали­зации в естественных науках, опирается на экспериментальные данные: показано, например, что человек способен реагировать на информацию, которую не осознаёт.

Принятая идеализация предполагает также, что любые сколь угодно сложные задачи мозг как бы решает мгновенно, безошибочно и автомати­чески. Поэтому для принятия решения по каким-либо заданным критериям никакие особые механизмы, наподобие сознания, не нужны. Если же нет критериев, позволяющих однозначно выбрать одну из нескольких воз­можных альтернатив решения, мозг, как идеальный вычислитель, вы­нужден делать произвольный, т. е. случайный, выбор. Постулируется: сделанный выбор трактуется как закономерный, как догадка о том, что на самом деле всегда в такой ситуации надо делать именно этот выбор, и поэтому тут же закрепляется. Догадка о правилах выбора [окончание cтраницы 21]

Предуведомление второе

альтернативы решения, по сути, эквивалентна гипотезе об окружаю­щем мире. Ориентация в дальнейшем на сделанную догадку не может ухуд­шить стратегию случайного выбора, но может (если догадка случайно оказалась правильной) существенно продвинуть в познании реальности.

Процессы автоматического создания таких догадок названы про-тосознательными процессами. Однако необходим ещё специальный механизм, проверяющий правильность этих догадок. Этот механизм и объявляется механизмом сознания. Основная функция сознания, тем са­мым, — это функция проверки автоматически сделанных догадок. Та часть информации, которую механизм сознания непосредственно про­веряет, особым образом маркируется. Это и есть осознаваемая инфор­мация. Делается проверяемый в опыте вывод, названный законом Юма: все случайные процессы даны механизму сознания как закономерные. Вероятность того, что сделанная догадка абсолютно правильна, разу­меется, ничтожно мала. Поэтому проверяющий догадку механизм со­знания направлен в первую очередь не на опровержение исходной гипо­тезы, а на такую её корректировку, чтобы она соответствовала опыту. Механизм сознания создаёт своим проверяемым гипотезам защитный пояс, о котором и идёт речь в последующих разделах второй части.

Прежде всего формулируется группа экспериментально установ­ленных законов, демонстрирующих, что механизм сознания активнее работает именно в тех случаях, когда поступающая информация проти­воречит ожиданиям. Эта работа направлена на сглаживание противоре­чий между ожиданием и действительностью, на подгонку имеющейся гипотезы к опыту. Показывается также, что осознаваемое содержание сознания не может быть неизменным (закон Джеймса): уже проверен­ные, подогнанные к опыту догадки перестают осознаваться. В частно­сти, из сознания исчезает неизменная информация: перестаёт осозна­ваться неизменная стимуляция, из сознания ускользает неизменный кон­текст ситуации и пр. Любопытный пример действия этого закона — феномен забывания.

Группа законов, названных законами отождествления, характери­зует стремление механизма сознания прежде всего отождествить гипотезу с опытом. Этот механизм отождествляет поступающую информацию с име­ющимися следствиями из гипотезы, подбирая подходящие для этой задачи критерии точности соответствия ожидаемого с действительным. Многое, но не всё, зависит от того диапазона, внутри которого механизм созна­ния считает различие между сличаемым и эталоном несущественным. Диапазон неразличения меняется во времени — вначале он выбирается [окончание cтраницы 22]

О сюжете

настолько широким, чтобы любой стимул соответствовал выбранному стимулу, а затем последовательно уменьшается. Выбор окончательной ве­личины диапазона во многом определяется совокупностью стимулов, предъявленных одновременно или последовательно с эталоном.

Диапазон неразличения никогда не может быть сведён до нуля. Не существует однозначного критерия, позволяющего отнести стимул к строго определённому классу. И не существует классов, состоящих только из одного элемента. Поскольку любой стимул воспринимается только как член некоторого класса, то существование в любом классе наиболее типичных представителей, как и существование пороговой зоны, становится логически неизбежным. Лингвистический закон — все знаки являются одновременно и омонимами, и синонимами — по­лучает психологическое обоснование. Все стимулы относятся в созна­нии сразу к нескольким возможным классам (т. е. все стимулы — омо­нимы), и всегда есть другие стимулы, которые принадлежат к тому же классу, к которому осознанно отнесён данный стимул (т. е. все стиму­ лы — синонимы).

Ещё одно проявление защитного пояса сознания — законы по­следействия. Однажды выбрав, к какому классу относится данный объект (и установив соответствующий этому выбору диапазон нераз­личения), механизм сознания пытается сохранить и сделанный выбор, и диапазон неразличения при предъявлении следующих стимулов (за­кон последействия фигуры). Неожиданным в эмпирических проявле­ниях этого закона является то, что для повторения предшествующего выбора испытуемый должен неосознанно отражать характеристи­ки стимула точнее, чем они осознаются, иначе он не сможет повто­рить, например, ту же самую ошибку при повторном предъявлении того же самого стимула. Даже если ситуация изменяется, эффект последей­ствия всё равно наблюдается — но теперь уже сохранить предшеству­ющий выбор удаётся за счёт расширения диапазона неразличения (за­кон последействия позитивного выбора).

Законы последействия распространяются и на те возможные аль­тернативы отнесения стимула к классу, которые были уже ранее рас­смотрены и отвергнуты механизмом сознания. То, что однажды было не воспринято, не воспроизведено, не сосчитано, имеет тенденцию при повторном выполнении аналогичного задания быть не воспринятым, не сосчитанным, не воспроизведённым (закон последействия фона). Од­нако при смене ситуации (при смене задания или в неподходящий мо­мент) уже другие стимулы могут быть внезапно (и зачастую ошибочно) [окончание cтраницы 23]

Предуведомление второе

отнесены как раз к тем классам, принадлежность к которым предше­ствующих стимулов была отвергнута (закон последействия негативно­го выбора). Эксперименты, связанные с этими законами, сперва выгля­дят просто шокирующими. Однако последействие негативного выбора имеет непосредственную связь с такими известными психологически­ми феноменами, как, например, реминисценция в памяти или фазы ин-сайта и инкубации в процессе творческого мышления. Всё это интер­претируется в терминах сличения следствий гипотезы с опытом — сли­чение осуществляется не только по осознаваемому позитивному выбо­ру, но и по неосознанному негативному.

В конце этого тома объясняется связь между найденными закона­ми последействия и последействием смысла. Любой знак (текст, сти­мул) имеет много значений, часть из них воспринимается, но не осозна­ется, а часть осознаётся, если непротиворечиво соединяется в логиче­скую конъюнкцию. Смыслом текста (стимула) одновременно является и позитивный, и негативный выборы. Сделанные однажды выборы обла­дают тенденцией к последействию. Неосознаваемую работу механизма сознания можно описать как работу по приписыванию смысла поступа­ющей информации и сохранению этого смысла в последующем.

Таков в общих чертах сюжет первого тома, представленного вни­манию читателя. В нём, таким образом, обсуждаются основные прин­ципы и постулаты, которые положены в основу психологики как есте­ственной науки, а также законы, описывающие неосознаваемую рабо­ту сознания (простите за не слишком изящный, но неизбежный калам­бур) по защите однажды созданных гипотез.

Следующий том будет посвящен процессам преодоления этой за­щиты и способам отказа от не слишком удачных гипотез. Там психика предстанет во всей своей великой множественности. Более присталь­ное внимание будет посвящено механизму сличения и ряду связанных с этим механизмом феноменов: от параллельности сенсорного и мотор­ного до природы эмоционального воздействия художественного текста. Особое внимание будет уделено осознанной проверочной деятельности и исключительной роли такой осознаваемой деятельности в становле­нии личности. Будет более подробно рассмотрена выдвинутая ранее¹ гипотеза о возникновении социального как следствии проверочной дея­тельности сознания. [окончание cтраницы 24]

^{_______________________________________}

¹Аллахвердов В. М. Опыт теоретической психологии. СПб., 1993, с. 268-275.

I

ВВЕДЕНИЕ

В МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ

И ИСТОРИЧЕСКИЕ

ГОЛОВОЛОМКИ[окончание cтраницы 25]

Раздел первый