Получение доступа к личным конструктам через изучение культуры, в которой они сложились

В психотерапевтической практике никогда не перестаешь пора­жаться как различиям в проблемах клиентов с разным культурным происхождением, так и сходствам в проблемах клиентов, принадле­жащих к близким культурам. Разумеется, эти различия и сходства ка­жутся более важными во время постановки диагноза и на ранних эта­пах терапии. Однако мы не можем игнорировать их при налаживании и поддержании эффективного отношения между терапевтом и его клиентом на протяжении терапевтического цикла. По мере осуществ­ления терапевтической программы терапевт все больше видит в своем клиенте индивидуума и все меньше думает о нем как о представи­теле той или иной группы. Но культурная идентификация попадает в его поле зрения всякий раз, когда терапевт по каким-то причинам вынужден отступить и обратить на нее внимание.

Неспособность понять культурные регуляторы поведения может сделать терапевта нечувствительным к подрывному характеру неко­торых тревог клиента. Несколько месяцев тому назад автору этой книги довелось осуществлять супервизию одной терапевтической програм­мы, в которой белый терапевт работал с чернокожим клиентом. Явно бросалось в глаза, что клиент избегал обсуждения какой-то крайне опасной темы, содержание которой сознавалось достаточно хорошо, чтобы дать ему возможность постоянно увертываться от определен­ных ответов. Перепробовав различные методики и убедившись в том, что при сложившемся типе терапевтического отношения все же мож­но было бы вскрыть проблему клиента, мы установили для него ре­жим физического напряжения во время проведения интервью и ка­кое-то время подвергали его такому «допросу под нажимом», применяемому с предельной осторожностью. В время третьего ин­тервью этой части терапевтического цикла клиент рассказал терапев­ту о своих фантазиях полового акта с белой женщиной. Его физичес­кое напряжение сразу же стало автоматическим; то есть, ему уже не нужны были напоминания - свои или терапевта - о необходимости держать мышцы напряженными.

Клиент и раньше обсуждал с терапевтом мастурбацию и сек­суальные фантазии. Терапевт, не имевший опыта работы с клиентами из этой культурной группы, обратил внимание только на один при­знак сильного беспокойства в связи с выявленным материалом, а имен­но: на моторное поведение клиента. К счастью, этот признак оказал­ся настолько выраженным, что терапевт; вполне подготовленный к распознаванию такого рода диагностических признаков в терапии не просто не мог не отметить важности материала, связанного с изменением в поведении клиента. (Если бы клиент во время извлечения это­го материала находился в состоянии физической релаксации, было бы гораздо легче проглядеть его травматический характер. Связь между напряженной манерой держать себя и очевидным травматическим характером выявляемых материалов высоко ценят защитники, пытаю­щиеся в ходе слушания дела в суде «разбить» определенный вид сви­детельских показаний.) Проблема, которая встала перед нашим терапевтом после столь явно обнаружившегося травматического ха­рактера выявленного материала, заключалась в том, чтобы понять существо угрозы основным конструктам системы клиента. С помощью другого терапевта, более знакомого с типом культуры этого клиента, оказалось возможным разобраться в том, как в группе, к которой при­надлежал клиент, осуществляется культурная регуляция поведения, в частности, в сфере межрасовых сексуальных отношений.

Клиент был вынужден истолковывать и соблюдать неписаные требования двух различных культур, оказавшись на пересечении их мощных потоков. В средней школе, где он учился, было лишь несколь­ко цветных учеников, и он считал себя более или менее принимае­мым белыми сверстниками. Однако его семья находилась целиком под влиянием негритянской культуры. Фантазии клиента о половых отно­шениях с белой женщиной угрожали ему утратой своей базисной роли и заставляли его испытывать мучительные терзания совести. Не уди­вительно, что до и в начале терапии он активно участвовал в обще­ственной деятельности, направленной на улучшение социального по­ложения черного населения.

Есть и другие наглядные примеры получения доступа к личным конструктам через изучение культурных регуляторов. Терапевт, начи­нающий работать с рядом сельских клиентов, поначалу может быть поражен и, возможно, даже сбит с толку их похожестью. Если он по­пытается соотнести эту «партию» клиентов со своей собственной диаг­ностической системой истолкования, то может додуматься до такого ярлыка, как «фермеры, в основном, шизоиды». Однако это стереотип, а не диагноз!

Терапевт-нееврей, который начинает работать с клиентами-ев­реями, на первых порах также может быть озадачен их похожестью, которая особенно заметна на фоне других клиентов. Если он хочет понять их как конкретных (и, значит, неповторимых) людей, а не стереотипизировать как иудеев, ему необходимо принять в расчет куль­турные ожидания, относительно которых они подтверждают правиль­ность своих конструктов (а это будут ожидания как еврейской, так и нееврейской группы), и не допустить ошибочного сосредоточения на групповых конструктах в ущерб личным конструктам каждого клиен­та. Если он остановиться на работе с групповыми конструктами, то наверняка будет проявлять несправедливость к своим клиентам; если же он будет видеть в групповых конструктах те элементы, на основе которых его клиенты, должно быть сформировали личные конструк­ты касательно себя и своих собратьев, то, возможно, придет к пони­манию обстоятельств, и устремлений, играющих такую важную роль в их личной реорганизации.

Помимо этого, терапевт - нееврей, стремящийся понять кли­ента - еврея, - должен обладать определенным пониманием важнос­ти и существа прочных семейных уз, которые служат отличитель­ным признаком еврейской культуры и которые клиент должен тем или иным способом ослабить, если он хочет развить систему лич­ных конструктов, позволяющую ему наладить свою жизнь в этом мире. Это вовсе не означает, что клиент-еврей, считающий необ­ходимым поступить именно так, не может даже помыслить о том, чтобы дифференцироваться из своей семьи или своей культуры;

он способен на самые решительные шаги в этом направлении, если сочтет их необходимыми. Скорее, это означает, что если он решит­ся на подобный поступок, для его совершения ему понадобиться своего рода «догмат веры» - конструкт или система конструктов, которая позволит воспринимать противоположные ожидания ок­ружающих не обязательно как подтверждение необоснованности его конструкта независимости. Для разработки своей формулы ос­вобождения ему может потребоваться какое-то время, и он, воз­можно, не раз применит эту формулу в неподходящем виде, пока доведет ее до безотказной работы; но, в конце концов, ничто не может помешать ему быть настолько свободным от условностей своей культуры, насколько позволит ему собственная способность к формированию новых идей и представлений. Фактически, он может стать даже более свободным - в том смысле, что его новый личный конструкт может указать ему ясно обозначенный путь, ве­дущий в какое-то другое место.

Сказанное нами по поводу приспособления клиента к своему еврейскому культурному происхождению равно справедливо в отно­шении приспособления любого клиента к любой столь же интегриро­ванной культурной системе. Человеку не убежать от рычагов воздей­ствия своей культуры (если вообще есть причины для такого бегства) просто игнорируя их - он должен истолковать (construe) свой выход из сложившегося положения. Некоторые люди пытаются бороться за свое освобождение, выбирая в качестве оружия нарушение норм сво­ей культуры; однако, как мы уже говорили, эта борьба часто заканчи­вается тем, что они становятся даже более похожими на людей, образ жизни которых они отвергали. Другие менее озабочены проблемой полного раскрепощения и подходят к вопросу с позиции важнейших принципов. По всей вероятности, они в большей степени удовлетво­рены своими результатами.

Нам еще предстоит более подробный разговор о многообразии опыта и линий поведения людей, живущих в нашей культуре. Но это может подождать. На данный момент достаточно проиллюстрировать более широкие следствия личного истолкования. Пожалуй, и так ясно, что личные конструкты являются орудиями опыта, а не просто его продуктами.

Заключение

Таково начало истории. Психология личных конструктов - это не столько теория человека, сколько теория самого человека. Под ней, безусловно, подразумевается не плод научных изысканий одиночки, предпочитающего держаться в стороне от всех остальных представи­телей рода человеческого. Психология личных конструктов -это, ско­рее, результат долгих усилий психолога уловить смысл подлинно че­ловеческого в человеке или, иначе говоря, понять, что означает быть живым, конкретным человеком (личностью, если хотите) на этой зем­ле. Какие силы оказывают давление на это живое существо (этого человека или эту личность), от какого окружения исходят определяю­щие требования к его деятельности, или даже какие волшебные мо­тивы направляют движение данного биологического организма к оп­ределенной цели - все это темы, относящиеся к ведению дисциплины иного направления, также называемой «психологией», и они не зани­мают места в этой книге.

Тема нашей книги - онтология индивидуумов или, проще гово­ря, приключения каждого из нас, конкретных людей, какими мы бы­ваем наедине с собой и в общении с другими; приключения тех, кто упорно тянет лямку или рискует, и настолько убежден в существова­нии неизведанного где-то там, за горизонтом, что не успокаивается до тех пор, пока не проверит это на собственном опыте. Кроме того, ничто не препятствует верификации в этой психологии, как мы себе это представляем, и ничто не обрекает ее на ту неопределенность, которая так часто сопутствует попыткам понять внутренний мир че­ловека. Предельно упрощая, можно сказать, что психология личных конструктов - это дисциплинированная психология внутренней пер­спективы, психология, которая, с одной стороны, является стойкой альтернативой так называемым объективным направлениям научной психологии, а с другой представляет собой продуманный шаг за пределы субъективных направлений психологии внутреннего опыта или вчувствования.