Реальный характер конструктов

Люди с давних пор придерживаются точки зрения, согласно которой мы считаем наш мир реально существующим, а психологи­ческие процессы человека - основывающимися на личных версиях реального мира. Эти личные версии и есть личные конструкты. Те­перь мы можем спросить себя, можно ли с этой точки зрения счи­тать наши конструкты реально существующими? И ответить: в ог­раниченном смысле, да. Конструкты не следует смешивать с теми фактическими данными, персонализированными версиями которых они являются; конструкты представляют собой интерпретации этих фактов. Однако конструкты могут использоваться в качестве точек зрения при рассмотрении других конструктов, как это имеет место при иерархических отношениях между ними внутри системы. В этом смысле суперординатные конструкты являются версиями подчинен­ных им - субординатных - конструктов, что придает последним фор­му реальности, истолковываемой с помощью первых. Суммарный ответ на вопрос о том, являются ли конструкты реально существую­щими, состоит в следующем: конструкт и в самом деле реален, но его реальность не идентична реальности элементов, входящих в его контекст. С этими элементами конструкт связан отношениями реп­резентативности, а не тождественности. Его реальность - это не их реальность. Конструкт обладает своей собственной реальностью. Эта проблема не должна нас беспокоить, если мы будем помнить о том, что конструкт и его элементы реально существуют, но в разных сфе­рах действительности.

Может ли конструкт передаваться от одного человека другому, не утрачивая при этом своей реальности? В известном смысле, да. Разумеется, он не переходит от одного к другому наподобие един­ственного глаза, который имели три граи: когда одна завладевала им, остальные ничего не видели. Понятие коммуникации - это ведь тоже конструкт, и так же, как мы позволяем конструкту репрезенти­ровать то, истолкованием чего он служит; мы допускаем, что сооб­щенный конструкт репрезентирует тот личный конструкт, истолкова­нием которого он является. Переданный конструкт представляет собой истолкование, принадлежащее воспринявшему его человеку; одним из элементов этого истолкования становится конструкт человека, ко­торый обладал им до момента сообщения. Конструкт человека, от ко­торого исходит сообщение, реально существует, то же утверждение s справедливо и по отношению к сообщенному конструкту, однако он, являясь истолкованием исходного конструкта, не тождественен по­следнему. В это смысле ответ на наш вопрос о том, может ли конст­рукт передаваться от одного человека другому, не утрачивая своей реаль­ности, будет определенно утвердительным. Конструкт не меняет «порт приписки» в тех случаях, когда кто-то еще получает его версию.

Б. Формальные аспекты конструктов

Терминология

а. Диапазон пригодности (Range of convenience). Ми уже от­вечали, что теория или система имеет диапазон пригодности, в котором она служит пользователю надежным инструментом в деле предсказания событий. Кроме того, в ходе изложения предположений, об­разующих структуру психологии личных конструктов, мы указывали на то, что и конструкт имеет диапазон пригодности. По-видимому, диапазон пригодности конструкта охватывает все то, к чему пользо­ватель счел его применение полезным.

б. Фокус пригодности (Focus of convenience). Конструкт мо­жет быть максимально полезным для трактовки определенных воп­росов. Круг этих вопросов и называют его фокусом пригодности.

в. Элементы (Elements). Вещи или события, которые абстраги­руются посредством конструкта, называются элементами.

г. Контекст (Context). Контекст конструкта состоит из всех тех элементов, к которым конструкт обычно применяется. Он несколько более ограничен, чем диапазон пригодности, так как относится к об­стоятельствам, в которых конструкт возникает, и вовсе не должен -да и не может - касаться всех обстоятельств, при которых человек мог бы со временем использовать данный конструкт. Контекст конст­рукта несколько шире фокуса его пригодности, поскольку конструкт может часто возникать в обстоятельствах, при которых его примене­ние не всегда оптимально.

д. Полюс (Pole). Каждый конструкт имеет два полюса, по одному на каждом конце своей дихотомии. Элементы, объединенные на одном полюсе, сходны друг с другом в определяемом данным конструктом отношении, и не похожи на элементы, находящиеся на другом полюсе.

е. Контраст (Contrast). Отношение между двумя полюсами кон­структа есть отношение контраста.

ж. Аспект сходства (Likeness end). Для тех случаев, когда осо­бо выделяются элементы на одном полюсе конструкта, мы использо­вали термин аспект сходства, подразумевая, что тем самым мы ука­зываем на полюс, у которого эти элементы группируются благодаря истолкованию.

з. Аспект контраста (Contrast end). Для тех случаев, когда осо­бо выделяются элементы на противоположном полюсе, мы использо­вали термин аспект контраста, подразумевая, что тем самым мы указываем на противоположный полюс.

и. Эмердженция (Emergence). Здесь мы заимствуем конструкт Лайела (Lyie). Эмерджентный полюс конструкта - это полюс, который включает большую часть непосредственно воспринимаемого контекста. Например, в утверждении «У Мэри и Алисы мягкий характер, а Джейн агрессивна» мягкость (характера) является эмерджентной потому что относится к 2 /З контекста. Часто в явной форме упоминается только эмерджентный полюс, как в том случае, когда кто-то го­рит: «У Мэри и Алисы мягкий характер, а у Джейн - нет».

к. Имплицитность (Implicitness). И эта мысль позаимствова­на у Лайела (Lyie). Имплицитный полюс конструкта - это полюс, ко­торый противополагается эмерджентному. Его часто не называют «по имени». Иногда у человека нет даже специального символа для обозначения имплицитного полюса конструкта, и он выражается в имплицитной символической форме через эмерджентный термин.

Символизм

Любой из сходных элементов в контексте конструкта может дать Имя или название этому конструкту. Конструкт, образованный в контексте элементов А, В и С, где А и В являются сходными элементами, «южно репрезентировать просто через упоминание А. В свою очередь, элемент А сам может быть подлинным конструктом, возникшим в кон­тексте А , а(, А. Здесь мы указываем не на использование А в этом Смысле, а на его употребление в качестве представителя или символа конструкта, сформированного вне контекста, включающего А, В и С. Тогда А может использоваться для репрезентаций конструкта, который на самом деле и не А вовсе, но включает А в качестве видового объектa, то есть конструкта высшего порядка, который содержит А только часть своего контекста. Такова основная сущность символизма. Символика весьма полезный и удобный инструмент. Понимаемая в свете сказанного выше, символика является не только единственным орудием оформления мысли, но, бесспорно, служит применяемым всеми инструментом широкого назначения.

Люди изобрели ловкий трюк в пользовании символикой. Мы при­думываем звуки и формы и вводим их искусственно в контекст своих конструктов в качестве одного из элементов, а затем позволяем како­му-то одному звуку или какой-то одной форме стать символом опре­деленного конструкта. Например, кто-то прибавляет слово 'мягкость' (характера) к живым людям - Мэри и Алисе, так что образуется кон­текст, который теперь звучит как: 'Мэри, Алиса и мягкость характера в сравнении с Джейн'. С этого, момента 'мягкость' (как свойство ха­рактера) используется для репрезентации подобия Мэри, Алисы и... слова 'мягкость'.

Есть и более простой тип символизма, который не связан с вторже­нием слов в контекст конструкта. Мы можем позволить Мэри стать сим­волом мягкости, а Джейн - символом привлекательности. Мать может стать символом принадлежности к определенному социальному классу, а отец - символом зрелости. У большинства людей Мать и Отец дейс­твительно олицетворяют собой личные конструкты гораздо более высо­кого порядка, чем тот, которого требуют их собственные идентичности. Этот вид «фигурного» символизма характерен для личных конструктов, формируемых человеком в детстве. Вдобавок, то, что эти конструкты, вероятно, поддерживаются и сохраняются в памяти на основе такого «фигурного» символизма, - важный факт для психотерапевта. Ибо ска­зать, что некто «интроецирует» своего отца и свою мать, означает упус­тить главное, по крайней мере, для психотерапевта; скорее, отец и мать этого человека, по всей вероятности, были контекстуальными элемента­ми великого множества личных конструктов, которые он сформировал за свою жизнь, в частности его ролевых конструктов. Родительские фи­гуры могут использоваться, а могут и не использоваться в настоящее время в качестве символов этих конструктов.

Мы только что сказали, что символы-фигуры характерны для символики, используемой для репрезентирования личных конструк­тов, сформированных в детстве. Можно придать этому факту более общую формулировку. Использование одного из исходных контексту­альных элементов в качестве символа конструкта характерно для ран­них стадий формирования и применения любого конструкта. Так, конструкт 'Мэри-похожа-на-Алису-и-отличается-от-Джейн» вероятно, будет символизироваться в мышлении конкретного человека просто как Мэри или Мэри-стость.

По мере добавления в контекст данного конструкта - при усло­вии, что это проницаемый конструкт, - новых элементов, или пыта­ясь вызвать «мэриподобное» поведение у своих друзей, его обладатель может изобрести для него вербальный символ. Если же конструкт оказывается относительно непроницаемым или трудносообщимым, разве что с помощью самых интимных средств, он продолжает символически репрезентироваться просто одним из элементов своего Е исходного контекста. Например, если ''мать' является контекстуаль­ным элементом, используемым для репрезентации какого-то относительно непроницаемого личного конструкта - скажем, «Теперь нет таких людей, какой была моя мать», - или если не предпринимается никаких усилий, чтобы сообщить личный конструкт - «Вряд ли кто сейчас способен понять, какой в действительности была моя мать», тогда 'моя мать', скорее всего, будет сохраняться и как символ, и как один из элементов контекста этого личного конструкта.

Почти на всем протяжении нашего обсуждения личных конструктов в качестве примеров их контекстуальных элементов мы приводили людей или «фигуры». Считается, что именно такие конструкты представляют первостепенный интерес для психолога. Однако все нами сказанное справедливо ив отношении личных конструктов, касающихся других вещей. Конструкт «скорость' может символизироваться автомобилем, так же как и словом. Конструкт успокоение' может символизироваться кривой, напоминающей ок­руглость материнской груди; конструкт 'честность (прямота)' - звуком твердого, мужского голоса, а конструкт 'возмужалость' - эрегированным половым членом. Ответы на тест Роршаха по типу “blood and guts» могут, в некоторых случаях, быть символами личного конструкта, взятыми непосредственно из его контекста. При оценивании такого ответа клиницисту важно выяснить, что это за конструкт и каков его уровень обобщенности (то есть порядок подчиняемых им элементов).

Коммуникация

Излагая выше наши представления о символизме, мы заняли оп­ределенную позицию и в отношении природы коммуникации. Если символизм - это вопрос предоставления одному из элементов в кон­тексте конструкта выступить в роли представителя всего этого конст­рукта, тогда коммуникация - это вопрос воспроизведения символи­ческого элемента в надежде вызвать более или менее близкую копию данного конструкта у другого человека. Самый лаконичный и ясный способ - воспользоваться словом как символом. Разумеется, он мо­жет не сработать, потому что наш слушатель мог не включить это слово в состав того же контекста или не употреблять его в качестве символа того же конструкта. Тогда, возможно, нам придется показать ему другие элементы контекста нашего личного конструкта, - частич­но в форме слов, частично в форме невербальных актов. При некото­ром везении мы можем преуспеть в сообщении нашего конструкта, по крайней мере, на приблизительном уровне.

Клиент, пытающийся сообщить свои личные конструкты терапев­ту, редко может опереться на простые словесные формулировки при пе­редаче точного личного смысла конструктов. Ему приходится выстав­лять на обозрение длинный перечень других контекстуальных элементов, прежде чем терапевт сумеет его понять. Наладить канал связи с терапев­том особенно трудно в тех случаях, когда личный конструкт пациента относительно непроницаем и нет никаких относящихся к нынешнему времени элементов, которыми можно было бы легко воспользоваться для пояснения данного контекста. Трудно общаться с терапевтом и тогда, когда он, по-видимому, не понимает субординатных конструктов, которые вклю­чает в себя обсуждаемый конструкт. Наконец, известные трудности воз­никают в том случае, если данный конструкт управляет ролью клиента и его невозможно сообщить терапевту, не искажая того ролевого отноше­ния, которое клиент установил между собой и терапевтом.

Со своей стороны терапевт не должен спешить с приложением своих предсуществующих конструктов к символизму и поведению клиента. Сначала ему нужно составить своего рода словарь для общения с клиентом. К тому же, ему придется признать возможность того, что отношения клиента с ним будут заметно колебаться по мере того, как клиент будет иллюстрировать, с неприкрытым реализмом, контекстуальные элементы конструктов управляющих его ролью.

Шкалы конструктов

Время от времени мы говорили о конструкте так, как если бы он был координатной осью или измерением (dimension). Так как мы ввели допущение, что конструкты являются по существу дихотомическими, могло показаться, что тем самым исключается возможность шкал или континуумов, содержащих более - двух делений. Например, Лэндфилд (Landfield), выполнивший с позиции более ранних положений теории личных конструктов серию интересных исследований угрозы, поначалу разрабатывал шкалы личных конструктов индивидуально для каждого из своих испытуемых. Он, однако, отмечает, что «димензиональная шкала" ('dimensional scale') может использоваться неправильно, так |как скоро начинает казаться, что многие испытуемые, воспринимавшие людей по степеням, истолковывали их, скажем, не как последовательность различных оттенков серого, а скорее исходя из черного, бе­лого и комбинаций этих двух цветов». Даже если мы представляем себе базисные конструкты, из которых строится наша система, как дихотомические, это не исключает возможности рассмотрения градаций, как это делал Лэндфилд (Landfield), того или иного измерения.

Есть несколько способов представить такое понимание конструктов.

а. Иерархические шкалы. Так же как бесконечное число града-величины можно выразить на языке двоичной системы счисления, так и бесконечное число градаций значения можно выразить на языке дихотомической системы истолкования. Можно построить такую шкалу исходя из допущения об иерархи» конструктов, Рассмотрим иерархию четырех конструктов в порядке А, В, С и D, каждый из которых имеет два возможных значения: 0 и 1. Из этих четырех конструктов можно построить иерархическую шкалу значений с log 3' 4 или 16 градациями. Значения градаций можно представить в симво­лической форме 16 двоичными числами:

Предположим, что мы строим иерархическую шкалу 'прямоду­шие-криводушие' из четырех базисных конструктов: 'честность-не­честность', 'искренность-неискренность', 'неустрашимость-пора­женчество' и 'объективность-субъективность''. Предположим также, что эти конструкты выстраиваются именно в таком иерархическом порядке. Пусть двоичная цифра 1 представляет первый элемент каж­дой пары, а двоичная цифра, 0 - второй элемент каждой пары. Тогда нечестный, неискренний, пораженец и к тому же, субъективный че­ловек оказался бы представленным на этой шкале двоичным числом 0000 и находился бы на конце шкалы, соответствующем криводушию. Честный, но неискренний, склонный к пораженчеству и субъективиз­му человек был бы представлен двоичным числом 1000. Вследствие высокой релевантности честности такому качеству, как прямодушие, этот человек попадает в верхнюю часть шкалы. Тогда как нечестный, неискренний, пораженец, но стремящийся быть объективным чело­век был бы представлен двоичным числом 0001 и помещался бы ближе к нижнему концу этой шкалы.

б. Аддитивные шкалы. Конструктам можно также придавать форму аддитивной шкалы. Предположим, что мы отбрасываем 1 представление об иерархии конструктов и просто складываем дво­ичные цифры, репрезентирующие полюса конструктов. Тогда чест­ный, но неискренний, склонный к пораженчеству и субъективнос­ти человек получил бы оценку 1 за честность и по 0 за каждую из оставшихся трех характеристик. В этом случае его место на такой шкале соответствовало бы значению 0001. Если бы он оказался неустрашимым вместо того, чтобы быть пораженцем, его оценка повысилась бы до 0010. Ясно, что наша шкала этого вида имела бы только 5 градаций вместо 16, с граничными значениями 0000 и 0100 соответственно.

в. Абстрагированные шкалы. Продвигаясь к более высокому уровню абстракции, мы можем построить другой тип шкалы. Будем называть ее абстрагированной шкалой. Предположим, что мы истол­ковываем 'прямодушие-криводушие' не на основе какого-то конкрет­ного накопления значений других четырех конструктов, как это было в двух предыдущих случаях, а как абстрагированное из них свойство. Тогда 'прямодушие-криводушие' можно рассматривать как сквозное свойство остальных четырех конструктов. Конкретнее, 'прямодушие-криводушие' - это свойство отношения между любыми парными со­четаниями этих конструктов. Например, честность в сравнении с , нечестностью является прямодушной, а нечестность - соответственно криводушной, но абсолютная честность в сравнении с неустрашимостью может считаться криводушной. Конструкт 'прямодушие - криводушие' по-прежнему является дихотомическим. Его абстракция, однако, будет релятивной, и, чтобы символически отобразить ее применение к меняющемуся контексту, приходится вводить целый ряд символов или чисел. Разумеется, пользователю трудно устоять против соблазна применить этот конструкт конкретно, и часто именно это и происходит.

В этом месте нелишне было бы отклоняться от нашей главной темы и упомянуть о том затруднении, которое многие из нас испытывают, пытаясь пользоваться системой счисления не на конкретном а, на абстрактном уровне. Для ребенка числовая последовательность -это конкретное расположение именованных предметов. Становясь старше, он обнаруживает, что его систему счисления можно приме­нить для упорядочивания множества разных классов объектов; тем не менее, используемые числа все еще могут восприниматься им кон­кретно - как километраж на спидометре или деления шкалы на весах. Позднее, если ему повезет, он может научиться пользоваться своей системой счисления релятивистически; когда он абстрагирует число­вое значение четыре, он воспринимает его большесть относительно трех, двух и единицы, и одновременно его меньшесть относительно пяти, шести и семи.

г. Шкалы аппроксимации. Этот четвертый тип шкалы пред­ставляет собой артефакт стремления людей понять друг друга. Бу­дем называть ее шкалой аппроксимации. Предположим, что экспе­риментатор имеет собственное представление о прямодушии-криводушии', которое является по существу дихото­мическим. Он предлагает испытуемому оценить некоторых его зна­комых по этой шкале. Испытуемый, не будучи уверенным в том, что его представление о 'прямодушии' совпадает с представлением экс­периментатора об этом качестве, скорее всего будет тяготеть к ком­промиссным оценкам. И только в тех случаях, когда какой-то знако­мый ему человек проявляет полный набор характерных черт, который, по всей вероятности, соответствует тому, что имеет в виду экспериментатор, испытуемый отваживается на крайнюю оценку. С этой точки зрения, а фактически с позиции психологии личных кон­структов, островершинное распределение оценок на шкале служит ясным указанием на ее аппроксимативный характер. Чем меньше испытуемый уверен в том, что ему понятны представления экспери­ментатора, тем тверже он будет держаться некоторой точки на шка­ле, например, ее середины, поскольку она, вероятно, меньше всего будет его компрометировать. Мы можем воспользоваться этой идей для заключения о том, насколько хорошо тот или иной человек понимает шкалу, по которой его просят выставить оценки. Когда наблюдаются часто упоминаемые J- яви U-феномены, как в случаях культурного соответствия, можно сделать вывод, что оценщик по­нимает заданный конструкт достаточно хорошо, чтобы давать дихо­томические оценки.

д. Кумулятивные шкалы. Есть еще один тип шкалы, связанной с аддитивной шкалой. Назовем ее кумулятивной шкалой. Предполо­жим, что за двумя людьми наблюдали в 20 различных ситуациях. В 19 случаях из 20 первый продемонстрировал прямодушие, а второй - кри­водушие. Каждому из них дается оценка, которая приближенно отра­жает долю случаев проявления прямодушия. Конструкт 'прямодушие-криводушие' остается по существу дихотомическим, и только накопление случаев его проявления дает нам возможность приписы­вать более двух значений степени прямодушия.

е. Другие шкалы. Есть и другие способы концептуализации шкал, построенных на дихотомических конструктах. Например, можно было бы оценивать только критические ситуации и, незави­симо от количества случаев проявления человеком прямодушия, давать ему высокую оценку, если он продемонстрировал прямоду­шие пусть в единственной, но чрезвычайно значимой для него ситу­ации. Опять-таки, человека можно было бы оценить по шкале пря­модушия исходя из доли его друзей, которые сочли его прямодушным человеком. Однако в наши намерения не входит проведение исчер­пывающего анализа создаваемых людьми шкал; мы хотим лишь сде­лать ясным для всех то обстоятельство, что идея дихотомических конструктов не препятствует использованию шкал. В то же время сама эта идея заставляет нас внимательнее посмотреть на все эти шкалы и попытаться определить, какую именно дискриминантную основу они могут иметь,