Проблема метода: от оппозиции к интеграции, от запретов к свободе

При описании разнообразных теоретических подходов к пониманию конфлик­тов мы констатировали, что речь не должна идти о выборе или предпочтении того или иного способа их объяснения, поскольку фактически они часто апеллировали к разной феноменологии, к разным явлениям конфликта и реально продемонстрировали разнообразие возможных видов конфликтных явлений. Соответственно и понимание этих конфликтов может быть часто достигнуто через обращение к разным прин­ципам их описания.

Рассмотрим в дидактических целях ситуацию, которую мы обсуждали со студен­тами на занятиях с точки зрения ее возможных интерпретаций. Представим себе женщину, жалующуюся на то, что ее пятилетний ребенок не хочет ложиться спать, из-за чего вечерами между ними часто возникают ссоры.

С психоаналитической точки зрения, переживания ребенка, связанные с отрывом от родителей, имеют вполне закономерный, понятный и объяснимый характер. В це­лом подобные ситуации являются естественными в развитии ребенка. Жестокий кон­фликт, переживаемый в детстве, нормален, задача психоаналитика — ослабить его, смягчить, сделать менее болезненным. Возможно, однако, главным фокусом анализа этой ситуации сделать мать ребенка. Может быть, у нее самой в детстве был сходный драматический опыт, и теперь она воспроизводит его, проигрывая заново эту ситуа­цию. Или представим себе иной сюжет. О ней не очень заботились в детстве, и, когда все бегали по двору и из окон вдруг начинало доноситься: «Петя, домой!», «Катя, пора ужинать и спать!», ей так хотелось, чтобы и ее тоже позвали. Другие дети завидовали, что ей еще можно погулять, а она втайне завидовала им. Ее родители достаточно равнодушно относились к тому, когда она приходила и укладывалась спать. Ей так не хватало родительской заботы, поэтому теперь она воспроизводит ту же ситуацию с собственным ребенком.

Для анализа этого случая может быть применен и поведенческий подход. Если анализировать поведение ребенка как обусловленное в решающей степени факторами ситуации, то нужно было бы задуматься в первую очередь о том, что изменилось во внешней ситуации для него, что привело к изменениям и проблемам в его поведении. Может быть, что-то напугало его? Он стал бояться темноты? А может быть, что-то произошло в семье? В рамках данного подхода вполне удовлетворительным прозвуча­ло бы следующее объяснение: ребенок прожил почти месяц у бабушки, она, по сло­вам мамы, потакает всем его капризам. Вот так, сказал бы психолог, ориентирован-

на поведенческие интерпретации, произошло научение данному поведению. Как изменить его? Попробуем сделать для ребенка ситуацию укладывания спать привлекательной. Даже незнакомые с психологией родители читают ребенку перед сном сказку (взамен напевавшейся в прошлом колыбельной), дают ему в постель любимую игрушку, оставляют включенным ночной свет. Наиболее примитивный вариант позитивного подкрепления — «если будешь хорошо вести себя и вовремя без капризов ложиться спать — пойдем в воскресенье в зоопарк и я куплю тебе самое лучшее мороженое, какое ты только захочешь; а будешь капризничать — ничего не будет». .

Для когнитивистского подхода важен смысл, значение, придаваемое людьми тем или иным жизненным ситуациям или событиям. Например, мы могли бы прежде всего попытаться понять, почему данная ситуация вызывает у мамы напряжение вплоть до ссор с ребенком, что придает ей драматической оттенок. Простой ответ — потому что ребенка надо уложить спать — является в данном подходе недостаточным и неудовтворительным. Спросив у мамы, почему она так переживает по поводу капризов ребенка и его нежелания ложиться спать, мы можем получить очень разные ответы, разные интерпретации одной и той же ситуации. Что может стоять для нее за этим простым действием — укладыванием ребенка спать? Во-первых, она может сказать, необходим же какой-то режим, да и воспитательница в садике говорила, что в этом возрасте детей надо укладывать спать в девять часов и ни минутой позже, а то они утром приходят не выспавшиеся и капризничают. Она может чувствовать себя мамой из-за того, что ее ребенок засыпает не вовремя, к тому же ее собственная мама недовольна тем, что родители не могут ребенка вовремя спать уложить. Интерпретация может иметь и совсем иной характер. Ребенок не слушается — и в этом все дело. Он всегда был послушным и покладистым, и вдруг с ним возникают проблемы, маме хочется, чтобы он по-прежнему был «управляемым» мальчиком, это так выгодно отличает его от детей ее приятельниц. И муж укоряет ее за то, что она не может правиться с маленьким ребенком, и пугает тем, что будет дальше. Тогда версия ее разногласий с ребенком скорее связана с потребностью контроля над ним, управляя им, с ее установкой на то, что ребенок должен быть именно таким и поступать именно так, как ей хочется. Или же — и это тоже вполне возможный вариант — мама торопится уложить ребенка спать, потому что у нее еще столько дел, и по дому надо кое-что сделать, и подруга просила обязательно позвонить, и с работы принесла до­рой бумаги, в которых надо кое-что посмотреть, и т. д., и т. п. Тогда суть проблемы скорее в том, что мама не может, не умеет заниматься своими делами, пока ребенок не спит. И ей надо «избавиться» от него, чтобы почувствовать, что она наконец-то может сделать что-то для себя. Она не может, не умеет жить своей жизнью при ребенке, и поэтому для нее невольно становится важно, чтобы ребенок ложился пораньше, — тогда только ее жизнь и начинается. Может быть, она и могла бы заняться чем-то своим, но для нее характерно представление, что «правильная» мама все свое время посвящает ребенку, а она же не хочет быть «Неправильной» мамой. Заниматься своими делами, предоставив ребенка самому себе — это «неправильно», поэтому надо сначала уложить его спать, а потом уже можно и о себе подумать.

Этот простой пример иллюстрирует многообразие возможных интерпретаций даже самой обыденной ситуации человеческого взаимодействия. Понятно, что было бы со­вершенно неправомерно ставить вопрос таким образом, что какие-то из обозначенных

объяснений заведомо оказывались бы верными или, напротив, заведомо нереалистич­ными. Отказ от былого противопоставления и претензий на универсальные терапевти­ческие возможности «своего» метода привели к попыткам более трезвого анализа того, в каких случаях целесообразно применение тех или иных подходов к работе с конфлик­тами. Современная тенденция скорее проявляется в том, что ценность метода оцени­вается несома по себе, в по ее соответствию клиенту и его актуальной ситуации. Трудно не согласиться с общим представлением, что «отбор пациентов для специфичес­кого психотерапевтического подхода зависит от оценки их потребности и способности инициировать различные процессы изменения» (Психотерапевтическая энциклопе­дия, 1998, с, 392). Однако практическое решение этой задачи оказывается непростым, Так, в той же «Психотерапевтической энциклопедии» описываются характеристики пациента, для которого «лучшим вариантом будет психоаналитическая психотера­пия»: «толерантность к фрустрации», «хороший контроль», «способность к продук­тивной работе и поддержанию отношений с окружающими», «наличие чувства юмора и метафоричности мышления» и — как исходная точка — «осознанность страдания или неудовлетворенности наряду с желанием понять себя посредством самонаблюдения" (с. 392). Вряд ли терапевты какого-либо иного теоретического направления, отлично­го от психоаналитического, отказались бы от клиента с такими показателями, С этим, похоже, согласны и сами авторы «Психотерапевтической энциклопедии», примени­тельно к когнитивной психотерапии указывающие, что «она наиболее показана людям со способностью к самонаблюдению и анализу своих мыслей» (с. 197).

Таким образом, найти персонологические корреляты потенциальной эффектив­ности или адекватности того или иного психотерапевтического метода достаточно непросто. Возможно, этот поиск должен скорее вестись не на основе тех или иных характеристик клиента, а исходя из особенностей переживаемого им конфликта, тем более что, как мы видели, разные психологические подходы в определенном смысле «специализируются» на разных видах конфликтов.

Другая тенденция, характерная для современной психологической практики — это тенденция к интеграции, появление новых, «синтетических» направлений, которые невозможно было бы однозначно идентифицировать в рамках привычных классификаций подходов. Уже отмечалось, что синтез поведенческого и когнитив­ного подходов — «когнитивно-поведенческая психотерапия» — оказался более пло­дотворным, чем практические успехи каждого из этих направлений в «чистом» виде. Происходят перемены даже в такой наиболее разработанной, устоявшейся, а потому и более консервативной практике работы, как психоанализ.

. Но, пожалуй, еще более важным результатом отказа от противопоставления раз­ных подходов и защиты «чистоты своих рядов» стало освобождение самих психоло­гов от прежних жестких канонов работы (традиции которых были заложены многочисленными психоаналитическими процедурными табу). Взгляд на клиента как на свободную творческую личность дал возможность и самим психологам ощутить свое собственное право на свободу и творчество, в том числе и право выбора своих действий не «по правилам», право на импровизацию. Ведь конкретная практика не может быть заранее уложена в отработанные схемы, и иногда психотерапевт в интересах клиента решается на неожиданные шаги. Вспомним еще раз новеллу Ялома «Лечение от любви» с ее героиней, семидесятилетней женщиной, восемь лет живущей воспоминаниями о былом романе, которые стали для нее своего рода наваждением. В течение пяти месяцев

Ялом не мог ни изменить состояние своей пациентки, ни избавить ее от этой фиксации. И тогда он принимает решение включить в процесс работы с пациенткой ее бывшего возлюбленного, напрямую столкнув ее с реальностью. Шаг и нетрадиционный, и рискованный. Однако именно он и оказался эффективным (Ялом, 1997). Бывает очень трудно отнести процедуры реальной практической работы к какому-то одному конкретному типу. В качестве заключительной иллюстрации приведен случай из практики, который как пример реализации своей стратегии работы с проблемой выбора описывает Ф. Василюк. В консультацию обратилась молодая женщина 22 лет, Т., которая оказалась в ситуации выбора между двумя претендентами на ее руку. Терапевт предложил ей представить себе свою жизнь в течение ближайших лет в случае выбора в пользу одного, а затем в пользу другого. Далее произошла воображаемая «встреча» клиентки с обеими женщинами, прожившими несколько лет с каждым из ее потенциальных избранников (Василюк называет с «посланцами» из двух сценариев ее будущего). Затем состоялась «беседа» с человеком, который является для клиентки воплощением мудрости, носителем созвучных ценностей, в чьем хорошем отношении к себе она уверена. Роль этого на самом деле реально существующего человека на время взял на себя терапевт. В этой роли он несколько минут побеседовал с Т., стараясь только оказать эмоциональную поддержку и максимально ослабить лихорадочность внутреннего требования Т, от самой себя быстрого принятия решения. Завершился этот короткий диалог сказочной рекомендацией: "Знаешь что — утро вечера мудренее. Ни о чем не думай, ложись сегодня раньше спать, завтра утром проснешься, и все само встанет на свои места"» (Василюк, 1997, с. 313). Больше они не встретились, а терапевт впоследствии узнал, что Т. отказала обоим претендентам.

Мы привели этот пример (который проигрывает оттого, что он оказался вне контекста общих рассуждений Ф. Василюка о психотехнике выбора), чтобы продемонстрировать ранее обозначенные нами проблемы. К какому типу практической психологической работы может быть отнесен этот реальный случай? Сам автор называет его «психотерапевтической консультацией». К какому направлению практической психологической работы могут быть отнесены приемы, использовавшиеся «терапевтом в ходе данной консультации? Могут ли они быть однозначно отнесены к какому-либо из известных направлений работы? Наконец, если эта встреча имела разовый характер, можно ли говорить о «разовой психотерапии»? И, наконец, последний вопрос — имеют ли смысл все эти вопросы?

На наш взгляд, ставить подобные вопросы и искать на них ответы необходимо. Безусловно, современные тенденции в развитии отечественной психологии таковы, что развитие психологической практики идет столь быстрыми темпами, «наверстывающими» годы невостребованности, что мы фактически во многом не успеваем осмыслить происходящие процессы. Не хватает устоявшихся терминов, понятий с четко определенным содержанием, дифференциации используемых процедур и техник, их корректного описания. Любой профессионал понимает, что никакая прак­тика не может обойтись без теории. Но было бы большой ошибкой предполагать, что развитие «технической» стороны дела и накопление опыта сами по себе дадут ответы на все возникающие проблемы. Путь «осознавания», который, как мы виде­ли на примере нашего анализа, фактически во всех современных направлениях практической психологической работы выступает в качестве непременного условия

эффективного преодоления своих проблем человеком, должен быть пройден и самой психологической практикой. Чтобы получить ответы, надо осознать вопросы и сфор­мулировать их.

Резюме

1. Задача практической помощи психолога по преодолению конфликтов челове­ка состоит в инициировании и организации его диалога как наиболее конструк­тивной формы разрешения конфликта с самим собой или другими людьми. Раз­личные виды психологической помощи применительно к проблеме разреше­ния конфликтов представляют собой разные формы организации этого диало­га: психотерапевтическая работа — это помощь человеку в диалоге с самим собой, психологическое консультирование — помощь в диалоге человека с другими.

2. Соответственно трем основным направлениям психологии выделяются и три основных направления в психотерапии — психоаналитическое (динамиче­ское), поведенческое (бихевиористское) и гуманистическое,

3. В соответствии со своим пониманием конфликтов психоанализ видит возмож­ность их преодоления в выявлении бессознательного, «уничтожении» вытес­нения и победе сознательного. Фрейдовский психоанализ был ориентирован на выявление невротических проявлений. В следующих поколениях психоаналитиков психоанализ начинает рассматриваться как средство общего развития личности, но во многом сохраняется приверженность такой модели взаимодействия терапевта с пациентом, при которой именно психоаналити­ку принадлежит активная доминирующая позиция, предполагающая влия­ние на пациента, с помощью которого и реализуется психотерапевтическое воздействие.

4. Поведенческая психотерапия фокусируется на работе с поведением человека в широком смысле — включая разнообразные «внешние» и «внутренние» отве­ты-реагирования. Она стремится улучшить это «реагирование», исходя из трудностей, заявленных самим человеком. Наиболее успешными оказались «синтетические» когнитивно-бихевиористские подходы, в частности один из са­мых известных — рационально-эмотивная терапия. С помощью терапевта кли­ент «заменяет» свои представления, которые являются причиной неадекватно­го поведения и переживаний, внешних и внутренних конфликтов, на более кон­структивные. Поведенческая психотерапия бол ее ориентирована на работу с Интерперсональными проблемами, переживаемыми как внутриличностные и межличностные конфликты.

5. Гуманистическое направление в психотерапии является наиболее разнород­ным, сформировавшимся в оппозиции к динамическому и поведенческому направлениям. Оно изменяет само понятие сути психотерапии, психотера­певтического воздействия, выступая против элементов принуждения в пси­хотерапии, против объектного» взгляда на пациента, воздействия на него,

утверждая принцип работы «здесь-и-теперь» и делая ее целью стимулирование процесса исследования человеком своей души.

6. Клиент-центрированная терапия Роджерса провозглашает своей целью реали­зацию потенциала человека, наделенного естественным стремлением к разви­тию и адаптации, обретение им возможности такого развития. Психотерапев­тический процесс — это прохождение клиентом через стадии «разблокирова­ния» внутренней коммуникации между частями «Я», развитие диалога в обще­нии человека с самим собой. Усиление личной конгруэнтности человека, а также его конгруэнтности в общении является также основным способом пре­одоления интерперсональных трудностей. Психотерапевт — это человек, вступающий в равноправные личностные отношения с клиентом, которому он помогает найти путь к самому себе.

7. С точки зрения гештальт-психологии, утрата целостности личности, ее фрагментированность является следствием нарушения внутренней гармонии лич­ности. Ее восстановление является основной целью гештальт-терапии, кото­рая акцентирует внимание на взаимодействии противоречащих друг другу, противостоящих сторон «Я» человека. В осознании этих противоположностей и ранее недифференцированных частей своего «Я» гештальт-терапия видит спо­соб формирования и завершения гештальта, что, в свою очередь, является пу­тем преодоления конфликтов. Теоретическое понимание личностного конф­ликта как дезинтеграции личности и возможности ее преодоления через внут­ренний диалог нашло прямое выражение в хорошо известных приемах инициа­ции этого диалога в практике гештальт-терапии.

8. Экзистенциальная психология считает базисным конфликт, возникающий
вследствие столкновения человека с данностями существования. Такими дан­ностями, первичными проблемами существования, являются смерть, свобо­да, изоляция и бессмысленность. Сфера работы терапевта экзистенциальной „ориентации — это пространство экзистенциальных конфликтов, возникаю­щих из столкновения с этими, наиболее «сущностными» проблемами. Путь их преодоления проходит через усиление субъективности человека с помо­щью осознавания им себя и своего существования в этом мире, при этом роль терапевта — это инициирование процесса исследования клиентом своей души.

9. Психологическое консультирование — это собирательное понятие для обо­значения разных видов и приемов психологической помощи, трудно диффе­ренцируемое от психотерапии и других видов психологической помощи. Считается, что психологическое консультирование больше ориентировано на те проблемы клиента, которые обусловлены «давлением» социальных факторов. Это «давление» всегда проявляется в интерперсональном контексте и кон­фликтах в отношениях с «другими». Психологическое консультирование — это помощь человеку в поиске его взаимопонимания, в диалоге с другими. Ори­ентация на «здорового индивида» открыла перед психологическим консульти­рованием большие возможности работы с интерперсональными конфликтами.

10. Групповая психотерапевтическая работа имеет своей целью за счет группового контекста помочь проявлению, осознанию и «проживанию» своих конфликтов человеком. Фактор группы содержит мощный терапевтический потенциал. Конкретные формы использования возможностей группы зависят от ориента-

ции терапевта на конкретные теоретические подходы. В современной практике индивидуальная и групповая психотерапевтическая работа часто сочетаются. Групповая психотерапия позволяет как строить работу по стимулированию внутреннего диалога человека с самим собой, так и вводить его в диалог реаль­ного взаимодействия с другими участниками группы, в том числе с их помощью воспроизводить его диалог со «значимыми другими».

11. Диалог, который человек ведет сам с собой или с другими людьми, пытаясь разрешить переживаемые им конфликты, в свою очередь, «встроен» в процесс взаимодействия клиента с терапевтом. В этом взаимодействии терапевт мо­жет занимать разнообразные позиции — от учителя, наставника, тренера и др. до позиции партнера, вступающего с клиентом в отношения двух равно­ценных личностей. Этот последний тип отношений и создает возможность подлинного диалога между терапевтом и клиентом. Диалог исключает наставничество (и любую позицию «сверху») и позволяет терапевту занимать позицию посредника в «главном» диалоге клиента — его диалоге по разреше­нию собственного конфликта.

12. Для современной психологической практики характерен отказ от былого про­тивопоставления разных подходов и претензий на универсальность какого-то одного метода. Следствием этого стала тенденция к интеграции, к появлению «синтетических» направлений и подходов. Важнейшим результатом интенсив­ного развития психологической практики стал отказ специалистов от принци­па обязательного следования психотерапевтическому канону, во многом сло­жившемуся под влиянием жестких принципов психоаналитической традиции и обретения ими права на свободу и творчество. Отечественная психологичес­кая практика должна пойти путем «осознавания», который открывает возмож­ности понимания и преодоления ею своих проблем.

Глава 11