Психоаналитическая работа с конфликтом
Обращение к описаниям конфликта и его феноменологии в психоаналитической традиции требует известной осторожности. Как уже отмечалось, специфичность используемых ею понятий, методов диагностики и интерпретации конфликтной феноменологии сужает возможности корректного соотнесения психоаналитического материала с иными психологическими концепциями и построениями. В основе психоаналитической работы а ее классическом варианте лежит то, что может быть названо общемедицинской моделью работы с пациентом. Под ней мы имеем в виду ту ситуацию, когда врач, обследуя больного, выслушивая его жалобы, задавая вопросы и т. д., на основе известных симптомов ставит диагноз (который он может сообщить пациенту, а может и не сообщать, если считает это травмирующим), определяет схему лечения, которая должна привести к ясному для него результату (идеальный вариант которого может быть заранее обозначен как полное выздоровление).
Далее врач реализует эту схему в виде соответствующих процедур. Идея необходимости активности самого пациента, его сотрудничества с врачом, его собственной «работы» по преодолению своей болезни принципиально ничего не меняет в этой модели. Психоаналитик, опираясь на «симптомы», которые по Фрейду понимаются как «образующиеся под давлением психического конфликта бесполезные или вредные акты, часто составляющие предмет отвращения и жалоб страдающего ими лица и связанные для него с неприятностями и мучениями» (цит. по: Овчаренко, 1994, с. 216), «ставит диагноз», исходя из известных ему схем возникновения патологии, и далее использует отработанные в психоанализе методики и техники для ее преодоления. Терапевтическое воздействие психоанализа состоит в том, что «приближая бессознательное»; сознательному, мы уничтожаем вытеснение, устраняем условия для образования симптомов, превращаем патогенный конфликт в нормальный, который каким-то образом должен найти разрешение» (Фрейд, 1989, с. 278).
«Уничтожение» (Фрейд) вытеснения требует преодоления сопротивления, которое поддерживает вытеснение. Именно сопротивление приводит к тому, что в процессе психоаналитической терапии имеет место неосознаваемое противодействие пациента врачу и выздоровлению. По Фрейду, «вся психоаналитическая теория, собственно, построена на признании сопротивления, которое оказывает нам пациент при попытке сделать сознательным его бессознательное» (с. 342). Описания практики работы психоанализа изобилуют примерами разных форм сопротивления пациента; от проявлений прямой враждебности в адрес аналитика до «быстрого выздоровления» и «бегства в здоровье», когда исчезновение симптомов есть всего лишь следствие неосознанного желания пациента избежать дальнейшего психоаналитического исследования.
Для преодоления сопротивления пациента психоаналитики предлагают использовать различные способы, например технику конфронтации. Используя конфронтацию, психоаналитик побуждает пациента к «встрече лицом к лицу» со своей проблемой. С помощью конфронтации внимание пациента привлекается «к каким-либо отрицаемым им особенностям его реакций, отношений с внешним миром или чувств к терапевту без попытки их объяснения или интерпретации» {Психоанализ, 1998, с. 240). В психоаналитической традиции конфронтация определяется как «одностороннее, директивное действие терапевта, сообщение об объективном факте, о реальности, не меняющейся оттого, принимает ее пациент или нет» (там же). Даже само по себе взаимодействие пациента с аналитиком, сохраняющим душевное равновесие при столкновении с конфликтными и разрушительными тенденциями пациента, как считается в психоанализе, является конфронтацией, которая дает глубокий позитивный эффект. Оговаривается, что применение техники конфронтации требует создания особых условий и соблюдения осторожности. (Очевидно, что конфронтационные приемы отличаются «жесткостью», «психохирургическим «характером, поэтому целесообразность их применения часто оспаривается психологами, которых, в свою очередь, «медико-ориентированные» психотерапевты упрекают в излишнем увлечении эмпатическими приемами, преувеличении значения «добрых» отношений с клиентами и даже в идентификации с их защитами (Психотерапевтическая энциклопедия, 1998, с. 217)).
Техника конфронтации является иллюстрацией «объективного» метода работы с «пациентом», используя который, аналитик исходит из своей версии «объективных фактов» и «реальности», независимо от отношения к ним самого пациента. Перемещая проблему субъекта в собственную, заданную психоаналитической теорией систе-
му координат, психоаналитик превращает ее в нечто «внеположенное» субъекту. Психоаналитик лучше понимает суть проблемы пациента и сталкивает последнего со своим собственным пониманием этой проблемы. Тем самым психоаналитик становится своего рода посредником между человеком и его проблемой, которую он заставляет звучать, «говорить» (вспомним Лакана: «Бессознательное субъекта — это речь Другого»). При этом психоаналитик — не нейтральная фигура, способствующая их диалогу, это «судья», «арбитр», который «на стороне проблемы», Она «истинна», поскольку соответствует психоаналитическим представлениям о законах психического и личности, а сам человек — «вытесняющий» проблему, «сопротивляющийся» ей и психоаналитику, репрезентирующему в своем лице объективную реальность. По Фрейду, человек должен «договориться с реальностью». В этом «треугольнике» — пациент—проблема—психоаналитик — все исполнено противоречий и даже противодействия: пациент сопротивляется осознанию своей проблемы и противодействует стимулирующему этот процесс психоаналитику, психоаналитик борется с вытеснением проблемы пациентом и преодолевает его противодействие психоаналитическому процессу и самому психоаналитику. Пациент «не в ладах» ни со своей проблемой, нис психоаналитиком. Тот, в свою очередь, сражается и с сопротивлением пациента психоаналитическому исследованию и с его отношением к своей проблеме. Единственное не подвергающееся сомнению отношение — это понимание психоаналитиком проблемы пациента и вера в то, что интеграция личности возможна при полной власти Эго над Ид: «Где было Ид, там будет Эго».
Предоставим слово самому Фрейду: «Вскрытие и выяснение бессознательного происходит при постоянном сопротивлении больного. Выявление этого бессознательного связано с неприятным чувством, и вследствие этого неприятного чувства оно всегда снова отвергается. В этот конфликт в душевной жизни больного вы и вмешиваетесь: если вам удастся довести больного до того, что он, руководствуясь более правильными взглядами, примиряется с тем, что, вследствие автоматического регулирования чувством неудовольствия, он до того отгонял от себя (вытеснял), то вы совершили известную воспитательную работу над ним» (Фрейд, 1923, с. 26). Фрейд даже предлагает некоторую аналогию между «психоаналитическим лечением» и «перевоспитанием для преодоления внутренних сопротивлений» (с. 26-27). В этом небольшом фрагменте обращает на себя внимание то, что психоаналитик берет на себя миссию «доведения» больного до «более правильного взгляда» и «перевоспитания». Психоаналитик (как, впрочем, и любой психотерапевт или психолог) занимает позицию «третьей стороны» в столкновении человека со своей проблемой. Функция психоаналитика как «третьей стороны» — помочь человеку в его «борьбе» с бессознательным, направленной на «уничтожение» вытеснения и победу Эго, а сам психоанализ — это «инструмент, дающий возможность Эго достичь победы над Ид». Победа бессознательного сменяется победой сознательного. И в этой борьбе психоаналитик принимает на себя функции арбитра, которому принадлежит последнее слово и право окончательного суждения в этом противостоянии. Приведенное описание относится к классическому психоанализу. По свидетельству Хорни, для него характерно то, что «главное внимание уделялось не личности и ее оптимальному варианту развития; главной целью было понимание и возможное устранение явных расстройств. При этом анализ характера человека был только средством их устранения. Если же в результате такой работы общее направление развития
Мы обучены быть психологами-ищейками. Инстинкт велит нам «найти и уничтожить» — обнаружить психологическое нарушение, прицепить к нему ярлык и искоренить его. Мы — «специалисты». Мы — обученный персонал, заслуживший право на защиту нормы разработкой и поддержанием типологии, которая определяет всякие отклонения как душевную болезнь. По иронии судьбы, это выслеживание отклонений основывается на такой модели нормы, которая в лучшем случае туманна и не дифференцирована. Словно ученики чародея, мы оперируем смесью мудрости, технологии и невежества, Связанные преобладающими культурными традициями своих институциональных контекстов, мы исследуем патологию, подобно врачу, который пытается идентифицировать вирус, —формулируя все новые определения отклонений. С. Минухин, Ч. Фишман |
человека становилось благоприятнее, то это было скорее случайным, побочным результатом анализа»(Хорни, 1993, с. 224).
Такой подход связан прежде всего с позицией Фрейда, который «не уделял этому вопросу особого внимания, о чем можно судить по его работам. Главным образом он интересовался устранением невротических симптомов; изменения личности его интересовали лишь в той мере, в какой они гарантировали полное устранение симптомов. Таким образом, цель Фрейда можно сформулировать через отрицание: достижение "свободы от"...Теоретически неверие Фрейда в стремление к саморазвитию связано с его постулатом, что "Я"-слабый посредник, мечущийся между требованиями инстинктивных влечений, внешним миром и запрещающим сознанием» (с. 234-235). Именно ориентация на поиск патологии, отклонений и избавление человека от них становится объектом критики многих психотерапевтов.
Однако следующие поколения психоаналитиков расширили цели психоанализа, он перестал быть просто методом терапии невротических расстройств и начал рассматриваться как средство общего развития личности. Хорни называет это «позитивной целью психоанализа»: «освобождая личность от внутренних подавлений, сделать ее свободной для развития ее потенциальных возможностей» (с. 234). Эта «позитивная цель психоанализа» стала основой возникших на базе психоанализа различных вариантов психоаналитической психотерапии, использующих теорию, методы и приемы психоанализа, но отличающихся по отдельным параметрам процедуры (Психотерапевтическая энциклопедия, 1998, с. 390-397), в том числе и в понимании взаимоотношений клиента и терапевта.
В психотерапии примечательно, что здесь невозможно выучить наизусть рецепты и применять их более или менее подходящим образом; лечить можно только из одного центра— это понимание пациента как психологического целого и подход к нему как к человеческому существу, когда вся теория остается в стороне и мы внимательно слушаем, что он имеет нам сказать. К. Юнг |
Главное, что объединяет эти подходы, — это «психодинамический способ мышления», который «означает учет влияния бессознательных психических сил, взаимодействующих динамически с процессами защиты, аффекта и мышления для достижения приспособляемости, большей или меньшей адаптации» (с. 391). Для психодинамических направлений характерны те же представления о существовании бессознательных
конфликтов, необходимости разрешения этих конфликтов через усиление Эго и его власти над Ид, о возможности позитивных изменений через достижение инсайта. Используются те же классические методы — свободные ассоциации, анализ сновидений, сопротивления, переноса. И во многом сохраняется приверженность той же директивной модели поведения психотерапевта, когда он занимает активную доминирующую позицию, направляет ход беседы, осуществляет интерпретации, задает «острые» вопросы и т. д. и тем самым через оказываемое им влияние реализует процесс психотерапевтического воздействия.
Поведенческая психотерапия
Под этим названием объединяются те направления психотерапевтической помощи, которые фокусируются на работе с поведением человека. В классической традиции бихевиоризма поведение понималось как наблюдаемое реагирование на внешние воздействия. Сегодня — по крайней мере в рамках поведенческих направлений в психотерапии — в понятие поведения включаются и мотивационные, и эмоциональные, и когнитивные компоненты; поэтому в настоящее время чаще говорят о когнитивно-бихевиористских подходах. Фейдимен и Фрейгер выделили наиболее существенные характеристики поведенческого направления с точки зрения целей и принципов практической работы с клиентом. Поведенческая психотерапия, по их мнению, отличается следующими особенностями:
1) она стремится помочь людям реагировать на жизненные ситуации так, как они хотели бы этого сами, т. е. содействовать увеличению потенциала их личного поведения, мыслей, чувств и уменьшению или исключению нежелательных способов реагирования;
2)не ставится задача изменить эмоциональную суть отношений и чувств личности;
3)позитивное терапевтическое отношение — необходимое, но недостаточное условие эффективной психотерапии;
4) жалобы пациента принимаются как значимый материал, на котором терапия фокусируется, а не как симптомы лежащей за ними проблемы;
5) пациент и психотерапевт договариваются о специфических целях терапии, понимаемых таким образом, что и пациент, и психотерапевт знают, когда и как эти цели могут быть достигнуты (Психотерапевтическая энциклопедия, 1998, с. 352).
Специфичной для данного направления психотерапии является работа с улучшением «реагирования» человека, акцентированная на трудностях, заявленных им самим. В отличие от психоаналитической традиции эти трудности не воспринимаются как симптом глубинной проблемы, нуждающейся в расшифровке. Современные поведенческие подходы, конечно, не исключают из сферы своего внимания мир внутренних переживаний, как этого требовал в свое время их предшественник — бихевиоризм, но явно ориентированы на решение задач более эффективной адаптации человека к социальному окружению и — лишь как следствие этого — на достижение большей внутренней гармонии.
Наиболее успешными в поведенческой терапии оказались варианты соединения «чистых» бихевиористских постулатов о реагировании человека с когнитивными представлениями, давшие начало разнообразным когнитивно-бихевиористским подходам. Один из самых известных из них — рационально-эмоциональная (или эмотивная) психотерапия А. Эллиса (Эллис, Ландж, 1997; Эллис, 1999). Суть рассуждений Эллиса и его сторонников сводится к следующему. Внешние события окружающего мира интерпретируются людьми как нейтральные, негативные ил и позитивные, и именно эта интерпретация, наша оценка происходящего вызывает у нас соответствующие чувства. Эллис при описании этой взаимосвязи пользуется схемой АВС. А — это активизирующие события, то, с чем мы сталкиваемся и что оказывает на нас влияние; С— то, как мы реагируем на них, наши чувства и поведение; В, по Эллису, — этого, что реально управ-
ляет нашим поведением и нашими чувствами, а именно — наши мысли по поводу А наша собственная оценка происходящих событий. «Чувствовать и действовать соответствующим образом (С) нас заставляет на самом деле не то, что происходит (А), а то, что мы думаем и как относимся к этому (б)» (Эллис, Ландж, 1997, с. 24). Наше отношение происходящему может быть достаточно объективным и рациональным. Однако человек может иметь и то, что Эллис называет иррациональными установками («неразумными убеждениями»), которые не соответствуют реальности и, вмешиваясь в его отношения с окружающим миром, порождают иррациональные переживания и неадекватное поведение. Пользуясь прежде использованным нами концептом «определение ситуации», можно сказать, что оно предопределено существующими у человека иррациональными представлениями, которые «срабатывают» в отношении конкретных событий. Это и делает поведение человека неадекватным, поскольку его реакции зависят не столько от особенностей реальной ситуации, сколько от его собственных установок.
«Неразумные убеждения» ( по А. Эллису, 1997)
1.Ни в коем случае нельзя допустить, чтобы те, кто важен для меня, не одобрили моих поступков или отказали мне (это могут быть друзья, родственники, начальство, коллеги, преподаватели и т. д.), иначе это будет ужасно, я не смогу вынести этого.
2.Нельзя потерпеть неудачу в важных делах (в бизнесе, учебе, спорте, сексе, отношениях и т, п.), это ужасно, я просто этого не вынесу.
З.Все должно быть таким, как мне хочется. Если этого не произойдет, это будет ужасно, и мне этот не перенести!.
4.Если со мной произойдет какая-то из трех упомянутых выше неприятностей (меня не будут любить и уважать, меня постигнет неудача, все пойдет не так, как хочется, или со мной поступят несправедливо), я всегда буду сваливать вину на кого-то другого. Они
поступили неправильно, так нельзя, они — отвратительные люди, раз поступают так ужасно».
5.Если я сильно волнуюсь из-за предстоящего события или того, как кто-то воспримет меня, дела обернутся лучше,
6.Для каждой проблемы существует наилучшее решение, и поэтому я должен найти его — и немедленно.
7.Легче избежать трудной ситуации и ответственности за нее, чем разбираться с ней.
8.Если я никогда не буду ни к чему относиться слишком серьезно, то мне никогда не
придется сильно огорчаться и чувствовать себя несчастным.
9.Причиной моих чувств и поступков является мое прошлое, то есть все ужасные события, которые произошли со мной, когда я был ребенком, или в прежнем браке, или на прежней работе.
10.На свете не должно существовать плохих людей и обстоятельств, но если мне все же придется столкнуться с ними, то это меня очень сильно расстроит.
Усиление адекватности переживаний и поведения человека может быть достигнуто за счет выявления подобных иррациональных установок и работы с ними (как правило, с помощью конфронтации) с целью пересмотра и замены на более рациональные и гибкие стратегии отношения. (Заметим, что рационально-эмоциональную терапию не особенно интересует вопрос истории возникновения этих иррациональ-
ных убеждений.) Например, при работе с руководителями мы обнаружили, что наиболее сильные эмоциональные затруднения у них вызывает ситуация, когда начальник вынужден отказать подчиненному в какой-то его просьбе. Даже абсолютная обоснованность этого отказа не снимала возникавшие у руководителя переживания, а его частые сетования в этом случае сводились к тому, что подчиненный не хочет входить в его обстоятельства, не хочет его понимать и т. д. Анализ этого случая выявил, что основная причина переживаемых эмоциональных трудностей — тревога по поводу возможного недовольства подчиненного, которое не
может иметь для руководителя никаких иных последствий, кроме угрозы его установке («все должны меня любить и уважать»).
Меня никогда не учили прислушиваться к своему внутреннему чувству. Наоборот, меня учили слушаться внешнего — родителей, учителей, вожаков, бойскаутов, профессоров, начальников, правительство, психологов, науку — из этих источников я брал инструкции, как мне прожить мою жизнь. Сколько я себя помню, я всегда хотел быть правильным. Беда в том, что определения «правильности- все время меняются. Единственное, что остается неизменным, — это то, что правильные люди чем-то существенно отличаются от меня. Дж.Бюдженталь |
Нетрудно увидеть, что большинство иррациональных убеждений, которые становятся мишенью рационально-эмотивной терапии, так или иначе связаны с интерперсональными ситуациями, социальным взаимодействием, отношениями человека с этим миром в целом. Д. Берне указывает, что в ситуации, когда человек сердится, испытывает раздражение или гнев, типичными искажениями являются следующие:
1)использование «ярлыков». Другой человек может вызывать у нас тревожные чувства, обвиняя или критикуя, не любя нас или не симпатизируя нам, или просто не соглашаясь с нами. Когда мы называем другого «негодяем» или «свиньей», мы используем деструктивный путь создания образа другого, позволяющий нам ощутить собственное превосходство;
2)«чтение чужих мыслей». Люди склонны придумывать мотивы, которые
объясняют, к их удовлетворению, почему другой человек делает то, что онделает;
3)преувеличение негативного характера происходящего;
4)неадекватные заявления типа «должен» или, «не должен». Когда нам не
нравятся действия других, мы говорим, что они «не должны» так делать.
Берне приводит в качестве примера работу со Сью, у которой возникли проблемы в отношениях с мужем, Джоном, из-за его дочери Сэнди. Эта девушка, по мнению Сью, манипулирует отцом. Женщина пыталась убедить мужа в том, что он должен быть более твердым в отношениях с дочерью, но он резко отрицательно реагирует на ее слова. Сначала Сью по заданию терапевта формулирует свои мысли и чувства, переживаемые ею в этой ситуации, а затем осуществляет своего рода конфронтацию, подвергая их критике и находя разумные возражения.
«Горячи мысли» Сью | «Холодные мысли» Сью |
1.Как он смеет не слушать меня! | 1.Легко. Он не обязан делать все по-моему. Кроме того, он слушает, но он защищается, потому что я действую так напористо |
2. Сэнди лжет. Она говорит, что работает, но это не так. Она ждет, что Джон ей поможет. | 2.Это в ее натуре врать и лениться и использовать других, когда в школе приходится работать. Она ненавидит работу. Это ее проблема. |
3. Джона не так много свободного времени, и если он тратит его, помогая ей, я должна быть одна и сама заботиться о своих детях | 3.Ну и что. Я люблю быть одна. Я в состоянии сама позаботиться о своих детях. Я не беспомощна. Я могу делать это. Может быть, он захочет больше быть со мной, если я отучусь не сердить его все время. |
4.Сэнди отрывает время у меня. Я не огорчалась бы так, если бы он занимался с моими детьми. | 4.Это правда. Но я большая девочка. Я могу потерпеть одиночество некоторое время. |
5. Джон schmuck. Сэнди использует людей. | 5.Он большой мальчик. Если он хочет помогать ей, он имеет право. Не вмешивайся. Это не мое дело |
6. Я не могу выдержать этого. | 6.Я могу. Это только временно. Я выносила и худшее. |
7. Я ребенок. Я заслуживаю того, чтобы чувствовать себя виновной. | 7. Я имею право иногда быть незрелой. Я не совершенство и не нуждаюсь в этом. Нет необходимости чувствовать вину. Это не поможет. |
Это помогло Сью почувствовать себя лучше и уменьшить свою склонность контролировать Джона. Хотя она еще чувствует, что он не прав, позволяя Сэнди манипулировать собой, она решила, что он имеет «право» быть «неправым». Сью меньше критикует Джона, и он чувствует меньшее давление. Их отношения улучшаются и возникает атмосфера взаимного уважения и свободы. Конечно, критика ее «горячих мыслей» была не единственным фактором успешного брака Сью и Джона, но это был необходимый и огромный первый шаг, без которого все легко могло бы закончиться для них обоих (Burns, 1981).
Этот пример демонстрирует типичные способы работы с конфликтами в поведенческой психотерапии. С помощью терапевта клиент «заменяет» свои представления, которые являются причиной неадекватного поведения и переживаний, на более конструктивные, что позволяет ему изменить свое эмоциональное отношение к происходящему и найти более эффективные стратегии реагирования и выстраивания отношений. Тем самым решается главная задача поведенческой психотерапии — улучшение «реагирования» человека и его адаптации в целом к проблемам социального взаимодействия. В соответствии с традицией поведенческих подходов они более ориентированы на работы с интерперсональными трудностями и конфликтами.